Ствол в руке, дурь в башке

      С самого начала это задание не предвещало ничего хорошего. Но Иваизуми даже подумать не мог, что все затянется на длительное время и они с трудом смогут выбраться. Вернуться на базу, которая уже долгое время была их домом, было чертовски приятно. Иваизуми ощутил, как окончательно расслабился, стоило выйти из лифта, доставившего их на подземный этаж, где располагались жилые комнаты. Они с Ойкавой первыми вернулись, группа поддержки и другая команда ближнего боя еще были в дороге. Никто не был серьезно ранен, лишь мелкие царапины и ушибы. Недалеко от Иваизуми взорвалась граната, он ни хера не слышал на правое ухо, только непрекращающийся звон. Это было его единственное повреждение.       Ойкава, виснувший на его правой руке, льнул всем телом и что-то говорил. Иваизуми даже слышать не нужно было, что — снова нес всякую пошлятину, к которой Иваизуми привык. Привык и практически не реагировал, не велся. Только это не останавливало Ойкаву, тот из раза в раз включал на максимум свое очарование и иногда говорил такое, что только многолетняя выдержка спасала Иваизуми от стояка в штанах.       Иваизуми чувствовал, как Ойкава жадно сжимает ладонями его бицепс, находясь неприлично близко, и, скосив на парня взгляд, он убедился — Ойкава что-то говорил с плутоватой улыбкой. Иваизуми никак не реагировал, радуясь тому, что ничего не слышит сейчас. В левом ухе была гарнитура, заглушающая голос Ойкавы. Если бы тот говорил нормально, а не, как всегда, нашептывал пошлости, Иваизуми бы его слышал.       — Ива-чан! — Повернув лицо к Ойкаве, Иваизуми заметил, как тот хмурится, и вопросительно выгнул левую бровь. — Ты меня игноришь? Вообще никакой реакции…       Ойкава не улыбался, даже отлип, недовольный тем, что на него не обращают внимания. И говорил он нормально, даже голос немного повысил. Иваизуми хмыкнул.       — Аа, я не слышу правым ухом, — Иваизуми захотелось себя стукнуть, когда он увидел, как Ойкава изменился в лице. Не осталось и следа злости, только беспокойство. Он поспешил успокоить парня. — Это после взрыва. Пройдет.       — Тебе нужно в мед. блок. Пойдем, — Ойкава не спрашивал, он ухватил его за ладонь и потащил мимо комнат к Тсукишиме, который сегодня должен дежурить. Идти не хотелось совсем, но лучше было послушаться Ойкаву, чем спорить с ним и все равно сделать, как хочет друг детства. — Почему сразу не сказал?       — Ойкава, — Иваизуми тормознул, дергая парня за руку, развернув к себе. — Успокойся.       Ойкава хмуро смотрел, поджав губы. Они всю жизнь были вместе, Иваизуми понимал чужое беспокойство. Если бы с Ойкавой что-то случилось, он бы сейчас был еще более раздраженным и беспокойным. Иваизуми привык защищать Ойкаву, заботиться о нем, не всегда помня о том, что Ойкава так же пытается оберегать его самого.       Они выросли в деревне, находящейся под диктатурой антиправительственной организации. Когда оба лишились родителей, их забрали в организацию, как и других детей, оставшихся без семьи. С самых малых лет их учили убивать. Вбивали в них умение пользоваться оружием и драться. За непослушание и отказ выполнять задание — избиение до полусмерти. Им приказывали убивать стариков и женщин, пришлось научиться выключать эмоции и действовать, чтоб выжить самому. Чувства притуплялись. Один Ойкава всегда плакал, размазывая по лицу слезы и сопли, умудряясь даже в таком виде выглядеть очаровательно. Иваизуми убивал вместо него, поэтому Ойкава всегда ходил следом за ним, смотрел преданно и улыбался так, будто Иваизуми был единственным, на кого Ойкава мог положиться. Кому мог доверять. Так оно и было. Иваизуми хранил эту улыбку как тайное сокровище, черпал в ней силы бороться за их жизни. Ойкаву хотелось защитить, спрятать, как самое ценное, что у него есть. Иваизуми забрал Ойкаву, и они вместе сбежали из организации. С тех пор Иваизуми охранял парня, желая, чтоб тот всегда на него так смотрел, всегда так улыбался.       