Agent Orange

      Прогулка по Хошимину вызывает у меня странные чувства, особенно ночью.       Центр города светится разными огнями, если честно, то с момента такого осовременивания города я до сих пор не привык к этому и, вероятно, никогда не привыкну. Я люблю маленькие ветхие хижины, дикую природу, а все эти огромные небоскрёбы оставляют на душе странный осадок. Даже я сам не вливаюсь в эту атмосферу. Нонбайтхо* и мешковатая простолюдинская одёжа ещё с неизвестных времён, люблю быть ближе к народу. Мне в глаза ударил яркий свет... Оранжевого цвета. Ненавижу его. Как будто гной, который выходит из крупной раны, что осталась после обрубки конечности. Или же Agent Orange, упоминание которого у меня до сих пор вызывает боль в лёгких. А ведь оранжевый с той самой войны теперь только и ассоциируется у меня с этим химикатом.

***

      Я медленно поднимаюсь с земли, подбирая шляпу и натягивая на свою лысую голову. Ногу неприятно тянет, но в следующее мгновение гадкие ощущения уходят на второй план, когда перед глазами перестаёт всё плыть и картина произошедшего становится ясной.       Деревушка где я очнулся была разрушена, а в развалах виднелись изуродованные тела погибших. Рядом со мной лежал мужчина, нижняя часть тела которого отсутствовала, открывая тем самым вид на его кишки, что вывалились наружу. Лицо его застыло в безразличии, хотя, я даже удивлён, что смог рассмотреть его, ведь половина физиономии была сожжена, показывая слегка почерневший череп. Под ногами кровь, а слева на земле рука без пальцев неизвестного происхождения. Я подавил рвотный рефлекс, а после закашлялся, закрывая рот кистью. Когда странный приступ закончился я глянул на ладонь. Кровь.

***

      Я стоял рядом с девушкой, которая держала в руках своего новорождённого ребёнка, я обязан был осмотреть его, особенно после распыления оранжа. Особа выглядела напуганной, а я напрягся. Подошёл ближе, пуская взгляд на её дитя. О боже. Это был мальчик. У него не было ног. Он не плачет. Н е п л а ч е т       Малыш медленно моргнул, жутко уставившись на меня. Мне казалось, что он без слов обвиняет меня во всё этом. Я виноват. Не стоило всё это начинать. Резкая боль в районе сердца заставила меня чуть ли не согнуться пополам. Как я мог это допустить? Как он мог так поступить? Это не его война! Молодая мать разрыдалась. Её некому было успокоить. Её муж мёртв. Я хотел погладить её по голове и уже протянул руку, но тут же убрал её, когда она прижала дитя к своей груди. Я уже пожалел, что начал это.       Я чувствую, что меня вырвет. Я выбегаю из помещения, хотя тут больше подходит слово «развалины». Отойдя подальше от людей меня стошнило. Мой рот был весь в крови, а изумрудная трава окрасилась в багровый цвет. Ещё чуть-чуть и я явно вместе с красной жидкостью извергну свои собственные органы.       Я ощущаю сильную боль в районе груди, а в глазах всё плывёт.

***

— Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không Không*       Я вижу вокруг себя трупы. Каждый день их становится всё больше и больше. И каждый день я вижу их. Я падаю на колени, из глаз текут слёзы. Я подхватываю руками — что давно стали бардовыми — голову ребёнка, приподнимаю её и осматриваю лицо — его нет. Пальцы разжимаются в порыве страха (лишь бы не трогать), а голова падает на землю. Издав неприятный хруст, череп слетает с шеи и прокатывается куда-то в сторону. Я хочу чтобы это закончилось, я взываю к богу, складывая ладони, и сажусь в молитвенную позу. —Tôi cầu nguyện rằng người của tôi sống[Молю, пусть мой народ будет жить], — я закусываю губу, скривляя лицо. Я кричу, обнимаю себя за плечи и начинаю качаться как психически больной. С каждым днём я сомневаюсь по этому поводу всё меньше. Я схожу с ума.

***

      На этом моменте моих воспоминаний я дрогнул, оттягивая ворот свободной кофты и застывая по середине какой-то улицы.       В меня врезаются пару людей. Одни неловко извиняются, а другие быстро уходят, бурча себе что-то под нос. А я так и стоял, смотря куда-то на крыши небоскрёбов. Как бы я хотел всё это забыть.