Арс
ты же его тоже видел, у меня не глюки?
Серёжа я тебе устрою глюки, на кого ты меня здесь оставил? Матвиенко присылает Арсению вид из окна поточки. Со стороны Арсений с Антоном выглядят весьма комично.Арс
ты его знаешь?
Серёжа впервые вижуАрс
тебе не кажется это странным?
Серёжа кто бы говорилАрс
его зовут Антон
Серёжа информативноАрс
всё, отъебись
жду тебя здесь
Арсений улыбается в огромное окно аудитории и хлопает по месту рядом с собой.Арс
захвати мою куртку
* Может быть, Арсений немного помешался. Может быть, это немного нездоро́во, но зато отвлекает от серой повседневности. После каникул университетская жизнь кажется дешёвой подделкой оригинальной версии, как будто после швейцарского шоколада решил вернуться к милой сердцу «Алёнке», а та вдруг отдаёт пластмассовым привкусом. И ничего не попишешь: деньги на настоящий шоколад закончились, а чай всё равно надо с чем-то пить. Как бы то ни было, Арсений, используя прокачанный до легендарного уровня навык красноречия, предстаёт перед вахтёршей во всём своём великолепии, сияя ровной улыбкой. Вахтёрша выглядит так, словно она не впечатлена, и сканирует равнодушным взглядом студенческий, — Попов почти оскорбляется. — А вы не подскажете, в какой… — Фамилию. Арсений так и застывает с приоткрытым ртом: его только что перебили? А слухи про непробивных вахтёрш и не слухи вовсе, оказывается. — Чью? — глупо переспрашивает он. — Ну твою-то вижу. Девушки, к которой пришёл, чью. Арсений, кстати, успел заебать старосту, поэтому ответ на этот вопрос знает. — Антон. Бля, надо же было фамилию. Бля, она же спросила про девушку. Бля. Вахтёрша выглядит так, словно сыта этими студентиками по горло. — Шастун, — добавляет Арс. Женщина опускает взгляд в какие-то списки. — Комната семьсот. В одиннадцать чтобы тебя здесь не было. Арсений жмёт на кнопку телефона и смотрит на время — 10:58. Непонятливо хмурит брови и уже хочет уточнить, но вахтёрша устало выдыхает: — Вечера. — А, — многозначительно тянет Попов, убирая студенческий в карман. — Да что здесь делать столько времени? — Не знаю и знать не хочу. Справедливо, думает Арсений, и проходит, наконец, внутрь. Перед дверью нужной комнаты он застывает, раздумывая, что вообще собирается сказать, — самое время же этим озаботиться. Вот откроет он дверь, а Антон ему: «Чё надо?». А Арс ему: «А я знаю?» Так и поговорят — потрясающе. Впрочем, Арсений любит приключения, а ещё любит импровизировать, поэтому стучится, не давая себе возможности продумать все возможные и не очень варианты. Открывает ему не Антон. Ну, то есть, может, конечно, Антон, — Арсений же не знает имени, — но точно не нужный Антон, не the Антон, не Антон (тм), не Антон Шастун. Парень в очках приподнимает брови. — Соли нет, денег нет, бухать не пойду. Ещё что-то? — Антон Шастун, — зачем-то говорит Арсений утвердительно. Парень смотрит на него как на идиота. — Я Дима, а не Антон Шастун. — А он здесь живёт? — Только по документам. Заходит раз в полгода, но сегодня не твой счастливый день, уж прости. Арсений не даёт ему закрыть дверь. — А где он живёт тогда? — Слушай, — парень поправляет очки, — я даже если бы знал, не сказал бы, вдруг ты маньяк какой-нибудь или коллектор. — У Антона проблемы с деньгами? — Бля, — изрекает новый знакомый. Бля — соглашается с ним Арсений. — Мне прям очень надо знать, где он живёт, — навык красноречия по-прежнему легендарен. Дима по-прежнему не впечатлён: да что ж это за место такое? — Извини, ничем не могу помочь. Дверь перед носом Арсения захлопывается, и он задумчиво чешет кончик носа. И что теперь делать? * — Если я ещё раз услышу имя Антон, меня стошнит, — предупреждает Серёжа, едва видит сложное выражение на лице друга. Тот строит кислую мину и хмуро смотрит на Серёжу ещё несколько секунд, прежде чем тот сдаётся. — Ладно, выкладывай. — Он не живёт в общаге. — И? — И там живёт какой-то Дима. — И? — И Дима не знает, где живёт Ан… ты понял. — И? — И я тоже не знаю, соответственно. — И? — И пиздец, как его найти теперь? Серёжа вздыхает. Зная Арсения, он и по отметкам в инстаграме место жительства вычислить способен. Матвиенко уже хочет предложить этот план, но потом понимает, что Арсений уже сделал бы, если бы мог. Значит, что-то мешает, и это точно не совесть. — Спроси у Паши, — пожимает плечами Серёга. — Паша всё про всех знает. Арсений выглядит так, словно больше вообще не заинтересован, что там ему предлагает Серёжа, — смотрит мимо, куда-то в сторону входа в аудиторию. Матвиенко уже догадывается, кого там увидит. Антон (the Антон, Антон (тм), нужный Антон — Антон Шастун) проходит внутрь не один и, судя по виду, крайне недоволен сложившейся ситуацией. Рядом с ним идёт ещё один псих, на мотив всем известной песни Серёжа бы спел: «Весь покрыт татухами, абсолютно весь, парень-привидение в универе есть». Сказать, что парочка не вписывается в стены старой поточки — вообще ничего не сказать, они здесь как трезвенники на вечеринке с бесплатным баром, — непонятно, зачем вообще приходили. — Да не хочу я здесь сидеть, — шипит Антон. — Пошли отсюда. — Мы уже приехали. — Блять, и что? Как приехали, так и уедем, не ты же за бензин платишь. — Я плачу за хавку. — Да я знаю. Антон раздражённо уходит от чужого прикосновения и злобно осматривает кабинет, лишь на мгновение пересекаясь взглядом с Арсением. Не задерживается, топает вверх по лестнице, садится на самый дальний ряд и строит вокруг себя крепость из своего и чужого рюкзаков. Высокий, — не такой, как Антон, но всё же, — парень садится рядом и толкает Антона в плечо, из-за рюкзаков раздаётся приглушённое бормотание. — Чтоб я ещё раз с тобой сюда попёрся, — бормочет Шастун. Арсений заставляет себя отвернуться. У него есть полтора часа, чтобы продумать, как именно он собирается наладить контакт с Антоном и остаться при этом в живых. * Розовый PSP свисает с чужой руки, когда Антон выходит из аудитории спустя полчаса. Приятель пытается словить его за рукав кожанки, но Антон, звеня браслетами, отмахивается и спускается вниз, а через пять минут Арсений, бросив взгляд в окно, обнаруживает Шастуна на скамейке. На той самой, где они сидели в прошлый раз. Серёжа говорит: — Даже не думай. Арсений остаётся на месте ровно тридцать секунд, а потом выходит, на этот раз захватив из рюкзака номерок для гардероба. Он знает, что хорошо смотрится в пальто, но дело даже не в этом: просто Арс подозревает, что задержится на улице дольше, чем на несколько минут. — Привет, — говорит Арсений, падая рядом с Шастуном. Антон ухмыляется, не отрываясь от игры. — Знал, что ты придёшь. Как жизнь? Арсений зависает ненадолго: это значит, что Антон хотел, чтобы Попов пришёл? Он специально за этим вышел? Ой, кажется, Арсения о чём-то спрашивали. — А? Антон ухмыляется, ставит игру на паузу и, откидываясь на спинку скамейки, вытягивает длинные ноги в чёрных джинсах. Заклёпки на его ботинках звенят. — Как жизнь, Арсений? Арс пожимает плечами: — Как обычно. — Димас сказал, что ты меня искал. Антон выглядит, как кот, наевшийся сметаны, — вернее даже, как кот, поймавший мышку в ловушку. Арсений чувствует себя этой самой мышкой, но если уж быть мышкой, то Стюартом Литтлом или хитрожопым Джерри. Он собирается бороться до последнего, поэтому неосознанно выпрямляет спину и вздёргивает подбородок. — Ага. — Чего хотел? Арсений прищуривает глаза и тянет уголки губ вверх: — Спросить, как жизнь. Антон смеётся, немного запрокидывая голову, и поправляет чёлку. Арсению кажется, что серёжек на левом ухе стало больше, но он не решается спросить. На хряще, вроде, и в прошлый раз было два кольца… Или одно?.. Сейчас — два, ещё три прокола мочки и штанга — все украшения чёрные. А в прошлую встречу были серебряными? Блин, надо бы последить за этим. — Пойдём гулять? — спрашивает Антон. Вот так просто? Арсений тут за пару недель извёлся весь, заебал всех вокруг своими расспросами про длинного парня в кожанке, а этот самый парень теперь просто предлагает ему прогуляться? Возмущению (кто-то сверху не мог намекнуть, что усложнять необязательно?) нет предела, но кто Арс такой, чтобы отказываться. Только вот… — Я телефон оставил в поточке. И вещи все. — Так там же твой дружок. Серёжа его, конечно, убьёт, ну и что? — Пойдём. Антон поднимается на ноги, выключая PSP, и идёт к ближайшей парковке. — А твой… приятель будет не против, что ты уехал без него? У вас, насколько я понял, общая машина. — Да бля, Эд знал, что не стоит таскать меня в универ почём зря, я ему не подружка-отличница. О, а ты не отличник, надеюсь? Арсений хлопает дверью явно подержанной и очень старой иномарки и думает, существует ли правильный ответ на этот вопрос. У него так-то всего одна четвёрка за прошлую сессию. — Нет. — Класс, — кивает Антон, заводя мотор. — Сработаемся. Погоняешь пока? Антон снимает с руки ремешок и отдаёт Попову игрушку. Так и едут: Шастун ведёт настоящую тачку, Арсений — нарисованную. Смешно, надо будет потом Серёге рассказать. Ну или твитнуть