В Саммари они попали, когда им было по десять лет. Они были первыми бойцами, организация только строилась, проект еще не был одобрен правительством, но шеф активно вел переговоры. Несколько лет они лишь тренировались и вели спокойную жизнь, переезжая с места на место, пока не была отстроена подземная база под одним многоэтажным офисом. Офис являлся прикрытием, там заседала верхушка организации, куда приходили задания и распределялись по командам бойцов. Постепенно людей становилось больше, отбирались лишь самые молодые и талантливые военные, полицейские. Несколько человек вызволили из тюрьмы взамен на работу в Саммари, от чего выиграли и заключенные, и сама организация.       Свое первое задание они выполнили чисто, без лишних жертв и свидетелей. Им тогда уже исполнилось по восемнадцать лет. К тому моменту в организации уже были Сугавара, Дайчи и Асахи. Координатор, боец ближнего боя и медик. Иваизуми с Ойкавой сформировали команду «Аму», всегда вместе отправляясь на задания. Оба были бойцами, но Ойкава часто брал на себя роль снайпера, с ювелирной точностью отстреливая их цели. Куроо, Кенма и Яку пришли в одно время с Бокуто. Если первая тройка вместе служила в армии, показав там себя с лучших сторон, то Бокуто переманили из правительственной охраны. Акааши был первоклассным снайпером, говорили, что у него никогда не было промашек. Откуда пришел он — никто не знал. Тсукишиму, как лучшего ученика медицинского вуза, приняли в организацию, не дав даже практику пройти. Язвительная каланча практиковалась на наемниках, но работу он свою выполнял отменно. Когда к ним пришли Матсукава и Ханамаки, в Саммари создали технический отдел поддержки, что позволяло пользоваться оригинальной гарнитурой и модифицированным под каждого наемника оружием. Недавно появилось несколько новобранцев. Кагеяма, Хината и Лев. Два бойца ближнего боя и снайпер. Их пока одних на задания не отправляли, часто приставляя к одной из команд. Были и другие, некоторых Иваизуми не знал, так как они редко появлялись на базе, являясь агентами наблюдения, выслеживающими для бойцов цели и наводящие на них. Некоторые не вернулись с заданий, были и дезертиры, возжелавшие мирной жизни. Иваизуми, как и Ойкава, не знал, как жить вне организации.       Иваизуми вернулся в реальность уже в кабинете Тсукишимы, который окинул их недовольным взглядом, но все же оторвался от своих дел и подошел к Иваизуми, точно определив жертву.       — Что на этот раз? Неужели хоть с одного задания нельзя вернуться без ранений? — врач говорил так тихо, цедя слова сквозь зубы, что Иваизуми половины не расслышал, не улавливая суть фразы. Зато Ойкава все услышал, неприятно улыбаясь и смотря с неприкрытой угрозой.       — Что ты, Тсуки-чан? Это же будет неинтересно, скучно. А ты без практики останешься, садист ты чертов.       — Благодарю за комплимент, Ойкава-сан.       Иваизуми наблюдал за ними, видя, как чужие взгляды скрестились, высекая искры. А об улыбки этих двоих можно было порезаться. Нужно было вмешаться.       — Я не слышу на правое ухо, после взрыва один звон стоит.       Тсукишима перевел на него взгляд, переставая улыбаться и кивая. Каким бы моральным засранцем он не был, но врачом был превосходным. Как и Асахи, вот только Иваизуми не повезло, Асахи будет дежурить лишь завтра. Оставалось довериться Тсукишиме, который быстро вернет его в строй.       Через несколько дней после задания, когда слух полностью восстановился, Иваизуми пошел за Ойкавой, чтобы провести с ним тренировочный спарринг. Тот жил в одной комнате с Куроо, Бокуто и Дайчи, несмотря на то, что и у Иваизуми, и у Ойкавы были отдельные комнаты. Только Ойкава не захотел жить один, а Иваизуми не позволил подселиться к себе, желая хоть иногда отдыхать от приставаний этого неугомонного.       Сегодня у них по плану была тренировка рукопашного боя в татами-рум. Несколько тренировочных залов, тир, тренажерка — на базе было все необходимое, чтоб наемники могли держать себя в форме, становиться лучше, когда не было заданий. Иваизуми чаще всего зависал в тренажерном зале или же в татами-рум, когда шли бои. Ойкава любил проводить время в тире, но и от боев не отказывался, особенно когда они с Иваизуми дрались наедине.       