Возможно

Цзинь Цзы Сюань нетерпеливо теребит рукав своего ханьфу, отороченного благородным золотом. Юноша выглядит крайне взволнованным: янтарные глаза мечутся диким зверем от гостя к гостю, но словно не замечают ни их радостного смеха, не праздного увещевания. Они остаются холодными. Цзы Сюань старается держаться прямо и ничем не выдавать своих чувств, палящих, невыносимо тяжёлых. Смятение одолевает его раз за разом. Цзы Сюань словно выдыхает горящий внутри огонь, становящийся степенно тлеющим пеплом. Он задыхается. Винные испарения кружат голову, но не дают потерять ясность ума. Упорные тренировки довели концентрацию внимания до автоматизма — для Цзинь Цзы Сюаня, наследника клана, не составляет труда держать марку снисходительного господина. Бесцельное времяпрепровождение не приносит ему той радости, которую на лице сына хочет видеть отец. Праздные именины, которые Цзинь Гуань Шань устроил в честь своего наследника лишь раздражают последнего. Внутри юноши, где-то глубоко внутри рождается и роится отвращение к происходящему. Окружающие люди ему чужды, их смех не заставляет его смеяться в ответ. Кажется, словно он погружён в кокон, который мешает касаться реальности. Цзы Сюань опускает взгляд на свою грудь, где, подобно раскрывающей лепестки буре, цветёт "Сияние средь снегов". Признак гордости для Цзинь Цзы Сюаня с каждым брошенным на него косым взглядом всё больше напоминает несмываемое клеймо. Он чувствует, как взгляд Цзинь Гуань Шаня обводит его плечи и скользит по лицу. Цзинь Цзы Сюань почти не замечает, как на лицо ложится привычная маска и он вежливо и почтительно улыбается, благородно склонив голову, отдавая честь сидящему за столом отцу. Лицо Цзинь Гуань Шаня не выражает ничего, кроме пышущей гордости и довольства. Его раскосые глаза сужаются, а губы кривятся в улыбке, напоминающей животный оскал. Цзинь Цзы Сюань с удивлением отмечает ту теплоту, с которой отец смотрит на него. Юноша приглядывается внимательнее, но не успевает разглядеть что-то ещё, что-то большее едва заметной искры отцовской любви, как Цзинь Гуань Шань отвлекается, продолжая вести с одним из приглашенных гостей беседу. Глава клана лениво отпивает из бокала жёлтое вино, пока мать Цзы Сюаня сидящая рядом с отцом, с трудом сдерживает кипящий в ней гнев. Цзинь Цзы Сюаня всегда удивлял контраст их пары: грозная, вспыльчивая мать и отец, никогда не изменяющий своей благосклонной улыбке. Цзинь Гуань Шань словно не замечает, с какой силой сжимает свою чашу его жена; какой яростью сверкают, подобно мечу, её глаза всякий раз, когда Гуань Шань как бы невзначай проводит пальцами по тыльной стороне ладони госпожи Цзинь в попытке успокоить её негодование. Пальцы матери Цзы Сюаня почти белые от сковавшего их напряжения — усилия отца лишь распаляют гнев женщины. Цзинь Цзы Сюань краем глаза замечает, как к родителям, словно тень, подскакивает слуга. Он что-то шепчет на ухо хозяину Башни Кои, подобострастно склонившись к его лицу. Лицо мадам Цзинь темнеет ещё больше, стоит только её взгляду скользнуть по вещи, которую протянул слуга. — Снова... — по губам различает слова матери Цзы Сюань. В глазах её стынут слёзы, но они, будто боясь разгневать госпожу ещё больше, не решаются стечь по щекам. Никто из гостей, кажется, не замечает этой сцены, и лишь Цзинь Цзы Сюань не может оторвать глаз. Он впервые видит отца таким: решительным, отстранённым, излучающим мощь и непоколебимую силу. Отец с лёгкостью сжимает в руках предмет, прятавшийся в ладонях слуги, и с едва заметным усилием крошит его. Стоит Гуан Шаню раскрыть ладонь, как на пальцы руки прислужника вальсирует уже