***
На улице не особенно шумно, но все же гул проезжающих мимо машин оказывается достаточно громким для того, чтобы разбудить меня. Звук эхом влетает ко мне в комнату диким ураганом сквозь распахнутое окно. А вместе с тем и прохладный ветерок врывается внутрь, чуть подергивая прозрачный тюль. Открываю глаза, чувствуя неприятную резь под полуприкрытыми веками и желание вновь закрыть их и провалиться в сладостную темноту сна. Такого теплого и мягкого, привлекающего своим спокойствием. Но заставляю себя присесть на кровати, чуть согнув ноги в коленях для удобства. Смотрю в одну точку перед собой, вспоминая вчерашний вечер, полный криков и ругательных выражений. Кажется, я все еще могу уловить грубые слова отца, которые тот швырял в адрес мамы. Громкий визг худой женщины, мне мерещится, все еще висит под потолком этого дома. И ее частые оправдания, что разносятся тихим эхом по всему помещению, отражаясь от стен, прячась под полом, чтобы в нужный момент вновь обратиться в мои ночные кошмары, выбирающиеся из-под кровати медленно и осторожно. И я буду долго слышать тот скрип от их мерных шагов, что заполнит все мою комнату до краев, не упустив не одной щели в полу или мизерной трещины в стене. В последнее время они ругаются слишком часто. Но я не разбираю смысла в их постоянных склоках, что стали моими неотъемлемыми спутниками. Порой мне кажется, что в этом доме живу лишь я и ссоры, нависающие над нашей семьей, или над тем, что от нее осталось, огромными темными тучами, бурлящими холодной водой разладов. Когда? В какой именно момент это семя раздоров проскользнуло в наш дом сквозь распахнутые двери? Каким образом оно проросло так быстро и так незаметно? Я задаю себе этот вопрос каждый чертов день, прожитый мной бесцельно. Он прилетает ко мне из комнаты родителей вместе со стонами новой папиной шлюхи, которая визжит, нисколько не стесняясь моего присутствия. Его порождают хриплые вздохи, постоянно сменяющихся ухажеров мамы, грязно выругивающихся во время очередного полового акта на кухне или в ванной комнате, когда он вдалбливается в маму, трахая. Он сам собой вырисовывается на стенах, когда родителям в сотый раз за неделю приходит идея - выяснить отношения или обсудить свой затянувшийся развод на повышенных тонах. И я не успела уловить тот миг, когда в моей голове завелся отдельный уголок для подобных размышлений. Но теперь мне вряд ли когда-нибудь удастся искоренить их целиком и полностью. А родители навсегда остаются родителями. И, я думаю, у меня нет никакого морального права их осуждать. Их личная жизнь меня никаким образом не касается. Кашляю от сухости во рту и быстро поднимаюсь на ноги, отчего перед глазами на мгновение темнеет. Но мрак отступает также незаметно, как и появился. Качаю головой из стороны в сторону, дабы хоть немного стряхнуть эту надоедливую тяжесть и позволить себе хоть на чуть-чуть расслабиться в стенах этого жилья. Выхожу из комнаты, оставляя кровать незаправленной, ведь не нахожу это занятие полезным – все равно вечером мне придется снова её разбирать, и направляюсь в сторону ванной, дверь которой по какой-то причине заперта. Облокачиваюсь на стену спиной, решая просто подождать немного, чтобы спокойно постоять под горячим душем и смыть с себя все мысли, самовоспламеняющиеся в моей голове яркими воспоминаниями из детства. Раздумья сами приводят меня в то время, когда мама и папа безумно любили друг друга. Когда мы каждый вечер ужинали все вместе, разговаривая на самые разные темы. И вновь я спрашиваю себя, в какой момент это все сломалось, разлетелось к чертям, оставшись лишь далекими выцветшими ошметками пазлов памяти в моих ладонях. Но было ли это все на самом деле? Не может это все в конечном итоге оказаться лишь моей личной иллюзией? Вздыхаю, по-детски надувая щеки и запрокидывая голову к потолку, рассматривая его белую поверхность с ложным интересом, словно вдруг обнаружила что-то необычное и безумно привлекательное. Но там пусто. Ничего. Так