Кто я для тебя?

Скрипя зубами от несправедливости (ладно в армии — мастурбация нормальное явление, а сейчас?), Сергей, поправив утренний стояк, как можно тише поднялся и, подоткнув под Юлию покрывало, по пути прихватив спортивный костюм, что висел на спинке стула, неохотно поплелся в душ, думая про себя: «Анька Ладошкина — по ходу все, что мне светит в этом плане…» После того, что вчера увидел, понял наконец: все его страдания по сравнению с тем, что Юля пережила за то время, что его не было — пустой пшик. И ревность, душившая больше двух лет, показалась настолько глупой, раздутой и, как выяснилось, совершенно беспочвенной, что стыдно стало. Он так часто представлял, как она под другим… стонет от удовольствия, которого он не смог ей дать. Ведь не видел же — просто представлял, разжигая в себе ненависть к Юле, с каждым из тех, с кем её видел. Думал, что спала с ними. Да и как было думать иначе? Ведь он, как никто другой знает насколько она падкая до секса: нежная внутри, влажная; поначалу — всегда тесная до боли; с мутными серыми глазами полными желания, развратная: льнущая, шепчущая без конца его имя… «Напоить её что ли?» Нет — мотнул головой — такой секс ему даром не нужен. Юля даже не почувствует ничего. Он ведь и сам не ощущал никакого трепета, когда пьяным был и злым. И морального удовлетворения ноль и от удовольствия — только блеклая тень, а на душе потом… горечь и пустота. Так и не побрившись, Сергей заглянул на кухню. Как оставили вчера — и мясо в тарелке, и хлеб — всё засохло: зимою в квартире всегда очень тепло. «Надо на улицу вынести — воробьи склюют». Вынув небольшой пакетик, скидал всё внутрь, затем сделал бутерброд с ветчиною и, перекусив, пошел на работу.       Передав кое-что из документов, забрав те, что нужно отвезти, он невольно завис, разглядывая Никиту, который, давно влившись в деловую среду, все больше и больше превращался в бизнесмена — говорит вполголоса; вежлив с мужчинами и галантен с женщинами; всегда сверкает идеально-белозубой улыбкой; носит серый костюм и на пару тонов светлее — галстук… Ник раздался в плечах и чуть пополнел? Выглядит не то, чтоб больше, а как-то мощнее что-о-о… — Сереж, ты еще чего-то хотел? Спохватившись, он про себя повторил: «Хотел?» — и-и, смутившись — почувствовав себя мелким под наполненным теплом внимательным взглядом, качнул головой, говоря: — Не то, чтоб хотел… Никита улыбнулся, явно подбадривая, и он тихо начал: — Пока я в армии был, мою девушку изна… Договорить Никита не дал — остановив рукой, посмотрел в окно. — Я знаю. Закусив губу, Сергей опустил голову… и что у него за семья? никто ничего не рассказывает, но все всегда в курсе — телепаты что ли? не сплетники уж точно. Ник же, окинув его задумчивым взглядом, заговорил о своем прошлом: — Знаешь, Сереж, у Вадима до меня более десяти лет никого не было, но он всё еще всё помнил; и помнил хорошо… — замолчав, прикрыл веки и, увлажнив губы, глухо продолжил: — Ничего кроме любви и терпения тут не поможет. Касайся её чаще, ласкай и целуй. И-и-и, — посмотрев в лицо, предупредил: — ради бога, с сексом не лезь — отпугнешь только. Большего я тебе, увы, не подскажу. — И на этом — спасибо. Кивнув на прощанье, он развернулся и, с горечью про себя усмехнувшись: «Мда-а-а — ну и перспективка… ну и черт с ним — не смертельно и ладно — переживу как-нибудь», — спустился на первый этаж, где нос к носу столкнулся с раздраженной Валентиной. И сразу вспомнилось, как Глеб, перед тем, как уйти домой, попросил его не поднимать волну: мол, сам со всем то ли разобрался уже, то ли разберется… он так и не понял: в голове