об этом. Антон — вполне ожидаемо, — везёт их в какой-то парк и выхватывает из багажника скейт. Арсений испытывает нечто, отдалённо напоминающее восхищение, когда представляет себе эту шпалу на дополнительной, пусть и небольшой высоте. А если эта шпала действительно умеет исполнять трюки, которым когда-то безрезультатно пытался научиться сам Попов, то это будет бесценное зрелище, от которого у Арсения уже немного трясутся коленки. Господи, он что, влюблённая школьница? Помогите. На деке красуется классический белый узор на чёрном фоне, и Арсений отчего-то рад, что у Антона в руках именно скейт, а не какой-нибудь пенни, или лонг, или флоу, или рипстик, прости господи. Арсению неловко, что он так и не сумел научиться кататься хотя бы на какой-то из этих досок, — это не его. — Умеешь? — спрашивает Антон, пока они идут вглубь парка. Арсений не любит врать, хотя врёт отменно. — Нет, но с удовольствием посмотрю. Антон хмыкает и приводит его к рампам. Помимо двух-трёх школьников поблизости никого не видать, так что Арсений позволяет себе наблюдать за катающимся Антоном без зазрения совести, пока PSP бестолково болтается у него на запястье. Интересно, думает Арсений, каков вообще был шанс встретить Антона в стенах университета? Судя по тому, что впервые это случилось аж на четвёртом, мать его, курсе — минимальный. Или Арс просто удачно проёбывал пары, на которых появлялся Антон? Ох уж эти истории, где силы сверху пытаются развести главных героев, но вопреки всему… — Чё подвис? Антон щёлкает своими длинными пальцами прямо напротив его глаз, и Арсений понимает, что всё это время, кажется, бесцельно пялился в пространство. — Да о своём задумался, — отмахивается Арсений. Антон понятливо кивает и спрашивает: — Ничего, если мы здесь ещё какое-то время потусим? — Шастун неуверенно смотрит на PSP. — Можешь поиграть. — Ага. У Арсения мёрзнут руки — он не будет играть. Конец сентября, конечно, тёплый, и листья приятно шуршат по сухому асфальту от осторожных шагов ветра, но осень всё равно ощутима. Попов тихо вздыхает и отрешённо думает о том, какой пиздец ждёт его дома: Серёга, наверное, даже не пустит его в квартиру, — ключи-то свои Арсений тоже в аудитории оставил. Интересно, где всё-таки живёт Антон. Чёрт, а ведь получается, что он живёт с Эдом. Значит, чисто теоретически, у Эда можно спросить адрес… Или можно сразу спросить у Антона, зачем вечно изгаляться? А если не адрес, то хотя бы вк или телеграм, потому что кто в наше время вообще просит мобильный телефон и пользуется смсками? О том, чтобы остаться совсем без контактов Антона, не может быть и речи: Серёжа и так захочет его прикончить, а если Арс примется снова ныть про Шастуна, то ему точно не снести головы. Антон щурится на закатное солнце, когда они едут обратно, и надевает солнцезащитные очки, — Арсений без умолку болтает об играх на приставки и о том, как содрал себе все ладони, пока пытался научиться кататься на скейте. Антон говорит, что у него исключительные навыки обучать необучаемых и предлагает встретиться на следующей неделе, чтобы поставить Арсения на доску. Арсений зачем-то соглашается. Антон достаёт кнопочный телефон и просит вбить свой номер, а у Арсения брови ползут вверх: да ладно? Он реально что ли из две тысячи седьмого телепортнулся? — Да не смотри так, мой просто в ремонте, — смеётся Антон. Попов вбивает номер, тарабаня по стёршимся клавишам, оставляет PSP на передней панели и прощается с Антоном, когда тот тормозит у ближайшего метро. Антон, прямо как в фильме, открывает окно и кричит вслед: — Арс! Не Сеня — классно! Попов оборачивается. — Жду не дождусь увидеть тебя на скейте и в этом пальто. Арсений смеётся, машет рукой и скрывается за тяжёлыми дверями метро. Рыжее солнце ласково гладит улицы и проспекты на прощание. Антон думает, что Арсений очень крутой. * — Ты будто уже учился кататься, — щурит зелёные глаза Антон, с подозрением смотря на Арсения. Арсений делает самое невинное выражение лица, на которое способен, и коротко пожимает плечами. Отвлекается и тут же почти теряет равновесие, — Антон оказывается рядом, готовый поймать его при падении. Хорошо, что он учится кататься не на рипстике, — пришлось бы держаться за руки постоянно. Арсений бы не вынес. Антон в самом начале поддерживал его за локоть, и даже этого оказалось слишком, и насмешливый тон Шастуна не помогал ситуации. До сих пор не помогает. — Так чё, учился уже? — спрашивает Антон, и его слова почти тонут в шелесте осенней листвы. Ветер треплет его чёлку, а затем Шастун и сам её поправляет — излюбленный жест. Арсений старается не отвлекаться, несмело отталкиваясь от земли правой ногой, и смешно расставляет руки, когда неуверенно ставит её на доску. Оставляет вопрос без ответа. Антон улыбается. — Пальто всё-таки шикарное. — Да иди ты, — говорит Арсений, ступая со скейта. — Кто тут ещё странный… — Я? — Антон мультяшно приподнимает брови и указывает пальцем себе на грудь; браслеты на руке звенят. — Я разве странный? — Ты сбежал из две тысячи седьмого, — бормочет Арс, подхватывая доску с земли. Антон хохочет. — Ты просто раньше меня не видел. — Было хуже? — А сейчас что ли плохо? Настал черёд Арса прищуриваться. — Нет, — недолго подумав, отвечает он, и старается не придавать этому значения. — А раньше у меня волосы чёрные были — красил. И чёлка. — Слушал «кемов» и хотел умереть? — Ага, и пиздил у них тексты. Арсений приподнимает брови — а? — Ты что, ещё и в группе играл? — До сих пор играю, — говорит Антон и достаёт из кармана кожанки пачку сигарет. — Будешь? — Нет. Они идут к ближайшей скамейке, и Антон откидывается на спинку, выпендрёжно выдыхая дым вверх — персонаж из комиксов, а не обычный студент. Арсений легонько пинает своим кроссовком, — Арс, кто вообще носит кроссовки с пальто? — его тяжёлый ботинок. — Расскажи про группу. — Ну, лет семь назад мы с Эдей… — Эдя? — Эдя. — Эдя… Арсений трёт переносицу, стараясь не засмеяться, а Антон смотрит на Попова, как на душевнобольного. Титаническими усилиями сдержав улыбку, Арс кивает, призывая Антона продолжать. — Мы с Эдей решили, что надо создать свою группу и спасать российский шоубизнес. В шоубизнес мы так и не попали, понятное дело, но было весело. — А сейчас? — И сейчас весело, — кивает Антон. — Просто мы немного сменили направление. Нас вообще трое в группе… — И Эд, очевидно, фронтмен. — Ну да, — Антон пожимает одним плечом. — А чё, он фактурный, всем сразу всё про него интересно. — Про тебя тоже, — не подумав, выдаёт Арсений. Осекается, боится отвести взгляд — потому что и так уже пойман с поличным. Говорят, надо отвечать за свои слова, и Попов смотрит прямо в глаза напротив. — В смысле? — Ну, — Арсений пытается подобрать слова. — Ты мне… Попову бы выпить, прежде чем бросаться такими заявлениями. — Понравился сразу? — предлагает Антон и, не дожидаясь ответа, улыбается. — Ты мне тоже. Какое-то время они сидят в тишине, пока сигарета неслышно тлеет в окольцованных пальцах, а ветер гоняет по шершавому асфальту сухую пёструю листву. — Придёшь на мой концерт? — лениво улыбается Антон, поворачивая голову и прикрывая один глаз, — солнце слепит. На твой, думает Арсений, приду. — Когда? — спрашивает Попов, будто это имеет значение. — Через десять дней. Я тебя в списки впишу, придёшь как важный чувак, все дела. — За какие заслуги? Антон пожимает плечами, убивает сигарету о повидавшую виды скамейку, бросает окурок в ближайшую урну и говорит: — За глаза красивые. Арсений в который раз за день чувствует, как краснеют щёки, и обещает себе, что больше никогда в жизни не пойдёт гулять с Антоном. С тем же успехом Антон в конце лета мог пообещать себе учиться — ага. * До сих пор Арсений плохо себе представлял, каково это — ходить на концерты не по купленному билету, а по списку гостей. Он всё пытал Антона, как проходит сама процедура, а Шастун только шутил, что Арс как-нибудь разберётся — не зря же высшее образование получает. Арсений, конечно, не эксперт в области клубной жизни, но ему вроде нужно обратиться в то окошко, над которым большими буквами написано слово «списки». Ну, это ведь логично. У него требуют паспорт и пропускают внутрь, выдав какую-то бумажку и нацепив на руку неоновый оранжевый браслет. До начала концерта Арсений успевает написать Антону ободряющее сообщение в стиле «всё будет хорошо» и признаться ему, что он так и не послушал их музыку. Антону, кстати, вернули телефон, так что Попов наконец перестал тратить деньги на смс. А ещё получил уникальную возможность общаться с человеком, который разговаривает стикерами. Антон арс ты уже здесь?Арсений
да
Антон кайф много там людей в зале?Арсений
ну, не олимпийский, конечно, но достаточно
Это правда: около сцены уже образовывается небольшая толпа, а у бара кучками тусуются подростки. Арсений себя к ним не причисляет, конечно, — он-то уже взрослый мальчик, поэтому и стоит в дальнем углу, стараясь никому не мешать. Антон хочешь за кулисы?Арсений
а можно?