не предмет, а крошки, пыль — единственное напоминание, которое вскоре развеется по ветру. Цзинь Цзы Сюань чувствует себя ребёнком, наивно и по-детски восхищённый своим же отцом. Гуан Шань нежно проводит по щеке жены и небрежно отмахивается от неловко мнущегося позади слуги. Внимание Главы Клана Цзинь было полностью сосредоточено на госпоже. Цзинь Цзы Сюань не может понять того, что вызывало в матери такие эмоции. Это выглядело так, будто она увидела вещь ненавистного ей врага. Цзы Сюаню кажется это странным: он никогда не видел, чтобы у матери было такое лицо. Отец продолжает нежно заботиться о ней, мягко успокаивая её ласковым прикосновением к плечу. На мгновение это заставляет настороженность Цзинь Цзы Сюаня ослабнуть. Но ненадолго. Слуга ещё пытается что-то сказать, но лишь открывает и закрывает рот, так и замерев в нерешительности. Он хмурится и спиной пятится к двери, приняв известное лишь ему решение. Цзинь Цзы Сюань не может заставить себя сидеть на месте. Неведомая сила заставляет его подняться на одеревенелые от долгого сидения ноги и незаметно выскользнуть из главной залы. Стоит только резным дверям закрыться за его спиной с глухим хлопком, как Цзы Сюань чувствует облегчение. Он прислоняется спиной к двери и делает глубокий вдох, чуть запрокидывая голову. Легче. Цзинь Цзы Сюань спешно оглядывается, взглядом ища вышедшего мгновением ранее слугу. Тот, недовольно шаркая ногами, уже спускался вдоль винтовой лестницы, ведущей на первый этаж, к главным дверям. Цзинь Цзы Сюань подошёл к одному из широких окон, исподлобья разглядывая мрак внизу. Взгляд Цзы Сюаня скучающим взором обводил вырисовывающие в ночи тени стен и деревьев, пока его взгляд не зацепился за человека, стоявшего у входа. В лохмотьях, со спутанными волосами и весь покрытый дорожной пылью, этот человек должен бы вызывать смех, но было что-то в его фигуре, в умении держаться, было непонятным, чарующим, привлекающим внимание. Что-то, не дававшее отвести от него глаз. Что-то говорившее о том, что смеяться над ним не следует. Человек внизу, словно почувствовав на себе пристальный взгляд, резко обернулся, точно хотел обличить наблюдателя. Цзы Сюань, не ожидая от себя подобного, мгновенно скрылся за стеной, не желая себя раскрыть. — Эй, ты! — раздался скрипучий голос служащего. — Посмотри, что стало с твоим драгоценным сокровищем! — Мужчина разжал ладони перед собой, и сквозь них, подобно песку, посыпалось что-то. Цзы Сюань догадался, что его отец раскрошил нечто очень важное, когда юноша внизу отшатнулся так, будто ему дали пощёчину. — Убирайся! Господину сегодня не до тебя! У его сына сегодня именины. Оборванцам вроде тебя здесь не место! — слуга, безо всяких церемоний, подошёл к поражённому юноше и грубо ткнул того в бок. Тот замешкался, сделал шаг назад и, не найдя под ногами почву, скатился по ступеням, больно ударившись об один из выступов лбом. Цзинь Цзы Сюань, наблюдавший эту картину, бросил короткий взгляд на дверь, за которой скрывался отец. — Какое пренебрежение, — выплюнул Цзы Сюань. В его голове с трудом могло укладываться подобное отношение. Он не мог принять подобного уклада вещей — юношу выворачивало от подобного неуважения. Как они смеют чинить подобное безобразие в его доме? Цзы Сюань с мрачной решительностью без труда перемахнул через подоконник, изящно прыгая на ближайшее дерево. Он, словно кошка, ловко спустился по ветвям и смахнул ладонью щекотавшие лоб волосы. Цзы Сюань твёрдой поступью направился к юноше, чьё лицо болезненно сморщилось от удара. Сквозь зажатые на лбу белоснежные пальцы проявлялись алые струйки крови, тонкими ручейками