шумело — уточнять бесполезно было. Наверняка просто так сказал, чтоб глупостей в запале не натворил… «Да пофигу». Всё равно на неделе к Матвею собирался — вещи забрать. На месте и разузнает всё. Если с теми двоими, с которыми хоть и не лично, а через Артема знаком, всё в порядке окажется, сезон охоты будет открыт. Снимет квартирку на месяц: переловит всю братию по одному и ребра, как минимум, переломает, а дальше — по обстоятельствам. И даже если не сможет простить — убьет, вряд ли его заподозрят: это только в кино дела у полиции, как по маслу раскрываются. В жизни всё иначе: нет улик — нет дела. А на подозрения ему плевать. Даже если признание выбивать будут — хрен он, что скажет. Раз Юля всё пережила, то и он сможет. Или что он — слабее девчонки что ли?!       Закончив развозить документы, Сергей загнал мотоцикл к Вадиму в гараж и, вскоре притормозив у витрины, за которой красовались шикарные букеты, задумался: «Цветы что ли купить? — но тут же, мотнув головой, пошел дальше. — Лучше мороженное — поедим вместе».       Прошвырнувшись по продуктовому, он взял коробку Каркунова и надолго завис рядом со стеллажом с винами. Как-то пил с Матвеем хорошее вино: красное, полусладкое. «Как же оно называется-то? на «к» вроде, и название еще такое длиннющее, — начал рассматривать этикетки. — А что тут есть вообще? Так — каберне, не, не то… Кьянти какое-то… не пробовал — не знаю. Так, дальше… Киндзмараули! Во! Даже этикетка та же, — улыбнувшись, Сергей, взяв и немного покрутив бутылку, поморщился: главное же, чтоб и качество то же самое оказалось. — Если понравится, на новый год парочку возьму». Положив вино в корзинку рядом с конфетами, подошел к холодильнику — нашел мороженное с трюфельной начинкой и чизкейком; закинув с ним вместе еще и стаканчик с мармеладом и курагой — для себя, взял свежего хлеба и, подцепив пакет молока, двинулся к кассам.       Вернувшись домой, сразу закинул оба мороженных в морозилку, вино положил под неё, а конфеты — на стол и, вздохнув, поджал губы. «Надо было винограда купить или пару яблок хотя бы». Он, конечно, может и без этого всего прожить, но Юлю можно и побаловать. Да и вообще её следует откормить хоть немного: без слез же не взглянешь — исхудала за год еще больше, чем была. Раньше хоть потрогать имелось за что, а сейчас… «Та-а-ак, а ну-ка успокойся!» — одернул сам себя, останавливаясь посреди коридора. Юлии в комнате почему-то не оказалось, как не оказалось её и в соседней. Мгновенно вспомнив о том, что у неё есть ключи, отчего-то похолодел… Не верит ей?! Возможно… потерянное доверие вернуть не так уж и легко, особенно когда в ответ никто не старается…       Вещи всё еще стирались. Замотавшись в полотенце, Юля распахнула дверь и, уставившись на какого-то грустного, подпирающего стену Сергея, интуитивно зажалась, желая закутаться в полотенце как можно плотнее — закрыть и ноги, и грудь… стыдно разгуливать перед ним вот так: соблазнять собою, осознавая, что не в состоянии доверять даже ему. Обидно. Она ведь скучает — желает по-прежнему сильно, но… Больше секс — н-е-в-о-з-м-о-ж-е-н! Слишком отчетливо всплывают перед глазами ненавистные рожи ублюдков, которые над ней измывались. Просто ради прикола. Просто потому, что в-е-с-е-л-о! — издеваться и унижать… И даже понимание того, что рядом не кто-то, а человек, в чьем внимании она нуждается больше всего на свете, близостью с которым по-настоящему дорожит, не может прогнать наваждения: охватывает оцепенение… Ожидание боли и страх перед мужчиной, от которого она так сильно зависит, который может, не задумываясь, предать её, променяв на другую — без заморочек; сломать; не сдержавшись, причинить боль; замахнувшись, напугать до чертиков; да просто выбросить на улицу за ненадобностью — это всё, что теперь её ждет?.. Она ведь всегда радовалась любой возможности побыть с ним рядом, коснуться его, вдохнуть запах. Ей так нравится, как пахнет Сергей. И одеколон его она всегда любила и даже запах пота, и незабываемый аромат грибов и прелой листвы с едва-уловимыми нотками сосновой смолы, что часто его окружает. Как же она обожает этот неповторимый аромат природы!       