Лучший способ согреться

«Лучший способ согреться — раздеться догола и залезть под одеяло к тому, кто уже лежит там голеньким» © агент Малдер «Хьюстон, у нас проблемы…» ©

Ты не помнишь, как добрался до расположения своей части, выполняя приказ Спирса «проваливать в постель». Кажется, ты заваливаешься на пол при входе, и кто-то подхватывает тебя подмышки, полунесет, полуволочит до твоей комнаты, загружает на кровать, накрывает одеялами… А потом наступает долгая, оглушающая темнота. Твой организм наконец-то сдается и после стольких дней перенесенной на ногах температуры погружается в спасительный, долгий сон. Просыпаешься от того, что дико хочется пить. Разлепляешь глаза и в приглушенном свете настольной лампы видишь рядом на тумбочке чудом оказавшийся там графин. Превозмогая немочь, добираешься до него и нюхаешь (а мало ли; Уинтерс всегда нюхает, прежде чем пить из фляжки Никсона): и правда, вода! И жадно пьешь, пока хватает дыхания, проливая мимо, чувствуя, как тепловатая вода стекает за китель. — Как ощущения? — раздается голос откуда-то сбоку, и ты заходишься кашлем от неожиданности. Спирс сидит в кресле в углу, водрузив свои жутко грязные ботинки на журнальный столик. В руке у него фляжка и — в этом ты уверен — там уж точно не вода. — Сэр? — ты не придумываешь лучшего ответа. — Я говорю, как чувствуешь себя? — Эм… Вроде лучше, спасибо, сэр. — Ты утираешь воду с подбородка и занимаешь полусидящее положение. — А вы? Глупость какая. Зачем спросил? Спирс беззвучно смеется. — Жив, как видишь. — Как прошла операция? — вспоминаешь, что пока ты не отрубился окончательно, вы со Спирсом решали, кого отправить на захват здания. — Взяли двух фрицев. Джексон подорвался на своей гранате, — добавляет он, отпивая. Ты молчишь, мысленно прощаясь с солдатом. — А в остальном все прекрасно. Но тебя это не должно волновать еще несколько дней, так что отворачивайся к стенке и спи. Я приду позже. Он поднимается из кресла и шагает на выход, а ты еще с минуту скрипишь мозгами, соображая, зачем капитану «приходить позже». Наконец, усмехнувшись, понимаешь, что комната у вас одна на двоих, а Спирсу — каким бы нечеловеком он ни был — тоже надо где-то спать. Но через пару часов все меняется. Тебя колотит крупная дрожь, и кажется, что ты попал в замороженную версию ада. — Почему ему все хуже? — раздается где-то над тобой, но ты не можешь сфокусировать взгляд, чтобы увидеть говорящего. — Очевидно, что одеял и теплого питья недостаточно, — отвечает другой. — Может в госпиталь? — спрашивает кто-то еще. — Сэр, все, что мне надо — это лекарства! — с вызовом отвечает второй. — Я не моя бабушка и наложением рук лечить не умею, — это уже произносится у тебя над ухом. Док раздвигает тебе веки и водит перед носом пальцем. Доволен он или нет полученными результатами, ты уже не знаешь, отключаясь на словах «достаньте пенициллин». *** Где-то на краю сознания тебе мерещится чей-то голос. Он совсем рядом, в нем слышится беспокойство и злость. -…граната… нет лекарств… мать их за ногу… Все тот же неведомый кто-то, которому чем-то не нравятся гранаты и отсутствие лекарств, принимается стягивать с твоего безвольного тела одежду. Ты пытаешься сопротивляться, не понимая, что этому кому-то от тебя понадобилось, но потом твоей кожи касается мокрое горячее полотенце и ты замираешь от нахлынувших ощущений. Сначала становится еще холоднее из-за отсутствия одежды, потом ты чувствуешь боль от особенно яростных растираний, а после с удивлением обнаруживаешь, что начинаешь согреваться. Легкие все еще ломит от боли, а голову — от лихорадки, но то, что сейчас делают с твоим телом, определенно помогает. От нахлынувшего жара тебе вдруг на секунду кажется, что ты почти здоров, и открываешь глаза. — Сэр??? — наверное, лицо у тебя презабавное, потому что Спирс усмехается и знаком приказывает тебе лежать смирно. — Молчание — золото. Подумай об этом. — Есть, сэр, — бормочешь