что мое действие остается лишенным какого-либо смысла. Впрочем, как и факт моего существования. Рядом что-то щелкает, заставляя резко обернуться на звук. Хмурю брови, разглядываю улыбающегося незнакомца, важно выходящего из ванной, куда спешу поскорее зайти. Но сильная мужская ладонь перехватывает мою талию, круто развернув к себе лицом. В его глазах бурлит дикое необузданное желание, порождающее подкожный страх внутри меня. Мгновение, и его губы пропадают к моей шее, а я не успеваю даже сообразить, что именно произошло. Но осознание момента приходит быстро, заставив меня начать отбиваться. Брыкаюсь, силясь хоть каким-нибудь образом вырваться из крепкой хватки маминого поклонника, но грубые мужские пальцы лишь с большим остервенением врезаются в мою талию – останутся синяки. Боль резкой волной распространяется по спине, когда мужчина толкает меня к стене, прикладывая лопатками о твердую поверхность. И я не в состоянии больше контролировать эмоции, не в состоянии удержать поток жгучих слез, покатившихся по щекам. Его губы оставляют склизкие отвратительные следы на моих ключицах. Собираюсь с силами, стараясь стянуть всю мою трепещущую волю в кулак, и отталкиваю мужчину от себя. Секунда и я, срываясь с места, залетаю в ванную и захлопываю за собой дверь, закрывая ее на щеколду. По телу проходит быстрый поток мелкой дрожи. И я медленно съезжаю на пол, обессиленно оседая, прикрывая лицо руками. Глухие рыдания срываются с губ, и мне кажется, будто я до сих пор чувствую его грязные прикосновения. Мокрые неприятные поцелуи. Стыд накрывает меня с головой, вынуждая заплакать громче. Навзрыд, словно маленький ребенок, обиженный на весь мир. Ощущение растекается где-то под рёбрами, горьким осадком выпадая внутри. Ложусь на пол, сворачиваясь в позу эмбриона, и тихо всхлипываю, притягивая колени к груди и обнимая их руками. Слезы продолжают срываться вниз, мелкими каплями падая на ровную плиточную поверхность. Теряю счет времени, а силы предательски покидают меня. Но в дверь по ту сторону кто-то громко стучит, ведь понятия не имеет о том, что меня воротит. - Скоро там? - пропитый голос матери долетает до моего сознания смутной пеленой, словно я сейчас в глубокой яме, наполненной водой. - Быстрее! - доносится раздраженно с той стороны. А у меня к горлу подкатывает отвратительное чувство, заставляющее быстро подняться на ноги и поспешить к унитазу. Меня тошнит. И я плююсь слюной, ведь желудок абсолютно пустой. Прикрываю глаза, осторожно выпрямляясь. Стук в дверь звучит все настойчивее, но я не спешу открывать. Прикладываю ладонь ко лбу, прикрывая глаза, но лишь на мгновение, ведь за закрытыми веками мелькают картинки. Словно все это ещё не закончилось. Словно этот тип все ещё прикасается ко мне, оставляя жуткие следы на моем теле. Зарываюсь пальцами в копну своих волос и поворачиваюсь лицом к зеркалу, рассматривая собственное отражение. Лицо, опухшее от слез, жутко красное. А по щеке вновь скользит одинокая слезинка. Мне больно. Морально. И, кажется, впервые за долгое время я понимаю Ханну Бейкер. Мне кажется, что я, наконец, могу почувствовать то, что чувствовала она. Мой взор медленно скользит вниз, к предметам личной гигиены. И случайно натыкается на бритву. Каково это – умирать? Каково это – ощущать, то все мысли эмоции и чувства покидают твое тело? Каково это – осознавать, что больше никогда не заговоришь с кем-то, никогда не сможешь никого встретить? Делаю осторожный шаг вперед, ближе к полке. Но вновь обращаюсь к собственному отражению, взглянув на себя сквозь стеклянную поверхность. И мотаю головой из стороны в сторону, сгоняя отвратительное чувство желания избавиться от бренности своего существования. Отхожу дальше, чтобы саму себя убедить в абсурдности моих мыслей. И отворачиваюсь от серебристого покрытия, быстро скидывая с себя одежду и заходя в душевую кабину. Во мне вдруг просыпается ярое желание – смыть с себя весь этот ад, обитатели которого все ещё тянут