Свет

В комнате темно, хоть вокруг и горят десятка два свечей, и даже включен светильник. Люсиль с Хлоей болтают, почти не смолкая, под аккомпанемент тихой спокойной музыки. Все это вроде бы выглядит довольно романтично и расслабляюще, но Элиотт ощущает лишь напряжение и раздражение. Знали бы они, что свечи здесь стоят лишь потому, что за час до их прихода в доме выключился свет, и Элиотт просто не успел их убрать… Знали бы они, как его тошнит от этой слащавой музыки… Знали бы они, как он желает, чтобы девушки куда-то испарились, оставили, наконец, их с Лукой вдвоем… Знали бы они, как сильно он мечтает схватить Лаллемэнта за руку и утащить на край света, спрятать от всего мира, присвоить только себе… Элиотт сейчас не в силах выдавить из себя даже кривую улыбку. Он может лишь впитывать в себя каждое движение Лулу, прожигать взглядом Хлою, что так нагло прикасается, льнет к юноше. Демори чувствует во рту противную горечь и старательно запивает ее пивом. Все должно быть не так. Не так, черт возьми! Элиотту хочется кричать. И он срывается на Люсиль — нарочно жалит ее словами, не сдерживается, потому что его все достало. Особенно то, что она является постоянным напоминанием его болезни, указывает на то, что он не такой как все — что он ненормальный. Он с облегчением выдыхает, когда девушки выходят из комнаты и смотрит на Луку, думая о том, что сейчас самое время послать все на хрен. Потому что ничто в мире сейчас не имеет для Демори значения, кроме парня, сидящего напротив. — Сбежим? — заговорщицки шепчет Элиотт, впервые за вечер улыбаясь. Лука пораженно смотрит на него и, кажется, сомневается в том, стоит ли это делать, но Демори читает по глазам, что он уже согласен бежать с ним куда угодно. Они тихо проскальзывают в прихожую, поспешно обуваются и сдергивают с крючков куртки. Оказавшись на лестничной клетке, Элиотт осторожно прикрывает за собой дверь и тянет Луку за рукав вверх по лестнице, туда, где можно будет дождаться лифта не опасаясь быть найденными девушками. Вокруг тихо. Лишь слышно, как поднимается лифт, немного гудя, на один из последних этажей, как открываются двери, затем по каменному полу стучат каблуки, звенит связка ключей, и как лифт закрывается почти одновременно с чьей-то захлопывающейся дверью. Элиотт наощупь нажимает кнопку вызова, не сводя взгляда со стоящего в паре шагов от него парня. Такого невероятно красивого сейчас — немного взъерошенного, взволнованного, смущенно смотрящего себе под ноги, лишь изредка поднимающего взгляд на Элиотта. Боже, знал бы только Лука, как от каждого его взгляда Элиотта пронзает разрядом тока… Знал бы он, как сильно Демори приходится каждую секунду сдерживаться, чтобы не подойти к парню еще ближе, чтобы не прижать к себе, чтобы не впиться губами в его губы… Знал бы он, как кружится у Элиотта голова от мыслей обо всем этом… Дверцы лифта внезапно распахиваются, и они с небольшой заминкой заходят в тесную кабинку. Элиотт нажимает на кнопку с цифрой один, и они начинают медленно спускаться вниз. Демори в нетерпении покачивается с носков на пятки — ему уже хочется быстрее оказаться в том самом месте, которое он так давно хотел показать парню, но внезапно лифт дергается, останавливаясь, а свет гаснет. — Блядь, — сквозь зубы матерится Элиотт и начинает шарить по карманам в поиске мобильника, но не находит его. Лука резво достает свой и включает фонарик, освещая кнопки. Он вдавливает пальцем кнопку вызова лифтера, но она не работает. — Свет вырубился опять, — устало выдыхает Элиотт, обреченно ударяясь затылком о стену. Лука несколько раз остервенело нажимает на различные кнопки в надежде, что хоть какая-то сработает, а затем поняв, что это