Понимание

      Икота сразу всё понимает. Ещё до того, как Асфрид покидает её тело, скатываясь на свою половину супружеского ложа. Понимает раньше самого Асфрида, вдруг непривычно замершего в ней на самом пике удовольствия. Понимает, что случилось, ощущая, как его семя наполняет её, а не впитывается привычно в грубые льняные простыни. И Икоте уже не нужно смотреть в виноватые глаза мужа и слышать оправдательное: — Прости, я не успел…       Они не маленькие дети. И с самого начала их супружеской жизни они понимали, чем, в конце концов, должен окончиться их брак — рождением детей, наследников трона Олуха. Это… нормально. Законно. Правильно, тролль побери! Но рано. Слишком рано.       Мысли метаются в голове, подобно Ночным Фуриям. Слишком много разных мыслей, не самых приятных, смешанных с растерянностью и приближающейся паникой. Боги, что же делать?! Слишком неожиданно, не вовремя, не к месту!       Икота решительно спихивает с себя охнувшего Асфрида и тянется за протезом и нательной рубахой. Скорее, в баню, пока не поздно вымыть из себя всё семя, предотвратив ненужное сейчас зачатие! Нужно успеть… — Икота! — окликает девушку супруг. — Потом поговорим!       Наверное, Икота Хэддок III самая неправильная женщина на всём Олухе. Да что там на Олухе? Во всём народе викингов! Нормальные женщины молят богов о хорошем муже и здоровом потомстве, что сумеет выжить в их суровом климате и прославить своими подвигами предков. Икота же отчаянно просит Фригг, Сиф, Фрейю и других богинь о чуде. Пусть, ну, пусть это будет осечкой! Единичным разом без последствий. Они же с Асфридом говорили об этом. И пришли к единому решению…       Икота с раздражением отбрасывает в остывающую воду жёсткую мочалку, неуклюже плюхаясь в бадью. Как же, с её-то удачливостью? Держи карман шире! Будут боги слушать глупые просьбы одной зарвавшейся дурочки. Скорее, точно ребёнком одарят. Тем более что в роду у них, судя по родительским рассказам, с плодовитостью никогда проблем не было. Взять хотя бы в пример маму, родившую пару месяцев назад вторую дочь. И это в её-то возрасте!       В дверь беспокойно скребётся Беззубик с тихим урчанием. Икота лишь вздыхает, ероша влажные от пота и влаги волосы. Вот что за вечное невезение? Они ещё до свадебной церемонии договорились с Асфридом — не торопиться, повременить. Ребёнка родить — это не поле перейти. Особенно, когда на уме будущей матери одни драконы да полёты в бескрайней высоте неба. Сначала нужно остепениться, повзрослеть, научиться быть родителем.       Асфрид тогда согласился с доводами своей будущей жены. Но, видно, не смирился. Или же его в конец допекли родители. Мол «чего вы год женаты, а нам до сих пор внуков не подарили?!». Бринхилд уже несколько раз намекала в своей неповторимой язвительной манере на бесплодность своей невестки. Благо хоть отец с рождением Асы успокоился чутка в своём неуёмном желании стать дедом.       Дверь бани тихо скрипит, отвлекая от невесёлых мыслей. Икота оборачивается на мужа, без смущения зашедшего в помещение. И зябко хохлится в почти остывшей воде. А сколько она тут уже сидит? — Ты ухитрилась разбудить Йоргенсонов и своих родителей. И они теперь жаждут узнать, в честь чего это ты намылилась в баню раньше субботы, — Асфрид бросает на лавку её сарафан — негоже будущей правительнице бегать в неподобающем виде по деревне — и подзывает малышей-огневичков с просьбой нагреть воду в бадье. — Что думаешь им говорить? — Скажу, что чернила на себя пролила. Или что Беззубик опять в слюне перепачкал, — Икота отводит взгляд в сторону и кусает губы, непривычно тихая и унылая.       