Когда умер брат

Тусклый свет закатного солнца едва пробивался сквозь узкую щель тяжёлой двери, погружая помещение в полумрак. Лорел никак не могла найти себе места и нервно расхаживала по склепу. Она до сих пор не верила в произошедшее. Где-то в груди чёрным спрутом расползалось осознание реальности — его больше не будет рядом. Такого родного, весёлого и любимого брата. Похолодевшие ладони то и дело сжимались в кулаки, оставляя на тонкой коже алые следы. Точёный подбородок ритмично подрагивал в такт ускоренному сердцебиению. — Детка, остановись хоть на секунду, — взмолилась её мать, украдкой промакивая слезинки в уголках морщинистых глаз и поправляя тёмную вуаль на несвоевременно поседевших волосах. — Прошу тебя. Мы должны найти в себе силы попрощаться с ним, как бы тяжело это ни было. Послышался тихий всхлип, и Лорел во мгновение ока оказалась рядом с младшим братом, светлые кудри которого теперь были аккуратно зализаны, а тёмный твидовый костюм никак не вязался с привычным образом сорванца. Девушка, едва сдерживая собственные рыдания, обнимала Шона, стараясь защитить его от происходящего. В их жизнях всё произошло слишком неожиданно, и теперь даже столь сильная женщина, как миссис Финн, не могла справиться с собой. Она беспорядочно комкала в ладонях шёлковый платок с тиснёными инициалами, забывая прикладывать его к глазам. Лорел в попытках успокоиться старалась вспоминать самые весёлые и добрые моменты, как советовали многочисленные психологи. Но на ум не шло ничего, кроме их последней встречи с Эриком перед аварией. Холодные мрачные стены, казалось, давили со всех сторон, не давая вдохнуть. Воздух казался затхлым и отдавал каменной сыростью. От всего этого кружилась голова, вызывая слабость по всему телу. Как-то незаметно для семьи на улице стемнело. Теперь даже любящая сестра не могла не согласиться с тем, что пришло время прощаться. Склонившись над небольшой урной, из спёртого спазмом горла она хрипло выдавила: — Братик, я люблю тебя. Сил сдерживаться больше не было: по щекам девушки потекли горячие солёные капли. Отчего-то её начало трясти ещё сильнее. — Прощай, сынок… — подходя к урне, побледневшая словно полотно, миссис Финн уже была готова схватить её и сбежать, но клятва, данная когда-то своему отцу, останавливала: «Все Финны должны покоиться в семейном склепе независимо от того, где и как они погибли».  — Братик… — только и смог выдавить из себя Шон, заходясь в тихих рыданиях. Никто не мог заставить себя зарыдать в голос: так громко, как хотелось. Давящая тишина вокруг располагала к тихой скорби и упивалась невыплеснутыми эмоциями. Скрежет старинной тяжелой двери раздался неожиданно, за мгновение погрузив всех гостей склепа во тьму. Воцарилась иррациональная тишина. Каждый вдох застревал в лёгких, которые не могли справиться с выдохом. Никто из них не боялся темноты, но все боялись того, что может прятаться в ней. Пустота вокруг сводила с ума. Лорел кинулась к тому месту, где, как ей казалось, ещё недавно сидел Шон. Но она наткнулась лишь на холодный камень. Глаза её беспорядочно метались, стараясь уловить хотя бы лучик света. Руками она принялась ощупывать стену и двигаться по ней к выходу. Дверь не поддавалась. Девушка, наконец, смогла выдохнуть зажатый внутри воздух и совладать с голосом: — Мама? Всё в порядке? Где вы?! Не услышав ответа, девушка беспорядочно заметалась по тёмному помещению, пока не наткнулась на что-то и беспомощно замерла, ощупывая это. —Ааа! — тишину разрезал мальчишечий, ещё не сломавшийся, голос. — Что-то ледяное ко мне прикоснулось! Лорел скорее начала пробираться к месту, откуда шёл голос брата, но и там она лишь вновь наткнулась на камень. Кровь отлила от лица. Пальцы похолодели. Сердце пропустило несколько ударов. Крупная дрожь прошла электрическим разрядом по всему телу. Глаза расширились в бессмысленной попытке разглядеть в полной темноте хоть что-то. Казалось, что сама темнота стала холодной и трогала неприкрытые одеждой места. Секунды без движения ощущались как часы. В горле пересохло настолько, что каждый вдох отзывался болью. Запах увядающих цветов стал невыносимо приторным, вызывая тошноту. — Шон?! — Шон! — голоса слились в единый крик, наполненный отчаянием. Женщины метались в темноте, перебирая всё на ощупь. Громкий звон разбившейся фарфоровой урны заставил всех замереть на секунду. И уже в следующую каждый из гостей склепа почувствовал холодное прикосновение. — Нет, мама! Я опять чувствую холод. Где вы? — Шон продолжал сидеть на каменной плите, прижавшись лбом к коленям и обхватив голову руками. Со всех сторон то и дело его хватали ледяные ладони, срывая одежду и выдирая пряди волос. Запах праха настолько въелся в это место, что не давал вздохнуть, полностью перекрывая доступ кислорода. Лорел безумно желала закрыться от поглощающей черноты, но остывшие руки бесконечно хватали и её, словно ища что-то во тьме, как искала и она сама. Холодная темнота склепа пробирала до костей, вырывая крики ужаса и стоны беззащитности. Даже кровь более не казалась тёплой и воспринималась лишь как порождение могильной сырости. Голоса сливались воедино, пока, с последним ударом сердец, не затихли.

***

Скрежетнула каменная дверь. — Простите меня, любимые… — едва смог произнести молодой мужчина в инвалидном кресле. Одним жестом, словно стесняясь самого себя, он поправил очки и вытер набежавшие слёзы. Заперев склеп, Эрик головой приник к прохладному камню, стараясь унять головокружение и тошноту, преследовавшую его. Он никак не мог перестать водить пальцами по выгравированным надписям: «Шэрил Финн (23.11.1965—12.01.2019) Лорел Финн (01.02.1991—12.01.2019) Шон Финн (27.01.2007—12.01.2019) Благословенны те, чьи будут помнить имена».