Я бы этого никогда не сделал.

— Алмаз-2, отходи. — Да, сейчас-сейчас… Я пошел! Сделав глубокий вдох, он оттолкнулся от люка и отплыл от корабля. — Весна, Заря, я — Алмаз! — полетел на Командный пункт доклад Беляева. — Человек в космическом пространстве! Человек вышел в космическое пространство! Алмаз-2 находится в свободном плавании!.. Спустя несколько минут по радио передавалось срочное сообщение. — Внимание, внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза и Центральное телевидение! — праздничным голосом вещал Юрий Левитан. — Сегодня, восемнадцатого марта 1965 года, в одиннадцать часов тридцать минут по московскому времени при полете космического корабля «Восход-2» впервые осуществлен выход человека в космическое пространство… Миллионы советских граждан в эти счастливые мгновения прильнули к радиоприемникам. Радиолюбители слушали сообщение по самодельным устройствам, военнослужащие в казармах сгруппировались у репродукторов, владельцы автомобилей подстраивали настройки магнитол. Рабочие и инженеры заводов даже прервали на несколько минут работу, чтобы услышать важную новость. Легко оттолкнувшись от шлюза, Леонов отошел в сторону на всю длину фала. После десятиминутной тренировки отход от корабля стал получаться плавным, без вращения. Повернувшись лицом к кораблю, он опять невольно залюбовался картинкой. Освещенный ярким солнцем «Восход-2» словно висел над звездной бесконечностью. С трудом подняв правую руку, Алексей поймал корабль в видоискатель, предвкушая фантастический кадр. — Паш, ты там улыбаешься? — в шутку спросил он. — Улыбаюсь. — Снимаю. — Времени осталось мало, — поторопил товарищ. — Делай снимки, Леш, и возвращайся. — Да-да… В это время под Леоновым проплывала сверкавшая ленточка Енисея. Он потянулся к спусковому механизму фотокамеры, чтобы сделать снимок, но… не смог его нажать. Космонавт повторил попытку. И снова безрезультатно — перчатки отказывались сгибаться. — Что?.. Что с давлением?.. — тихо пробормотал он. По лицу побежала тень. Алексей с невероятным усилием поднял руки, попробовал пошевелить пальцами. Но они едва доставали до перчаток — скафандр сильно раздуло внутренним давлением и он увеличился в своих размерах. Пытаясь исправить ситуацию, он не заметил, как его развернуло спиной к кораблю. Фал распрямился, натянулся и дернул его обратно к кораблю. Пролетая мимо шлюза, Леонов хотел ухватиться за скобу, но тщетно — пальцы снова не дотянулись до болтавшейся рукавицы. Из-за череды неловких попыток космонавта закрутило еще сильнее и ударило спиной о корпус корабля. Услышав глухой удар, Беляев перестал делать записи в журнале. С нехорошим предчувствием он посмотрел в монитор, но товарища на черно-белой картинке не увидел. Вместо него на маленьком экране слабо подергивался белый фал. — Алмаз-2, у тебя все в порядке? — настороженно спроси он. Алексей на запросы не отвечал. Его бешено крутило вблизи корабля; перед защитным стеклом шлема мелькали сменяющие друг друга картинки: Земля, черная бездна космоса, борт корабля и опять Земля. Несколько раз он пытался ухватиться за скобу или поймать фал, но прерывать неуправляемый полет не получалось… С востока на Землю медленно наползала тень. До входа «Восхода» в «мертвую зону» и прекращения с ним связи оставалось несколько минут. — …Алмаз-2, как слышишь меня? Прием! Алмаз-2, прием! — не смолкал встревоженный голос Беляева.  — Заря, связь с Алмазом-2 не подтверждаю. Продолжаю вызывать… Королев снова повернулся к Карпову. В эти минуты врач, следивший за состоянием космонавтов, являлся едва ли не главной фигурой на Командном пункте. — Какие показатели у Алмаза-2? — Давление — сто пятьдесят пять на сто; пульс — сто пятьдесят; температура — тридцать восемь и пять — Значит, живой? — Живой-живой. — Ну, какие у кого имеются варианты? — справился Сергей Павлович. Тут надо думать! На Земле ничего подобного не возникало. Даже близко ничего похожего не было! — Мы давно не на Земле. И думать некогда. Что будем делать?.. До входа «Восхода» в «мертвую зону» оставалось чуть более пяти минут. — Леша, запас кислорода на исходе! Леша, как меня понял? — не выпускал из рук микрофона Беляев. Леонов покачивался рядом с кораблем и ничего не мог поделать. Ни-че-го. Скафандр прилично раздулся от возросшего внутреннего давления. Кисти рук полностью вышли из перчаток, стопы — из сапог. Он болтался внутри скафандра, как маленький яичный желток в объемной скорлупе, и даже не мог ухватиться за фал, не говоря уж о том, чтобы сгруппироваться и управляемо подвести тело к люку шлюза. Это было преддверием очередной нештатной ситуации. На Земле во время тренировок на борту самолета-лаборатории ничего похожего не происходило. «В чем причина?! Почему скафандр так раздуло?!» — лихорадочно соображал Алексей. Пытаясь совладать с накатывавшей паникой, он закрыл глаза и сосчитал до десяти. Сердце в груди бешено колотилось, по лицу катились крупные капли пота… «Понял! — внезапно догадался он о причине неувязки. — На нерасчетной высоте, куда по ошибке закинуло корабль, вакуум космического пространства оказался более разреженным, чем ожидалось. Специалисты предполагали, что скафандр может деформироваться, поэтому перед выходом я максимально затянул все ремни. Но этого оказалось мало — из-за большей разницы между внутренним и внешним давлением все сегменты облачения угрожающе распухли». Причину Алексей определил, но легче от этого не стало. Вдруг он снова услышал Павла. Только теперь тот обращался не к нему, а взволованным голосом вызывал Командный пункт. — Заря, я — Алмаз! Прошу разрешения на выход в шлюз. Герметичность скафандра проверил, к выходу готов… — Сколько до «мертвой зоны»? — спросил Королев. — До потери связи с Алмазами меньше пяти минут, — доложил один из офицеров. Приняв решение, Главный решительно приказал: — Успеваем. Товарищи, готовимся к выходу Алмаза! — Сергей Павлович! — обернулся удивленный и не согласный с решением начальник отдела систем управления Особого конструкторского бюро № 1 Борис Черток. — Выход второго космонавта означает полную разгерметизацию корабля! Феоктистов добавил: — И возвращаться им придется самостоятельно — связи-то к тому моменту не будет. Как они это сделают без нашего контроля? — У вас есть другие варианты? Есть? У меня — нет. — Но как поведет себя корабль после полной разгерметизации? — развел руками Черток. — Это известно одному Богу… — Значит, начинайте молиться, — негромко ответил Королев. — Сергей Павлович, — так же тихо заметил Раушенбах, — если мы ничего не предпримем, то погибнет один. А если вы отдадите приказ о разгерметизации — могут погибнуть оба. Тот «одарил» его тяжелым взглядом и поднес к губам микрофон. — Алмаз! Приготовиться к разгерметизации корабля! — Вас понял, Заря! — ответил Беляев. — Двухминутная готовность. — Сергей Павлович, если Беляев не справится, то результаты работы тысяч советских граждан останутся болтаться на орбите, — наклонившись, вполголоса произнес Каманин. — Сейчас меня волнуют не тысячи, а двое, — резко ответил Королев. Беляев к этому моменту успел надеть ранец и подсоединить к скафандру кислородную магистраль. — Заря, я — Алмаз, готов к выходу в шлюз, — доложил он. — Жду команду. Сотрудники Командного пункта нервно переглядывались в ожидании приказа Главного. А тот вынужден был слушать опасливый шепот Каманина. — …Мы не имеем права провалить космическую программу ради одного человека! Отменяйте команду, Сергей Павлович! — Внимание! До входа в «мертвую зону» осталась минута, — оповестил один из офицеров. Главный медлил. Да, был огромный шанс провалить всю миссию. Но и оставить на погибель Леонова он не мог. — Зачитайте показатели Алмаза-2, — приказал он. — Давление сто семьдесят на сто десять, пульс — сто шестьдесят пять, температура — тридцать девять! — Живой, — кивнул Сергей Павлович. И прямо в лицо Каманину повторил: — Он живой, Беспокойство Беляева нарастало с каждой секундой ожидания. Он был готов к разгерметизации корабля и к выходу в шлюзовую камеру. Оставалось лишь повернуть кран подачи в скафандр кислорода, выровнять давление в корабле и шлюзе и поставить тумблер управления крышкой люка на пульте в положение «открыто». Но команды почему-то не поступало. Находясь перед люком, он регулярно поглядывал на монитор. Вместо товарища на картинке по-прежнему дергался фал. Беспокойство Беляева нарастало с каждой секундой ожидания. Он был готов к разгерметизации корабля и к выходу в шлюзовую камеру. Оставалось лишь повернуть кран подачи в скафандр кислорода, выровнять давление в корабле и шлюзе и поставить тумблер управления крышкой люка на пульте в положение «открыто». Но команды почему-то не поступало. Находясь перед люком, он регулярно поглядывал на монитор. Вместо товарища на картинке по-прежнему дергался фал. — Заря, я — Алмаз. Повторяю: скафандр герметичен, я готов к выходу в шлюз. Жду вашего разрешения! — торопил он Командный пункт. Но Земля молчала… Уверен, ты знаешь, что делаешь, — почти вплотную приблизился к Королеву Каманин. Они давно были знакомы. На людях их общение всегда выглядело предельно вежливым и корректным, но наедине и в критических ситуациях они могли перейти на «ты» и поговорить на высоких тонах. — Тридцать секунд до входа в «мертвую зону», — начал отсчет офицер. — Двадцать пять, двадцать, пятнадцать… Королев зажал кнопку на микрофоне, готовясь отдать команду. В этот момент прозвучал повторный доклад Беляева о готовности к разгерметизации: — Заря, жду команды. — Приступить к разгерметизации, — приказал Главный. — Вот он! — вдруг крикнул дежуривший у мониторов Комарь. — Алмаз-2 возле шлюза! На всех мониторах, подключенных к внешней камере «Восхода-2», действительно мелькнул белый скафандр Леонова. На Командном пункте снова стало шумно — люди вскакивали со своих мест, обнимались и восторженно аплодировали. Сматывая фал вокруг предплечья левой руки, Алексей кое-как подобрался к внешнему люку шлюза. К этому моменту он провел в открытом космосе около двенадцати минут, то приближаясь, то отдаляясь от корабля, делая снимки и выполняя несложные медицинские эксперименты. Все это время внутри скафандра автоматика поддерживала «комнатную» температуру, а его наружная поверхность разогревалась на солнце до плюс шестидесяти и охлаждалась в тени до минус ста градусов. И если с температурой внутри, не считая нагретого светофильтра, был относительный порядок, то возросшее давление не давало Леонову покоя и возможности нормально работать. Нужно было срочно решать эту проблему. Беляев также заметил появление товарища на мониторе. — Заря, подтверждаю: Алмаз-2 рядом со шлюзом! — радостно доложил он. Доклад ошеломил и одновременно обрадовал Главного. Схватив микрофон, он прокричал: — Алмаз-2, твою за ногу, — бегом домой! Однако ответа или «квитанции» на свою команду он не услышал — связь с кораблем прервалась. — «Восход-2» вошел в «мертвую зону», — отрапортовал офицер, запуская секундомер. Королев в раздражении отбросил микрофон. Впереди ждал длительный период неизвестности… Тяжело дыша, Леонов обнимал руками внешний люк. Ухватиться за спасительную скобу возможности не было — не позволял увеличившийся в размерах скафандр и болтавшаяся перчатка. Руки попросту не работали. Поэтому удерживался как мог — всем предплечьем одной руки. — Я здесь, Паша, — слегка отдышавшись, сказал он. — Что случилось? — взволнованно спросил тот. — Скафандр раздуло. Жесткий стал — не согнуть ни рук, ни ног, ни пальцев. — Почему молчал? — Не хотел создавать суету и панику. — Понятно. Ладно… — Сколько у меня осталось кислорода? — спросил Алексей. Павел посмотрел на прибор. — Впритык, Леша. Поторопись. — Я бы рад, Паша. Не получается. — Леша, совсем времени нет. Бери камеру и быстро в корабль! — Сейчас, Паша, сейчас… Проплывавшая внизу поверхность Земли почти