Антон можно) если принесёшь мне вискарь))) Дальше идёт парад стикеров с жалостливыми мордочками, и Арсений сдаётся, — уже через минуту к нему выходит какая-то девчонка, дёргает его за рукав и ведёт в святую святых. Святая святых оказывается небольшой комнаткой за сценой, где почему-то слишком много народа, и Арсений чувствует себя максимально неловко, когда заваливается туда со стаканом вискаря в руке. Впрочем, его тут же цапает чужая ладонь, — длинные пальцы обхватывают пластиковый стаканчик, и Попов даже благодарен общему фоновому шуму за то, что никто не слышит, как ухает его сердце в груди. Никто, кроме Антона, не обращает на Арсения особого внимания, а сам Арсений продолжает рассматривать чужие руки. Шастун делает несколько глотков разбавленного колой виски и приподнимает брови. Арсений видит единственный выход — перевести всё в очередную неудачную шутку. — А говорил, что не из две тысячи седьмого. Антон моментально понимает, о чём речь, и поднимает ладонь, демонстрируя чёрный лак на ногтях. — Девочки, записываемся на ноготочки, — смеётся он. — Это просто дань нашим истокам. — Ну, спасибо, что хоть не розовая чёлка. — Розового PSP достаточно. Арсений улыбается, в его голове пусто-пусто, а с Антоном вдруг спокойно. Шастун поправляет браслеты, поставив стакан на низкий столик неподалёку. — Нервничаешь? — Всегда нервничаю, — пожимает плечами Антон. — Это тебе не экзамены сдавать. — Можно подумать, ты их сдаёшь, — фыркает Попов. — Ну, пересдаю, разница-то какая? Арсений качает головой, словно обещает обсудить это попозже, — сейчас Антон на взводе, и учёба, должно быть, последнее, о чём ему хочется говорить. Эд подходит к ним, хлопает Арсения по плечу и жмёт ему руку, словно они уже сто лет знакомы. — Шастун будет справа стоять, если чё, ты ж на него посмотреть пришёл, — подмигивает Выграновский, и Арсений — ой, как неожиданно, — снова краснеет. Антон пихает его в плечо, растягивая губы в широкой улыбке, а какая-то девушка забирает у Шаста из-под носа его виски, — тот даже бровью не ведёт. Арсению снова неловко. — Я в зал пойду, действительно, не буду вам мешать. Он сматывается под очередную нелепую шутку Эда и заказывает ещё виски — на этот раз для себя. * В зале становится душно. Арсений стоит среди беснующейся толпы и чувствует себя немного лишним на этом празднике жизни. Народ сходит с ума, когда на сцене наконец появляется группа в полном составе, и Арсений, приподнимая брови, следит за тем, как за барабаны проходит девчонка. Она показывает толпе язык и дважды колотит в бочку, поднимая вверх руку с зажатыми в ней палочками, — люди одобрительно кричат в ответ. Эд берёт в руки микрофон, приветствуя всех собравшихся незамысловатым «всем здрасьте», а Антон машет залу рукой и поправляет наушники, прежде чем зажать первый аккорд. Арсений не то чтобы кайфует от подобной музыки, — слишком шумно на его вкус, — но что-то неприятно тянет в груди, когда он видит, как от всего происходящего тащится Антон. Попов знает, что он не должен завидовать, что надо радоваться за людей, и где-то в глубине души он рад, правда рад за то, что кому-то доводится получать удовольствие от повседневной жизни. Арсений не дурак: прекрасно понимает, что за таким количеством людей в московском клубе стоят годы репетиций, которые до сих пор длятся. Антон — не бездельник, но он смог превратить любимое дело в работу. Всё просто: Арсений тоже так хочет. Антон улыбается и дёргается в такт музыке, насколько это позволяет оттягивающая плечо гитара, он прикрывает глаза и проговаривает каждое слово, хотя рядом с ним даже нет микрофона. Антон растворяется в моменте, а нахождение на сцене и люди, поющие в унисон, — его самая главная награда. Арсений завидует. На четвёртой песне Попов, извиняясь перед людьми, проталкивается к выходу, по пути оставляя наполовину пустой стакан на стойке бара. Осенний воздух немного отрезвляет, и Арсений, отказавшись от прослушивания музыки на сегодня, пишет Антону.Арс
прости, пришлось уйти :(
вы классные
Больше ничего из себя выдавить не удаётся. * Арсений появляется дома с пересохшим горлом, звоном в ушах и кучей вопросов в голове — прежде всего, к себе. То, что Антон ему нравится, было очевидно с самого начала, а вот то, как он ему нравится — не понятно. — Что тебе непонятно? — бормочет Серёга, заваривая горячий чай. — Ты на него смотришь, как влюблённая школьница, и таскаешься за ним везде. — Неправда. Матвиенко вздыхает, наливая кипяток в кружку. — Ладно, может и правда, — капитулирует Арсений. — Но мне просто нравится, как он выглядит. И его хобби. И… Серёжа садится напротив и подпирает ладонью щеку. — Ага. — И предпринимать что-то ещё рано, — Арс делает глоток, — и делать выводы тоже. И… Серёжа знает, что его присутствие в данный момент Арсению необходимо, только чтобы выговориться, поэтому и не перебивает больше, лишь поддакивает в нужных местах. С тем же успехом Арсений мог бы вести записи. «Дорогой дневник, — написал бы Арсений. — Сегодня всё снова пошло по пизде. Я не могу разобраться в себе, поэтому гружу своего чудесного, несравненного и единственного в своём роде друга по имени Серёжа…» * Когда Арсений остаётся со своими мыслями один на один, погасив надоедливую жёлтую лампочку под потолком у себя в комнате, его внутренний голос выкручивается на максимум и кричит, как кричали сегодня в клубе колонки и зал им в ответ. Собственно, спрашивал внутренний голос только одно: «Что я делаю со своей жизнью?» Приходится вернуться к подростковым воспоминаниям, тогда у Арсения часто возникал в голове ещё один вопрос: почему всё время приходится ждать? В детстве Арсению часто говорили: «Подрастёшь — поймёшь», — а сейчас он и вспомнить не может, что спрашивал. Хороший ход, надёжная защита детского разума от недетских вопросов, но обида всё равно скребётся где-то в груди. Арсений ведь ждал, когда подрастёт. Подрос, стал ждать, когда пойдёт в школу. В школе ждал выходных, на выходных — каникул, на каникулах — школу. Ждал университет, в университете теперь ждёт, когда ему в руки отдадут диплом. И что тогда? Что? Устроится вдруг на работу мечты и будет счастлив всю жизнь? Можно подумать, у него вообще есть работа мечты. Арсений ничего не умеет делать хорошо. Он относится к тому типу людей, которые во всём неплохи. Везде по чуть-чуть, подлецу всё к лицу, — как хотите. Арсений бросил скейт, когда понял, что ему не суждено кататься круче, чем Лёшка из параллели, бросил занятия музыкой, когда осознал, что никакого прогресса не видит уже несколько месяцев. Бросил писать, бросил кататься на коньках, бросил рисование. У Арсения в жизни слова «бросил» столько же, сколько «начал», потому что он везде неплох, но нигде по-настоящему не хорош. Последним порогом, который Арсений так и не решился переступить, был театр. Родители не позволили ему всерьёз заняться актёрским искусством, считая, что это отберёт его тягу к учёбе, — словно та когда-то существовала. В учёбе он тоже никогда не был хорош. Антон вывел его из душевного равновесия этим вечером, и, смотря на него, Арсений думал, что попусту теряет время. Что вот она — жизнь, вот оно — любимое дело, вот он — счастливый человек, — и всё это ему не принадлежит. У Арсения только багаж рандомных знаний о рандомных предметах, неопределённость и слово «неплохо», выжженное и противно ноющее на подкорке. Арсений вздыхает и поворачивается на другой бок. А что, если попробовать больше не ждать, а взять себя в руки и начать что-то делать? В конце концов, у них в универе есть какой-то театр, можно попробоваться туда, Арс даже знаком с их руководительницей. Можно поискать какие-нибудь курсы или мастер-классы. Это всё, конечно, пойдёт во вред учёбе, но не всё ли равно? Арсений не видит себя в своей специальности, он себя вообще нигде не видит, а хотелось бы наконец. Арс знает, что с утра его энтузиазм улетучится, хотя сейчас сердце колотится, как сумасшедшее, когда он пытается подобрать, какую басню лучше рассказать на прослушивании. Знает, что следующий день смоет с него наваждение и захочется жить прежней жизнью, потому что его «нормально», его «неплохо» и его «потом» стало со временем зоной комфорта, и её сложно покинуть. Попов смотрит в потолок и думает написать руководительнице студенческого театра прямо сейчас, чтобы завтра не было шанса сдать назад. Но он же не дурак. Он ведь не станет делать поспешные выводы. Он ведь не станет идти у своих эмоций на поводу. Он ведь не станет… Входящее сообщение, — экран телефона светит с тумбочки. Антон жаль :( у тебя что-то серьёзное случилось? Арсений на какое-то время зависает, не зная, как ответить. Принимается писать, стирает написанное и пишет всё заново. Стирает и это.Арс