Забрав Ойкаву из комнаты, где тот о чем-то разговаривал с Куроо, Иваизуми поднял интересующую его тему. Говорили, что Ойкава доточил берцы резиной, но тот опроверг этот слух и умудрился спошлить, чем всего на пару мгновений, но выбил Иваизуми из равновесия. Ойкава снова был слишком близко, он прикасался, провоцировал не только словами, но и близостью, клеймя щеку поцелуем. Иваизуми чуть ли не рычал. Хмурился, прожигал Ойкаву злым взглядом, но молчал, зная — стоит вступить в диалог, и он проиграет, не найдя достаточно аргументов, отстаивающих его точку зрения.       Когда они зашли в татами-рум, Ойкава крепко его обнял, прижимаясь всем телом и шепча на ухо провокации, после которых их драки становились более ожесточенными и серьезными. Иваизуми с трудом сдерживал себя в руках, хоть и хотел прикоснуться в ответ, сказать, что да, он пиздецки хочет вбить Ойкаву в татами и хорошенько его поиметь, отыгрываясь за все года, что сдерживался.       Иваизуми беззвучно протяжно вздохнул, сохраняя невозмутимое выражение лица и отодвигаясь от Ойкавы. Он проигнорировал его намеки, отвечая по делу, согласовывая правила боя.       — Сколько очков для победы? — Ойкава отошел от Иваизуми на пару шагов, принимая боевую стойку.       — Пять, — Иваизуми видел, как меняется выражение чужого лица, как Ойкава становится серьезным, настраиваясь на бой.       — Если я выиграю — поцелуешь меня, Ива-чан.       Иваизуми свел брови на переносице, не желая играть по чужим правилам, но, черт подери, повелся. Вставая в боевую позицию, чувствуя свое тело, вибрирующее от напряжения и предвкушения, он уточнил ставки.       — Что сделаешь ты, если победа будет за мной? — Ойкава не ответил, он сразу же атаковал.       Друг был серьезным, он бил с ноги во всю силу, целясь в голову, и, если бы Иваизуми не отбил — проиграл бы после первого же удара. Ойкава, не растерявшийся ни на мгновение, ударил рукой, но Иваизуми заблокировал и эту атаку, контратакуя и открывая счет. Все происходило слишком быстро, Ойкава нападал стремительно, смотрел так, будто собирался хоть зубами, но вырвать победу. Ойкава был ловким, его удары были не такими мощными, как у Иваизуми, но он идеально владел своим телом. Ему немного не хватало выносливости, Иваизуми мог дольше вести бой, игнорируя ранения. Зато Ойкава гораздо лучше управлялся с любым видом оружия. Вот только сейчас они дрались в рукопашную.       На Ойкаву было приятно смотреть, он был разгорячен боем, его взгляд горел жаждой победы, и он не давал и секунды передышки, беспрерывно атакуя и отбиваясь от ответных ударов. Иваизуми прерывисто выдохнул, он сгорал изнутри, желая Ойкаву. Внутренние демоны завывали, требуя наконец взять то, чего Иваизуми так долго жаждал. Но он не имел права рушить то, что у них есть. Не мог позволить себе допустить разочарования в карих глазах, померкшей улыбки на красиво очерченных губах Ойкавы. Он боролся на протяжении стольких лет с самим собой и чувственными нападками Ойкавы, он просто не мог сдаться, чтоб потом потерять самое важное, что у него было.       Они загоняли друг друга. Водолазка с короткими рукавами неприятно липла к спине, ссадины на лице пощипывало, мышцы ныли от напряжения. Иваизуми был на взводе. Внутренняя борьба сильнее распаляла тело. Он желал всю свою жизнь охранять Ойкаву, бережно беречь его доверие и лелеять в памяти улыбку, подаренную им в прошлом.       Иваизуми начал уставать, Ойкава тоже больше не бил в полную силу, но не сдавался. Отбив удар ногой в корпус, Иваизуми перехватил Ойкаву за щиколотку и резко дернул, роняя его на татами и садясь сверху, резко выдергивая из набедренного крепления нож и приставляя его лезвием к шее Ойкавы. Они оба тяжело дышали после интенсивной драки. Иваизуми, прижимая Ойкаву к татами, смотрел на него, ощущал жар его тела, дышал его запахом, смешанным с запахом пота, и чувствовал, как кроет. Ойкава не сводил с него поплывшего взгляда, изгибая губы в чувственной улыбке, прекрасно видя состояние Иваизуми и дожимая его. Терпение Иваизуми трещало по швам, он стиснул зубы, хрипло дыша, и бешеным взглядом смотрел на парня, что не шевелился под ним, ничего не говорил, но умудрялся соблазнять. Иваизуми медленно склонялся, ладонями касаясь лица Ойкавы, и, как бы не уговаривал себя остановиться — не мог. Он ткнулся лбом в лоб, трясущимися пальцами гладя по щекам. Его раздирало на две части. Нужно было остановиться, не совершать глупостей. Он не мог, он так сильно хотел Ойкаву, что просто не смог себя одернуть, как это бывало всегда.       