Летом часто гуляла в одиночестве по ночному лесу: плевать на комаров… Больше всего нравится августовский лес, когда начинают опадать листья и кругом столько шорохов… Конечно, страшновато, но лучше в темном лесу, чем дома или с кем-то еще. К тому же она не постоянно шаталась на улице. Иногда наступали времена, когда дома становилось спокойно. Правда такое счастье длилось не больше недели, а то и всего пару дней… так здорово спать в собственной постели, а не притворно улыбаться очередному ублюдку, позволяя тому себя лапать…       Опустив голову, Юля выдохнула: чем дольше живет под одной крышей с Сергеем, тем больше стесняется, особенно саму себя — сроду такого не было. Просто с ним… вот прямо тут — з-д-е-с-ь и с-е-й-ч-а-с — она ощущает себя н-о-р-м-а-л-ь-н-о-й девушкой. У них, конечно, всё уже было: и поцелуи, и секс, и она бесстыдно касалась его губами везде и в рот тоже брала. Стесняться после этого всего совсем глупо, но она ничего не может поделать: смущается, как неопытная малолетка… Так хотела, чтобы он навсегда остался единственным, чьи прикосновения будет помнить тело, но — не-е-е… — Ну и чего ревешь? — Не реву я, — слабо улыбнувшись, принялась вытирать текущие слезы сразу обеими руками. Полотенце — она же нормально его закрепила! — поползло вниз, обнажая грудь и торчащие от прохлады соски.       Вместо того, чтобы отвернуться, или хотя бы отвести взгляд, Сергей, шагнув навстречу, молча прижал Юлю к себе и, закрыв глаза, заскользил ладонями по спине: осторожно, чувствуя, как та мгновенно напряглась. Остановившись на пояснице, потерся щекой о влажные волосы и шепнул: — Я мороженное купил и вина бутылку. Пойдем на кухню? — Хорошо, — согласилась она сразу, упираясь в грудь ладонью, под которой очень быстро билось Сережино сердце. — Я только накину что-нибудь. — Не надо, — остановив, он сразу её приподнял и, повернувшись в нужном направлении, договорил: — меня и так всё устраивает. Он дышал в самую шею, и Юля, невольно задрожав, зажмурилась изо всех сил, прекрасно понимая, что Сергей пытается затащить её в койку — раз трезвую не получилось, так хоть пьяную. И она — согласна! ведь только напившись, хотя бы ненадолго забудет все ненужное… может после того, как переспят она прекратит о нем бредить, а если он ничего не скажет, перестанет наконец-то бояться того, что он, снова отталкивая, накричит на неё, а вдруг… выгонит в запале? тогда она точно чо-ок… Он поставил её на пол неподалеку от холодильника. Скользнув в сторону — отвернувшись, Юлия натянула полотенце почти до шеи. Те психи об неё даже сигареты тушили — шрамы от ожогов остались. «Слава богу, — оглянулась, — кажется не заметил! Не хочу, чтоб смотрел…» Усевшись на стул, поджала ноги. Раньше… когда только пришла сюда, было совершенно всё равно: увидит ли он это всё, а сейчас… Что угодно, но только не это! Хочется спрятать и не показывать ему — н-и-к-о-г-д-а! Не напоминать об измене и лишний раз не бесить… Поставив на стол вино, Сергей кивнул на конфеты, мол, бери — не стесняйся, и негромко спросил: — Мороженное сейчас будем