Девушка слышит, как тяжело вздыхает Асфрид, как он садится на ту же лавку. И ощущает, как супруг запускает пальцы в её волосы привычным движением. Кажется, сложившаяся ситуация выбивает из колеи и Асфрида. Или же всё дело в реакции Икоты. — Слушай, Ик… — Асфрид неловко молчит. Будто слова подбирает. Лишь осторожно распутывает мелкие колтуны в её волосах, по привычке заплетая мелкие косички. — Ты же меня знаешь — я от своего слова никогда не отступаюсь. Это получилось не специально…       Икота вздыхает и всё же поворачивается к мужу. Асфрида она знает хорошо. Пожалуй, лучше всех на Олухе. Наверное, он всё же прав. — Я… Просто беспокоюсь, — Икота расслабляет сведённые напряжённым страхом плечи. — Ребёнок сейчас был бы очень некстати… — Далеко не у всякой женщины получается зачать с первого раза. Тебе ли не знать? — Асфрид мягко улыбается и берётся за ковш — омыть её замёрзшее в остывшей воде тело водой горячей. — Хотя, чего греха таить, я был бы рад…       Слова Асфрида вызывают улыбку. Он прав, как и всегда, в своих суждениях. И Икота расслабляется окончательно. Пусть и понимая, что расслабляться слишком рано.       Драконы первыми всё понимают. Как и всегда. Удивлённо клекочет Громгильда. Фыркает Грозокрыл. Жуткие Жути нервно переругиваются, облетая девушку десятой дорогой. И, конечно, чудит Беззубик. Он обеспокоенно обнюхивает Икоту, кажется, с ног до головы, урчит незнакомыми интонациями и шарахается прочь, не давая своей наезднице сесть в седло. — Братец, ты чего? — девушка упрямо бегает следом за собственным драконом, веселя людей на площади. — Вот смотри, догоню тебя, бестолковая рептилия! — Эй, Ик, кажется, ты его вконец достала! — Сморкала смеётся вместе с близнецами. А после получает камешком прямо в шлем — Асфрид терпеть не может, когда над его женой потешаются.       В конце концов, Беззубика удаётся уговорить на полёт. Но такое поведение кажется Икоте слишком нетипичным и тревожащим. И поэтому она решается спросить совета у матери. — Грозокрыл однажды точно также вёл себя, — Валка танцует вокруг камина, пытаясь успокоить капризничающую Асу. — И-и-и что было причиной подобного поведения? И почему об этом не написано в книге драконов? — Икота удивлённо отрывается от потрясания погремушкой. Почему ей раньше не сказали об этом? — Она, — Валка ловко перебрасывается младшую дочь на другую руку и с интересом смотрит на старшую. — Грозокрыл перестал поднимать меня в воздух, когда понял, что я ношу под сердцем ребёнка. На твоём месте я бы задумалась…       От маминого намёка вдруг начинает неприятно крутить живот. Точно чья-то рука сжимает внутренности. Икота нервно усмехается и спешит отмахнуться. — Чепуха! Наверное, Беззубик от меня бегает из-за угрей — я их как раз на обед ела. — А мне казалось, что ты их терпеть не можешь, — мама смотрит ещё более внимательно. И от её взгляда девушке становится совсем не по себе. — Предпочтения с возрастом меняются!       Икота понимает, что откровенно врёт. В первую очередь самой себе. Внезапная любовь к вещам, которые в другое время вызывали лишь омерзение? Она просто взрослеет! Тошнота по утрам? Это от голода. Тем более что иногда и по вечерам нет сил даже поужинать после долгих полётов и разбора жалоб жителей Олуха. Внезапная эмоциональность, порой пугающая даже Асфрида? Икота всегда была эмоциональнее своих сверстниц. Отец с Плевакой часто об этом говорили, когда она была маленькой.       Однако лгать дальше становится всё тяжелее. Особенно, когда в положенный срок не приходят месячные. Скудные и малокровные, они, конечно, и раньше имели особенность задерживаться. Икота давно привыкла к подобным выкрутасам собственного организма. И в юности даже радовалась этому — меньше хлопот со стиркой белья. Однако сейчас их отсутствие нервирует и пугает куда больше обычного. — Три месяца, — как-то говорит Асфрид, пока они собираются в полёт — освобождать очередных драконов с драконоловецкого судна.       Икота непонимающе хмурит брови, отвлекаясь от очередного ремешка на своей броне. Есть у Асфрида до ужаса бесящая привычка — говорить полунамёками. И от кого только подцепил? От самой Икоты, что ли? — Мы три месяца просыпаемся на чистых простынях, — после минутного молчания Асфрид соизволит расшифровать свою мысль. Однако её смысл по-прежнему остаётся для девушки загадкой. — Уж не знаю как ты, а я лет с двух не пачкала постель, — Икота продолжает воевать с ремешком, отмахиваясь от навязчивых мыслей как от мух. — И, смею заметить, не планировала этого больше делать! Во всяком случае, до глубокой старости точно. — Я не про это, — Асфрид с улыбкой подходит к ней, помогая с упрямой застёжкой. — У тебя не было крови три месяца. Той самой крови.       