Ночной эфир

Джинён оборачивается, когда кто-то осторожно прикасается к его плечу. Это Джебом, неожиданно радостный и энергичный. Он падает на диван рядом с Джинёном — тот ставит на паузу видео с последним выступлением Сонми и снимает наушники. — Нашёл, — говорит Джебом, и его улыбка становится ещё шире. — Что нашёл? — переспрашивает Джинён. — Новую кошку? — Не смешно, — отмахивается Джебом. — Кое-что получше. Ладно, нет, не лучше, но почти. Джинён с сомнением поднимает бровь. — Рэппера, — и бросает Джинёну на колени планшет. Джинён смеряет Джебома недоверчивым взглядом и снимает с экрана блокировку. — Это запись юмористического шоу на радио, — полувопросительно говорит он. — Именно, — кивает Джебом. — Окей, — вздыхает Джинён. — Можно сказать, что я заинтригован. Это шоу... Джинён слушал его несколько раз — вечером в такси по дороге домой или в гримёрке перед фотосъёмкой. Смешное и трогательное — таким он его запомнил. Это прошлогодний рождественский выпуск, и Джинён не понимает, что в нём такого особенного. Джебом, видимо, не дождавшись нужной реакции, выпаливает, будто секрет, который ужасно долго хотел раскрыть: — Джексон. Джинён ставит видео на паузу. — Джексон Ван? — уточняет он на всякий случай. — Ага, — кивает Джебом. Джинён начинает смеяться. — Ты решил, что он может быть рэппером, потому что он выпаливает по сто слов в минуту? Джебом смотрит на него как на идиота. — Ты же в курсе, что он не только комик? Он записал кучу синглов и пару альбомов. Становится неловко. — Окей, я не знал, — признаётся Джинён. — Ты связывался с ним? Джебом мотает головой: — Хотел, чтобы ты его послушал, вдруг тебе не понравится. — Не думаю, что меня можно считать знатоком— — Джинён, — одёргивает его Джебом — и его взгляд, боже, этот кошачий осуждающий взгляд. — Ничего не говори, я знаю, — послушно соглашается Джинён и запускает видео снова — только бы Джебом не продолжил этот диалог, только бы не пришлось проходить всё это заново. — Не представляю, как этот парень может читать рэп, — признаётся Джинён. Джексон на экране тараторит очередную увлекательную историю. Хочется улыбнуться, но Джинён себе запрещает. Джебом тяжело вздыхает и, склонившись над ним, тычет в экран, пока не находит другое видео. — Смотри. И Джинён смотрит. Он столько раз видел Джексона на телешоу, слышал по радио, что кажется, будто давно и хорошо его знает, только это что-то другое — Джексон какой-то другой. Куда исчез этот вечно громкий, вечно смеющийся пацан, который в далёком две тысячи четырнадцатом искрой мелькнул на экране, но не затух, а разгорелся ярким горячим пламенем? Он тогда, кажется, перезнакомился со всеми — айдолами, актёрами, моделями, стаффом — Джексон знал и любил всех, и это было взаимно. Как Джинён мог не знать, что он пишет песни? Вместо улыбок — одни ухмылки, голос — глубже, с отчётливой хрипотцой, пробирает до мурашек. Это не флирт со слушателями, не слова поддержки — это "я хочу получить всё, и я получу". Джексон выглядит так убедительно, что Джинён с ним мысленно соглашается. Клип кончается, и Джинён возвращает Джебому планшет. — Какой красавчик, стоило только побриться. Кто бы мог подумать. — Джинён? — Если мы снимем клип и попросим его раздеться, просмотров будет больше. — Это значит да? — Это значит да. Джебом улыбается ему и — господи — ерошит его волосы. Резко Джинёну кажется, что им снова по семнадцать лет и они готовятся вот-вот дебютировать, а Джинён нервничает, замкнуто, почти зло, молчит или огрызается, бесится с самого себя и успокаивается только рядом с Джебомом. Мысль старая, страшная, стыдная. Джинён никогда в жизни не скажет этого вслух. — Напишу ему, — говорит Джебом и убирает планшет в сумку. — Должно выйти классно. Джинён кивает. У Джебома всегда всё выходит классно. Во рту почему-то становится горько. — Привет, — протягивает ему руку Джексон. — Рад встрече. Джинён отвечает на рукопожатие — ладонь у Джексона оказывается сильная и горячая. Вспоминается, что когда-то давно он был спортсменом. Теперь, наверное, только залипает в качалке, чтобы не пропал пресс. — Джебом-хён немного задерживается, — Джинён снимает пальто и цепляет его на вешалку. — Он вам, наверное, уже всё рассказал? — Нет, только сказал, что хочет вместе поработать над песней, — Джексон падает на стул напротив и небрежным движением отбрасывает со лба растрепавшуюся чёлку. — Не знаю на что, но я заранее согласен. — Даже так? — смеётся Джинён. — Мы записываем альбом, и нам нужен рэппер. Джексон вскидывает голову. — Альбом? — Да, — кивает Джинён. — Подарок фанатам к десятой годовщине группы. — Десять лет? — потрясённо выдыхает Джексон. — Я помню ваш дебютный стейдж! Джинён прячет лицо в ладонях. — Пожалуйста, не надо, — глухо просит он, и Джексон очень смешно, почти по-девичьи смеётся. — У меня до сих пор куча вопросов к стилистам. Когда Джинён убирает руки от лица, он натыкается на прямой и внимательный взгляд Джексона. — Вы очень изменились, — говорит тот, и это звучит неожиданно мягко. — Десять лет прошло, — пожимает плечами Джинён. Кажется, у него краснеют щёки, поэтому он торопливо утыкается взглядом в меню. — Надо же мне было когда-нибудь повзрослеть. Джексон улыбается — крошечной тонкой улыбкой. Джинён не знает, что это значит — и думать об этом совсем не хочется. — У меня есть все альбомы JJ Project, — признаётся Джексон. — А Verse 2 даже с автографами. У меня так и не получилось сходить на ваш фансайн, но я был на концерте несколько лет назад. Даже попал на хай-тач. — Я этого не помню, — говорит Джинён. Ему не нравится эта тема, но показать это так, как он бы сделал это со знакомыми, Джинён не может. Им же ещё работать вместе, да? — Это не удивительно, — Джексон пролистывает страницы меню, толком на них не глядя. — У вас куча фанатов. На радио всегда просят ваши песни. Джинён прикусывает щеку. — Ваш сольник тоже был классный, — говорит Джексон, а Джинён про себя добавляет "жалко, что один". Этот разговор нравится ему всё меньше и меньше, хотя Джексон кажется дружелюбным и внимательным, и Джинёну почти стыдно за себя. Никто не пытается его задеть — наоборот, человеку искренне нравится его музыка, но Джинёну тошно, Джинёну плохо от одного лишь упоминания. Даже дебютный сингл JJ Project он не хочет забыть так сильно, как свой первый — и последний — альбом. — Это был хороший опыт, — находится с ответом Джинён после долгой паузы. Джексон кивает и — к счастью — больше его об этом не спрашивает. Они только успевают сделать заказ, когда появляется Джебом. Джексон оживляется, словно щенок, который дождался хозяина из школы. Джебом-хён, Джебом-хён, даже неловкое Бибой кинг, от которого у Джинёна странно сжимается сердце. Он начал забывать, что Джебом когда-то серьёзно занимался танцами, что Джебом и танцы были синонимами. В последние годы тот оказался почти лишён возможности танцевать из-за проблем со спиной, даже хореографию к камбекам они заметно упростили. Джебом ничего не говорил по этому поводу, конечно — Джинён бы и сам не сказал — но по лицу, по жестам, по его попыткам задержаться в зале подольше — всё читалось слишком легко, и Джинёну хотелось закрыть глаза. Как легко у них завязывается разговор, как привычны друг другу их реакции. Кажется, будто они давно и хорошо знакомы, и Джинён снова задаётся вопросом: а где я был всё это время? Он знает ответ, и он ему не нравится — Джинёну вообще не нравится слишком многое, что происходит у него в голове. — Откуда вы знакомы? — спрашивает он во время паузы после того, как Джебом делает заказ. — Джебом-хён приходил к нам на радио, — отвечает Джексон, — с дебютным альбомом. Джебом странно смотрит на Джинёна — от его взгляда хочется поёжиться. — Я скидывал тебе ссылку, — говорит Джебом, и его голос оказывается неожиданно выверенным, искусственно-нейтральным. Джинён отводит