стекавшие по ладоням и подбородку. Стоило только лунному свету осветить фигуру наследника Цзинь, как лицо стоявшего на верхних ступенях слуги тут же побелело, наполнившись искренним и неприкрытым страхом. Цзы Сюань окинул его бесстрастным взглядом и знаком приказал исчезнуть. Юноша вздохнул и протянул руку человеку, застывшему на земле. Тот поднял голову и, щурясь, попытался разглядеть лицо того, кто предлагал помощь. Кровь, что продолжала стекать по лицу незнакомца, мешала обзору. Цзинь Цзы Сюань нетерпеливо добавил: — Не мешкай. Возьми уже мою руку. Я не собираюсь тратить на тебя своё время. Юноша растерянно протянул руку, которую уверенно схватил Цзы Сюань. Он резко потянул парня на себя, вынудив того встать. Цзинь Цзы Сюань критично осмотрел стоящего перед ним человека: его лохмотья выглядели слишком лёгкими для прохлады летнего вечера, опустившегося на Лань Лин Цзинь, а пожитки слишком худыми для человека, отправившегося в далёкое путешествие. Цзы Сюань всё не мог взять толк: что привело его сюда и почему с ним так обращались? Впрочем, заклинатель так ничем и не выдал своего интереса. Он методично выудил из кармана белоснежный платок, расшитый по краям золотом, и оценивающим взглядом окинул незнакомца. Цзы Сюань недовольно поджал губы, но всё-таки твёрдой рукой протянул юноше белую ткань. Тот откинул падавшие на лицо и волосы и обнажил своё безмятежное лицо, залитое кровью. Сердце Цзы Сюаня замерло. Что-то знакомое было в чертах почти что мальчишки, стоявшего перед ним. Очень смутное, отдалённое, непонятное. — Зачем ты сюда пришёл? Незнакомец неуверенно принял упрямо протянутую ему салфетку и, обтирая лицо, горько заметил: — Найти отца, не более того. Он, кажется, потерялся среди этих стен. — Отца? — недоверчиво переспросил Цзы Сюань. Осколки в его голове медленно собирались в цельное зеркало. Цзинь Цзы Сюань приподнял бровь и сложил руки на груди, глаза его скептично сузились, придав лицу нескрываемый оттенок высокомерия. Незнакомец отстраненно улыбнулся: — Именно. — Тебе здесь нечего искать, — грубо ответил Цзинь Цзы Сюань, чувствуя раздражение. Оно зарождалось на кончиках пальцев, жглось и кусалось, словно ощерившийся дикий зверь. Цзы Сюань был далеко не глуп. Ему не составило труда понять, что человек перед ним — внебрачный ребёнок Цзинь Гуан Шаня. Он догадался, что отец раскрошил в пух и прах одну из тех знаменитых безделушек, которые он раздавал своим временным развлечениям. Лицо Цзы Сюаня исказилось: он понял причину страданий матери. Сейчас она стояла перед ним, обтирая лицо платком, ставшим из белого ярко-красным. Незнакомец наконец с трудом смог разлепить глаза, и лицо его при взгляде на наследника клана Цзинь в одно мгновение стало бледным. Тень легла на глаза юноши. — Меня зовут Мэн Яо, — со скрытым удовлетворением ответил он, не сводя взгляда с точки цвета киновари на лбу заклинателя. Словно та была не символом, а самой обыкновенной мишенью. — А ты, стало быть, молодой господин Цзинь? — В голосе Мэн Яо едва ли была слышна желчь, но отчего-то Цзинь Цзы Сюаню становилось не по себе. Как будто он разговаривал с пауком. — Может, вы слышали обо мне? — Довольно, — сквозь зубы процедил Цзинь Цзы Сюань. — Тебе действительно нечего искать здесь. Глухая злоба застилала глаза дымчатой пеленой. Заклинатель едва ли видел лицо своего собеседника: Цзинь Цзы Сюань чувствовал себя ослепленным. — Молодой господин Цзинь, разве я не сказал, что пришёл сюда в поисках отца? Цзы Сюань, стараясь унять пылающий в нём гнев, холодно ответил: — Прочь. Он смотрел на Мэн Яо, но не мог заставить себя относиться к нему иначе. Цзы Сюань понимал, что