Он резко дёргает за ремешок и девушка внезапно вскрикивает — идеально подогнанный нагрудник (Икота сама его шила!) вдруг до боли сдавливает грудь. — Ай, осторожнее! Это тебе не секира!       Асфрид лишь изгибает бровь и улыбается. И улыбка эта почему-то злит Икоту до сердитых слёз. — Тебе определённо надо сходить к Готти, — Асфрид мягко обнимает девушку за плечи и целует в лоб. — Думаю, что скоро нас всё же станет чуть-чуть больше.       Икота откровенно сбегает от этого разговора, буркнув напоследок что-то. Асфрид, конечно, сумел подобрать момент — поднять столь серьёзную тему прямо перед вылетом ещё надо умудриться! Даже отца переплюнул в несвоевременности.       Стоит ли говорить, что Икота, занятая совсем другими мыслями, ухитряется запороть абсолютно весь план ещё в самом начале? Конечно, Сморкала и неугомонные близнецы вносят свою дурную лепту в творящийся кавардак. Да и Рыбьеног тоже прикладывается, занятый больше малышом Сардельки, чем другими драконами. Но Икота чинно возглавляет творящий беспредел отряд, упустив клеть с Дневной Фурией и не обратив внимания на тревожное урчание Беззубика.       Всё, что могло пойти не так, идёт не так почему-то именно в этот день! — Икота! — отец привычно орёт, когда новый дракон в порыве игривости ухитряется снести с десяток домов и гнёзд.       Девушка лишь устало вздыхает, потирая переносицу. Она даже подозревает, что ей сейчас скажет отец в очередной наставительной отповеди. — Когда ты уже повзрослеешь? — Стоик кричит, пытаясь перебить общий гомон Медового Холла. — Вроде не девчонка уже, даже замуж вышла, что само по себе чудо. А всё маешься дурью! — О, ну, спасибо. Не знала, что спасение драконов — это дурь, — Икота кипятится и лезет в бутылку. Сегодня слишком тяжёлый день. — Я-то думала, что занимаюсь делом! — Занимаешься. Но за всеми этими полётами не понимаешь очевидной вещи — на Олухе живут ещё и люди. Тебе пора уже остепениться и брать на себя бразды правления. Я не вечен, мама тоже. А за вами с Асфридом наше будущее. — За ними тоже, — Икота упрямо кивает на резвящихся под потолком драконов. — Ты же сам мечтал об этом — о мире между викингами и драконами. — Мечтал я о совсем другом, — отец фыркает в седеющие усы. –Скорее уж найти тайный драконий мир и запечатать в него вход. Другой вопрос, что ты мечтаешь о ещё более недостижимых вещах. Икота, всех драконов не спасти! Ты и сама знаешь, сколько в окрестностях драконоловецких судов. А Лохматых Хулиганов не столь много. Даже если нам будут помогать Изгои…       Икота упрямо поджимает губы, копаясь ложкой в миске с копчёными угрями. От этого разговора у неё пропадает аппетит, сменившийся почти привычной тошнотой. Или это всё же из-за угрей? Или от возможной беременности? Вот почему всё в этой жизни не может быть проще? — Стоик прав, — а на сторону отца, как и всегда, встаёт Плевака. — Вам с Асфридом пора самим становиться королевской четой и править чин по чину. Да и пора, в конце концов, уж ребёнком обзавестись!       За столом воцаряется пугающая тишина. Замирает Асфрид, не донеся ложку с похлёбкой до собственного рта. Близнецы прекращают бросаться едой. Сморкала давится куском жареной телятины, а Рыбьеног нервно икает, наступая вдруг на ногу Эрету. Даже Аса прекращает рыдать, пока отец с мамой переглядываются между собой. — Мне показалось или я услышал слово на букву «Р»? — Задирака брезгливо морщится.       Икота раздражённо отбрасывает от себя ложку и поднимается из-за стола. Сегодня окружающие точно вознамерились свести её с ума! Все эти разговоры о детях, пошедшая не по плану операция по спасению драконов, визит к Готти, на котором настаивает Асфрид… Икота сбегает прочь от всего. Как и всегда. Подальше от раздражителей и забот.       