Запястья

      Руки Ильмара всегда укрыты от чужого взгляда. Принц однажды пытался подсмотреть имя, скрывающееся на одном из запястий союзника, но осмотрительная Госенг поймала его прежде, чем он успел, а после и Мисенг надавала столько затрещин, что он до сих пор периодически попрекает её этим, но натыкается лишь на хмурый взгляд и надутые щёки. Мисенг всем своим существом говорит: «Только попробуй продолжить, и я повторю». Акраптор смеется, глядя на них, а Ильмар молчит, улыбается одними уголками губ, совершенно не обижаясь на нерадивого мальчишку, только в глазах можно заметить тень отчаяния. В такие моменты Госенг всегда рядом — улыбчивая и светлая. За это он ей благодарен, и за это же — никогда себя не простит.       Когда она тянет руку к его ладони, то он — отдергивает, по инерции беспокоясь за запястья, а после виновато опускает взгляд, не силах смотреть ей в глаза, но Госенг тихонько улыбается и протягивает ему свою ладонь, дожидаясь, когда он сам за неё возьмется. И Ильмар тянется в ответ — по-медвежьи неловко и неуверенно. Несильно сжимает её пальцы, которые кажутся безумно хрупкими в его огромной ладони, но не позволяет себе переплести их.       В конце концов, они оба знаю, что не её имя на его запястье. А у Госенг красуется красивое — Канг Хорьянг.       Только вот его имя — Беньямино Ильмар.       И от этого знания цветок вины распускается в груди красным заревом, он пытается взглянуть в её глаза, но даже огромные очки не могут скрыть этого преданного: «Я подожду столько, сколько тебе необходимо, чтобы стать этим самым Хорьянгом». И от этого — тепло разливается в груди, а Ильмар крепче сжимает её руку, обещая себе, что не подведет.       А потом он остается один — все куда-то разбредаются, общая комната пустеет, а за окном — тьма. Ильмар позволяет себе выдохнуть — ещё один день пройден, ещё на один день ближе к цели. Он обнажает собственные руки, разглядывает их привычно, несколько небрежно. С каждым днём гнетущее чувство боли и отчаяния становится слабее — если раньше казалось, что и вдоха не сделать без неприятного ощущение за грудиной, то сейчас сердце глухо отстукивает ритм, не сбиваясь ни на секунду. Он позволяет себе слегка улыбнуться, оглядывая предплечья — у него оба запястья запятнаны именем «Кассано».       Взглянув в последний раз на руки, встаёт и идёт на кухню, за ножом — в конце концов, всегда можно отказаться от того, кто с тобою связан. Но стоит лишь коснуться холодной рукоятки, представить окровавленное запястье, исчерченное неглубокими и беспорядочными порезами, как внутри что-то холодеет — и он отмахивается от затеи, укоряя себя за слабость и обещая сделать это после.       В конце концов, он ещё не встретился с Кассано, чтобы так резко всё обрывать.