бесполезно, тихо спрашивает: — И что нам делать? — Надо ждать, когда включат свет, иначе даже до лифтера не дозовемся, — Демори обреченно покачивает головой и устало прислоняется спиной к деревянной стене, скрещивая на груди руки. — Можно, конечно, попробовать кому-то позвонить, только вопрос: кому или куда? — хмурится парень. — Я еще ни разу не застревал в лифте. Лука начинает рыться в меню мобильного, недовольно хмурясь. — Твою мать, сети нет! Посмотри на своем, может ловит, — отрывая взгляд от экрана, говорит Лука. — Я свой дома забыл. — Твою мать, — едва слышно ругается Лаллемэнт и вновь начинает что-то делать в смартфоне. Пару минут проходят в почти гробовой тишине. — Блин, и ни одной работающей точки вай-фая нет. Во всем квартале что ли свет вырубился? — возмущается Лука. Элиотт в ответ молчит. Подобные перебои со светом в последний раз были лет шесть назад. — Слушай, а тут нельзя как-то вручную открыть двери? — парень начинает внимательно осматривать кабинку лифта, подсвечивая себе фонариком. — Нельзя, — бормочет в ответ Элиотт. В соседнем доме был лифт с открывающимися вручную дверьми, и там постоянно любили специально застревать дети. У них же прыгать в лифте было противопоказано — иначе сам не выберешься. — Блядь, блядь, блядь… — Лука, все будет нормально. Через час приедет аварийка, и все исправят, — успокаивающе говорит Элиотт. Кто бы, блин, его самого еще успокоил или приободрил? А то вечер идет насмарку в который раз! Кажется, что весь мир противостоит реализации его задумки. Элиотту внезапно вспоминается старая поговорка: «Хочешь насмешить Бога — скажи ему о своих планах». Лука явно хочет возмутиться в ответ, но молча сжимает в тонкую линию губы. Проходят еще десять минут в тишине. Вдруг телефон в руках Луки вздрагивает и через пару секунд свет фонарика гаснет — кабина погружается во мрак. — Нет, нет, нет, нет! Только не это, мать твою, — бормочет Лука. Элиотт не видит, что парень делает, но догадывается, что тот пытается заставить телефон заработать. — Сука… — рычит Лаллемэнт и несильно ударяет кулаком по стене. — Элиотт… — шепчет вдруг Лука. — Ты где? — Здесь, — тут же отзывается парень. Он слышит шорох ткани и через пару секунд его груди касаются слегка подрагивающие пальцы Луки. Они робко скользят по ткани куртки, словно пытаются убедиться в том, что это и правда Элиотт. Демори обхватывает запястье парня и притягивает его чуть ближе к себе, заставляет Луку коснуться его груди всей ладонью, направляет ее в сторону сердца, чтобы парень мог почувствовать его размеренные удары. Чтобы он мог сосредоточить свое внимание на этом, а не на окружающей их темноте. Элиотт знает, что Лука безумно боится — боится темноты и замкнутого пространства. Демори чувствует, что его действия почти не помогают парню. — Не бойся. Я здесь, — говорит он, хоть и знает, что слова не помогут. — Элиотт… — на грани слышимости, сдавленно зовет Лука. Он должен что-то сделать, должен как-то отвлечь Лаллемэнта, заставить забыть об окружающей их темноте. — Иди сюда. Элиотт обхватывает второй рукой парня за талию и буквально впечатывает в себя — такого дрожащего, маленького, хрупкого, безумно любимого. Лука от неожиданности шумно выдыхает куда-то в шею Элиотта, и от его теплого дыхания у Демори начинает кружиться голова. Он чувствует, как по его груди, бокам скользят ладони парня, обжигая сквозь одежду, как Лука крепко обнимает его, залезая руками под куртку. Элиотта трясет, а дыхание к черту сбивается и, о, боже! Лука наверняка все это ощущает, потому что находится так близко. Сердце Демори ухает куда-то вниз. — Элиотт, — выдыхает Лука ему в шею, почти касаясь кожи губами, и Эл не может сдержать тихого