взгляд в сторону. — Да? Наверное, я не посмотрел. Джебом молчит на долгую секунду дольше, чем нужно. — Ты сказал, что посмотрел, — медленно говорит он. Кажется, он пытается не хмуриться, но у него плохо получается. Джинён уже не уверен, стыдно ему или тошно от этой ситуации. — Значит, забыл, что смотрел, — отвечает он — почти огрызается. Краем глаза он ловит взгляд Джексона — внимательный, серьёзный, взрослый взгляд. Джинёну кажется, что его, беспомощного и беззащитного, рассматривают будто жука под лупой. Джинён знает, почему он не открыл ту ссылку, знает, почему соврал. Это был плохой вечер, он не мог спать и не мог есть, не мог сконцентрироваться на книжке (Гийом Мюссо "После..." — он так и не смог её дочитать) и не мог отвлечься на телевизор. Джебом — со своим дебютом, со своими классными песнями и заглавным треком, стартовавшим на вершине хит-парада — бил по больному. Нельзя было не радоваться за него, потому что Джинён любил всё, что тот делал (зная, сколько сил и страсти Джебом вложил в каждую строчку), и нельзя было радоваться, когда всего неделю назад Джинён выслушал вежливое и почти сочувственное "возможно, тебе стоит подождать с разговорами о новом альбоме" и "не лучше ли и дальше играть в дорамах?". Джинёну было не до ссылок в тот вечер, но не будет же он пытаться объяснить это Джебому спустя столько лет? (Как объяснить Джебому, что в тот вечер у него получилось только расплакаться, а потом жалеть и ненавидеть себя?) Пока они ужинают, Джинён практически не говорит. Джебом изредка бросает на него тяжёлые взгляды, а потом отворачивается к Джексону, и его лицо сразу светлеет, становится мягче и добрее. Джинён не знает, в ком из них троих всё-таки дело: это Джинён так плохо влияет на Джебома или это Джексон одним своим присутствием оживляет обстановку. Муд мэйкер — так все про него говорили. Джебом даёт Джексону просмотреть текст будущей песни, и Джинён засматривается на них — сосредоточенных и увлечённых, живых и живущих в настоящем. Кажется, что между ними расстояние, которое Джинён никогда не преодолеет. На прощание Джексон берёт у Джинёна номер телефона. — На всякий случай, — говорит он, убирая телефон в карман, и Джинён хочет возразить, сказать что-то в духе "вы всё равно будете работать с Джебомом", но сдерживается. — До встречи. И забирается в такси — чуть встрёпанный и улыбающийся мягкой загадочной улыбкой. Джинён поворачивается к Джебому и нервно прикусывает губу, прежде чем заговорить. — Ты в студию? — спрашивает он. Джебом кивает. — Хочу кое-что набросать. А ты? — он протягивает руку, чтобы поправить лямку сумки у Джинёна на плече. Джинён вздрагивает. — Нет, пойду домой, — он замолкает, а потом зачем-то добавляет: — Прости. — За что? — удивляется Джебом. В его глазах искреннее непонимание. Джинён неопределённо дёргает подбородком. За всё. За меня. Что-то такое. — Увидимся завтра, — прощается Джинён и, не дожидаясь ответа, уходит. Когда Джинён добирается до офиса, они оба уже там — Джебом сидит за компьютером, Джексон, нависнув над его плечом, сосредоточенно вглядывается в экран. — Хорошо, как хорошо, — тянет Джексон. Джинён видит край его улыбки. — Это будет бомба, супер, хайп! — и он хлопает в ладоши, словно ребёнок. Джебом фейспалмит, но по-доброму, а потом перечитывает текст про себя. Качает головой, смешной, заигравшийся — как же Джебому в кайф делать музыку. Джинён снимает пальто и убирает его в шкаф, а потом становится у дальней стены и просто, ну, смотрит. Какие они яркие — аж слепит, смотри и завидуй. А ведь Джинён и сам когда-то метил на их место, нет, не так, он был на их месте и, если бы что-то не пошло безнадёжно плохо, он бы сиял сейчас вместе с ними. В какой момент он отказался от них? Джинён запрещает себе думать об этом каждый день, он делает это вместо зарядки и медитации, вместо завтрака и обеда. Зависть, зависть, зависть — он всегда был таким, он всегда