за мной костлявые пальцы. Поворачиваю кран с горячей водой, чувствуя, как сильный напор бьет меня по голове, тут же заставляя волосы липкими червяками заструиться по спине. Приятное тепло растекается по телу, но не могу убедить себя прикрыть глаза хоть на секунду, ведь жуткое чувство страха поселилось где-то в моей голове. Обнимаю себя за плечи, все ещё в состоянии различить мамины возгласы по ту сторону баррикад, но никаким образом не реагирую. Беру в руки мочалку, намыливая и жестоко растирая кожу, словно это поможет мне очиститься, словно это позволит мне избавиться от гадкого ощущения чужих прикосновений. Сглатываю, все с большим остервенением проводя мыльной вещью по шее. Пока она не начинает гореть. Но даже после этого я все ещё продолжаю. Страх вдруг сменяется на гнев. Злость дикой волной захлестывает меня. И я задыхаюсь в собственном бессилии. Мне хочется кричать, но сдерживаюсь, наконец, перестав тереть и калечить себя. Остаюсь просто стоять под потоком горячей воды, безвольно опустив руки вдоль тела. И все же обнаруживаю в себе смелость вновь на короткое мгновение закрыть глаза. Но ужасные вспышки воспоминаний сбивают с ритма мои сердцебиение и дыхание. Что-то комом встает поперек горла. И внутри зарождается вполне объяснимое желание – покинуть этот дом. Так и не выключив воду, я просто натягиваю на мокрое тело пижаму, выйдя из ванной. Разозленная моим долгим пребыванием за закрытой дверью, она сквозь зубы желает мне доброго утра, но я лишь сдержанно киваю, поспешив укрыться в своей комнате. Припадаю спиной к ровной поверхности своей спасительной преграды. И на секунду закрываю лицо ладонями, закричав тихо-тихо, чтобы никто не услышал. Отнимаю руки, ставя их на талию. И дыхание перехватывает. В горле вновь зарождается чувство тошноты, прогрессирующее с каждой гребаной секундой. На моей кровати. Он просто сидит и смотрит, улыбаясь. Будто ему нравится морально давить. А я не в силах пошевелиться, вжимаюсь спиной в дверь, желая просто слиться с ней. Стать одним целым. Потеряться. Пустота, на миг образовавшаяся в груди, вновь сменяется адским страхом. И кошмары поймали момент, когда вновь могут завладеть моим сознанием. Стараюсь сделать вдох, но ничего не выходит. В легких катастрофически не хватает кислорода. - Ну и долго же ты, - ухмыляется мужчина, сложив руки на груди. А я больше не могу контролировать себя. С губ срывается звук, очень похожий на визг загнанного в угол животного. Ладонью нащупываю дверную ручку, вылетая прочь из, ставшей в короткий миг самым небезопасным местом на земле, комнаты. Моя обитель теперь кишит паразитирующими кошмарами. А я спускаюсь бегом по лестнице, выбегая на улицу. Вот так. В пижаме и с невысушенными волосами. Тело пронизывает холод сотнями тысяч осколков, но я продолжаю бежать по тротуару вниз, босыми ногами шлепая по асфальту. Дыхание сбивается, а по коже бегают миллионы противных мурашек, сводящих меня с ума. Я все ещё ощущаю этот страх. Мне некомфортно. Поэтому бегу, но в какой-то момент не выдерживаю, остановившись посреди улицы. Прикладываю ладонь ко рту, сдерживая крик. Боль. Это короткое слово неспособно описать весь тот кошмарный бушующий шквал эмоций внутри меня. Жмурюсь, отгоняя прочь все мысли и тихо восклицаю: - Нет! Нет! Нет! – словно это поможет остановить неудержимый поток мыслей в моей тяжелой голове. Обычное серое утро, вполне свойственное, для ранней весны. Но я не чувствую обыкновенной защищенности. Сейчас, стоя в пижаме посреди улицы я не ощущаю ничего, кроме подкожного стыда и отвратительного чувства бессилия. Фонари давным-давно погасли. Проезжающие мимо машины сигналят, кажется, решив, что я очередная заправская шалава, вышедшая на дорогу в поисках клиента. Но оглядев себя с головы до ног, понимаю, что выгляжу гораздо хуже. И в моей голове никаких идей, куда бы можно было пойти. Я просто понятия не имею, что могу сделать. Позади раздается очередной громкий гудок проезжающего мимо автомобиля, который, по