или потом? Сейчас… не полезет. — Потом, — читая надпись на коробке — «горький шоколад с тертыми орехами» — просипела она, невольно задумываясь о том, ка-ак?! он постоянно угадывает с выбором и покупает то, что ей очень хочется попробовать, или то, что уже нравится не один год. У них что — настолько одинаковые вкусы? Хотя нет — никогда не любила вино. А это — красное, полусладкое… парни, с которыми время от времени тусовалась, не считали нужным покупать что-то дороже кислющего и отвратного портвейна. Да и пили в компании в основном водку или пиво, а еще употребляли обыкновенный разведенный спирт — дешево и сердито. Как-то кто-то коньяк принес: ужасное дерьмо — но все хвалили, и она тоже кивнула… чтоб не выделяться.       Окинув Юлию взглядом, Сергей ушел за бокалами. Никаких «постельных» интересов не имел. Просто хотелось хоть немного поднять настроение и себе, и ей тоже и нормально вместе поесть… Вернувшись, он открыл вино и, убрав все ненужное, приблизившись к Юлии, глухо попросил: — Поднимись. — Зачем? — удивленно на него посмотрев, она сразу встревожилась.       Не отводя в сторону глаз, он выгнул бровь, открыто подтрунивая — бросая молчаливый вызов, и она — сдавшись первой, пожалела об этом почти сразу: положив руки на талию, Сергей, усевшись сам, притянул её к себе. Немного поерзав, Юля напряглась еще больше: совершенно неуютно. Да и вообще: что происходит? До вчерашнего дня Сережа все время отталкивал её и чуть ли не постоянно злился, а с вечера… почти не отпускал от себя: сам в постель унес, не приставал даже, хотя и был возбужден. «Не понимаю…» Что это за игра такая? Зачем он вводит её в заблуждение этим дурацким вниманием?.. Поразившись своим мыслям, Юлия окончательно растерялась: точно! Сергей ухаживает за нею так, словно они снова встречаются… Зачем он так с нею? Чтобы бросить сразу, как она поверит в сказку вновь? Это… — Налей немного, — кивнув на бутылку, с улыбкою попросил он, чуть придерживая Юлю за талию одной рукой. — Сереж, что происходит? Она попыталась встать, но, положив вторую руку на её ногу и сцепив пальцы в замок, он, касаясь носом плеча — обдавая дыханием кожу, уточнил: — В смысле? — Зачем вьешься вокруг? — отклонившись, отстранилась, частично вырываясь — желая сбежать. — Нельзя? — подавшись следом, прижав обратно одной рукой, другой скользнул по колену и, забравшись пальцами под полотенце, усмехнулся: — Наливай, а то мне руки занять нечем, — огладив ладонью, слегка сжал бедро. Непроизвольно передернувшись, Юля дотянулась до бутылки и наполнила бокалы на треть, а когда Сергей, отпив глоточек, закрыл глаза, она, воспользовавшись моментом, соскочила с колен. — Сядь на место, — приказал он вполголоса. — Не сяду! — начиная раздражаться, она повысила голос, смелея на глазах. — Ты… ведешь себя странно и никогда ничего не объясняешь! Ты же еще совсем недавно твердил, что между нами всё кончено. Тогда зачем это всё? — Что — э-т-о? — Ты настолько сильно хочешь меня, что плевать на методы, да? Решил, если мне пойти некуда, то имеешь право глумиться надо мною, да?       Поднявшись, Сергей подошел к ней вплотную.       