хотел того, чего у него не было, а потом стыдил себя за это. Уже сейчас кажется, что этот альбом больше принадлежит Джексону, чем Джинёну, хотя у него всего лишь рэп-партия в одной из песен? Как это работает, как работает Джинён, когда его мозг наконец заткнётся, замолчит, болЬШЕ НЕ— — Давно тут? — окликает его Джебом, и Джинён вздрагивает. Неопределённо мотает головой — вроде нет — и цепляет взглядом Джексона. Тот повернулся в его сторону, закусил губу. Смотрит — глаза чёрные, насмешливые. Бесит, думает Джинён. Наверное, он меня бесит. — Мы поработали над текстом, — говорит Джексон. — Посмотрите? — Посмотришь, — внезапно для самого себя говорит Джинён. — Мы же можем на ты? Джексон одобрительно хмыкает. Снова от себя противно. Заревновал — кого? к кому? — глупости какие. Только колет, мелко и остро, когда Джексон зажигается лампочкой, талдычит своё “Джебом-хён, Джебом-хён”. И снова они будто закрылись в своём уютном мире, спрятались в пятне тёплого света, куда Джинён не может войти. Смотреть из тени — кажется, что из всех вещей на свете только это у него хорошо и получается. Когда-то всё было по-другому. “Когда-то” — это привет из прошлого, которое кажется настолько далёким, что больше похоже на другую жизнь. Кое-что подправили, кое-что переписали заново. В этих строчках больше Джексона, и, наверное, Джинён даже мог бы представить, как он их читает. (Точно мог бы, только никому об этом знать не надо, как не надо знать о том, сколько раз он прогнал за прошлый вечер два его полноформатных альбома и бесконечное число синглов.) — Спой свою часть, — просит Джексон. Глаза честные-честные. У Джинёна становится тяжело на сердце. — Не думаю, что это хорошая идея, — качает головой Джинён. Джексон смотрит с непониманием. — Но мы же всё равно будет вместе записываться? — немного неуверенно спрашивает он. — И тебе же всё равно придётся петь перед фанатами. Джинён тяжело сглатывает. Нелепый смешной Джексон, знал бы он только, как хорошо у него получается бить по больному. Знал бы он, как Джинён боялся этой возможности и как отчаянно в неё вцепился в надежде, что время обернётся вспять и всё пройдёт, всё вылечится. Они с Джебомом снова станут лучшими друзьями, какими они были раньше, не останется этих недомолвок и взглядов, и Джинён снова сможет смотреть Джебому в глаза. Они снова станут JJ Project, их альбом разойдётся в первый же день, они отыграют классный концерт… Джинён перестанет мучиться чувством вины. Джинён перестанет бояться сцены. — Да, конечно, — говорит он, и сам себе не верит. Может быть, у него немного дрожат пальцы, но это быстро проходит. Джинён останавливается за плечом Джебома, пробегает глазами текст — и поёт. Ничего страшного не происходит. Его голос не надламывается, он не начинает задыхаться, ничего. Джинён доходит до припева и спокойно пропевает и его. Ничего не происходит. Когда Джинён замолкает, повисает долгая пауза. Потом Джексон говорит: — Это очень круто, — и ему страшно хочется верить. — Давайте сделаем бомбезный трек? Джебом смеётся — и это лучшая вещь на свете. Через пять дней они записывают трек. Всё проходит слишком гладко: Джинён приходит выспавшийся, Джебом не заставляет их переписывать секундные отрывки по три часа, Джексон— Ну, Джексон заигрывает с собакой, которую взяла на работу нуна из стаффа. Это шиба ину с нежными зефирными щеками, и Джексон не может перестать её трогать. (Ещё он бормочет себе под нос приглушённое “шиба-шиба” — со стороны кажется, что он тихо ругается.) Даже не верится, что собака может сделать со взрослым почти тридцатилетним мужиком. Закончив запись, они ещё полчаса проводят переслушивая получившийся трек. — Отправлю боссу, посмотрим, что он скажет, — решает Джебом и стаскивает с головы кепку — негласный сигнал отбоя. Его волосы оказываются страшно растрёпанными, и Джинён привычно тянется, чтобы пригладить выбившиеся пряди. Джебом, кажется, напрягается