Падчерица.

Лишь когда в человеке взыграют его душевные силы, он истинно жив для себя и для других; только когда его душа раскалена и пылает, становится она зримым образом. Стефан Цвейг.

      Иногда в жизни происходят такие моменты, что просыпаться по утрам совершенно не хочется. Ты делаешь все, лишь бы не возвращаться в жестокую реальность, которая только усугубляет ситуацию.       Тяжело вздохнув, я приоткрыла глаза, но солнечный свет сильно резанул по заспанным глазам, поэтому я снова их закрыла. Воспоминания медленно возрождались в моем больном мозге. Всхлипнув, я повернулась к тому месту, где должен был быть Ягер, но мужчины там не оказалось. Видимо, он уже ушел на работу.       Я села на кровати, отмечая про себя, что одета лишь в большую футболку немца. Значит, он меня раздевал. Нехорошо. Ладно, потом обсудим еще такие ситуации. Сейчас нужно сходить на тренировку, чтобы отвлечься от всего произошедшего.       Я стянула с себя футболку и увидела огромные синяки на руках, ногах и даже на бедрах. «Боже мой. Какой же он ублюдок!» По щеке скатилась слеза. «Я должна быть сильной». Я вздохнула и надела свой излюбленный топик и лосины вместе с кроссовками, и направилась в тренировочный зал. На дворе уже конец декабря, поэтому бегать я пока перестала, а то прохладно, знаете ли.       Я надела свои любимые перчатки и начала бить грушу. Нужно было избавиться от злости, которая не перешла в мои приступы агрессии. Я уже привыкла, что не злюсь практически, но сейчас я настолько истощена, что чувствую лишь раздражение. Но чем сильнее я бью грушу, тем больше злости появляется внутри.       Я даже не заметила, как начала просто колотить грушу, а потом и вовсе сбросила шкафчик со всякими гантелями. Я громко крикнула и снова принялась все крушить, но злость лишь приумножалась. Я не могла остановиться.       Вдруг меня резко хватают чьи-то крепкие руки и оттаскивают от бардака, устроенного мной. Я продолжаю вырываться, что-то кричать, слезы текут из глаз, и я чувствую такую пустоту внутри. — Тише. — прошептал мужской голос, но явно принадлежавший не Ягеру. Я повернулась к держащему меня. Им оказался Коля. Какого черта? — Ты что здесь делаешь? — хриплым от истерики голосом спросила я, вытирая слезы. — Приехал вчера. — я встала с Ивушкина, отходя на два шага. Было немного стыдно от того, что он увидел меня в таком состоянии. — Ты в порядке? — Что тебе наговорил Клаус? — я окончательно успокоилась, растирая ушибленные костяшки. — Ничего такого. — Ивушкин слегка огляделся. — Слушай, это нормально, что тебе больно, что ты вымещаешь накопившуюся злость. Не нужно стыдиться этого. — Я смотрю, ты психологом заделался. Молодец. — я провела по волосам, чувствуя раздражение, которое уже стало привычным. — Ты нихрена не знаешь. Ни о том, что я чувствую, ни о том, что, как ты выразился, нормально. Не нужно меня успокивать. Я в полном порядке. — Ты тренируешься, потому что тебе кажется, что ты слабая. Ты боишься, что не сможешь себя защитить, но ты не одна в этом мире. У тебя есть Клаус, я, твои друзья. Такое могло произойти с каждым, это не показатель слабости. — Коля шагнул в мою сторону, но я сделала два шага назад. Не выношу сейчас мужское присутствие. — Но случилось именно со мной. Я не смогла защитить себя. Я просто испугалась, я ничего не могла сделать обычному напившемуся подростку. — по щекам снова текли слезы. — Ты ошибаешься, я как была одна, так и осталась одна. Ты можешь говорить все, что угодно, о семье, но мы оба знаем, что это неправда. Нам плевать друг на друга. — Это неправда. Нам не плевать с Клаусом на тебя. Ему больно смотреть на то, как ты сама себя разрушаешь такими мыслями. Хочешь поговорить — говори, хочешь поплакать — плачь, но не надо себя калечить. — Ивушкин вышел из тренировочного зала, оставив меня в истерическом состоянии.       Я почти сразу же ушла из тренировочного зала, направляясь в душ. Мне нужно выпить успокоительное и принять душ. Завтра — последний день перед каникулами. Я вполне могла прогулять, но так я покажу, что меня это задело. А я же должна показать, что меня это не сломило, а еще сломать нос Максу. Теперь уж смелости хватит.       