нет, я в порядке
Антон точно?Арс
ага
Арсений кладёт телефон экраном вниз, какое-то время пялится в темноту ночи и снова берёт мобильник в руки. Он пишет не руководительнице, но своей знакомой из труппы, спрашивая про ближайшие даты отбора. Сразу уточняет, можно ли прийти показать себя вне этих дат, — по дружбе, конечно. Чтобы точно не отказаться от этой идеи завтра, пишет Антону. Закрепляет результат.Арс
антон?
Антон а?Арс
я написал знакомой из нашего универского театра. вдруг меня возьмут
Антон здорово! позовёшь меня на премьеру своего первого спектакля? Арсений улыбается.Арс
конечно
* — А если я им не понравлюсь? Серёжа молчит. — А если я забуду слова? Серёжа вздыхает. — А если меня не возьмут? Серёжа смотрит в потолок. — А если… «Дорогой дневник…» — Арс, — Матвиенко устало прерывает расхаживающего из угла в угол друга. — Угомонись и импровизируй. Арсений останавливается и выдыхает, потом смотрит на часы, матерится и исчезает с кухни. «…сегодня всё снова пошло по пизде». * Арсений понравился, Арсений не забыл слова, Арсения взяли в университетский театр, — и Арсений теперь понятия не имеет, где достать время, чтобы попросту выспаться. Он похож на привидение, а играть ему разве что тень отца Гамлета, — но в их театре «не ставят старьё». Так выразился Дима, тот самый Дима, который должен жить с Шастуном в одной комнате, но живёт один. Вообще-то вместо приветственных слов Позов спросил у Арсения: — Ну что, доебался всё-таки до Антона? Арсений растянул губы в довольной улыбке. — Да. — Прикольно. Так и подружились. После пар Арсений теперь идёт не домой, а на репетиции, а после репетиций его иногда дожидается Антон, который обычно к вечеру только просыпается. Шастун завозит Арсения домой, а потом едет уже на репетицию к себе, а если у Арсения есть силы, то первый пункт они пропускают и едут вместе. Шастун иногда приходит посередине учебного дня и требует, чтобы Арсений срочно прогулял с ним пары, но никогда не срывает его репетиции. По плану сегодня Арсений должен возвращаться домой на своих двоих, поэтому, когда на выходе из корпуса ему приходит сообщение от Антона, он даже радуется: вдруг у Шастуна что-то поменялось, и он сможет его забрать. Антон арс арс? аааааааааарс арсений Арс очень старается не напрягаться, смотря на эти четыре весьма содержательных сообщения. Ни одного стикера даже — что такое?Арсений
а?
Арсений стоит у гардероба с курткой под мышкой (в середине ноября у них зима, это в порядке вещей) и ждёт. Антон о ты здесь класс у меня проблемы Действительно, класс.Арсений
что такое?
Антон ща только не ржи сильно Телефон в руках вибрирует входящим звонком, и Арсений сразу выдыхает в трубку: — Ну? — Баранки гну, — огрызается Антон. — Мы с Билли вышли погулять, а Эд уехал. И кто после этого пёс? Арсений щурится, не понимая, что именно не так с дикцией Антона: ощущение, словно ему сделали анестезию у стоматолога, и теперь он еле ворочает языком. Что, неужели на улице так холодно? Вопрос про пса, наверное, риторический, но Арсений всё равно впадает в ступор. — Билли? — Нет, Эд. У Арсения вскипает мозг. — Нет, я спрашиваю, кто такой Билли? — Пёс. Блять. — Давай заново и по порядку. У тебя есть пёс? — Да, Билли, блин, Арс, я сейчас вообще не об этом. Эд уехал к родителям, приедет только во вторник вечером, а я ключи оставил в квартире. И зарядник. И… — А написать ему? — Так он в поезде уже. Арсений вздыхает. — Антон. — А? — А сколько ты гулял с Билли? — Часа три. — А это как-то связано с твоей дикцией? — Может быть. Звук «ж» у Антона мягкий, а «с» больше похож на «ш», будто Шастун представляет, что держит во рту горячую картошку, — как в том Ералаше. — Можно у тебя пожить? — наконец переходит к делу Антон. — У меня Серёга. — Так вы вместе? — Живём, — господи, ну почему он смущается вообще, — вместе живём. — Угу. Нет дивана лишнего? — Есть… Но у тебя же комната в общаге. — Арс, ты что, заставишь меня жить в общаге? Я думал, мы друзья. Арсений молчит в ответ на это. Антон вздыхает и внезапно отступает. — Я не настаиваю. Просто подумал, что, ну… Не попробуешь — не попробуешь. Арсений сначала улыбается, а потом всё же смеётся, прикладывая ладонь ко лбу. — Приезжай. — Спасибо! Арсений, спасибо, щас, я скоро… — Ага, да. До встречи. Арсений сбрасывает вызов и, вздыхая, сразу набирает Серёге. — Слушай, тут такое дело… * «Дорогой дневник…» * Арсений ожидает увидеть у себя на пороге Антона в сопровождении какого-нибудь питбуля или дога, или, на худой конец, овчарки, но уж точно не готов лицезреть перед собой это. В их с Серёгой маленькой прихожей стоит высокий Антон — ну, узкие джинсы, тяжёлые ботинки, вот это вот всё, — а правой рукой он прижимает к себе лупоглазого пушистого шпица. Арсений пялится на него, а он — на Арсения. Антон говорит: — Это Билли. — У тебя шпиц? — Как видишь. Подержи, я боты сниму. Арсений неумело берёт собаку под передние лапы и рассматривает нелепую зелёную резиночку у него на голове. Хочется пошутить, что у Серёжи наконец появится сородич в квартире, — пусть и ненадолго. Пёс принюхивается и зевает прямо Арсению в лицо. — Что ты его как чужого держишь, — бормочет Антон. — Дай. Шпиц послушно сидит на руках Шастуна и не сводит внимательный взгляд с Арсения. — Мы в ванную, лапы мыть, — говорит Антон, уже намереваясь идти. — Стой. Арсений даже не знает, как вообще о таком спрашивать, но ему же не могло показаться. Они с Антоном не виделись уже, кажется, недели полторы, — всё никак не могли состыковаться из-за репетиций, — но Шастун что, не мог написать об этом? Или хотя бы в инстаграм фотку выложить? Сделать хоть что-то, чтобы Арсению было не так тяжело не пялиться? Боже, никакого милосердия. — Ты проколол язык? — спрашивает Арс. Антон широко улыбается, а потом, собственно, довольно демонстрирует металлический шарик. — Ездил сегодня штангу менять, зажило как раз, пока мы не виделись. — А рассказать? Я думал, мы друзья. Арсений складывает руки на груди и ухмыляется, а Антон, поудобнее перехватив Билли, смеётся: — Ладно, Арсений, один-один. Шастун скрывается за дверью ванной, а Арс чувствует себя так, словно в его голове кто-то просыпал целую коробку вопросов. Можно ли, интересно, где-то предложить название следующему шторму, который заглянет в Россию? А то у Арсения есть один вариант. * Жить с Антоном в одной квартире, как оказалось, не так уж и трудно, даже несмотря на то, что Арсению пришлось постелить ему на диване у себя в комнате и обеспечить его своей одеждой. В арсовых вещах Шастун смотрится совсем иначе: просторная чёрная футболка позволяет рассмотреть наконец голые локти и запястья без браслетов, а лёгкие штаны, которые Арс не планировал доставать до лета, не прикрывают лодыжки, — слишком короткие. Из-под рукава футболки выглядывает татуировка, которую Арсений раньше не видел, — на левой руке, с внутренней стороны, тонко набита лампочка. Попов не сильно удивился наличию тату, скорее был удивлён, что она всего лишь одна. Может, он