тот всего лишь жертва человеческой жестокости и отцовского безразличия, но... Лицо матери, искажённое искренней болью и злостью, не давали ему сломать этот барьер. Казалось, стоит протянуть руку — и Цзы Сюань нашёл того, кто мог бы понять его, но он не мог позволить себе эту роскошь. Он должен защитить свою мать и свой клан от необдуманных поступков его главы, Цзинь Гуан Шаня, его отца. Он не может поступить иначе. Цзинь Цзы Сюань не имеет права. Цзинь Цзы Сюань ощущает свою полную беспомощность при взгляде на человека, с которым он делит одну кровь. Будь всё иначе… Будь всё иначе, что бы изменилось? Он насмехается над собственными мыслями: Цзы Сюань уже не ребёнок, чтобы тешить себя фантазиями. На лице юного заклинателя, подобно неумелым мазкам художника, отражаются смешанные чувства: боль, плохо сдерживаемая ярость, смятение и глубоко потаённое сочувствие соединились в его душе, ища отклик на лице Мэн Яо, но те словно натыкались на невидимую стену, безразличный барьер. Цзинь Цзы Сюань должен быть решительным, но с каждым сделанным шагом в сторону Мэн Яо он чувствует, как робеет. Руки его невольно начинают дрожать. — Дорогой брат, — насмешливо протягивает Мэн Яо, кончиками пальцев ухватываясь за окровавленный платок, чтобы возвратить его. Он словно играет с Цзы Сюанем, желающим избавиться от бельма в лице Мэн Яо. Цзинь Цзы Сюань считает всё происходящее глупым и неуместным — сложившиеся обстоятельства кажутся чьей-то глупой и неумелой игрой. Он отчаянно хочет стать спасителем, а не тем, кто ломает чужие судьбы. Детские мечты быть героем так легко рушатся об улыбку человека, стоящего перед ним. Всего лишь пыль. Мэн Яо, словно чувствуя одолевающие брата сомнения, вкрадчиво спрашивает, сохраняя безмятежное выражение: — Если я протяну тебе руку, ты возьмёшь мою ладонь? Резкий звук разрезает воздух подобно мечу искусного заклинателя. Мэн Яо отшатывается, не в силах сдержать пришедшийся по ладони удар. Он растерянно смотрит на лицо брата, освещённое холодным сиянием луны — сейчас оно не выражает ничего, кроме жестокости. — Да как ты смеешь? — надменно спрашивает Цзы Сюань, заставляя Мэн Яо неосознанно отступить. Вопрос повисает в воздухе, отскакивая глухим эхом от величественных стен резиденции Лань Лин Цзинь. Тишина между ними звенит, сгорая от напряжения. Оба юноши часто и прерывисто дышат, не скрывая своего волнения. Пар, вырывающийся из их уст, поднимается в воздух, сплетаясь, чтобы стать единым целым. Белёсая дымка растворяется в синеве расцветающего звёздами неба. Ярость в груди Цзы Сюаня поёт вместе с болью: они трещат, жгутся подобно сигнальному огню в середине сражения. Цзы Сюань не даёт себе возможности обдумать альтернативное решение: он знает, что сейчас отступить — значит предать. Тяжесть принятого им решения оплетает всё его естество неподъёмными кандалами, всё сильнее сжимаясь с каждым сделанным вздохом. Он ненавидит себя за это. Цзинь Цзы Сюань смотрит на Мэн Яо и не может заставить себя пошевелиться: обычно послушные ноги словно врастают в землю. Юный заклинатель непоколебимо стоит на месте, ничем не выдавая шторма, крушащего его изнутри. Юноши словно угодили во временную петлю длиною в секунду, где неотрывно смотрят друг другу в глаза и у них нет возможности отвести взор. Скованные, связанные кровью, которую не желают. Крепкая нить судьбы, что свела их сейчас, безжалостно натягивается до предела, словно желает вскрыть общее нутро братьев. Цзы Сюань видит своё отражение в глазах брата и с трудом узнаёт его: оно кажется неправильным, искажённым и неестественным. Словно перед Мэн Яо стоит преображенный мертвец — такой же потерянный, не видящий пути перед собой. Цзы Сюань отворачивается, чувствуя отвращения к самому себе: проявление слабости с его стороны просто недопустимо. Глаза Мэн Яо искрятся подобно цитрину всякий раз, когда они встречаются с глазами брата. Юноши молчат, не зная, что сказать друг другу. — Безумец, — сдавленно шепчет Цзинь Цзы Сюань, пальцами впиваясь в незатейливый рисунок пиона на своей груди. Лицо его сохраняет бесстрастное, отчужденное выражение, но Мэн Яо это не останавливает. Он внимательным взглядом ловит это незатейливое движение, пока дрожащие пальцы брата заставляют его трепетать. Мэн Яо приближается к Цзы Сюаню , и шаги его напоминают изящный танец от начала и до конца. Молодой наследник Цзинь невольно думает, что в его брате сокрыто много талантов, о которых тот сам ещё не подозревает или не желает пускать их в ход, раскрывая оставшиеся карты. Жалость, вкупе с сожалением поднимается в груди мечущегося наследника новыми баюкающими волнами. Они сметают его решимость и не дают оттолкнуть брата, бережно поправляющего выскочившую прядь волос Цзы Сюаня за ухо. — Проклинай моё легкомыслие, — смеётся Мэн Яо в ответ. Цзинь Цзы Сюань, игнорируя ноющее чувство в груди, отмахивается от руки брата и отводит от него взгляд. Со стороны кажется, будто тому невыносимо смотреть на него. — Убери от меня свои руки, — грубо прерывает брата Цзы Сюань, обхватывая ладонью рукоять своего меча. Цзы Сюань бросает короткий взгляд в сторону комнат, где сейчас веселятся гости и развлекается их отец. Юный заклинатель с раздражением проводит пальцами по лицу, приводя себя в порядок. Он исправит ошибки отца. Пальцы сжимают холодную рукоять сильнее, чувствуя все её царапины и неровности. Цзинь Цзы Сюаня тошнит от самого себя; мысли, посещающие его голову, словно смеются над ним в лицо – мечты о лучшем будущем, о пути, где с ним рядом есть тот, на кого можно будет положиться. Юноша хмуро отгоняет от себя эти мысли как незваных гостей: он не вправе проявить слабость. Цзы Сюань вскидывает голову и снисходительно смотрит на растерянного Мэн Яо перед собой. — Кем ты себя возомнил? Цзинь Цзы Сюань гордо ступает вперёд заставляя Мэн Яо, не оглядываясь отступать. Его ошарашенный взгляд выдаёт все его чувства. Каждое слово Цзы Сюаня для него будто удар поддых или жестокая пощёчина: от истины не увернуться, как не прячься. — Это место не твой дом. Чего ты ожидал, когда заявился сюда? — чужие мысли ядовитым потоком льются изо рта юного заклинателя. Цзы Сюань чувствует, как гниёт заживо, произнося слово за словом. — Ты слаб. — Я… – Мэн Яо судорожно ищет слова, чтобы выставить их как щит, но не может собраться с мыслями. Его тщетные попытки укрыться от града словесных ударов делают его похожим на ребёнка, отбивающегося от брошенных камней. Всё тщетно. Цзы Сюань останавливается прямо перед Мэн Яо и рукой указывает в сторону окна, из которого раздаётся приглушенный смех и тихая игра струнного инструмента. — Ты ему не нужен. Забудь об этом человеке, – Цзинь Цзы Сюань щёлкнул Мэн Яо по лбу. Юный заклинатель сложил руки на груди и устало добавил: — Это не делает тебя плохим, – юноша чуть склоняет голову набок. – Да, сейчас ты и правда слаб. – Ветер играет волосами Цзы Сюаня, пока он искоса смотрит на брата. Он честен, но не жесток. – Я вижу в тебе потенциал. Ты можешь стать сильнее, если захочешь. – Цзинь Цзы Сюань склоняется к лицу брата и губы его едва заметно подрагивают в улыбке. – Тебе не нужно его признание, чтобы встать на ноги. Найди свой путь сам, Мэн Яо. Язык у тебя подвешен, а с остальным, думаю, тебе не составит труда справиться. Не ищи