Я достала выписанные мне каким-то психологом Ягера таблетки и проглотила две. Под душем я провела где-то час, стараясь смыть все прикосновения этого мудака. Но чем сильнее я терла мочалкой, тем сильнее мне казалось, что его запах въелся в меня. Так отвратительно. Я съехала по стене и притянула к себе колени, начиная плакать. Неужели никогда не станет легче? Неужели я больше не смогу нормально общаться с парнями?       Знаете, мне казалось, что тот момент, когда наступает перелом, когда тебе кажется, что ты повзрослел, наступил у меня вчера. Мне почему-то казалось, что в тот момент, когда я попала в детский дом, но нет, вчера.       Я выключила воду, закуталась в халат и вышла из ванной. Так сильно хотелось спать. Я легла на кровать, укрывшись одеялом до носа, предварительно закрыв шторы. Так хочется уйти из этой реальности поскорее. В сон, где нет всей этой грязи. ***************       Проснулась я от чьих-то прикосновений. Приоткрыв глаза, я увидела стоящего надо мной Клауса, который поспешил одернуть руку. — Прости. Не хотел тебя будить. — мужчина хотел отойти от кровати, но я вовремя ухватила его за руку. Он был в костюме, значит, вернулся только что с работы. — Полежи со мной, пожалуйста. — я умоляюще посмотрела на немца. Ягер снял с себя пиджак и, расстегнув пару пуговиц на рубашке, стянул себя галстук, а после лег рядом. — Мне никогда не станет проще? — спросила я, придвинувшись к нему, позволив обнять меня. — Станет. Но это также зависит от тебя. Тебе нужно отпустить это. Иначе всегда будешь к этому возвращаться. — Ягер прижал меня к себе и я, вдохнув его аромат, успокоилась, расслабляясь в объятиях. — Зачем Коля вернулся? — прошептала я, прикрыв глаза. — Кое-какие мероприятия должны произойти. К тому же он — один из главных акционеров моей компании, поэтому иногда должен появляться в Москве. — Ягер говорил так тихо и успокаивающе, а самое главное — он говорил без того холода, что обычно присутствовал в его речи, это грело душу.       Я сама не заметила, как уснула в объятиях Клауса, который почему-то стал для меня сейчас ближе, чем был раньше. Не знаю, в чем было дело, но подсознательно я чувствовала, что мне не грозит опасность, если я рядом с ним. Я доверяла ему, как могла: полностью и всецело.       Когда я проснулась во второй раз, за окном уже стемнело. Я уже подумала, что Клаус снова оставил меня, но только я хотела встать, как почувствовала руку на своей талии, удерживающую меня. Немец мирно сопел сбоку от меня.       Я впервые вижу такого спокойного Клауса. Нет той напускной холодности, нет той ярости во взгляде. Он не хмурится, его мелкие морщинки почти незаметны, а скулы еще острее выпирают. Я провожу по гладковыбритой щеке, опускаясь пальцем на его губы. Но тут резко глаза Ягера открываются. Синие льдинки смотрят на меня завороженно. Я впервые ловлю себя на мысли, что хочу его поцеловать.       Не знаю почему, но я замерла и не могу ни приблизиться к Клаусу, ни отдалиться. Я нависла над ним и замерла, словно меня заклинило. Мужчина не собирался меня сбрасывать, но также не делал первый шаг. Мы словно оба зависли. Я смотрела в глаза Клаусу, Клаус смотрел мне в глаза. — Я не поцелую тебя, если ты сама не попросишь. — прошептал Клаус, приблизившись к моему лицу так близко, что я снова могла видеть мелкие морщинки около его глаз. — Я… хочу…. — я никак не могла закончить фразу. Я знала, чего хотела, но не могла произнести это. Так, возьми себя в руки. Ты никогда не заикалась, так что не вздумай начинать. — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. — выпалила я на одном дыхании, замерев.       Клауса не нужно было просить дважды. Он медленно прижался к моим губам, стараясь не спугнуть меня, аккуратно сминая их. Я неуверенно зарываюсь в его волосы, слегка оттягивая их. Ягер берет инициативу в свои руки и притягивает меня к себе, сажая на свои колени. Я закусываю губу, когда Ягер опускается на мою шею. Внизу зарождается какое-то странное чувство, отчего мне хочется продолжать целовать Клауса. — Так нельзя, Лись. — шепчет Клаус, оторвавшись от моей шеи. — Ты пережила слишком много. Я не хочу давить на тебя. — Ты помогаешь мне. Правда. — я сама кратко целую его в губы, слезая с его колен. И это правда. Я впервые за день не думаю о Максе, не думаю о горьком одиночестве внутри, не думаю о той злости, которая сводит меня с ума. Я впервые за последние годы чувствую себя живой. И это действительно прекрасно. — Полежи со мной еще немного. — Хоть всю ночь. — улыбнувшись, ответил Ягер, притянув меня к себе.