***
— Как улетаешь?! В каждом уголке дома эхом отразилась фраза, возвращаясь к старшему Киму лишь отголоском ненавистного «улетаешь». — Мне действительно не хочется, но это единственный шанс получить полноценное право написать книгу от имени амереканского издательства. Джун спешно собирал сумку, укладывай различные вещи и документы. — И как давно тебе это предложили? — Месяц назад… — То есть ты целый месяц знал, что уедешь, но говоришь мне об это за пять часов до вылета?! Ким, мать твою, Намджун, чем ты вообще думаешь?! Сказать, что Джин был зол на своего мужа, ничего не сказать, мало того, что он почти не появляется ему на глаза, всё торчит в своем кабинете и строчит книжонки, так ещё и этот, черт его дери, неожиданный отъезд. — Мало того, что ты двадцать четыре на семь торчишь в своём кабинете так ещё и теперь черт знает куда улетаешь! — Во-первых не чёрт знает куда, а в Нью-йорк, во-вторых ты тоже много пропадаешь на фотосессиях, в третьих, Джин, не начинай истерику, это не надолго. — Да плевать я хотел куда, ты меня раньше предупредить не мог?! — То есть ты хочешь сказать, что отреагировал бы иначе? Сокджин буквально воздухом от возмущения давился, хотелось топать ногами по полу, аки маленький ребёнок и плевать, что уже под тридцатник. Ему было до жути обидно от того, что муж даже не удосужился рассказать ему хотя бы на полмесяца раньше. Да, Джин тоже святостью не отличался, но он о всех своих отъездах тут же рассказывал, да и в последнее время в модельном агентстве совсем не появлялся, а тут вдруг такие претензии. Он конечно предполагал, что связывая свою жизнь с известным писателем RM-ом, придётся терпеть его замашки, но всякому терпению есть придел и сегодня он был достигнут. — Даже не проводишь? — уже открывая входную дверь кидает Джун. — Катись к черту, Ким Намджун! Писатель, конечно, знал, что его супруг отойдёт спустя несколько часов, но в то время он уже будет в воздухе и не сможет прижать к себе это надутое создание. Так не хотелось улетать с грузом на сердце, но пришлось сжать зубы и затушить желание плюнуть на всё и вернуться. Джин, естественно, спустя час немного отходит, оттаивает, ходит по дому, неладное чувствует, что внутри так и грызёт, только вот он всё на ссору сбрасывает. Хочется всё сообщение набрать, спросить, как он там, хорошо ли себя чувствует, только вот стоит руке к телефону потянуться, как гордость верх брать начинает. Он так часа три провёл, в борьбе с самим собой, пытался отвлечься от отвратительно состояния просмотром комедийных дорам и передач, но всё бесполезно. Палец на кнопке пульта завис, переключая каналы один за другим: «Срочное включение» — что-то внутри сжалось. Джин пролистал обратно к каналу с новостями: «Рейс KE-81, летевший из Сеула в Нью-Йорк потерпел крушение в…»…"сообщается, что живых не осталось» — Ким пульт роняет, так и зависает с согнутой рукой, у него звуки в голове в непонятный гул смешиваются из транса писк мобильника выводит. Ким трясущимися руками к телефону тянется, в глубине надеется, что Джун полет описывает, только вот абонент «Джун~ни» совсем иное содержание отправил: «Прости меня. Береги себя, научись засыпать до двенадцати, забывай плохих людей и читай перед сном. Мы обязательно встретимся Я люблю тебя, Джини» У Сокджина пелена на глазах, он всем телом сжимается, чувствует, как под ребрами что-то скребётся, остатки самообладания валяются на полу вместе с самим Джином, он скулит и пол ногтями раздирает, воет раненым зверем.***
Сокджин мужа, спустя долгое время разбирательств, хоронит. Ему бы Джуна в последний раз увидеть, только крышка плотно захлопнута. Он помнит как на опознании по стене скатывался, отрицательно головой мотал, изуродованное тело любимого не узнавал и только браслет на руки, подаренный им на вторую годовщину, заставил выдохнуть знакомое «Джун-и». Джин красными от слез глазами на фотографии смотрит, что так бережно хранил в коробке на шкафу. Он всё ещё помнит как Намджун подарил что-то дорогое и важное — сердце. Старший Ким всё ещё держит этот подарок при себе, бережёт. Он работает за троих: губы растягиваются в непонятной улыбке, глаза полные боли, признаки жизни построены на фальши. Очередная статья его грязью поливает, осуждает, но Джину плевать, он в кабинете мужа очередной ночью засыпает. Спустя месяц контракт с модельным агентством расторгает, попорациям камеру разбивает, а на утро очередной сгусток дерьма о себе по новостям слушает. Брюнет никогда не верил, что человек может сломаться, но он ломается, постепенно в отражении всё новую трещину видит. «Джун-и, знаешь, я не берегу себя. Не могу научиться засыпать до двенадцати, когда твоя половина постели пуста, Джун-и, я не могу забыть все те слова, не могу начать читать, потому что каждый раз тебя силуэтом в дверном проёме вижу. Я люблю тебя» — сообщение отправленное в прошлое, где он ещё жив. Сокджин на подушку каждый вечер одеколон мужа выливает, обнимает, но уснуть не может. Он в темноте бродит без возможности свет включить — отключили за неуплату. Джин все деньги в фонд больным детям отправляет, без указания имени, улыбается, кровью в подворотне истекая. Спустя три года со смерти писателя вся Корея узнаёт, что знаменитая модель к мужу в землю отправляется, многие злятся, мол «похоронить отдельно нужно того, кто не любил», только Джин мужа не просто любил, он им одержим был.***