какой-то причине, замедляет свое движение, останавливаясь недалеко от моего места положения. Но я не обращаю никакого внимания на него, продолжив думать о том, как поступить дальше. Мне все ещё страшно от мысли, что по возвращении домой я вновь попаду в тот глубокий кошмар. Сглатываю, ежась и обнимая себя руками. Вздыхаю, оглядываясь вокруг. - Кэндис? – удивленный тон. Знакомый голос. Поднимаю глаза, смотря на парня перед собой. Он подходит ближе, но я лишь отступаю, вдруг вспомнив выражение лица того ублюдка. Жмурюсь, тут же распахивая глаза шире. И мотаю головой из стороны в сторону, еще немного отступив. – Кэндис, что произошло? – глаза Клэя скользят по мне, рассматривая с каким-то ужасом и чем-то ещё, смутно похожим на сострадание. Он делает аккуратный шаг ко мне, а я сглатываю слюну, еле сдерживаясь, чтобы не отойти подальше. Опускаю глаза, уставившись в асфальт. Молчу, не имея понятия, что именно нужно говорить в этой ситуации. Парень подходит ещё ближе. Протягивая ко мне руку, а я слегка дергаюсь, что пугает его. Но не останавливает. Он все же невесомо прикасается к моему плечу, чуть сжав. И тянет на себя, заставляя припасть к его груди. Уткнуться в неё носом. Его руки обнимают меня, будто он желает забрать мою боль. Будто желает помочь разобраться со всем. Слезы сами собой подступают к горлу, вынуждая вновь дать им волю. И это странно, но страх отступает. Я чувствую тепло парня каждой клеточкой своего тела. Чувствую, что он рядом. И мне становится немного, но все же легче. И я ненавижу тебя, Клэй Дженсен. За то, что помог мне тогда. За то, что проявил заботу, не задав ни единого вопроса. Просто так. За это чертово ощущение безопасности рядом с тобой. Со временем переросшее в нечто большее. В нечто, что разливало тепло в моей груди, вынуждая доверять кому-то в этом мире. Я ненавижу тебя за то, что этим ‘кем-то’ стал ты.***
Школьный коридор, кишащий шумными подростками. Они выходят из-за углов, громко смеясь и разговаривая, обсуждая что-то. Кто-то до сих пор не может решить свою позицию во всей этой суматохе с судебным процессом, не смотря на то, что то давно завершился, и решение было вынесено. Прикрываю глаза, прислоняясь спиной к холодной поверхности своего шкафчика. Глубоко дышу, внезапно задумавшись о своем отношении ко всему этому. И не нахожу ответа. Ведь я не могу с уверенностью заявить, что положение Ханны Бейкер было настолько неустойчивым в этой жизни, что суицид был единственным выходом. Но так же не могу заявить, что ей было легко. Просто, на мой взгляд, с этим можно было справиться. Мы никогда не сумеем заранее выяснить, чем именно для нас могут обернуться холода и потери. Слишком резко распахиваю веки, рассматривая лица идущих по своим делам людей, отчего глазные яблоки начинают гореть. Моргаю пару раз, дабы попытаться отогнать прочь это, не самое приятное, ощущение. Чувствую, как усталость накрывает меня своим теплым одеялом, утягивая в глубину какого-то странного сонного состояния, когда ты не проживаешь свой день, а пропускаешь его. И тебе вроде жаль убитого времени, но желание утопать в этом океане забытья гораздо сильнее. Оно такое теплое, словно способно растопить мой внутренний постоянный холод от одиночества. Замираю посреди коридора, вновь прикрыв веки. В ушах продолжаются крики родителей, словно они вдруг решили продолжить свою перепалку. Словно вдруг поняли, что ещё не до конца разобрались в своих отношениях. И этот шум вновь громким эхом накрывает мое сознание, кипящей лавой бурля внутри и взрываясь огромными петардами, осколки которых так грубо врезаются в мою плоть, морально терзая и разрывая на части. Сглатываю, делая пару шагов вот так, с закрытыми глазами. Просто решаю, то за пару мгновений ничего не случится. Но жестоко ошибаюсь, сделав такое заключение у себя в голове, ведь короткий миг становится причиной своеобразной аварии. Я врезаюсь в кого-то, толкнув его. И быстро открываю глаза, вновь ощутив это противную