Лжецы

      Джеймс до мелочей помнил первую — и роковую — встречу с Уолтером. Будучи занятым на подработке барменом, ему не раз приходилось контактировать с людьми разных мастей. Кому-то требовалось излить душу, и Джеймс, как и полагается человеку за барной стойкой, натягивал на лицо сочувствующее выражение и, не отрываясь от работы, включал режим психолога. Не все, конечно, собирались взваливать на него свои проблемы, бывало некоторые просто напивались в усмерть. В такие моменты Клейтон привычным движением домывал стакан и заказывал такси через быстрый набор. С таксистом же он поддерживал приятельские отношения и иногда наливал за счёт заведения, в зависимости от скорости его приезда.       Эту категорию людей Джеймс выносил с трудом и предпочитал отмазываться приевшимися шаблонными фразочками, подцепленными из фильмов.       Совсем иное отношение у него было к одиноким, ищущим непринужденного общения с возможностью продолжения, людям. Джеймс не считал себя ловеласом, хотя многие из постоянных и не очень посетителей считали его довольно привлекательным и горячим парнем, причём говорить такое не стеснялись даже мужчины. Впрочем, его не волновали гендерные различия пока человек по ту сторону барной стойки мог поддержать разговор, приправленный острой ноткой флирта. Это был — и остаётся по сей день — стиль жизни, который Клейтон любил и использовал на всю катушку.       Ему казалось, что стоило кому-нибудь сесть у бара, он мог с одного взгляда отнести человека в одну из двух категорий; слишком часто Джеймс угадывал, чтобы сохранить бдительность, и когда в его поле зрения попал тот самый мужчина с выставки, он был свято уверен, что Уолтер по всем параметрам подходил ко вторым, самым любимым людям этого бара.       — Здрасьте, что желаете?— непринужденно поинтересовался Джеймс, предвкушая интересную беседу. Он не просто так выбрал именно такой вопрос, как бы сентиментально ни звучало, ему нравилось играть словами и находить в них скрытый смысл, и в тот момент, Клейтон предложил незнакомцу всё и ничего одновременно.       — Кое-чему тебя научить, — отозвался мужчина, и Джеймс почувствовал приятный холодок, прокатившийся вдоль позвоночника.       — Ну ладно, правда сейчас я занят…       Обворожительная улыбка тогда так и не появилась на его лице, сменилась растерянностью и недоумением. Уолтер умел играть на чувствах и так же хорошо знал, чем зацепить.       Сейчас, с высоты пережитого за месяцы и накопленного за время опыта, Джеймс мог с застенчивой полуулыбкой вспоминать те неловкие попытки флирта. Сам факт вербовки и прибытия на Ферму не смог остановить его от этой затеи, и Клейтон с упрямством барана продолжал ненавязчиво вылавливать Уолтера после занятий.       — Мистер Бёрк! Привет, я просто… — иногда Джеймс зависал на полуслове, пока его взгляд блуждал, практически облизывал Уолтера. Он не скрывался, хотя и ощущал лёгкое смущение, порождаемое его действиями. — Я хотел бы угостить вас пивом. И поговорить, у меня столько вопросов насчёт папы...       Они оба знали, что вторая часть предложения лишь прикрытие, полуправда, и оттого интереснее было притворяться.       — Ты впал в заблуждение, сынок. Но мы это исправим. Мы общались по-приятельски во время вербовки, именно потому, что я тебя вербовал. Я тебе не друг и не союзник, я твой инструктор, и точка.       Джеймс редко когда чувствовал невероятный душевный подъем и жгучий стыд вперемешку с неприязнью к самому себе в интервале одной минуты. В основном он не испытывал подобное неделями, пребывая в блаженном умиротворении, практически скучая от обыденности чувств, а потому, возможно, это и послужило ещё одной причиной симпатии к наставнику. Рядом с ним Клейтон мог пережить всю палитру эмоций, нехватку которых остро воспринимал последние несколько месяцев, что отрицательно сказывалось на его поведении. Именно так был придуман «Спартак», его детище, созданное из ничего умелыми руками.       Он бесился от бессилия, когда Уолтер пресекал его неуемный энтузиазм, строил новые планы, подначивал, лез из кожи вон, чтобы опередить одногруппников во всём и стать заметным, интересным для одного только человека. Джеймс изощрялся в своем эгоистичном желании понравиться Бёрку, не гнушался откровенно подлых приемов, вроде отношений с милой Лайлой, которую, сложись обстоятельства несколько по-другому, искренне бы полюбил. Он флиртовал с Заком и Микки во время партий в покер, прекрасно зная, что за ними следят, и мог лишь надеяться, что сказанное долетит до ушей Уолтера.       Джеймс был очарователен и дерзок в умеренной степени, не переходя границы, но буквально каждое его телодвижение кричало о большем.       Проходное задание по соблазнению, на котором он провалился, на самом-то деле было парой пустяков. Ночные клубы просто созданы для поиска компании на вечер, стоило только придумать историю более брутальную, чем ты сам, и всё — девушка твоя. К большому сожалению, игры с Уолтером не проходили для него бесследно: «случайно» найденная в том же клубе, удалённом от Фермы на приличное расстояние, Лайла вела себя так непринужденно и сексуально, что Джеймс в какой-то момент выпал из колеи, забыв о предосторожности, а когда вновь вернулся в строй, то первым делом увидел Уолтера, с хитрым прищуром наблюдающего за реакцией своего рекрута. Джеймс после этого долго не находил себе места и позже с ещё большим остервенением развернул кампанию.       Однако с того момента в их взаимоотношениях кое-что изменилось: Бёрк начал проявлять к нему внимание чаще, чем положено по уставу, требовал максимальной отдачи, а потом…       Джеймс ни за что не простит ему заточение в клетке, и это нелепое оправдание: "Ты продержался дольше всех за последние 15 лет!» словно оно было важным. Клейтон ещё никогда в жизни себя так отвратительно не чувствовал. Подсознательно он ожидал очередного удара в спину, но никак не мог предположить, что этим окажется показательное унижение. Бёрк сыграл грязно, и Джеймс собирался отплатить ему той же монетой.       Как же он сожалел, что не придушил подонка, когда была возможность. Когда Джеймс ещё не осознавал всего болота, в котором увяз с головой.