«Мертвые не чувствуют» — так думал Джин, но он ошибался. Ведь мёртвые, они живее всех живых, как бы абсурдно это не звучало. Он в очередной день на «станции» стоит, пропускает через себя всё новые и новые души: кто-то плачет, кто-то смеётся, у кого-то страх в глазах, а кто-то безразличием всё вокруг заполняет. Фотографии помеченные печатью исчезают, словно их никогда и не было. Ким смотрит на поезда, проносящиеся мимо, пока передаёт остатки бумаг своему сменщику. — Скоро тот поезд снова будет проезжать тут. — Тот? — А, точно, он ведь в твою смену никогда не проходил. — чешет затылок молодой парень. — Понимаешь, есть тут один, выделяющийся, там вроде как люди вечно ездят, ну держит их тут что-то. Они и на земле оставаться не могут, но и переродиться не в силах, так и катаются там. — А разве мы не такие же? — Вот в том то и странность, мы становимся «служителями» загробного мира, а они так и колесят дороги. Правда раз в год тут останавливаются, сегодня тоже. — Тэён… — М? — Давай я за тебя сегодня отработаю, посмотреть хочу… — Пх, странный ты, но отказываться не буду, так что вперед, а я линяю пока ты не передумал. Сокджин полностью выдыхается, работает так будто от этого зависит что-то важное, а потом громкий скрип слышит и толпу людей, выходящих из серебряного вагона, видит. У него руки трясутся, колени подгибаются, а из горла хрип вылетает. — Намджун Ким готов был бросить всё к чёрту, к мужу подбежать, только в руках новый лист появляется, там имя его кровью высечено «Ким Намджун». — Нет… Хочется закричать, но к нему уже Джуна ведут. Он должен посадить его на поезд перерождения. Это «должен» в висках пульсирует и он готов вечно гореть в аду, только бы ещё раз почувствовать тёплые руки писателя на своей талии. Только вот тот никак не реагирует, будто первый раз видит. — Ким Намджун, Вы направляетесь на перерождение. Сокджин любой реакции ждёт, только не этот безразличный взгляд и короткое «мы раньше никогда не виделись?». Он не помнит. Не помнит как в комнате витал сладковатый запах цветов, смешанный с веявшим с кухни свежесваренным кофе; не помнит, как Сокджин ворчал на него, но так бережно обрабатывал рану — больши Джин мужа на кухню не пускал; не помнит полароидные снимки, украшающие их доску в комнате. Намджун не помнит его. Джину больно, но на вопрос мертвеца он головой качает, мутным взглядом в спину смотрит, Ким повторно умирает, слёзы предательски по щекам скатываются, вызывая недоумивающие взгляды со стороны: Юнги с Чимином тоже ничего не понимают. Очередной поезд отправляется в путь, а Джин уже сдержаться не может, его пополам боль сгибает, он к полу пригибается и плачет, как не плакал со смерти мужа. К нему Пак обеспокоенно подлетает, уводит. А у Сокджина чувства внутри взрываются, грозясь мужчину изнутри разорвать. Он Чимина за рукав хватает, задыхается. Первый Юнги просит за водой сходить, а сам старшего по голове гладит, пытается шутить. Мин при первой возможности из комнаты убирается, он хёна первый раз таким видит, таким побитым, сломанным, для него будто каждая рана на душе Сокджина открывается, кровоточит. А Джин, немного придя в себя, выпаливает всё, абсолютно всё, а потом засыпает. Чимин старшего оставлять не хочет, только вот Юнги головой качает, говорит, что сейчас ему лучше одному побыть. Киму его прежняя жизнь сниться, все счастливые и не очень моменты проведенные с любимым. Он на утро письмо на тумбе видит, открывает и глазам не верит. Джин окончательно просыпается, услышав, как мир полной грудью дышит и, как в это пустом бегстве выжив, он вдруг счастья слышит стук. У его счастья ямочки на щеках, умный взгляд, и чертовски доброе сердце.***
— Простите… Голос с небольшой хрипотцой доносится до ушей актера. И он злиться не может, видя неловкий взгляд. — Ты вроде помогать должен, а только площадку разрушаешь… — Но это вазы всё равно нет в моей книге. — Раз так — модель срывает шторы, удивляя молодого писателя. — Они в книге другого цвета, тем более зеленый тут вообще не к селу. И они смеются, громко, на всю съёмочную площадку, и брюнету кажется, что в каком-то приятном сердцу сне уже видел эти милые ямочки. — Ким Сокджин — КИм Намджун, очень приятно.