Когда-то, когда Икота была совсем маленькой, отец часто водил её — точнее, носил, потому что девочка быстро уставала и начинала капризно хныкать ещё в первой четверти пути — на Гору Предков. Показывал наследнице Олуха её будущие владения, рассказывал о байках морских торговцев, о загадочной дивной стране на краю света, из которой прилетели все драконы ещё до начала времён. Красивые сказки, завораживавшие маленького ребёнка, а сейчас вдохновляющие уже взрослую девушку на дальнейшие поиски драконьего мира.       Икота нервно теребит косы, разглядывая без особого интереса свою порядком поистрепавшуюся карту. Рядом веселится Беззубик, играя с отстёгнутым протезом своей хозяйки. А девушке всё не удаётся сосредоточиться на стране драконов. Мысли сами собой уходят в другую сторону, как ни старайся просчитать маршрут.       Икота понимает — она не самая типичная женщина. Внешне неказистая, слишком умная, слабая, с детства живущая в мире собственных фантазий. Какая из неё может выйти мать? Никакая! С детства лишённая материнского внимания, выращенная строгим, пусть и любящим отцом, она просто не знает, что делать с маленькими детьми. В отличие от своего супруга, кстати! Даже младшая сестра пугает Икоту до икоты своим скандальным нравом и любовью к внезапным истерикам. И девушка совершенно точно уверена, что не готова обзавестись таким же орущим и пачкающим пелёнки свёртком. Уж точно не сейчас, когда весь мир открыт, когда столько драконов нуждается в помощи и доме, когда… вокруг столько дел, куда более интересных.       Икота понимает, вздыхая тяжело, что все эти отговорки бессмысленны. И без визита к Готти понятно, что под её сердцем проросла новая жизнь. Жизнь, которой пока нет места в её мире. И что с этим делать, Икота не знает. В конце концов, драконов она в большей степени воспринимает как своих детей, нежели то существо, что к весне выберется из неё. — О, Фригг, помоги… — И чем она должна помочь? — Асфрид появляется, как и всегда, неожиданно. — Спастись от нравоучений Стоика и Плеваки? — К сожалению, с этим мне никто не поможет…       Икота возвращается к своей карте, стараясь избавиться от странного чувства загнанности в ловушку. Беременность рушит все её планы, кропотливо выстраиваемые, тщательно вынашиваемые и, конечно, не поддерживаемые остальными. Даже собственным супругом. — То есть, я правильно тебя понимаю — ты хочешь бросить Олух, на котором выросло семь поколений наших предков, ради поиска мифического драконьего царства? — Асфрид смотрит на Икоту, как на сумасшедшую. — Ик, ты заболела, что ли? Твой отец никогда на это не согласится!       Слишком ожидаемо. Икота давно привыкла, что её идеи редко находят отклик среди других викингов. — Я хочу, чтобы наш ребёнок родился в мире, где люди и драконы живут в гармонии, где нам не придётся вновь и вновь отвоёвывать наших друзей у драконоловцев, — девушка вздыхает, оглядываясь на Беззубика, увлечённо грызущего её протез.       Икота не сразу замечает взгляд Асфрида — заинтересованный, радостный. А когда замечает, оправдываться становится поздно. — Ты ходила к Готти? — Асфрид улыбается, подсаживаясь ближе.       Его улыбка, родная и любимая, его закономерная радость, да и он сам внезапно бесят. Икота зло собирает листки своей карты, ощущая растущее отчаяние. Они же договаривались, что им рано заводить детей! А в результате что? — Я и без Готти знаю, что со мной творится! Как бы то ни было, но я по-прежнему женщина, хоть на женщину и мало похожа… — И ты этому не рада? — улыбка сползает с лица Асфрида. — А должна? — Икота нервно усмехается, отбирая у Беззубика свой обслюнявленный протез. — Я думала, что этот вопрос мы решили отложить на пару лет!       Ответить ей Асфрид не успевает — Беззубик вдруг срывается в лес, поддавшись на зов другого дракона. И всё, как обычно, пускается в сумасшедший круговорот, непредсказуемо переворачивающий жизнь на Олухе с ног на голову.       