Catching up/Поболтать

- Снежный принес цветы. В руках у Снежного - букет ромашек, довольно реалистичных, но белые стебли и серединки выдают, что они сложены из бумаги. Его голос сам как бумажный: прохладно-равномерный, белый и чистый, почти без смены интонаций, и, кажется, если бы у Яны сейчас была запарка возле кофе-машины - она бы его и не заметила. Но сейчас в кафе пусто, и она замечает. На самом деле, она слышит Снежного еще когда открывается дверь, хотя он старается делать все очень тихо, и, возможно, именно поэтому она не поворачивает голову. Возможно, дает ему последний шанс передумать и уйти. Но, очевидно, он им не пользуется, и, поворачиваясь к нему, Яна старается не улыбаться слишком широко, чтоб не показать, как она рада этому факту. Ромашки находят приют в надтреснутом, но чистом стакане на барной стойке. Яна и Снежный находят приют в подсобной комнатке для персонала, в которой места едва ли больше, чем в небольшом шкафу, но Снежный привык к тесноте, а Яне уже все равно, Яна привыкла к чему угодно, но так катастрофически отвыкла от Снежного. Волосы и кожа Снежного пахнут мятным мылом, одежда пахнет домашней едой, пальцы - электричеством, медью, железной пылью, всем, чем пахнут механизмы вроде Румбы, собранные им, наверное, в каком-то чулане - Яна не знает, Яна не знает ничего о том, как он сейчас живет. Зато она знает, где находятся его пальцы - невольно отслеживает каждый сантиметр, который они проходят по ее спине, щекам и затылку, предплечьям и бедрам, везде, абсолютно везде, потому что, при том, каким холодом веет от Снежного целиком, его пальцы такие парадоксально, неправильно теплые, что мозг не может отвлечься от этих ощущений, даже если попытаться. Она целует его раньше, чем он спохватывается и начинает целовать ее в ответ, и Яна чувствует жар на его щеках, и это тоже неправильно, потому что Снежный - это иней и лед, что-то среднее между прохладой листа бумаги и морозным блеском лезвия топора, и Яне постоянно, неотступно кажется, что если она прижмется к нему еще ближе, заберется ладонями под его одежду, он начнет плавиться и стекать сквозь ее пальцы, но она прижимается, забирается и по какому-то слабо понятному инстинкту впивается короткими ногтями в его спину, и, судя по тому, как он от этого вздрагивает, делает все правильно. Яна чувствует ровный ряд его зубов в поцелуе на своей шее, чувствует слегка выступающие, длинноватые клыки и вспоминает, как, однажды, загнанный в угол, он вцепился этими клыками противнику в шею и вскрыл его сонную артерию, как подошел к ней, лицо все в крови, такое же ровное и спокойное, как и всегда, только глаза напуганные, как у ребенка, и как за секунду до этого она впервые в жизни его испугалась, а после не боялась никогда больше, и, кажется, вообще уже ничего не боялась. Толстовка Снежного отправляется в угол комнаты, а из-за размеров помещения - просто им под ноги, и его волосы, настолько белые, что трудно поверить, что это - натуральный цвет, растрепываются и встают торчком так, что невозможно спокойно смотреть. Яна не смотрит, Яна опускается на колени и скоро ее волосы, черно-фиолетовые, очевидно крашеные и к тому же покрытые лаком, оказываются в еще худшем беспорядке, потому что в них ко всему прочему еще и оказываются вплетены пальцы Снежного, не тянущие и не сжимающие, бережные, насколько это возможно, но растерянно мечущиеся и дрожащие, потому что Снежный больше не знает, что он делает, потому что Яна, в свою очередь, знает свое дело слишком хорошо. Снежный не может не держать ее хоть немного, не двигаться ей навстречу, но вовремя ее отпускает, в ту же секунду вцепляясь в стену за своей спиной так, что ногти с противным скрипом скребут по дешевым обоям. Хорошо, что Яна захватила салфетки, и, в принципе, вообще все, что, очевидно, понадобится. Снежный часто думает, что Яна, на самом деле, гораздо умнее, чем он. Прямоугольник пола покрыт их перемешавшейся одеждой чуть более, чем полностью, и, кажется, никто из них даже не запирал дверь, но, с другой стороны, зачем, кому вообще придет в голову заявиться днем в полуподпольное кафе с игральными автоматами? То есть, кому, кроме Снежного, который пришел совершенно не за кофе. Снежный вздрагивает, вспоминая недавний эпизод с собственной кофейней, и на секунду его взгляд становится застывшим и стеклянным, но Яна целует его в шею, сжимает пальцами подбородок и поднимает лицо вверх, заставляя смотреть в глаза. Яна красивая, Яна, наверное, это знает, и Снежный знает тоже, он знает, что она самая красивая, кого он когда-либо встречал, и поэтому он не отводит взгляда и на всякий случай старается не моргать, даже когда мигающая лампочка слепит глаза, даже когда хочется зажмуриться от накрывающих волной ощущений, раз за разом, раз за разом, и сам Снежный уже понятия не имеет, где находятся его пальцы, где находятся его губы, потому что он, кажется, чувствует вкус ее кожи на своем языке, но при этом каким-то образом продолжает ее видеть, и прежде, чем Снежный хоть немного проясняет свое положение в пространстве, перед его глазами остается только белая вспышка, а в ушах звенит пульсирующий гул собственного кровотока и голос Яны, звучащий сквозь него, как из-под воды. Они еще довольно долго сидят рядом, настолько близко, насколько могут находиться два голых человека с переплетенными конечностями, губами и прочими частями тела, а потом - так же долго и неспеша приводят себя в порядок. Одеваются быстро - привычка, усвоенная слишком давно, на многочисленных тренировках, въевшаяся в подкорку на уровне рефлекса, и примерно по этой же причине довольно быстро прощаются - как друзья, как союзники, как абсолютные незнакомцы, как бариста в аркадном кафе, говорящая на русско-английском суржике, и странный парень-альбинос, который разговаривает реже, чем готовит. Которых, разумеется, абсолютно ничего не связывает. - Ты можешь заходить в любое время, ты же знаешь. - Яна просто убирает волосы за ухо, отчаявшись пытаться придать им презентабельный вид. - Не по делам, просто... поболтать. Снежный кивает, глядя на нее в упор. Лицо спокойное, почти не моргает, белые волосы, белая толстовка, черные глаза, а пальцы, наверное, такие же холодные, как весь его образ, доступный взгляду. - Снежный придет. Яна кивает в ответ, отводя взгляд, и на прощание пожимает ему руку - ее ладонь гораздо меньше, но сила у них почти одинаковая, впрочем, он, скорее всего, сдерживается. Она отворачивается к кофе-машине, щелкает переключателями и доливает воды, как можно более сосредоточенно и шумно, Яна знает, что пока она смотрит - он не уйдет, Яна не хочет, чтоб он уходил. Она не поворачивается добрых пять минут, и долго прислушивается, чтоб удостовериться, что Снежного больше здесь нет. Вновь обернувшись, она видит на барной стойке медальон и маленькую деревянную лошадку. Яна улыбается, в горле у нее стоят слезы, но она знает, что не заплачет. Яна ничего не боится и никогда не плачет. - Эх, Мишка-Мишка...