ожидал увидеть целый рукав, а аккуратный рисунок лампы выбил его из колеи. В первый же вечер у Арса с Серёжей дома Антон принёс с собой несколько пакетов еды, поэтому Матвиенко даже разозлиться не успел, когда имел счастье увидеть в гостиной Шастуна с Билли на коленях. Теперь Арсений знает про Антона немного больше. Например, Шастун поздно засыпает и рано подрывается, а потом пару часов не может уснуть, снова вырубаясь уже ближе к девяти утра. Он выключает звук, пока по телеку идёт реклама, скорее посмотрит ситком, чем глубокий фильм, музыку слушает исключительно в наушниках и никогда, — вообще никогда, — не берёт трубку. Перезванивает сам изредка, но чаще всего просто игнорирует звонки. Арсений делает себе пометку: даже не пытайся. Антон любит какао и пьёт его на завтрак, обед и ужин, и не спрашивает, прежде чем сделать ещё пару кружек Арсению и Серёже, а если кто-то отказывается — допивает сам. Вообще, смотреть на Антона, босиком шлёпающего по кафелю кухни со сковородкой в руках, — надо же оплатить ваше гостеприимство, да, Серёг? — то ещё удовольствие. Помимо новой штанги в языке, Антон снова проколол мочки, — комплект серёжек пополнился небольшими кольцами с прикреплёнными к ним крестиками. Со всеми своими проколами, но в Арсовой одежде и с деревянной лопаточкой в руках, Шастун выглядит как ходячий оксюморон, оттого на него хочется смотреть пристальнее, чем Арсений и занимается, кажется, всё свободное время. Билли осваивается в квартире быстро и по пятам ходит за Серёжей. Матвиенко усердно делает вид, что ему это не нравится, но всё равно увлечённо перезаплетает собаке хвостик под общий хохот Арсения и Антона. — Не такой уж и фрик этот твой Шастун, — говорит Матвиенко, когда в понедельник с утра они уходят в универ, оставив Антона спать. Арсений кивает головой, зевает в кулак и морщится, пока они приближаются к метро, — сейчас вдруг стало жаль, что Антон не ходит на пары. * — А зачем? — спрашивает Шастун. Жёлтая лампочка под потолком делится с комнатой тусклым светом, Арсений делится с Шастуном бутылкой красного вина, — терпкого, крепкого, сладкого на языке. Серёжа сваливает к себе, едва Антон закуривает у Арса в комнате, и Билли семенит по паркету за ним. — Даже собаку вытравили, — недовольно ворчит Матвиенко, подхватывая пса на руки и скрываясь в темноте коридора. Дверь за ним закрывается. Антон затягивается, Арсений вопросительно смотрит на Шастуна: не помнит, в чём вопрос. — Зачем ходить на пары? Антон лежит на диване, закинув ногу на ногу, и смотрит в потолок, выдыхая дым: сквозняк, просачивающийся в приоткрытое окно, щекочет его ноги. Арсений, накинув плед, сидит на полу неподалёку, ноутбук у него в ногах бормочет что-то смешное и неубедительное про доску Уиджи. Ему прохладно, надо бы закрыть окно после того, как Антон докурит. Шаст сбрасывает пепел в кружку с водой, которую держит левой рукой у себя на животе. — Не знаю, чтобы… — Вот именно, Арс. Не знаешь. И никто почти не знает. Думаешь, все эти люди хотят по профессии работать? Да хрен там, дай бог, половина, но скорее всего и того меньше. Паша вообще знаешь, кем стать хочет? Стэндапером. Нахуя, спрашивается сидит в этих душных аудиториях… — Чтобы стать кем-то ещё, если не получится стэндапером быть. — Так это и без образования можно, — Антон чешет отросшую щетину, потопив сигарету в чашке, — было бы желание. Шастун поднимается, закрывает окно и, морщась на свет, щёлкает выключателем. Антон падает обратно на диван, занимая прежнее положение, кладёт руки под голову. — Я бы вообще отчислился, но берегу мамино здоровье. Она-то думает, я прилежный ученик, — Шаст мягко смеётся, — а нам как-то на первом курсе на английском поставили речь Стива Джобса, он там перед выпускниками универа какого-то распинался, — несколько лет назад это видео всюду пихали, помнишь? Шастун переворачивается на бок, подпирая голову ладонью, и смотрит на Арсения. Попову в голову даёт вино, и он отчаянно старается сфокусироваться на словах Антона, а не на его тембре, не на его глазах, не на его губах, проколах, голом запястье и выглядывающей из-под рукава татуировке. — Я тогда сказал, что это худшая мотивационная речь, потому что… Вот представь, ты вкалывал в этом выпендрёжном университете столько лет, что-то зубрил постоянно, нервничал, унижался перед преподами, не высыпался, тратил дикие бабки на обучение, и с вероятностью в девяносто процентов до сих пор никто. А перед тобой стоит мужик, который даже первый курс не окончил, а столько всего сделал, что у каждого в кармане его ебучий айфон лежит. Вот скажи мне, ты бы себя не почувствовал полнейшим неудачником на месте всех этих высоких лбов? Я бы удавился, мне кажется, — Антон забирает из рук Арсения его же стакан и делает глоток, ставит вино на пол. — Поэтому и решил, что оно мне нахуй не надо. Я лучше нервы поэкономлю и порепетирую лишний раз, чем буду вот эту всю муть ненужную слушать, а потом жалеть, что время упустил. Арсений допивает вино из их теперь уже общего стакана и кутается сильнее в плед, пытаясь удержать себя от необдуманных действий. Алкоголь и внутренний голос, — а так же судьба, фортуна, звёзды, вещие сны и иже с ними, — подсказывают Попову, что если он подвинется чуть ближе к дивану, никто не будет против. — Я поэтому и говорю: классно, что ты в театр этот свой пошёл. Ты не похож на человека, который мечтает за книжками всю жизнь провести. — Да я сам не знаю, чего хочу, — выдыхает Арсений. Антон смотрит как-то слишком проницательно, и Попову немного не по себе от такого взгляда. Плед сползает с плеча. — Правда? — тише, чем раньше, спрашивает Антон. Арсений сглатывает вязкую слюну, чувствуя, как горят щёки, — вино виновато, — и смотрит на губы Антона. Это ловушка, и Арсений не хочет из неё выбираться. — Удобно целоваться с пирсингом? Вопрос звучит очень тихо, кажется, что даже ноутбук бормочет громче. Арсений бегает взглядом по чужому лицу, пытаясь понять, насколько глобально он проебался, а Антон — Антон не смеётся. Антон говорит: — Проверь. У Арсения нет времени запоминать, как сердце пропустило удар или как закружилась голова, нет сил и взвешивать все «за» и «против». Единственная мысль, очень чётко сформировавшаяся за то ничтожное время, что Арсений тянулся к чужим губам, а Антон прикрывал глаза, звучала как: «Мы сейчас поцелуемся». Шастун легко скользит согнутыми пальцами по чужой щеке, и поцелуй кажется едва ли не целомудренным, слишком лёгким, чтобы позднее вспоминать его в подробностях, — но ведь Арсений всё равно будет. — Ну чё, — спрашивает Антон, когда Арс, уже плохо соображая, отодвигается. — Удобно? Арсений оторопело кивает, а Антон сползает на пол и делает звук на компе громче, доливая остатки вина в стакан. У Попова в голове блаженная тишина. Вопросы начнутся завтра. * Антон встречает Арсения на кухне с манной кашей (он умеет делать её без комочков — чудо какое-то) и кружкой тёплого какао. Попову даже не приходится спрашивать, Шастун сам заводит разговор, который по определению должен быть неудобным, — в отличие от поцелуев с серёжкой в языке. — Слушай, Арс, по поводу вчера, — Антон чешет шею. — Ты прости, я не должен был тебя на это провоцировать. — Нет, я… — Арсений краснеет. — Не то чтобы я был против. — Да ты и не был, — усмехается Антон. — Просто это всё не так должно было произойти и… Короче, «останавливаться вовремя» — моё второе имя. Арсений приподнимает брови. — А первое — «не». Попов смеётся, но ему всё ещё неловко, — он предпочитает спрятать взгляд в тарелке. Антон легонько задевает его ногой под столом, снова привлекая внимание. — Я просто… не тороплю тебя, Арс. Подумай, надо ли тебе это всё. У тебя и так в жизни сейчас дохуя всего происходит, и я не хочу быть ещё одной проблемой, которую надо решить, окей? Не парься об этом и… Не знаю, приходи, когда