стона. Он подается вперед, ближе к Луке, запутывается пальцами в его волосах и вздрагивает всем телом, когда его кожи касается обжигающий язык и медленно, оставляя за собой горящий след, скользит вверх по шее, подбородку. Их губы сталкиваются внезапно: в едином слитном порыве, языки робко касаются друг друга, рождая оглушающей силы взрыв. Они примагничиваются друг к другу так сильно, что, кажется, никогда не смогут даже на миллиметр отстраниться. Они целуются, целуются и не могут прекратить, даже когда начинает заканчиваться воздух в лёгких. Лука пробегает ладонями по спине Элиотта, поддевает пальцами футболку, залезает под нее и начинает жадно изучать мягкую кожу. — Блядь… — ругается Элиотт в губы парня. Он поспешно скидывает с плеч куртку, а затем, на секунду отстраняясь от Луки, снимает и мешающую футболку. Их губы вновь встречаются. Элиотт нетерпеливыми движениями сдергивает с Луки ветровку, а затем и футболку. Он обхватывает одной рукой его талию и всем телом вжимает в стенку лифта. Они впервые прикасаются друг к другу без мешающих слоев одежды. Остались только брюки — последний рубеж, который им еще предстоит преодолеть. Лулу обхватывает Элиотта руками за шею, запутываясь пальцами в его вечно растрепанных волосах, и подается бедрами вперед. Элиотт распахивает губы в рваном вздохе, и Лука, пользуясь случаем, кусает его нижнюю губу. Элиотт в ответ делает несколько скользящих движений, потираясь бедром о возбужденный член, и настает время Луки жадно хватать губами холодный воздух, цепляться пальцами за плечи Демори, чтобы не сползти вниз от слабости, охватившей тело. Элиотт прижимает его к стене, держит почти что на весу и медленными, рваными движениями вжимается в бедра Луки, заставляя парня дрожать в его руках все сильнее и сильнее, прислушиваясь всем телом к хриплому дыханию, почти переходящему в стоны. Элиотт впивается губами в шею Луки, посасывает влажную соленую кожу, облизывает, ловит губами кадык. Ему нестерпимо хочется больше, но и этого сейчас уже слишком много. Он на грани уже сейчас — лишь жарко целуясь, не сдерживаясь, прижимаясь грудью к его обнаженной коже, притираясь сквозь ткань брюк к его члену своим. Он так давно грезил о Луке, умирал от одного желания поцеловать его, что сейчас все это со скоростью падающего самолета приближает его все ближе и ближе к земле — к оргазму. Ему хочется продлить еще на несколько долгих секунд — минут — все это, но Лука так сладко, едва слышно, выстанывает его имя в темный потолок: — Э-ли-отт… Э-ли-отт… Аххх… Э-ли-отт… Каждая чертова буква его имени отзывается дрожью в позвоночнике, пробегает сверху вниз, как по клавишам, ударяя какофонией аккордов внизу живота. Элиотт прокладывает дорожку легких поцелуев по шее к уху и шепчет, растягивая гласные: — Лука… Он обхватывает губами мочку уха, посасывая её, как конфету, и слышит, как Лулу тихо вскрикивает, содрогаясь в его руках. Элиотт глухо стонет в ответ и, сделав еще один толчок, кончает вслед за парнем. Элиотт не замечает, когда они оказываются на полу, продолжая крепко сжимать друг друга в объятьях. Лука почти лежит на нем, спрятав лицо в изгибе плеча, касаясь шумным дыханием ключиц. Демори не может найти в себе сил, чтобы даже просто пошевелить ногой, не то чтобы встать. Он мягко ласкает рукой влажную кожу спины Луки и утыкается носом в его макушку. Вокруг все еще темно, но на это плевать — Лука не боится. Потому что у него и так перед глазами стоит непроглядный туман. Он ничего не видит и не слышит. Он лишь чувствует Элиотта каждой клеточкой своего тела. Элиотт согревает его, излучает такой яркий свет, что Луке кажется, что он больше никогда рядом с ним не будет бояться темноты.