резь. - Извини, - проговариваю быстро, обходя молодого человека. А мой голос тонет в оглушительном шквале подростковых голосов. Этот океан звуков слишком громкий для моего расшатанного сознания. Спешу поскорее отойти от пострадавшего, дабы не разразить конфликт своим присутствием. В груди разворачивает ход своих действий отвратительное чувство стыда, смешанное со скользкой неловкостью. Иду вперед, не оглядываясь, но оклик заставляет меня притормозить и, все же, развернуться обратно. - Кэндис? – звучит вопросительно, словно молодой человек не ожидал встретить меня сегодня здесь. Но это полнейший абсурд – допускать даже мысль о том, что парень помнил обо мне. Непонимающе смотрю на него, кивая и проглатывая жидкость во рту. - Привет, Клэй, - тихо, так что вряд ли он услышал. Киваю головой, просовывая пальцы под лямками рюкзака и сжимая их в ладонях. Смотрю на него, не в силах сообразить, что ещё можно было бы сделать или сказать. А стоит ли вообще? Но парень отвечает на этот вопрос за меня. Косвенно, но все же… - У нас ведь сейчас математика, - скорее утверждает, нежели интересуется. И делает пару небольших шагов в мою сторону, подходя ближе. А я вновь киваю головой, словно болванчик. И сглатываю от волнения, кипящего где-то под ребрами. - Идем, - проговаривает, указывая головой в нужном нам направлении. И я просто переставляю ноги. Следуя за ним. Ненавижу. Ненавижу тебя, Клэй Дженсен. Лютой отвратительной ненавистью за то, что ты так по доброму ко мне отнесся. За то, что запомнил мое имя. За то, что заговорил, заметил меня. И заставил почувствовать, что я не пустое место. Что я не просто существую, а живу. Я не могу простить тебе этого, но… Нет, я по-прежнему тебя ненавижу.***
Оглядываюсь по сторонам, не находя никого вокруг. Улицы пустуют, а фонари проливают свой тусклый свет на землю, лишь немного разбавляя ночной мрак. Здесь пусто. Все разошлись по своим домам, проводя субботний вечер в кругу семьи, каждый своей. В окнах домов горит свет, а шторы отрезают их обитателей от внешнего опасного мира, кишащего смутными и пугающими призраками одиночества, что разлетаются по всей округе, выжидая новую жертву. Но мне вовсе не страшно, ведь я уже давным-давно пропиталась ими, впустила в свою прогнившую насквозь душу. Переставляю ноги, проходя мимо ровного ряда жилищ. И каждое строение – это чья-то обитель. Чей-то маленький уголок, который скроет его владельца ото всего остального мира. И во всей вселенной не найдется больше такого места. Оно одно. Мотаю головой, отгоняя еще более грустные мысли прочь. Их и так полно в моей голове. Они поселились в моих раздумьях, видимо, найдя их довольно-таки привлекательными для себя. Смотрю вперед, разглядывая с поддельным интересом падающий свет, то и дело сменяющийся тенью. Ночь прогрессирует, становясь все сильнее с каждой минутой. Скрещиваю руки на груди, буквально, осязая, как мрак сгущается, а сумеречная прохлада становится все более резкой. Просто иду, вспоминая самые яркие моменты. Я ищу в мыслях хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться и повернуть назад. Но не нахожу. И сейчас я чувствую себя гребанной Ханной Бейкер. Забитой девочкой, которую все оставили. Девочкой, которой больше нечем дышать. Эта ирония не сравнится ни с чем в моей жизни. Я ведь все никак не могла понять мотивов действий единственной любви Клэя Дженсена. Но с каждой новой секундой становлюсь на шаг ближе к подобному. И не останавливаюсь, не забиваю себе голову поиском причин. Мне нет никакого дела до того – узнают ли люди, поймут ли меня. Или же я просто боюсь, что перебрав в памяти все имена, не найду ни одного человека, с которым можно было бы это обсудить. Кроме одного. Но ему я оставила записку, не найдя смелости попрощаться лично. Я убегаю, стараясь скрыться от самой себя, но ничего не выходит. Пустота внутри растет. Каждый мой вдох дает ей больше сил, позволяя рвать, уничтожать, убивать меня. Мост. И я впервые за долгий промежуток