ты, думая, что спишь, должно быть, и это не капитанские руки с горячим и уже довольно грязным полотенцем шарят по твоему телу. Внезапно все заканчивается и в следующее мгновение ты видишь, как Спирс сбрасывает с себя одежду и забирается к тебе под одеяло. Ты только открываешь рот в беззвучном восклицании, но все протесты натыкаются на выразительный взгляд капитана и затухают на корню. — Замерз, как собака, — зачем-то сообщает он тебе, хотя оправдываться не должен. Ты чувствуешь его холодные, сырые ноги и решаешь, что греться вместе не такая уж плохая идея. В конце концов, старшим по званию в этой комнате является Спирс, и он может делать все, что ему заблагорассудится… На этом месте ты приказываешь себе перестать думать дальше. Капитан крепко прижимает тебя к себе, и ты выдавливаешь тихое «Сэр?» — Заткнитесь, сержант, — его глаза так близко, что ты можешь разглядеть их необычный каре-зеленый цвет. — Радуйтесь, что после ночной операции все спят. Чего и вам желаю. Борясь со смущением и жаром, непонятно каким образом опустившимся много ниже груди, ты закрываешь глаза и сразу же засыпаешь. Тебе снится Джо Энн, ее нежные руки и мягкие губы, и в какой-то момент начинает казаться, что она и вправду рядом, такая желанная и… небритая?! Ты распахиваешь глаза. — Карвуд, у нас проблемы, — тихим низким голосом сообщает тебе Спирс, когда ты отлепляешься от его губ. Одной рукой он придерживает твое плечо — то ли чтобы другой рукой бить было удобнее, то ли… Его ладонь скользит ниже, вызывая толпы мурашек по всей спине и, наконец, останавливается на твоей заднице, с силой прижимая к своим бедрам. — И правда, — хрипишь ты, гадая, как долго капитан исполнял роль твоей возлюбленной, если все настолько запущенно. — Это все безобразно, гадко и подсудно, — размышляет Спирс, не отстраняясь и не убирая руки. — Но сейчас у меня нет ни единого желания вылезать из теплой постели и бежать по холодным улицам в поисках военной полиции, потому что, черт побери, теперь я наконец согрелся. — И что же мы будем делать? — шепчешь ты, загипнотизированный его взглядом. — Делать вид, что ничего не делаем, — расплывается в улыбке Спирс, приближая свое лицо к твоему. — Ты ведь не боишься меня, Карвуд? Вы осторожно пробуете друг друга на вкус. — Никогда. — Я рад, что мы нашли общий язык, — фыркает он. Ты замираешь, когда его рука просачивается между вами и сжимает. — Да уж, — выдыхаешь ты. Как военный человек, человек действия, ты не привык глупо хлопать глазами и ловить ртом воздух. Поэтому ты быстро приходишь в себя и повторяешь его маневр. Спирс довольно урчит и прикусывает твое плечо у основания шеи, от чего сладкой судорогой сводит живот. Липкие, мокрые от пота, вы идете навстречу друг другу, отдавая все и взамен получая вдвое больше. На какое-то время из реальности стирается всё: война, люди, холод, страх, гнев, боль и остаетесь только вы двое и несуразная пневмония, которая довела вас до черт знает чего. Все заканчивается тихо. Вы оба знаете, что дом спит, но какими бы уставшими ни были ваши соратники, первое, от чего чуткий солдатский сон испаряется, как небыль, это взрывы, крики и стоны. Стоны раненых, конечно, но не в этой ситуации… Скрипнув зубами и уткнувшись носом в подушку, пару секунд ты пережидаешь свой персональный взрыв. Открыв глаза, видишь расфокусированный взгляд Рона, направленный сквозь тебя в окно. Ты тоже поворачиваешься и видишь занимающийся рассвет. Некоторое время вы просто лежите рядом, не глядя друг на друга, и ты уже проваливаешься в сон, когда он встает, поправляет на тебе одеяло и быстро одевается. — Рон, — зовешь ты из нутра своего шерстяного кокона. Спирс оборачивается, одаривает тебя своей фирменной жутковатой усмешкой, и говорит: — Сержант, если после этого вы не выздоровеете, я приду и пристрелю вас, чтобы не мучились. — Есть, сэр, — бормочешь ты в подушку, ненормально и абсолютно счастливо улыбаясь.