поймёшь, что тебе действительно это нужно, — если нужно, конечно. Арсений хотел бы сказать Антону, что он уверен в том, чего хочет, но это будет самой большой ложью на свете. У Попова в душе сейчас такой разлад, так резко контрастирует его привычная жизнь с тем, что есть у него сейчас, что ему точно нужно время освоиться, — Антон прав. В конце концов, Арсений склонен бросать всё на полдороги — это и к хобби относится, и с отношениями, к сожалению, тоже так бывало. Шастун нравится Арсению слишком сильно, чтобы так капитально проебаться, поэтому Попов только кивает и зачем-то говорит: — Спасибо. Антон кивает. — Тебе с Серёгой спасибо, что приютили. Эд сегодня приезжает, я вечером свалю. Надеюсь, не сильно вам тут мешал. Арсений вежливо улыбается на это и пьёт своё какао. Антон стучит пальцами по столу пару раз и уходит спать — время как раз девять утра. Билли просится к Арсению на колени, и Попов рассеянно подкармливает собаку маленькими кусочками сыра. Аппетит пропал. * Что самое странное, они не прекращают общаться. Арсений даже как-то приходит к Антону в гости, а потом рассказывает Серёже, что видеть в домашней обстановке Эда — вообще что-то из ряда вон, он словно прыгнул в эту вселенную из какой-то другой, как в том недавнем мультике про Человека-паука. Антон по-прежнему иногда забирает Арсения с пар, Арсений по-прежнему гоняет в его PSP и закидывает свои длинные ноги на бардачок, снимая боты, если они попадают в пробку. Декабрь встречает их сессией и премьерой спектакля, в котором Арсений играет второстепенную роль, но Антон всё равно приходит посмотреть. Арс предлагает помочь Антону с грядущими экзаменами, но Шастун только отнекивается. — Я сразу на пересдачи пойду, они мне всё равно ничего сейчас не поставят, даже если я вообще всё выучу. Больно гордые. — Их можно понять, — пожимает плечами Арсений. — Ну, я понимаю. Поэтому и не хожу. Арсений закрывает зачётную сессию двадцать седьмого декабря и берёт билеты домой на следующий день, по традиции решив отмечать Новый год с родителями. Антон подбрасывает его до аэропорта, а после едет на вокзал, чтобы укатить в родной Воронеж вместе с Эдом. Шаст отдал Арсу свой PSP на каникулы. — Если не придумаю подарок получше, то навсегда, — сказал. — Наслаждайся. Арсений прикрывает глаза, уже сидя в самолёте, и настраивается на здоровый отдых дома, где ему не нужно будет думать, что приготовить, как добраться до универа и не умереть от недосыпа. На пороге в родную квартиру мама встречает его с распростёртыми объятиями. * — Шаст! — Арсений звонит ему ровно в двенадцать по омскому времени. — Шаст, с Новым годом! Антон хохочет, а Попов не слишком трезв, поэтому смеётся в ответ. — У меня ещё не наступил, — говорит Антон. — Но с праздником, да. Никакого фонового шума Арсений за голосом Антона не улавливает, зато прекрасно слышит, что тот курит, но никак это не комментирует, — не дурак же. — Спасибо. А я целыми днями в Краша играю. Последнюю локацию добить осталось, и… Антон издаёт короткий смешок. — Чего ты говоришь? — Говорю, играю в Краша, и… — Арсений, — улыбается в трубку Антон. — Краш — это у меня на тебя. А игра называется «Крэш». Повисает молчание. Антон, судя по звукам, затягивается, а у Арса слишком громко стучит сердце, чтобы что-то говорить. Почему Антон так спокойно произносит подобные вещи? — Ладно, слушай, я пойду, надо маме помочь стол накрыть. С Новым годом ещё раз, Арс. — С новым счастьем, — эхом отзывается Попов, и Шастун кладёт трубку. Арсению хмельно и очень тепло, когда он возвращается на шумную кухню с глупой улыбкой на лице и рассеянно отвечает на расспросы родственников, мысленно находясь где-то далеко отсюда. Уже ближе к утру, когда щека Арсения касается подушки, до него наконец доходит: Антон взял трубку. * Антон не возвращается из Воронежа до конца сессии, игнорируя звонки и смс, призывающие его прийти на экзамены. В коридорах универа Арсения как-то раз выхватывает староста Паша и, даже не пытаясь узнать, где Шастун и что с ним случилось, передаёт расписание на случай, если Антон пожелает появиться. Антон, конечно, не желает, но в универе всё равно обнаруживается. Арсений только вышел из кабинета, сдав последний экзамен, и теперь имеет удовольствие лицезреть Антона, развалившегося на явно спизженном из какой-то соседней аудитории стуле. Шастун дремлет, и Арсений тихо смеётся себе под нос, подходя ближе. Отчего-то хочется подольше посмотреть на такого Антона: руки сложены на груди, рот приоткрыт, затылок упирается в стену. Того и гляди, накренится вбок и свалится со стула — Пизанская, блин, башня. Арсений немного наклоняется, стараясь не думать о том, насколько это крипово, и, не выдержав, легонько касается чужого колечка на левом ухе, а потом ведёт вниз. — Мне помурлыкать? — сипло и сонно спрашивает Антон, когда палец Арсения соскальзывает на линию челюсти. — Помурлыкай, — пожимает плечами Арсений. — Мне нравятся котики. Антон смотрит на него сонно и спокойно, словно он не впервые вот так встречает Арсения с экзамена. Словно они вообще дома, и Попов поздно вернулся с учёбы, а Шаст, не дождавшись, вырубился на диване в гостиной. Антон зевает, потягивается, поднимаясь, и подхватывает с пола полупустой рюкзак, вешая его на левое плечо. — Я соскучился, — объясняет Антон. — Поехали в кино? Там какая-то чушь фестивальная идёт, тебе должно понравиться. — Это в самом деле предложение? — Не-а, я уже взял билеты. У тебя нет выбора. Арсений не находит в себе сил ни удивляться, ни злиться, поэтому часом позже сидит на предпоследнем ряду с самого краю и, перекинув свои ноги через чужие, с энтузиазмом рассказывает Антону про режиссёра, чья работа будет представлена после ряда трейлеров. Антон выглядит так, словно вот-вот поцелует Арсения, и Попов смущается под чужим взглядом, но не убирает ноги. Ещё через полчаса Шастун дремлет на его плече, и у Арсения нет никаких возражений, — он перескажет сюжет по дороге домой. * Арсений не помнит, когда ему последний раз было так спокойно. Казалось бы, четвёртый курс, неумолимое приближение диплома, укороченный семестр, озверевшие преподаватели и волнующиеся родители, — а Арсу всё нипочём, он распивает с ребятами из труппы игристое после репетиции, с Димкой идёт до метро и обещает ему как-нибудь заскочить в общагу. Руководительница театра хвалит Арсения только однажды, но тот факт, что она даёт ему главную роль в их следующем спектакле, говорит куда громче, чем все приятные слова. Арс очень старается не задирать нос, но это довольно трудно, когда он видит почти что щенячий восторг в глазах Антона, едва рассказывает о своих творческих свершениях. Антон снова зовёт Арсения на свой концерт, на этот раз вместе с Серёжей, и последний выпытывает у Шастуна номер или контакты барабанщицы ещё несколько дней, до тех самых пор, пока Юля сама не спрашивает у Антона, как зовут друга Арса. Антон с трудом закрывает сессию к концу февраля, едва ли не ежедневно выслушивая причитания преподов на тему того, что ему немного учиться осталось — мог бы и за ум взяться. Вместо этого Шастун предлагает группе удвоить репетиции и самонадеянно твердит, что к маю они соберут зал ещё больше, чем в прошлые два раза. Арсений ходит по дому в футболке из мерча группы Антона, подаренной им же на четырнадцатое февраля, — день друзей в Финляндии, Арсений, не смотри на меня так, иначе я тебя сейчас поцелую. В последний день зимы Попов остаётся дома, потому что они с Антоном переписывались до трёх ночи (Арсений до сих пор не понимает, откуда у Шастуна стикеры на все случаи жизни), и он просто не смог поднять себя в семь утра. И в восемь, и в девять, и даже в десять, — проснулся к двенадцати, когда за окном почему-то светило солнце, такое непривычно яркое для февраля, полузабытое за зиму. В три дня, после того как Арсений посмотрел две серии нового сериала, который ему недавно посоветовал Шастун (Арс не совсем в теме комиксов и их экранизаций, но здесь уж больно потешные главные герои), его телефон привычно вибрирует входящим сообщением. Антон доброе утроАрсений