Дневная Фурия, в которую влюбляется Беззубик. Некий Гриммель, истребивший почти всех Ночных Фурий. Угроза всем драконам Олуха. У Икоты кругом идёт голова. Слишком много новостей и событий приходится на столь короткий срок. И резко становится не до предполагаемой беременности. Особенно, когда новый и крайне опасный враг является в их с Асфридом дом, угрожая отобрать Беззубика. — И как у такого великого воина, как Стоик Обширный, могла родиться такая никчёмная наследница? — Гриммель откровенно издевается над Икотой. — Девчонка, что лезет во взрослые игры, не зная их правил… Жалкое зрелище. — Неужели, ещё более жалкое, чем человек, врывающийся в чужой дом и грозящийся отнять силой чужого дракона?       Гриммель неприятно скалит по-драконьи острые зубы и резко поднимается на ноги, направляя на Икоту свой чудной арбалет. — Ты отдашь мне свою Фурию! Иначе все, кто дорог тебе, погибнут.       Икота понимает — это не пустые угрозы. И в этот раз противник их весьма и весьма серьёзный. И опасный. Куда опаснее Элвина, Дагура или даже Драго Блудвиста. Такого не одолеешь в честном бою. Просто потому что он сам играет бесчестно и грязно, применяя сразу все мерзкие приёмы ловца.       В такой ситуации им остаётся лишь одно единственно верное решение — бежать, спасая своих драконов. Решение, дающееся Лохматым Хулиганам очень и очень тяжело. И внезапно обернувшееся огромным количеством ошибок.       Икота кричит, нервно цепляясь за волосы. И думает, думает, думает. Что же стало их — её! — главной ошибкой? Побег, так привычный для неё? Решение остановиться на этом дурацком острове? Её наивная надежда, что Беззубик сможет привести к ним Дневную Фурию, отчаянно скалящуюся при приближении любого человека? Или же самонадеянный визит в логово Гриммеля, стоивший им плена Забияки? Икота не знает. Лишь отчаянно пытается придумать новый план по спасению драконов. И старается не замечать странной тяжести внизу живота. Сейчас, когда решается судьба не просто Лохматых Хулиганов, но всего драконьего рода, не до выкрутасов слабого женского тела.       Лишь позже, падая вместе с Гриммелем в бурный котёл сурового океана, Икота вдруг понимает, что же это за тяжесть. Тяжесть, перерастающая в тянущую сильную боль, когда Дневная Фурия осторожно опускает девушку на землю рядом с Беззубиком. Понимает всё, прежде чем к ней успевают подбежать Асфрид, родители или Готти. Прежде чем кровь пачкает нательное бельё и броню яркими красными пятнами. Прежде чем Беззубик начинает обеспокоенно урчать, унюхав острый запах железа.       Икота падает в траву, сворачиваясь калачом. Вопит и плачет, держась за ноющий живот. И понимает. Первой понимает, что только что выменяла жизнь драконов на жизнь своего собственного ребёнка. Ребёнка, которому не суждено увидеть этот мир. И эта плата оказывается слишком высокой.       Меркнет в глазах Асфрида радость, оставляя после себя лишь боль и отчаяние. Седеют ещё сильнее отец с матерью. А Икота исходится кровавыми сгустками в красной от крови воде и пачкает кровью грубые простыни походного ложа и нательные рубахи, пока Готти шепчет над ней заговоры и молитвы. Несколько дней непрекращающегося кошмара кончаются отголосками той страшной боли и полным отчаянием. И странным чувством вины — да, сама Икота не хотела этого ребёнка. Но Асфрид хотел… — Прости… — девушка шепчет слабо в ночную тишину их палатки. И знает, что супруг услышит. — Готти сказала, что всё равно ничего нельзя было сделать. Чудо, что ты выжила — ты потеряла много крови.       Асфрид садится рядом. И смотрит. Так внимательно смотрит, что Икоте становится стыдно от его взгляда. И от осознания, к чему привела её беспечность и наивное стремление спасти драконов. — Я не хотела, чтобы так всё вышло… Не думала… — Икота прикрывает слезящиеся глаза слабой ещё ладонью. Даже Беззубик, нежно урчащий у её кровати, не может утешить свою хозяйку.       Тёплая ладонь гладит её по спутанным волосам. И становится почти неважно, о чём Икота думала в тот страшный момент, когда спасала своего дракона ценой жизни нежеланного ею младенца. Лишь чувствует, как отходят на второй план стыд и вина за опрометчивый поступок. Асфрид простил её — это Икота понимает совершенно чётко. А ещё понимает, что их с Асфридом дети появятся в прекрасном мире, где викинги и драконы будут жить в гармонии. И понимание этого даёт ей надежду.