Сжавшись, Юля отступила еще дальше: с ним всегда, как на пороховой бочке — что взбредет в голову фиг догадаешься — не ударит, нет. Но он может. Чувствует — Сергей на это способен. Правда, он никогда её и пальцем не трогал — воспитание не позволяет: мать выдрессировала, как собаку. Но… она лучше всех з-н-а-е-т, как быстро выветривается это самое воспитание. Такие, как он ломаются быстрее всего: стоит раз попробовать и всё — конец. Уже не остановиться! «Не подходи ко мне!» Избегая смотреть не только в глаза, а вообще — на него, она замерла на месте. Сергей способен унижать одним только взглядом: прожигать, испепеляя. Тогда голой себя чувствуешь и грязной с головы до ног, настолько ничтожной, что сдохнуть хочется. Так смотреть на неё… может только он один. — Я не глумлюсь, — вжав Юлию в угол, склонившись до самого уха, медленно — с расстановкой заговорил: — Да. Я признаю — хочу тебя. Всегда хотел и буду. Она так сильно боялась, что он это не только видел, но и ощущал. «Я… настолько страшный?» — Юль, что мне сделать, чтоб ты перестала от меня шарахаться? Моргнув несколько раз — осмыслив вопрос, она, увлажнив губы, сглотнула. — К-т-о я… для тебя? — Ты — моя девушка. — Когда это я ею стать успела?! — От удивления — само вырвалось. — Никогда и не прекращала… «Просто признать смелости не хватало». «Совсем охненел: врет и не краснеет! Так и хочется врезать!» — Сергей, ты же ненавидишь меня — сам сто раз говорил! Ты же меня шлюхой считаешь, да и в итоге ты же прав оказался. Я именно такая. И ничто не изменит того факта, что я спала с другими. Ты ведь поэтому запрещаешь мне к себе прикасаться — простить не можешь. Да и не умеешь ты прощать — не тот характер. Ты даже на ночь в комнате от меня закрываешься и отталкиваешь постоянно! — Да забудь ты про это всё! — понимая что сморозил глупость — забыть такое непросто, Сергей, пытаясь объясниться, забубнил: — Выгонял, ненавидел… Да. Было такое, не отрицаю… Ты не понимаешь этого совсем: от тебя же воняло всё время. От волос, одежды, да даже от кожи! настолько в тебя это все въелось. Туалетной водой, сигаретами, водкой и еще кучей разного дерьма! Вечно размалеванная до блевотины. Я ненавижу это! Ненадолго замолчав, он более менее успокоился и, прикрыв веки, наклонился к Юлиной шее.  — Наконец-то все это выветрилось, и я чувствую, как ты приятно пахнешь, — расставив руки по сторонам, полной грудью вдохнул едва ощущающийся из-за шампуни аромат, тихо договаривая: — Без дешевых духов и прочей фигни привлекаешь настолько, что я вообще тебя никуда отпускать не хочу… «Серьезно?» — Юль, давай просто наслаждаться моментами… пока есть такая возмо… — О чем ты? Ты куда-то собрался? — Я еще сам толком ничего не знаю… Так или иначе, а я отсюда уеду. После нового года подам документы в военное. Если допустят, то летом сдам экзамены. Отучусь год и заключу контракт. После службы доучусь и получу офицера. — А потом? — Потом будет новый контракт, а потом еще и еще. Выход на пенсию в сорок пять, — оттолкнувшись, он отошел от неё. — Как сложится жизнь, я не знаю. А строить семью я не планировал: когда увидел тебя после армии, сразу понял — никого не впущу в свою жизнь. Или ты или… никто. Но ты… как была шалавой, так ею и осталась, — горько усмехнувшись, посмотрел в окно. — Когда пришла, я растерялся — видеть тебя не хотел… потом узнал про твою семью. Решил, что хоть ты и конченная, а бросить я тебя не могу, — увлажнив губы, встал вполоборота. — Изнасилования еще эти… Я не думал, что в твоей жизни всё н-а-с-т-о-л-ь-к-о запущенно… жалко — чисто по-человечески… А потом мама приехала и слету мне врезала, — усмехнулся. — Если бы не она, я бы даже не понял, что сам во всем виноват… — Но ты же не из-за матери так изменился. — Просто увидел кое-что. — И что же? — Не важно, Юля… Это уже не важно, — подняв руку, коснулся бледной щеки. — Прости… Я действительно очень сильно перед тобою виноват. Всегда видел лишь то, что лежит на поверхности… Поджав губы, Юлия отвела в сторону взгляд. И он, приняв это за ответ, вполголоса бросил:  — Ладно. Забудь. Нет, так нет, — и ушел.