Ойкава погладил его по ноге и так томно позвал его, что у Иваизуми окончательно сорвало крышу. Он накрыл приоткрытые губы поцелуем, жадно их сминая, собирая потрясающий вкус Ойкавы, чувствуя каждый его вздох, чувствуя его горячее, твердое тело, которым хотелось обладать. Иваизуми надавил пальцем на нижнюю губу, заставляя открыть рот, и толкнулся языком, медленно ведя по языку Ойкавы, который вплел одну ладонь в его волосы, надавливая на затылок, так же желая происходящего, как и Иваизуми. Он хотел запачкать Ойкаву своими низменными желаниями. Он хотел его защитить от этого, уберечь от той грязи, что могли принести отношения. Он жаждал вставить, трахнуть Ойкаву, доказать всем, что Ойкава лишь его. Принадлежит ему. Весь он, каждый взгляд, каждая улыбка. Моё.       Иваизуми страстно целовал, возбудившись так сильно, что его всего трясло. Он провел ладонью по боку Ойкавы, спускаясь все ниже к штанам, к боковому карману, где по словам Ойкавы, тот хранил презервативы. Это почему-то отрезвило, Иваизуми резко отстранился, убирая руки от желанного тела. Ойкава выглядел удивленным, он смотрел в глаза с доброй толикой разочарования, а Иваизуми не мог восстановить дыхание, все еще ощущая фантомное касание чужих губ.       Ойкава улыбнулся, медленно облизывая губы, и, протянув руку, он переплел пальцы с пальцами Иваизуми, всем своим видом давая понять, что знает о борьбе. Все он, сука, знает, и подталкивает к пропасти.       — Черт!       Иваизуми хрипло дышал, ошарашенно смотря на Ойкаву, понимая, что практически сорвался, что еще бы немного, и он бы взял Ойкаву прямо на грязных матах, забив на свои идеалы. Испачкал бы Ойкаву своей похотью, извалял бы его в своих откровенных желаниях. Как же он этого хотел, и как сильно он этого боялся.       Вырвав руку, он порывисто поднялся на ноги и, забив на валяющийся рядом с Ойкавой один из любимых ножей, поспешно покинул татами-рум. Сбежал, как последний трус, не от Ойкавы — от собственных желаний. Ему нужно было успокоиться, снять напряжение и больше никогда не доводить себя до такого неконтролируемого состояния. Он просто давно не дрочил, а Ойкава был так близко, так одуряюще приятно пах и взволновал еще до боя своей пошлятиной, заставляя думать об этом, хотеть этого. Именно поэтому Иваизуми сорвался, именно поэтому…       Ворвавшись в раздевалку, Иваизуми рывками сдергивал одежду, радуясь, что сейчас здесь никого нет и никто не видит его стояка, натягивающего ткань штанов. Запихнув все в металлический шкафчик, Иваизуми прошел в отдельную душевую кабинку, закрывая дверь и мечтая, чтоб Ойкава пришел следом. Боясь этого. Боясь и желая. Сходя с ума. Включив горячую воду, он уперся одной рукой в плитку, второй сжимая член и быстро, короткими движениями двигая по нему, вспоминая, как целовал Ойкаву, как тот отвечал ему. Иваизуми крепко зажмурился, мысленно воспроизведя касания к своему бедру, ощущения тонких пальцев в волосах, жар, исходящий от тела Ойкавы. Он резче задвигал рукой, желая быстрее кончить, успокоиться, прекратить думать об Ойкаве. Не желать его. Хрипло дыша, он скрежетал зубами, рывками толкаясь в ласкающую ладонь, представляя, как бы тесно было внутри Ойкавы, как тот бы стонал под ним, выгибался бы и смотрел взглядом, полным той же безумной похоти, что бурлила в Иваизуми.       После оргазма стало немного легче. Тело расслабилось, но Иваизуми все еще был взволнован. Радовало, что Ойкава не пришел сюда, не стал добивать. Он мог бы, прозорливый чертяка, точно знал, что происходит с Иваизуми, но черту не переступал. Видимо, желал, чтоб Иваизуми добровольно сдался. А Иваизуми мечтал, чтоб сдался Ойкава, который уже несколько лет его провоцировал, соблазнял, рассказывал о своих чувствах. Это все проходящее, не вечное, низменное, оно не важно, не так, как имеющаяся между ними связь, которую может разрушить грязь, присутствующая в отношениях.       Выйдя из душа, Иваизуми заперся в своей комнате, чтоб не контактировать с Ойкавой хотя бы до следующего дня. Вернуть себе душевное равновесие и снова спокойно переносить присутствие Ойкавы, который вновь не упустит случая его раздрочить.