полностью ушла в тень. Прямо под кораблем космонавт едва различил восточную окраину страны: Камчатский полуостров, Чукотку… Чуть подтянувшись вверх, он попытался осторожно отсоединить непослушными руками камеру. — Давай-давай-давай. Молодец, — подбадривал товарищ. Отделавшись от камеры, Леонов толкнул ее внутрь шлюза и сразу же ухватился освободившейся рукой за скобу. Теперь предстояло залезть в шлюз самому. И эта задача представлялась куда более сложной. — Давай, Леша, пробуй. По-другому никак. Первым делом Леонов решил на свой страх и риск — не докладывая на Землю — сбросить давление в скафандре до 0,27 атмосферы. Иначе он попросту не совладал бы с раздувшейся «одежкой» и не влез бы в шлюз. Уменьшив давление вдвое, космонавт почувствовал облегчение: скафандр обмяк, слегка уменьшился в размерах. Дышать стало немного труднее, а двигаться и управлять телом — проще. Теперь настало время засунуть себя в шлюз. Передвигаться, используя страховочный фал, приходилось как по канату на уроке физкультуры. Алексей предпринял одну попытку, другую, третью… И каждый раз подходил к люку шлюза головой вперед, тогда как по инструкции следовало входить в камеру ногами. Темнота уже подступала к кораблю. Внизу уже виднелась северо-западная часть Атлантического океана. — Да чтоб тебя! — выругался Леонов, в очередной раз тюкнувшись шлемом в металлический обод люка. — Пробуй, пробуй! Других вариантов нет, — торопил Беляев. — Соберись, Леша! — Я же говорю: скафандр — дерево, — оправдывался тот. — Зацепился. Получилось… Вероятно, специалистам на Земле было сложно представить и точно просчитать ситуацию, когда космонавту необходимо вернуться в шлюз в раздутом неподатливом скафандре. Да еще ногами вперед. Одним словом, в космосе завершающий этап выхода пошел совсем не так, как происходило на тренировках. Когда Алексей, отделавшись от фотокамеры, схватился руками за скобу, ступни его ног оказались много ниже обреза люка. Чтобы войти в шлюз ногами — как требовала инструкция — ему нужно было согнуть тело в пояснице и коленных суставах. Ставший упругим скафандр сделать этого не позволял. «Ну почему бы не сделать вместо низкой скобы специальный поручень, ну, хотя бы надувной или приставной?!» — сердился на разработчиков Леонов, раз за разом не попадая ногами в люк. Наконец, растратив последние силы и отчаявшись, Алексей решил войти в шлюз головой вперед. Ибо понимал: выполнить вход по инструкции — не получится. — Не могу войти, — с максимально возможным спокойствием сказал Алексей. — Скафандр не позволяет. — Потом добавил: — Паша, это, кажется, серьезно. Попробую головой… — Куда?! Не сметь! — попытался остановить его командир. — Только ногами, Леша! Только… Но Лешка был уже внутри камеры — войти в шлюз головой вперед оказалось гораздо проще. — Закрывай! Закрывай, я сказал! Павлу ничего не оставалось, кроме как поставить тумблер управления крышкой внешнего люка в положение «закрыто». Это был момент истины. Воспрепятствовать закрытию крышки могло одно из колец фала или какой-то элемент экипировки скафандра; наконец, мог отказать электрический механизм закрытия. На этот случай было предусмотрено ручное закрытие с небольшим механическим воротком. Но! Для приведения его в действие космонавт должен был располагаться в шлюзе головой к внешнему люку. Крышка пришла в движение и плавно закрыла отверстие. Паша посмотрел на приборную панель и ждал, когда загорится зеленое сигнальное табло. Однако вместо него ожило другое — красного цвета. «Внешний люк не герметичен», — прочитал Павел. И побледнел. Отсутствие герметичного закрытия внешнего шлюзового люка означало еще одну проблему. И весьма неприятную. Беляев смотрел через иллюминатор внутреннего люка на искаженное лицо друга и понимал, что не в состоянии ему помочь. — Он не закрылся? — переспросил Леонов. — Нет… Это действительно было преддверием катастрофы. Леонов зашел внутрь камеры головой вперед. Если