лёгких путей. – Цзы Сюань кладёт руку на плечо Мэн Яо и крепко сжимает его. Пальцы впиваются в костлявое и нескладное тело так сильно, что Мэн Яо невольно морщится. Лицо Цзы Сюаня едва заметно мрачнеет. Он делает глубокий вдох и на выдохе шепчет последнее напутствие: – И не возвращайся сюда. По-крайней мере, пока не будешь готов. Цзинь Цзы Сюань поворачивается и уходит, проведя холодными пальцами по своей шее. На ступенях Башни он позволяет себе повернуться, чтобы увидеть Мэн Яо, провожающего его ошалелым взглядом. Он даже не сдвинулся с места. Цзинь Цзы Сюань не удерживается от смешка. Он фыркает в руку, скрывая смех кашлем. – Мне жаль, – искренне говорит он Мэн Яо, хотя и знает, что тот наверняка не услышит. Цзы Сюань с величественным стуком дерева закрывает за собой дверь, не слыша, как Мэн Яо что-то кричит ему. Юноша прислоняется к двери. Он чуть заметно улыбается и переводит дух. Слуга, ранее пытавшийся выгнать Мэн Яо, сейчас испуганно распластался на полу и испуганно взирал на молодого господина снизу-вверх. Кажется, слуга всё это время пытался понять, что происходит снаружи, приникнув к тёмной резной двери в надежде что-то услышать. Лицо Цзинь Цзы Сюаня вновь приобретает привычный налёт высокомерия. Он снисходительно взирает на слугу, который в мгновение ока поднимается на ноги и учтиво кланяется в пол. Цзинь Цзы Сюань прошёл мимо него, негромко оставив наказ: – Запомни: Мэн Яо вышвырнули с порога, и он просто ушёл с высоко поднятой головой, – золотые глаза надменно сверкнули. – Ничего иного не было. Рассчитываю на твоё благоразумие. Слуга нервно кивнул и поспешил прочь. Видимо, решил Цзы Сюань, предупредить остальных. Он неспешно поднялся по ступеням, обдумывая произошедшее. Сумбурная встреча с Мэн Яо выбила его из колеи, пробудив мысли, которые Цзы Сюань старательно избегал. С каждым преодоленным шагом винтовой лестницы юноша чувствовал сожаление, щекотавшее затылок. Мэн Яо понравился ему. Живость его поступков, бесстрашие слов и пронизывающая до костей честность делали из Мэн Яо хорошего человека, к которому Цзы Сюань, представься возможность, привязался бы. И тем хуже было для них обоих то, что подобная связь невозможна. Измены отца и без того доводят мать до неконтролируемых приступов рыданий и гнева. Цзы Сюань всегда старается поддержать её в эти моменты. Он всегда неизменно крепко держит её ладони и прижимает хрупкие содрогающиеся от печали плечи. Видеть, в какую пытку превращается любовь матери к отцу для Цзы Сюаня было невыносимо, и дать ей ещё один повод для терзаний он просто не мог. Цзинь Цзы Сюань не отец. Он будет защищать, а не уничтожать то, что имеет. Он обещал матери стать для неё и клана опорой, и сдержит слово. Цзинь Цзы Сюаню пусть всегда и было одиноко, но он по обыкновению справлялся с этим сам. Внезапно появившийся брат оказался для него драгоценной находкой, подарком судьбы, который Цзы Сюань не мог принять. Он вспоминает протянутую братом руку и душит в себе порыв развернуться и догнать его, чтобы изменить ход событий. Что, если бы он принял её? Думать об этом глупо. Бессмысленно. Цзы Сюань осознает и принимает своё решение, как бы ни было тяжело. Ветер, потянувший из окна, нежно касается его щёки, принеся с собой тёплый аромат персиков. Он вскидывает голову, вглядываясь в звёзды, словно ища ответ на свои вопросы у сияющих детей луны и солнца. Юный наследник чувствует, как на душе у него становится чуточку легче. Цзы Сюань вдыхает этот ненавязчивый аромат с покорным наслаждением, пока в мыслях он надеется на новую встречу с Мэн Яо. Об этом думать юноша, пусть и с сомнением, но себе позволяет.