от его прикосновения, а потом как-то растекается в кресле, откидывает голову на спинку. — Ты устал, — тихо говорит Джинён, но Джебом только мотает головой в ответ. — Я только начал отдыхать. И, наверное, в этом весь Им Джебом, да? Джексон не перестаёт пытаться зачитать свою партию, даже когда они заходят за кофе, и Джинёну приходится шикнуть на него, чтобы замолчал. — Во-первых, это конфиденциальная информация, во-вторых, на нас уже смотрят, — шипит Джинён. Джексон закатывает глаза и пропускает Джебома первым в очередь. — Змеюка, — бормочет он. — А смотрят на нас, потому что мы знаменитости. Он так странно выделяет это “знаменитости”, что Джинён даже забывает обидеться на змеюку. Он оборачивается и замечает на себе взгляды компании девушек в углу, камеры их телефонов направленные на— — Эй, не спи, — окликает его Джебом. Джинён послушно идёт делать заказ. У бариста немного подрагивает губа, будто он очень-очень хочет заговорить, но не решается. — Что такое? — спрашивает Джинён, и у парня на лице каким-то образом смешиваются ужас и щенячий восторг. — Можно автограф? Или селфи? С Джинён-хёном или со всеми вами, если это не нагло, простите, наверное, я зря, — он неуверенно почёсывает затылок. — Вы все очень крутые. Джинёну почему-то становится страшно нервно и приятно. — Как тебя зовут? — спрашивает Джинён. — Ким Югём. — Тебе сегодня повезло, Ким Югём, — Джинён тянется к стопке стаканчиков, потом жестом просит подать себе маркер. На желтовато-белом бумажном боку он ставит автограф и передаёт стаканчик Джебому. — А теперь доставай телефон. Только без глупых фильтров, пожалуйста. Они делают несколько селфи (возможно, одно с собачьими ушами и носами), и, улыбающийся, раскрасневшийся Югём готовит им классный кофе. Джебом немного говорит с ним о танцах, а Джексон просит не пропускать выпуски его радио без уважительной причины. — У тебя уши покраснели, — шепчет ему куда-то в затылок Джексон, когда они идут к своему столику. Джинён невольно ёжится, а потом бросает на Джексона недовольный взгляд. — Приятно, когда симпатичный мальчик говорит, какой ты классный, а? — говорит Джексон и подмигивает. У Джинёна на секунду холодеет в животе. Он заставляет себя продолжить идти и спокойно сесть на своё место. Он сжимает стакан кофе в обеих руках и под мысленный счёт пытается выровнять дыхание. Шутки Джексона ножом проходятся слишком близко к коже. Настроение портится, и Джинён, не допив кофе, под дурацким предлогом уходит пораньше. Он знает, что Джебом по-своему расстроится, но ничего не может с собой поделать. Разговаривать с людьми тяжело — Джинён их совсем перестал понимать. Уже ночью он получает сообщение от Джексона. я разозлил тебя да? прости это была неудачная шутка Джинён собирается сделать вид, что у него нет проблем с бессонницей, и оставить сообщения висеть непрочитанными так долго, как только возможно, но в итоге мажет по экрану и открывает окно диалога. Всё в порядке. Со всеми случается. (привет) я знаю что сказал глупость и мне стыдно за это кажется я испортил тебе вечер и я бы хотел попытаться это исправить если ты вообще захочешь иметь со мной дело конечно Мы с тобой работаем вместе. Не волнуйся об этом. Может быть, Джинён слишком мало спал последние дни и что-то помутилось у него в мозгу — во всяком случае, он не может объяснить по-другому то, что он пишет Джексону. Знаешь, что и почему меня задело? Джинён прикрывает глаза и незаметно засыпает. Будит его вибрация Какаотока, в который пришло новое сообщение. Он проверяет время: почти три. кажется да и если я прав то меня бы это тоже задело Этой ночью Джинёну так страшно, что он не может заснуть. За неделю, пока они не видятся, Джинён придумывает себе все возможные варианты развития событий, и в итоге решает, что если эта тема всплывёт, то он скажет, что Джексон всё неправильно понял. Да, его задела та фраза — потому что ему правда