бы он сделал это так, как предписывала инструкция, то сейчас перед ним была бы крышка неисправного люка, которую требовалось просто закрыть вручную. А в данной ситуации он беспомощно взирал в иллюминатор и понимал всю безвыходность ситуации. — Ясно, — Алексей от бессилия закрыл глаза. — То есть мне надо развернуться… — Не получится, Леш. — Другие варианты есть? — Один имеется. Я распечатываю внутренний люк и втаскиваю тебя. Леша открыл глаза и посмотрел на друга. — Предварительно разгерметизировав корабль? — Да, будем рисковать. — Рисковать всей операцией?! Нет, Паш, я попробую… — нащупал он на скафандре воздушный клапан с тем, чтобы еще больше стравить из него давление. — Леша, стой! — крикнул Беляев. — Леша, у тебя совсем не останется кислорода! — Значит, отстрелишь меня вместе со шлюзом… И тут, Паша вспомнил о напутствии Королева насчет Леонова. Как оцениваете готовность экипажа к выполнению программы? спросил главный конструктор. — Все нормально. К полету готовы, ответил Беляев. — Очень хорошо А сам, как командир, к полету готов? — Да. — Сейчас проверю Вероятность того, что все будет хорошо на сегодняшний день порядка 0,7. Если еще полгода поработаем, то сможем ее повысить от силы до 0,8. А теперь, Павел Иванович, скажи, что будешь делать, если Алексей не сможет войти в шлюз? — Во время тренировок я отрабатывал такую нештатку, ответил Беляев. — А если ничего не будет получаться, сможешь отстрелить Алексея вместе со шлюзовой камерой? Беляев долго молчал. Сказал: — Я уверен в себе. Такого не может быть. Теперь задумался Королев. И неожиданно подытожил: — Что ж, спрашивал о твоей готовности, Павел Иванович, не зря. К полету не готов. Иди. Паша никуда, естественно, не пошел и после минутной паузы тихо выдавил: — Если потребуется, я смогу это сделать. — Спасибо, спокойно принял его слова Королев. Зажав между ребрами перчаток клапан, Алексей начал стравливать давление. Тонкая струйка воздуха вырвалась из отверстия и мгновенно распылилась по шлюзу в виде серебристого облачка. Стрелка манометра, контролирующего давление внутри скафандра, резко переместилась в красную зону. Скафандр окончательно «сник», заметно уменьшился в объеме, стал более мягок и податлив. Покончив с клапаном, космонавт пошевелил конечностями. Они плохо, но все же повиновались. — Дурак, заканчивай свою гимнастику! — рявкнул из корабля Пашка. — У тебя воздуха осталось на тридцать секунд! Алексей начал разворачиваться в узком пространстве. Скафандр был оборудован ребрами жесткости, и согнуть в нем спину практически не представлялось возможным. Шлюзовая камера хоть и состояла из надувных резиновых цилиндров, но тоже не отличалась мягкостью. Испытывая невероятное физическое напряжение, Леонов сгруппировался, прижал к себе согнутые в коленях ноги, а руками стал отталкиваться от стенок шлюза. Делал он все это на ощупь, так как глаза заливал пот. К тому же его кульбитам мешал скомканный пятиметровый фал и постоянно попадавшаяся под руку камера… Испытывая невероятное волнение за друга, Беляев наблюдал за ним через небольшой круглый иллюминатор. — Черт, я застрял, — запыхавшись, пробормотал Алексей. — Застрял! Не могу продвинуться. — Соберись, Леш — времени совсем мало. От напряжения на лбу и висках у него проявились вены. Прекратив двигаться, он попытался успокоить дыхание и собрать в кулак последние силы… — Вперед, — прошептал он, понимая, что каждый вздох может стать последним. По миллиметру, не обращая внимания на боль, он согнулся пополам… «Наверное, я сейчас похож на младенца в утробе матери, — подумал он, медленно разворачиваясь в шлюзе. — Поза — один в один; фал, с точностью повторяющий беспорядочные витки пуповины; теснота…» Получилось. Он понял это, когда заметил тонкий луч света, проникающий внутрь шлюза из-за неплотно прикрытого люка. — Молодец, Леша! — похвалил Беляев. — Ну-ну, еще немного!.. Просунув руку сквозь мотки фала, Леонов дотянулся до