it's enough.

Моя девочка несла бред с серьёзным лицом, поднималась на носочки, чтобы меня поцеловать, залезала руками под мою футболку, чтобы погреть их. Сидела у меня на коленях, толкала меня в плечо, если я подкалывал её, показывала мне язык, постоянно что-то рассказывала, смеялась надо мной по-доброму. Напевала свои любимые песни, когда что-либо делала, заставляла меня ходить с ней по магазинам, гладила мою одежду, просила выйти с ней на улицу подышать воздухом, отвезти её или просто кататься со мной по городу. Запрыгивала мне на спину, чтобы я потаскал её, обнимала меня крепко-крепко, в машине клала голову на моё плечо и целовала почти на каждом светофоре. Все наши фотографии распечатывала и вкладывала в свой альбом, убиралась у меня дома, мыла посуду, попутно рассказывая мне обо всём на свете. Обожала надевать у меня дома мою старую толстовку, которая, как она говорила, «пахнет мной», я даже привык. Перебирала пальцами волосы на моей голове, выводила узоры на моей коже, засыпала в моих объятиях, уткнувшись носом мне в грудь, смс-ки мне писала, милые такие. Я улыбался, когда читал их. В её телефоне мой номер был записан под обычным именем, но с поцелуем и фоткой, которая ей безумно нравилась, потому что я там так искренне улыбаюсь. Каждое утро я читал её смс-ку «доброе утро» и знал, что она улыбается, когда пишет это. Говорила, что любит меня. А потом перестала мне звонить и не отвечала на мои звонки, я больше не видел её улыбки, в папке «входящие» не было сообщений от неё, в моей ванной больше никто не рисовал сердечки на запотевшем зеркале, никто не прятал сигареты на кухне. Моя одежда была мятая, посуда — немытая. Я выбрасывал стринги, забытые какими-то суками, но всегда хранил её тёмно-синюю футболку для сна. Она пахла её духами. Субботние вечера я проводил дома один. Моя старая серая толстовка была аккуратно сложена на полке. Я никому больше не разрешал её надевать.