ага
Антон приедешь? эда нет дома Арсений щурится на солнце и не видит причин отказываться, даже если это провокация, а не констатация факта.Арсений
ага
Антон ты разговорчивый сегодня Стикер, стикер, ещё стикер, — все вопросительные. Арсений вздыхает, блокируя телефон, по-дурацки улыбается отражению и думает, что только что всё для себя решил. Снова включает мобильник.Арсений
ага
* Арсению спокойно, пока на выходе из метро морозный февральский воздух целует его щёки. Спокойно, когда он шагает до квартиры Антона, зная, где лучше пройти, чтобы не промочить свои зимние, — не бывает зимних кроссовок, Арс, — ботинки. Спокойно, когда он набирает выученный код домофона, спокойно на лестничной клетке, спокойно, когда палец легко нажимает на кнопку звонка. Спокойнее некуда, когда Антон, стоя в огромной чёрной футболке, которая на любом другом человеке казалась бы платьем, открывает входную дверь. Арсений разувается, пока Антон зевает, прижимая кулак ко рту. Шастун выглядит так, словно только что встал с кровати и с удовольствием бы туда вернулся — чем скорее, тем лучше. — Не выспался? — Не-а, — мотает головой Антон. — Тогда зачем позвал? Шастун пожимает плечами. — Чтобы ты пришёл. У Арсения есть целый путь до кухни, чтобы обдумать этот дурацкий, но предельно простой и искренний ответ. Антон не спрашивает, прежде чем сделать какао, и гремит ложкой о бока кружек. Арсений стоит к нему спиной, сложив руки на груди, и смотрит на закат: небо с солнцем сегодня совершенно бесстыже занимаются любовью у всех на глазах. Арс знает, что такие закаты свойственны только зиме: когда весь окружающий мир замирает, наблюдая за разворачивающимся на небе действом. Серые сумерки, крадущиеся к домам и прохожим из-за углов, ненадолго теряют значение, когда взгляд ласкает не красный даже, не розовый и не оранжевый, — а какого-то сверхъестественного цвета заход солнца. Арсений не знает, как назвать этот оттенок, не используя слово «любовь». Такие закаты не длятся долго, хотя пылают красиво, — так же пылают щёки Арсения, обласканные последним зимним солнечным светом. Небесное откровение быстро закончится, последние февральские сумерки отрезвят рассудок, холодными ладонями обхватят лицо, приводя в чувство. От заката останутся пляшущие под веками цветные пятна и чьи-то фотографии с фильтрами, — жалкая реплика подлинного природного искусства. Антон встаёт рядом с Арсом, делая глоток своего какао и отставляя кружку на подоконник. — Зачем ты приехал? — тихо спрашивает он, не отводя взгляд от неба. Арсений немного молчит, зная, что в вопросе нет никаких обвинительных ноток, но ни о чём не думает, — потому что подумал уже сто раз. Он больше не смотрит на солнце. — Поцелуй меня? Шастун поворачивается и сразу смотрит в глаза, — пропадает в честном и открытом взгляде. Он касается ладонями чужого лица, и пальцы на правой руке теплее, чем на левой — обожжены нагретой какао кружкой. Антон не переспрашивает, — его никогда не нужно было просить дважды. Он наклоняется медленно, мажет губами легко и прерывисто, ждёт, пока Арсений сам протянет к нему руки и скомкает в пальцах чужую футболку, — а Арсений так и делает, углубляя поцелуй осознанно и инициативно. Арсений садится на подоконник, и Антон, упершись руками в его колени, ведёт вверх по бёдрам. Арсений коротко стонет, прикрывая глаза, — ресницы у него дрожат красиво и сам Арсений красивый безупречно, задевает гораздо глубже, чем все зимние закаты вместе взятые. Набухшее красным цветом солнце меркнет, когда Арсений заслоняет его спиной. Антон наклоняется ниже, Антон целует его губы и медленно сжимает руку на внутренней стороне бедра. Антон спускается на шею: горячий язык и металлический шарик сводят Арсения с ума, и он, выдыхая, упирается лопатками в ледяное оконное стекло. Вздрагивает, — одновременно с этим Антон гладит его член через штаны, но сразу же убирает руку. Закат погасает спустя несколько поцелуев, в какой-то песне из репертуара Антона были слова: «Бог щёлкнул выключателем», — и теперь Арсений точно понимает, что имелось в виду. Арс сползает с подоконника, подальше от холодного стекла, и, не видя смысла сдерживаться, тянет руки к Антону, прижимает его к себе, греясь, кладёт подбородок на чужое плечо. Наверное, не самый подходящий момент для объятий, но Антон заводит руки за спину Арсения и осторожно забирается пальцами под мягкую футболку. Он гладит горячую кожу самыми подушечками, Арсений невольно прикрывает глаза, перестав сверлить взглядом квартирное тихо, и длинно выдыхает, словно теряя тяжёлый груз. Арс всё ещё немного пьян закатом, но под веками пляшут пятна не из-за него. Этот послеобраз принадлежит не утонувшему в сумерках солнцу, а кому-то другому. Арсений неразборчиво шепчет в губы Антону еле слышное «тебе». Антон целует слишком мягко, как-то вдумчиво, и Арсению трудно с этим смириться, невозможно представить себе, что Антон об этом думал столько же, сколько и сам Арсений, — Антон ведёт носом по его скуле, — если не больше. — Пойдём в комнату, — бормочет Шаст, задевая губами мочку уха, и Арс чувствует, как запинается его сердцебиение, как снова краснеют щёки. Солнце здесь ни при чём. Антон садится на край кровати, и Арсений не хочет видеть другого выхода, кроме как сесть ему на колени, — лицом к лицу, честно, откровенно и открыто. Арсений чуть давит на чужие плечи, и Антон хмурится, глядит исподлобья. Просит: — Не торопись, ладно? Я так долго ждал. Арсений не уверен, что для него существует внешний мир, он словно в вакууме или в открытом космосе, о котором, таком далёком, мечтал когда-то в детстве. Он замирает в оцепенении, как замирают обычно в страхе перед открывшейся страшной правдой: страх и восхищение — похожие чувства. Антон понимает, нежно целует ключицу несколько раз, оттягивая ворот футболки, щекочет горячим и влажным дыханием шею. Снова смотрит в глаза, и Арсений смотрит в ответ — в вешней зелени хочется утонуть. — Я с самого начала тебя дожидался, Арсений, — совсем тихо говорит Антон, слух ласкает расслабленная хрипотца. — У меня не было шансов. Арсений не может ничего, — только смотреть огорошено, и Антон ловит это и тянет из себя то, что приходит в голову мгновенно и естественно. Он зачем-то аккуратно поправляет чужую чёлку. — Я таких, как ты, никогда не встречал, — выдыхает он, — и вряд ли когда-нибудь встречу. Арсений чувствует, как щиплет какая-то ранка внутри, под рёбрами, и закрывает глаза, не желая выдавать себя с головой. Я же обыкновенный, вертится на языке, у меня же просто лицо красивое, а дальше что? Я же посредственный. Я — неплохо, а ты — хорошо. Антон ведёт пальцами по чужой спине, ловит губами разогнавшийся пульс и зовёт: — Арс, — Антон дожидается, когда тот откроет глаза, — ты потрясающий. Арсений правда больше не может, ему это всё слишком, теперь либо под землю проваливаться, либо плакать на чужом плече. Шастун заглушает, целуя так, что в ушах только белый шум. Он стаскивает с Арсения футболку, пробегается пальцами по груди, тут же приникая к коже губами, ведёт ладонями вниз, к кромке брюк, и Арсений может только тихо выдыхать, лишь иногда подключая голос. Антон избавляется от своего верха и тянет Арсения за собой на кровать: локти Арса оказываются по бокам от его головы. Антон приподнимает руки, развернув ладони вверх, и вдруг улыбается — обезоруживающе. — Поймал. Арсению прямо на сердце кто-то пролил кипяток: он целует губы, нос и щёки, задевает серьги на ушах, — так их любит, — спускается к плечу и касается набитой на руке лампочки. Он только теперь замечает плёнку и расходящиеся от исходного рисунка пока не зажившие