времени останавливаюсь, замирая. Словно каменная статуя. Одинокая слеза скользит по щеке. Закрываю глаза и за закрытыми веками вижу себя – ещё совсем ребенком. Я, наконец, улавливаю момент, когда все пошло кувырком, смешавшись. Я вспоминаю тот самый день, когда отца уволили с работы, и он впервые напился. А мать привела в дом любовника. Сколько мне тогда было? Семь? Пять? Сколько? И каким образом маленький ребенок мог справиться с такими изменениями в доме, где всегда царили любовь и взаимопонимание? Сейчас я первый раз за долгие годы чувствую обиду на родителей. Осуждаю их за содеянное. Двигаюсь, подходя ближе к перилам, и облокачиваюсь о них. Металлический холод обжигает ладони. Смотрю вниз на водную гладь. И вновь слеза скользит по моей щеке, срываясь вниз в глубокую дальность неизвестности. Можно ли все исправить? Можно ли изменить? Но ответ приходит незамедлительно. И он отрицательный. К сожалению, никто из нас не способен поворачивать время вспять. Перекидываю ногу через перила, а затем и вторую, оказываясь по другую сторону баррикад. Там, где блуждающие души тянут за собой, убеждая сделать шаг вниз. Сорваться в пропасть и оставить свою жизнь, наполненную лишь болью. Вытягиваю ногу над пустотами темноты, прикрыв глаза и представив, как мое тело с грохотом бьется о воду, утопая в пучине страхов. В легкие попадает вода, заставив закашляться. Но выхода нет. Обратный путь отрезан. Но позади вдруг кто-то кричит, заставив резко дернуть головой в сторону звука. - Кэндис, нет, - Дженсен. Зачем он пришел? Поворачиваюсь лицом к нему, поразившись собственному бесстрашию, ведь сейчас я балансирую на самом краю, но внутри нет никакой тревоги. Лишь пустое спокойствие. Парень подходит ближе, становясь совсем рядом и накрывая мои ладони своими. Они такие теплые. Смотрю на него лицо, заглядывая в глаза. В их глубину, рассматривая все эмоции, плещущееся на самом их дне. Он глубоко дышит, по всей видимости, из-за быстрого бега. Смесь ужаса и злого беспокойства застыла в его чертах. Но сейчас я не боюсь. Больше нет. - Прости меня, Клэй, - говорю тихо, не найдя больше слов. И растягиваю губы в искренней улыбке. - Что ты творишь? Кэнди? – впервые. Я впервые за всю мою жизнь слышу иную интерпретацию моего имени. И это бьет по ушам, но мне нравится. Мне это по душе. – Пойми, это не выход. – Он перемещает свои руки на мои предплечья, сжимая их в сильных пальцах. – Давай ты просто перелезешь, и мы поговорим, лад… - но я не даю договорить. Он такой милый. Он так забавно волнуется. Я просто не в состоянии больше сдерживаться. Тянусь к его лицу, слегка приподнявшись на носочки. И накрываю его губы своими. Просто касаюсь, ничего не делаю больше. Не предпринимая никаких других действий. Но в животе все равно искрится рой бабочек, приносящих приятное тепло и разливающих его по моему телу, наполняя им каждую клеточку. На долю секунды я вдруг верю, что все может быть хорошо. Но в следующий момент осознаю, что я не Ханна. И мне никогда не будет места в его жизни. Новая слезинка, пропитанная самой сокровенной тайной моей жизни. Я отстраняюсь от него, перемещая свои руки на его плечи. И мягко, но, в то же время, сильно отталкиваю от себя. И спиной лечу вниз, улыбнувшись. Его громкое «нет» стоит в ушах еще долго. Но я ощущаю лишь свой полет. Перед взором огромное полотно звездного неба. Ни облаков, ни полной луны. Лишь россыпь золотого бисера. А в следующее мгновение всё тело пронзает боль. И голос Клэя навсегда пропадает из сознания. Темнота. И фонари гаснут, скрывая меня в спасительной темноте. Теперь не так опасно. Закрываю глаза. И все. Больше ничего. Ненавижу тебя, Клэй Дженсен. Ненавижу. Ведь каждой клеточкой ощущала эту неземную тягу к тебе. Ты давно засел в моей голове. Все мысли пропитаны лишь тобой. Я сгорала от этого приятного чувства. И поэтому ненавидела. Но я искренне благодарна тебе за то, что ты был со мной рядом, когда никого больше не осталось. Я любила тебя, Клэй Дженсен.