'Не забывай меня, ладно?'

-Слушай, Чуя, ты чтобы сделал за день до того дня.? , — раздается голос суицидника, прерывающий тишину. Родной, но до боли любимый голос, слыша который хочется спрыгнуть с крыши многоэтажки и отправиться за его хозяином в мир иной. На вопрос ответа не последовало, это уже пройденный этап. Сколько вопросов бы не задавал Осаму, ответы на них не приходили пару лет. Потому что, если ответишь на его вопрос, то шатен исчезнет прочь и не будет появляться долгое время, а может не появляться вовсе. — Опять ты не хочешь со мной разговаривать. Знаешь, мне обидно! , — продолжает лепетать Дазай обидчивым голосом, словно ребенок, которому не купили игрушку, сидя на краю крыши, свесив с нее ноги, устремив свой взгляд на заходящее солнце. Эта темная макушка слишком знакома. Эти бинты незабываемые, как и сам шатен. Хотелось бы потрепать эти непослушные патлы, пытаясь привести их в более достойный вид. Но это больше невозможно сделать. Накахара прекрасно помнит это и знает, поэтому он все время молчит и не пытается коснуться суицидника во время встреч.Уж лучше видеть и слышать его в эти короткие минуты или часы. Чуя, а ты еще тот мазохист. Любишь причинять себе боль образом Осаму Дазая. Прохладные ладони касаются щек, оглаживают их, задевают бинтами, заставляют поднять голову вверх. Осаму просто поднялся пару секунд назад со своего места и решил коснуться рыжика. Если бы кто-нибудь знал, как желанны прикосновения Шатена, как хочется чувствовать их каждый день и ночь, как хочется коснуться его самого. Обматерить, ударить, но нельзя. Чуя снова просыпается в пустой квартире, выходя из омута сна, кутаясь в дазаевском плаще, которым стал укрываться вместо одеяла или пледа, дабы хотя бы немного, но ощутить любимого человека рядом с собой, его частичку. Слезы душат. Крик срывается с уст, а после сопровождается тихими всхлипами. Пора забыть его, забыть, забыть, Чуя. Но он приходит каждый раз во снах, редко, но приходит. Его голос слышится в криках прохожих, его силуэт появляется перед глазами. Он ВЕЗДЕ. В квартире Накахары ничего не изменилось спустя пять лет. Недопитая бутылка виски все также стоит на столике в кухне. Ее никто не осмелился убрать на полку или выбросить в мусорное ведро. В коробке сложены грязные бинты, которые были заляпана кровью. В шкафу все еще находится его одежда. Мобильник, который время от времени подзаряжает Бестия, и книга находятся на прикроватной тумбочке. Эта обитель так и говорит, что здесь жил кареглазый вместе с любимым человеком. Дазай приходит каждый день в течении недели. Он все также подкалывает, шутит, говорит непонятные вещи, но он улыбается. Улыбается так ласково и смотрит влюбленными глазами на объект воздыхания. Так он смотрел только на рыжую коротышку. -Не забудь меня, ладно? , — шепчет, ушедший из жизни, парень, сидя в последний день на той же самой крыше, смотря на пылающим алым, закат. -Прости, что не пришел в тот день, не вернулся, когда обещал придти вновь. Ты ведь не обижаешься, верно? , — образ Осаму голову повернул в сторону Чуи, а на ресницах застыли соленые капли, которые в любой момент были готовы сорваться со своих мест и побежать по щекам. -Я-я не хотел умирать вот так глупо. Оставить тебя вновь. Даже не смог забрать тебя с собой… Раскаяние того, кто раньше любил играть на чужих чувствах, ходил по лезвию ножа — теперь глотает слезы. Прикосновение. Одно. Единственное. Прикосновение. Это Чуя дотронулся ладонью до образа возлюбленного, который захлебывался в собственных слезах, лепетал что-то, коснулся его щеки. Прикосновение и Осаму исчезает, оставив после себя горстку пепла. Какая ирония. Раньше Осаму касался Чуи, дабы прогнать Порчу, а теперь тот же Чуя изгонял Осаму из своих снов, не желая видеть заплаканное лицо мертвого парня. Осаму приходил редко, но приходил, а его приходы становились чаще лишь за неделю до тринадцатого июня. Даже будучи мертвым не давал забыть о себе. На кладбище, рядом с дорогим другом Осаму, покоится сам Дазай, там появилась его могильная плита, на которой указаны года жизни и смерти шатена, его полное имя. Рядом лежит букет из незабудок. А умер он от шальной пули.