чёрточки, — словно лампочку зажгли. Антон говорит: — Я подумал, самое время. Арсений садится на его ноги, думая, что сходит с ума. — Ты меня убиваешь, — тихо произносит он. Арс ведёт ладонями по чужим бокам, большими пальцами оглаживает косточки, и Антон выгибает шею, приоткрывает рот и подаётся бёдрами вверх. Арсений не может поверить, что это из-за него. — Правда? Антон словно серьёзен: смотрит внимательно, а Арсений коротко мотает головой. Антон приподнимается, и они меняются местами, стянув джинсы. Арсений охает, чувствуя своим возбуждением чужое, и Антон прокладывает мокрую дорожку от подбородка до самого белья — за этот путь Арсений расплачивается рваными вдохами и дрожащими выдохами. Антон легко сжимает его через ткань, и Арсений стонет в голос, вскидывая бёдра: в груди разгорается новый закат — такой же бесстыжий. Такой же красивый, сказал бы Антон, даже красивее. Он стягивает с Арсения бельё и мягко обхватывает губами головку, а потом осторожно ведёт по ней языком. Арсений чувствует металл штанги и давится своим же стоном, перед глазами мелькают белые мошки. Антон берёт глубже, вытягивает левую руку, поглаживая чужой напряжённый живот. Арсений, кажется, не совсем осознанно кладёт свою ладонь поверх его, обхватывая тонкие пальцы. Шастун ещё раз задевает языком уздечку и головку, поднимается обратно, чтобы просто увидеть: обожжённые румянцем щёки, припухшие открытые губы, бессознательный взгляд из-под дрожащих ресниц. Чтобы, снова не удержавшись, поцеловать. Арсений подаётся бёдрами вверх, проезжаясь по ткани чужого белья, и Антон прикусывает его нижнюю губу. Чмокает подбородок и снимает с себя бельё. Арсений тянет руку вниз, обхватывая Антона, и тот толкается в кулак, смешно зажмурившись. Арсений целует его в плечо, и они переворачиваются набок, лицом друг к другу, сжимая руки и бормоча в губы какую-то неразборчивую чепуху. Арс щекочет влажным и сбитым дыханием подбородок Антона, когда ловит оргазм, и утыкается ему в плечо, стонет, не контролируя вообще ничего. Антон целует его в лоб, пока Арс отходит, а потом Арсений возобновляет движения рукой, смотря Антону прямо в глаза. Антон не смеет отвести взгляда, его бьёт крупная дрожь, а вдохи — шумные и прерывистые, — перемежаются с именем Арсения. Только когда Антон чувствует, что внутри что-то вот-вот должно лопнуть от напряжения, он позволяет себе закрыть глаза и соскользнуть. Антон медленно приходит в себя и вытирает их своей футболкой, — это не мерзко, — и накрывает их сбившимся в ноги одеялом. Арсений не помнит, чтобы когда-то так много целовался прежде, но не может оторваться, — ему так тепло. — Я тоже знал с первого дня, что у меня не было шансов, — бормочет он. — Очень тупо влюбился, а потом очень тупо тупил. У Арсения чёткое ощущение, что Антон и без его речей всё уже знает. Они лежат ещё какое-то время молча, и Арс, отводя взгляд, всё же спрашивает: — А ты правда… Всё это время?.. — Я бы подождал ещё, если бы тебе это было нужно. Арс кивает, Антон целует его в нос и закидывает на него ногу. На улице уже темно, но Арсений спокоен. Он смотрит в зелень чужих глаз и знает: завтра наступит весна. * — Я не могу туда выйти, — говорит Антон, и Арс чувствует нечто среднее между стрессом и умилением. Он даже в гримёрке может слышать, как сходит с ума толпа. Площадка едва ли не в два раза больше, чем предыдущая, и Антон нервничает, расхаживая по опустевшей гримёрке: Эд ушёл покурить, а Юля потерялась в коридорах закулисья, и никому не хочется знать, связан ли с этим Серёжа. Антон грызёт губу и смотрит на свои руки. — Можешь, конечно, — Арсений стоит рядом с ним, опершись бедром о стол перед зеркалом. — На кого они пришли посмотреть, по-твоему? — На кого? — вскидывает голову Антон, и Арсений медленно проводит пальцами по чужому лбу, убирая чёлку. — На тебя. — И ещё на Эда с Юлей. — И на них тоже, да. Но я пришёл смотреть на тебя. — Будешь ревновать меня к визжащим фанаткам? — Я уже, — посмеивается Арсений. Шастун устало выдыхает и бодает чужой бок, — Арсений гладит его затылок, сам переживая не меньше, и смотрит на время: до выхода ещё двадцать минут. — После концерта пойдём на скейте кататься? — бубнит Антон. — Научу тебя наконец. Арсений улыбается и соглашается, потому что кто он такой, чтобы отказываться от ночных прогулок по парку. Главное, чтобы дождь не пошёл, а то Антон, кажется, уже думает, что они прокляты: постоянно начинает капать, едва они собираются поставить Арса на доску. В прошлый раз, впрочем, было неплохо, потому что парк опустел за несколько мгновений, а Антон, ну, всегда хотел понять, чего такого романтичного в мокрых поцелуях под дождём. Потом Арсению, правда, пришлось ходить на репетиции с температурой и саднящим горлом, но простуда быстро прошла. У неё не было шансов под укорительными взглядами Серёжи и настойчивыми «укутайся, Арс» — Антона. Когда Шастун выходит на сцену — как всегда последний, — Арсений крутит в пальцах одно из оставленных в гримёрке колец и старается не отсвечивать сильно, смотря из-за кулис, как Антон теряет всякий страх перед публикой. Арсений теперь и сам знает, что это такое: выходить на сцену и забывать про всё остальное. На носу у Арса новый спектакль, в рюкзаке — очередная книга про актёрское мастерство и два билета, подаренные руководительницей театра со словами: «Хочешь стать актёром — надо смотреть как можно больше постановок». Арсений, удостоверившись, что Антон совладал с собой и растворился в собственной музыке, выходит на улицу — подышать свежим воздухом и послушать тишину хотя бы пару минут. Майский вечер тихо спускается на город, Арсений смотрит на жёлтые фонари и думает, что у них с Антоном, наверное, всё получится. Арсений пойдёт на курсы актёрского мастерства при вузе, а после поступит во второй раз, наконец сформировав собственные желания. Антон отправится в тур в ближайшее время. Вместе ли, по отдельности ли, — у них всё получится, и Арсений верит в это изо всех сил, пока солнце закатывается за горизонт, а Антон на сцене дарит залу десятки улыбок. После они будут долго целоваться в гримёрке, Арсений будет морщить нос, — ты мокрый, — но вряд ли останется недовольным. Тёплой ночью они будут кататься на скейте, Арс пару раз навернётся, но в конце концов мало-мальски научится ездить сам. Прежде чем высадить Арсения у их с Серёгой дома, Антон опять полезет целоваться — счастливый, но уже успокоившийся после концерта. Арсений провожает взглядом закат и глупо размышляет о том, что такие истории, как у них с Антоном, обречены на хороший конец. (*) Арсений сначала думает, что ему кажется. Такого просто не может быть. — Это что, рипстик? — Ага. Я подумал, раз нормальные скейты тебе не очень понравились, то эта штука будет как раз. Арсений с сомнением смотрит на двухколёсную доску — такую оранжевую, что ему даже стыдно. — А чтобы на нём научиться кататься, обязательно держаться за руки? — бормочет он, оглядывая полупустой парк. — Ага. — Ты это специально, да? — Ага. Арсений вздыхает, думая, почему он вообще на это согласился. Смотрит потом на нелепые, увешанные украшениями уши, на широкую улыбку, на стирающийся чёрный лак на ногтях. На родинку прямо на носу, на постоянно щекочущую чужой лоб чёлку, на браслеты и неоправданно дорогие, — но такие крутые, ну Арс, — кроссовки. Смотрит в зелёные глаза и вспоминает — именно поэтому. Именно поэтому он согласился: на скейт, на летний тур, на то, чтобы пойти с Антоном под руку на одно из мероприятий. На то, чтобы спустя полгода после второго поступления пойти на пробы. На то, чтобы сегодня, не боясь прохожих, которые могут их узнать, пойти в парк и встать наконец хоть на какую-то разновидность скейта окончательно. Арсений смотрит Антону в глаза, и понимает, что согласится ещё на тысячу вещей, которые он предложит. А после Антон берёт его за руки.