приятно, когда ему делает комплименты кто угодно. Он провалился в том, что считал своим призванием, и не может оправиться спустя годы. Разве удивительно, что его бесит, когда кто-то указывает на его неуверенность в себе? Джексон, конечно, ни о чём подобном не заговаривает. Он знакомится с ещё половиной стаффа, получает личный привет от самого ДжиВайПи и даже затевает с Джебомом ужасно нелепый спор о том, кто лучше — коты или собаки. — Не хочу с тобой разговаривать даже, — в конце концов отмахивается от него Джебом, и Джексон заливается довольным смехом. — Я думал, что Джинён тоже из кошачьих, но теперь я просто уверен, что он собака, — говорит Джексон, успокоившись. — Что, уже не змея? — притворно удивляется Джинён и высовывает кончик языка наружу. — Фу, — Джебом отворачивается и делает вид, что разглядывает макеты обложки к их альбому. Они сегодня над ними прособачились — упс — полдня и так ни к чему и не пришли. — Ван Ге, — говорит Джексон, показывая на себя, а потом тычет пальцем в Джинёна. — Что? — хмурится тот, и Джексон нетерпеливо закатывает глаза. — Пак Ге, — говорит он, будто объясняет что-то ребёнку в тысячный раз. — Пак Ге? — переспрашивает Джинён, и Джексон расплывается в довольной улыбке. — Хороший мальчик, — говорит он и делает вид, что пытается погладить Джинёна по волосам. Джинён бросает на него убийственный взгляд, а сам внутри едва не воет от того, как ему хочется, чтобы рука Джексона коснулась его волос, чтобы он зарылся в них пальцами. Ночью — снова ночью — Джексон присылает ему фото — одно из тех селфи, которые они сделали с Югёмом. Конечно, с дурацким собачьим фильтром. Я не хотел этого видеть. зря ты так я думаю тебе идёт Джинён потирает лоб, пытаясь унять вспышку головной боли. Кажется, что Джексон с ним флиртует, и это опасная мысль — за последние дни его голову посетило такое количество этих мыслей, что он просто устал с ними бесконечно бороться. я переименовал тебя в какао и присылает скрин. Пак Ге? Серьёзно. Ты точно соврал про свой возраст, и тебе на самом деле пять. Джексон не отвечает, и Джинён решает, что он ушёл спать. По ТВ крутят древнюю как мир дораму, в которой он когда-то снялся вместе с Ли Минхо. Джинён смотрит на себя — плоского маленького человека на экране, и всё внутри у него дрожит и ноет от тоски. Сколько лет прошло? Пять? Шесть? Кажется, что Джинён потерялся, застрял где-то вне времени и пространства, и всё, что ему теперь осталось, — это смотреть, как другие люди живут свои жизни, пока он никак не может решиться прожить свою. Уже около трёх Джинён получает очередное сообщение. тебе правда понравился этот парень? Джинён перечитывает вопрос несколько раз. Хочется написать “я не понимаю, о чём ты” или “мне не нравится этот разговор”. Вполне Пишет Джинён, но не отправляет, не решается отправить долгую минуту. Когда он всё-таки жмёт на кнопку, у него дрожат пальцы. Может быть, только что он сказал то, чего ещё никому и никогда не говорил. И из всех людей на земле это должен был быть именно Джексон. Джинён убирает телефон в сторону и набрасывает на плечи одеяло. Он уже очень давно не спит в своей комнате, окончательно прописавшись на диване в гостиной. Он отворачивается от телевизора и утыкается лбом в обитую мягкой тканью спинку. Кровь перестаёт биться в ушах, и выкрученный на минимум шелест голосов наконец убаюкивает Джинёна. Раньше Джинёну казалось, что он не из тех, кто сдаётся после первой же неудачи. Теперь-то он знает, что был неправ. Теперь-то он знает, что страх перед провалом перевешивает всё. Почему это его так задело? Никто не писал критики на его музыку, никто не называл её плохой. Скудные продажи, слабые рейтинги — его альбом просто прошёл мимо и никто его не заметил. Это ничего не значило, но Джинён почему-то сразу решил, что не стоит пытаться дальше, что из этого точно ничего не выйдет. Может быть, именно поэтому он трусливо сбежал в армию — на два долгих года спрятался от фанатов, СМИ, Джебома. От себя. А теперь Джексон — он словно существует, чтобы выбивать Джинёна из зоны комфорта, выворачивать наизнанку, заставлять чувствовать, а не прятаться. Неуютно, Джинёну так неуютно и страшно, что они наконец увидят его внутренности — желчь, сердце, неуверенность. Всё, что он так старательно прятал, чтобы его нутро больше никогда не жгло и не болело. Кажется, будто где-то около трёх часов ночи пролегла невидимая граница, разделяющая его жизнь на две, а его самого — пополам. Этот Джинён так хорошо знает Джебома, но Джебом не знаком с ним. Этот Джинён так плохо знает Джексона, но Джексон, кажется, читает его лучше всякой книги. Этот Джинён так плохо знает самого себя и боится узнать получше. К началу мая все треки сведены, первая партия альбомов готова. На улицах появляются первые плакаты к десятилетию: в подземных переходах, на автобусах, на остановках. Джинён цепляется взглядом за бесконечные рекламные баннеры к концерту. На него смотрит Им Джебом — его лучший друг. На него смотрит Пак Джинён — и Джинён не может понять, какой именно из них. По ночам Джексон пишет ему странные искренние вещи — такие искренние, что они кажутся похожими на сырое мясо, и Джинёну хочется отвернуться, но хочется смотреть дальше. Словами, простыми и честными, Джексон вскрывает его, как консервную банку, но Джинён так давно устал, что даже не пытается сопротивляться. Может быть, всё это время ему было нужно, чтобы его вскрыли. Джексон спрашивает его про армию (помогло?) и про семью (у тебя классные сёстры), спрашивает про детство (ты в школе был таким же вредным?) и про родной город (никогда там не был, но гугл говорит, там есть, на что посмотреть). В какой-то момент Джинёну становится почти комфортно, и он ругает себя за это чувство, за то, что ему так легко раскрываться перед человеком, который выбивал его из колеи одним своим существованием. Джексон спрашивает его и о том самом. То самое — будто Джинён мальчик-подросток, который только узнал, что можно делать с этой штукой у него между ног. Эти вопросы… Про то, когда Джинён понял, и говорил ли он кому-нибудь, и нравится ли ему Джебом. Наверное, когда-то нравился, признаётся Джинён, но запрещает себе жалеть о написанном, потому что в кои-то веки ему становится чуть проще говорить о своих чувствах. мне нравится альбом Пишет Джексон за неделю до релиза. очень классно снова слышать вас даже если звучание совсем новое Разве новое? Мы хотели сделать альбом, который звучит как JJ Project. у вас получилось просто вы оба очень изменились я же говорил Ещё скажи, что выросли. а разве это не так? Джинён не знает, что на это ответить. Он сам решается послушать альбом целиком только за пару дней до релиза — садится в автобус и катается по вечернему Сеулу, пока они с Джебомом поют про юность, тоску и любовь. Удивительно, но даже спустя годы Джинён читает в песнях всё тот же посыл, всё ту же неопределённость и обнадёженность. Голос Джексона вплетается в музыку, его шёпот мог бы стать самостоятельным треком, нет, альбомом, и Джинён бы отдал за него любые деньги. Спустя десять лет Джинён не чувствует себя ни взрослее, ни серьёзнее. Этот роадтрип должен был закончиться давным давно, но Джинён всё никак не прибудет к месту назначения, сколько бы ни старался его отыскать. Десять лет — десять лет рядом с Джебомом идти к мечте, чтобы испугаться и сдаться. Джинён, конечно, всегда был трусом, когда дело касалось эмоций, но ещё он был ужасно упёртым, разве нет? Уже возвращаясь домой, он набирает Джебому, и разговор, начатый с дрожащего, но искреннего “хорошо поработали” продолжается смехом Джебома, улыбкой в его голосе и приглушённым мяуканьем кошек в динамике. Сердце сдавливает, и из джинёновой груди рвётся удивлённый выдох. Это не плохое чувство, нет, наоборот, кажется, что снова заработал механизм, который Джинён давно признал