люка и нажал рычаг механизма ручного закрытия. На пульте управления тотчас загорелось зеленое сигнальное табло «Внешний люк герметичен». Да! Молодец! — воскликнул Павел и кинулся к пульту. — Теперь держись, Леша! Продержись хотя бы минуту!.. Он с невероятной скоростью защелкал тумблерами, приводя в действие систему, заполняющую шлюз воздухом. Леонов не двигался. Истратив на принудительное закрытие люка последние силы, он старался дышать как можно реже. Легким было все труднее втягивать в себя остатки воздуха. А стрелка манометра, показывавшего давление внутри шлюза, ползла к нужному значению слишком медленно. — Сейчас, Леша… Еще немного… — будто издалека доносился подбадривающий голос товарища. Алексей старался не закрывать глаза, но сил не осталось даже на то, чтобы управлять веками. Да и капли пота, все так же катившиеся по лицу, мешали. Вскоре он почувствовал, что дышать в скафандре больше нечем. Лешка потерял сознание — Нет, Леша, нет! — крикнул Беляев, заметив движение его руки. — Воздуха в шлюзе еще недостаточно! Но остановить товарища было невозможно — поднимая стеклянное «забрало» шлема, он просто хотел глотнуть воздуха. Внутри скафандра его уже не осталось. Поднятое защитное стекло со щелчком встало на верхний фиксатор. Собравшиеся под шлемом капли пота веером разлетелись по шлюзу… Павел не стал дожидаться, пока стрелка манометра доползет до нужного деления шкалы, а с силой рванул крышку внутреннего люка. Леонов неподвижно висел в узком шлюзе; Беляев схватил его за ноги, быстро втащил в корабль, снял и отбросил в сторону шлем. Глаза друга были закрыты, на прикосновения он не реагировал. — Леша! Леша, дыши! — принялся трясти его Павел. — Не вздумай подыхать, слышишь?! Он продолжал трясти его и бить ладонями по щекам. — Не сметь, Леша! Не сметь! Открыв рот, резко набрал полную грудь воздуха. Зыркнул глазами влево-вправо. — Ну слава богу! Наконец-то! — шумно обрадовался его воскрешению Беляев. Увидев и узнав товарища, Алексей выпалил: — Все! — Что все? — М-м-мандец космосу! — Ну ты, Леха, даешь! — воскликнул Павел. И, смеясь, добавил: — Между прочим, радиостанция включена и нас на Земле слышат… После приземления О чем тебе говорил Сергей Павлович? — Алексей вернулся мучившему его вопросу. — Когда? — вяло спросил Паша. — Перед посадкой, на Байконуре… Павел не умел, да и не хотел врать. Он сначала молчал, долго и трудно. Потом начал неторопливо: — Он спросил: понимаю ли я, чем может обернуться эксперимент по выходу? Говорил, что психологически все очень непросто. Эйфория, потеря контроля над собой, необдуманные подсознательные действия… Если случится вдруг такое — все насмарку. И эксперимент, и корабль, и экипаж… Беляев повернул лицо. Их глаза встретились. — Он ничего не говорил напрямую, он как бы подводил меня к мысли о возможном провале. Я понял его тревогу и понял, как трудно ему говорить. Под конец он спросил: «Ты знаешь, что делать, если он — то есть ты — не сможешь вернуться?» Я сказал: «Знаю»… Алексей почувствовал, как в рукава и за воротник заползает холодок, течет за шиворот с заиндевевших, лохматых веток. Захотелось распрямиться, потереть онемевшую спину, побежать в темноту, но только не думать об услышанном. «Я был заложником случая» — пульсировало в мозгу. — Заложником!» Ему вдруг стало не по себе. Сознание не хотело воспринимать услышанное. Слова Пашки отозвались болью, страхом, какой-то щемящей обидой. Зябкой судорогой он стряхнул вдруг сковавший его страх. Нет, не о жизни и смерти он думал тогда. «Сговор! Обман! Ради чего?» Чувство безысходного отчаяния сдавило сердце. «Я не так понял, я не так понял», — внушал он себе, больно закусив губы. — Значит, стрелял бы в меня? — прервал молчание Алексей. — Как я мог в тебя стрелять? — ответил вопросом Павел. — Ты что — спятил?» Я бы этого никогда не сделал. Я бы вскрыл систему, и не вернулся бы на землю, попросту не смог бы. Жить с этим тоже не смог бы.