to be close

      Дверь в комнату закрывается с тихим щелчком замка, и по телу расползается радость от того, что совсем скоро, после теплого душа, тело коснется холодной постели и тут же провалится в недолгий, крепкий сон.       Саша, шаркая ногами по полу, подходит к столу, оставляет там видеокамеру, даже не удосужившись спрятать ее в чехол и в два своих широких шага оказывается у кровати, сразу же грохаясь на нее всем своим весом.       — Я первый в душ, — потирая лицо ладонями, глухо произносит Дима. Наверное, он устал даже больше, чем уставал в прошлые дни, и поэтому хочет побыстрее уже оказаться головой на мягкой подушке.       Ответом ему служит только нечленораздельное сонное мычание, вполне принимаемое за согласие, поэтому Дима немного вяло отправляется в ванную, предварительно все же достав из сумки чистую одежду.       В нескольких съёмочных днях подряд было слишком много этих чуть ли не киношных парочек, про которые нужно было непременно снять видеосюжет («Будто в стране украинцы, живущие с местными — большая редкость», — про себя возмущается Дима), и от этого мужчину охватывало то ли раздражение, то ли тоска, ведь для него длительные отношения стали вещью совсем далекой. Командировки были испытанием как для него, так и для всех предыдущих партнеров — их не выдерживали практически все. Так что ему оставалось только наслаждаться короткими романами во время пребывания дома либо же любовью местных девушек на одну ночь (или даже на час), которые за деньги обращались с ним, как с самым дорогим человеком.       От этого Диме и было грустно или, скорее, одиноко, потому что обычного человеческого тепла так не доставало. Не доставало мыслей о том, что за тысячи километров от тебя точно есть кто-то, кто ждет возвращения и будет по-настоящему рад видеть.       Теплая вода дарит телу облегчение, смывая с него грязь и дурные мысли. Из головы они, конечно, не уходят, но хотя бы ненадолго размываются сонливостью и простой радостью в виде водопровода вместо реки и бутылки с водой и кровати вместо спального мешка.       Когда дверь из ванной открывается, и свет широкой полосой освещает комнату, погруженную в полную темноту, Дима видит на кровати лежащее в той же позе тело Саши и его прошибает потом от внезапного осознания простой истины: ему не нужен тот, кто будет ждать; у него есть тот, кто уже рядом.       И ведь всегда рядом был. Эти мысли поражают Диму, будто током, и вводят в абсолютный ступор. Как же он не видел этого раньше?       Не видел, когда отворачивал ствол автомата, направленного на них, не видел, когда чистил и промывал раны, не видел, когда ночью тащил его на себе вниз с горы больше восьми часов и не видел, когда он смотрел на него пьяными от мечт и какого-то домашнего пойла глазами.       Сашины совсем уже длинные, кучерявые волосы разметаны по яркому покрывалу, руки случайно сложены на груди и одна нога свисает с кровати вниз. У него спокойное, по-детски умиротворенное лицо, и в его голове сейчас совсем не мечется целая куча мыслей.       Дима не издает звуков — только чуть возбужденно сопит — и садится рядом. Он смотрит на Сашу будто другими глазами или будто как на чужого человека — заново видит все его черты лица, каждую веснушку и каждую прядь волос. Он ложится щекой на его живот, мягко и ровно вздымающийся от дыхания и по возможности обхватывает за пояс руками. От равномерных, укачивающих движений в сон клонит еще сильнее, чем раньше. Голову покидают сомнения и беспокойные, токсичные мысли.       — Дим? — глухо и абсолютно сонно раздается справа и под щекой напрягаются мышцы, когда Саша поднимается на локти. — Ты в порядке?       — Пока ты не проснулся, был в порядке, — улыбается Дима и его улыбка только на пол лица, потому что вторая щека до сих пор прижата к теплому животу.       — Ты себя нормально чувствуешь? — не унимается Саша, чье сердце колотится быстрее обычного и в сонном мозгу мысли, отказываясь бегать, лениво ползают и толкаются.       — Саш, я, кажется, понял, что люблю тебя.       В глубине души Дмитриев надеется, что он не шутит и не имеет ввиду «как друга» или «за хорошую операторскую работу».       — За хорошую операторскую работу? — все же решает уточнить он.       — Нет, дурак. Люблю — значит люблю.       — Оу, — только и может выдавить Саша, чьи внутренности сейчас решили устроить демонические ритуальные танцы и чье сердце вот-вот выпрыгнет из горла.       — Я не шучу, — Дима поднимается и садится рядом, кладя руки на сложенные лотосом ноги и опуская взгляд.       — Я… и что делать? — неловко и не отрывая от друга взгляд, заговорщицки говорит совсем растерянный Саша.       — Я не знаю.       В комнате повисает тишина, разрезаемая лишь сопением Дмитриева.       В один момент он отбрасывает к черту все свои переживания. Он живет всего один раз и он хочет жить на полную.       Поэтому и обхватывает Димино лицо холодными от волнения ладонями и напряженно впивается в его пухлые губы своими, выдыхая в них и снова целуя. Дима сначала дёргается, но его глаза почти сразу расслабленно закрываются, а руки оказываются на крепких Сашиных плечах.       Он счастлив.       Потому что его никто не ждет.       Потому что ему и не надо.