неисправным. Когда Джинён ложится спать, он не чувствует себя другим человеком, но ему кажется что он готов попытаться снова посмотреть жизни в глаза. — Почему мы празднуем сегодня? — удивляется Джинён. — Я думал, мы будем отмечать завтра. — Так и планировалось, но оказалось, что кое-кто уезжает в Китай завтра утром, — Джебом укоризненно смотрит на Джексона. Тот пожимает плечами и, с трудом дожевав кусок мяса, говорит: — Я же всегда нарасхват, пора бы уже запомнить. Джинён привычно закатывает глаза, а потом мстительно уводит у Джексона из-под носа другой кусок. В щиктане шумно и душно, и Джинён уверен, что от него будет пахнуть сладким мясом ещё неделю. Народу набивается просто тьма — Джинён с удивлением понимает, как много людей помогало им с альбомом и как много ещё поможет. Джексон сидит так близко, что их колени едва не соприкасаются. Может, Джинён подсознательно хочет, чтобы это произошло: почему-то кажется, что прикосновения Джексона не менее волшебные, чем слова. Он шутит, флиртует, ябедничает — развлекается, как может, а Джинён не может на него насмотреться. В первые годы после дебюта Джинён нередко фантазировал о том, как бы всё сложилось, если бы они были не дуэтом, а группой. И их было бы человек шесть-семь — рэпперы, танцоры, вокалисты, и они бы мучались в маленькой общаге, пытались отстоять личные границы, но сдавались… В последнее время он снова начал об этом задумываться: на что была бы похожа их карьера, их музыка, если бы в группе были он, Джебом, Джексон и кто-то миленький и яркий вроде Югёма, и тот красивый улыбчивый друг из Америки, о котором не затыкается Джексон, и какой-нибудь таец, потому что тайцы смешные, и кто-то с таким же сильным голосом, как у Джебома. Это забавная мысль, и Джинён развлекает себя ей по вечерам — теперь его голову всё меньше и меньше занимают сожаления об ошибках прошлого. Они наедаются до тугих, словно баскетбольные шары, животов, и Джинёну ужасно хочется ослабить пуговицу на брюках — почему-то кажется, что его бы сейчас никто не осудил. Джексон подливает им с Джебомом соджу, флиртует с хозяйкой щиктана и зовёт её с собой в Китай (“Куда мне, я же старуха!”. — “Не смейте так говорить, вы потрясающе выглядите!”). Рот, словно резиновый, растягивается в улыбку. Джинён не успевает её спрятать, скомкать, запихать подальше — и он улыбается Джексону, чувствуя себя ужасно глупым и счастливым. Джексон осторожно касается его локтя, и на секунду Джинёну кажется, что он сейчас упадёт — такое чувство ещё бывает, когда ложишься спать, а потом рефлекторно дёргаешься. Глаза Джексона, большие и чёрные, его лоснящаяся, чуть порозовевшая от жары кожа, край ключиц в вырезе футболки — всё наконец складывается в одну картинку, словно паззл. У Джинёна горит лицо, и он кажется себе пьяным и нелепым, но ему на какую-то короткую секунду хочется поцеловать Джексона — в щеку, в висок, в переносицу, только бы выразить эти странные нежность и благодарность. Джексон бы понял. Они прощаются в тишине майской ночи, Джебом крепко обнимает его, и Джинёну не хочется, чтобы этот момент заканчивался. В такси по дороге домой он находит старые выпуски радио — голос Джексона привычно льётся в уши, и Джинён прикрывает глаза, слушает: — Добрый вечер, с вами Джексон Ван и Пак Чимин! Надеюсь, у вас был хороший день? Где бы вы ни были, делайте радио громче и проведите следующий час в нашей компании. Тема сегодняшнего выпуска “Что делать, если не знаешь, что делать?”. Окей, ладно, на самом деле тема нашего выпуска — “Выбор и страх перед будущим”. Знакомо? Тогда пристегните ремни, мы взлетаем. Телефон вибрирует сообщением. В темноте салона экран кажется слишком ярким, но, прищурившись, Джинён разбирает слова. удачи завтра я буду голосовать за вас (и я помню что вы обещали ДВА клипа ОКЕЙ?) доброй ночи Джинён прикладывает руку к груди, и его сердце уверенно и громко ударяет в самый центр ладони.