∆∆∆

      Стоя под прицелом с заведенными руками, Джеймс прокручивал в голове все предшествующие этому моменту события. Его недальновидность привела к смерти Зака, отчего сердце щемило тупой болью, а руки подрагивали до сих пор, но это отходило на второй план по сравнению с развивающимися с его подачи событиями.       Запыхавшийся Уолтер не сразу заметил подвоха, а когда множество красных точек переместилось на его грудь, пораженно затих.       — Они за тобой приехали, — не спрашивал, утверждал, и постепенно на его лице проступало понимание. — Соединение с ЦРУ было липой. Ты не сообщил им.       — Сообщили вы, — Джеймс больше не мог сдерживаться, и лишь смущённо улыбался, исподлобья поглядывая на инструктора. — Всё не то, чем кажется.       Ответная улыбка не заставила себя ждать. Клейтон видел это в чужих глазах, мимике — Уолтер был чертовски удивлён, но удивление это было приятным. Ученик превзошел учителя, игра наконец-то пришла к финишу.       — Всё таки признайте, — не разрывая зрительного контакта продолжил Уолтер, и если бы не это, Джеймс вряд-ли бы смог заметить огромные, поглотившие радужку зрачки. — У меня жуткое чутьё на таланты.       Бёрк гордился им и не скрывал своих чувств, был искренним и открытым как никогда раньше. Это была лучшая похвала, какую Джеймс от него получал, и он собирался сохранить этот момент как можно дольше. А потому изощрённое самоубийство Уолтера он допустить не мог, только не таким способом.       — Мы ещё не закончили, — почти шептал Клейтон. В его словах не было угрозы, как бы противоречиво ни звучало, и наставник это понимал.       Бёрк потрепал его свободной рукой по влажным волосам и как провинившегося ребёнка прижал к своей груди, на которой причудливо танцевали красные точки.       — Да и хрен с ним.       Лёгким отработанным движением Уолтер сбросил магазин и приставил холодное дуло пистолета к виску Джеймса, нажав на курок.       Чёртов лжец.       Нужно было придушить его ещё в коридоре несколько дней назад.