Пролог
— Мы приехали. — Спасибо. Вот, возьмите, сдачи не нужно. Чунмён вышел из такси и спрятал нос в тёплый вязанный шарф. Нюх тут же уловил тонкий запах чужой туалетной воды, а в голове промелькнул знакомый образ. Мён стиснул сильней ручку чемодана и сделал первый шаг в сторону здания аэропорта. Пройдя в зал ожидания, он посмотрел на часы и вздохнул: до вылета осталось три часа, можно было не спешить, но… Чунмён печально улыбнулся, он не мог по-другому, просто трусливо сбежал. Ушёл, чтобы нечаянно не встретиться с ним. Сбежал, как последний трус, ничего не объяснив. Чунмён достал телефон и посмотрел на тёмный экран. Он несколько минут раздумывал, а потом спрятал его назад в карман. Нет, он не будет звонить, просто исчезнет, так будет лучше. Время тянулось очень медленно, Чунмён постоянно смотрел на циферблат часов, а, когда стрелки встали на нужные цифры, облегчённо выдохнул. Он встал и снова поправив шарф, посмотрел по сторонам, это его последние минуты в Сеуле, в городе, который так и не стал ему домом. Чунмён взял чемодан и покатил к стойке регистрации, на ходу доставая телефон и набирая знакомый номер. Послышались гудки, и взволнованный голос. Чунмён молча выслушал чужие вопросы, а потом бросил только одну фразу: «Я возвращаюсь, домой».***
Чанёль поблагодарил таксиста и вышел из машины. Он внимательно огляделся и решительно направился к небольшому домику. Скрипнула калитка, и вошедший во двор Чанёль увидел, как из дома вышел невысокий юноша и, нахмурив брови, посмотрел на него. — Вы кто такой? — Простите. — Чанёль поклонился, а потом заговорил на китайском. — Мне ваш адрес дал Лу Хань, я ищу Чунмёна. — Чунмёна? Как вас зовут? — Юноша заговорил на корейском, не спуская с Чана настороженного взгляда. — И зачем вам Чунмён? — Су, всё хорошо, это мой супруг — Чанёль, я тебе о нём рассказывал. Чанёль, услышав знакомый голос, резко развернулся и застыл на месте, не отводя взгляда от стоящего недалеко омеги. — Здравствуй, Чан. — Чунмён подошёл ближе и печально улыбнулся. — Зачем ты приехал, я отдал все документы Минсоку, ты не должен был… — Зачем? — Собственный голос показался Чанёлю тусклым и неживым. — Нет, не так. Кто он, Чунмён? Кто отец твоего ребёнка? Кто? Чунмён двинул плечами и ,поддерживая живот, подошёл к Кёнсу, который накинул ему на плечи вязаную кофту. — Чанёль, это уже не имеет значения, я не думаю… — А я думаю. Я твой муж и считал, что заслуживаю толику доверия с твоей стороны. Как минимум, хотя бы объяснения, а не тот клочок бумажки, который ты оставил. Кто он? — Чанёль, забывшись, повысил голос, с негодованием глядя на сжавшегося Чунмёна. Но ответил ему не Мён, а моментально возникший возле него Кёнсу, который закрыл собой Кима и, уперев руки в боки, стал наступать на Чанёля. — Ты! Никакого права ты тут не имеешь! Омега стал тыкать пальцем в грудь Чана, и альфа под этим натиском отступил от разгневанного юноши, сделав пару шагов назад. — Не кричи! Если ты не сумел достойно воспитать сына, то нехрен кричать на супруга. Чунмён не виноват, что твой сынок скотина похотливая и… — Кёнсу, хватит, прошу не нужно. — Чунмён удержал руку друга, а потом ласково погладил его по плечу. — Не нужно, мой хороший. Чан прав, я должен всё объяснить ему. Чунмён кивнул головой на небольшую беседку, в которой стояли мягкий уголок и столик. — Располагайся, Чанёль, думаю, разговор будет долгим. Чанёль кивнул, а потом ещё раз посмотрел на сердитого омегу, который с ворчанием отправился делать чай. Слегка втянув воздух, Чанёль почувствовал лёгкий запах пионов. Он покачал головой и печально улыбнулся. Абсурд. А потом присел в кресло и, сузив глаза, посмотрел на теперь уже бывшего супруга. — То, что сказал твой друг, это правда. Альфа, от которого ты ждёшь ребёнка, — мой сын? Это Сехун? Скажи мне правду, Мён, я же тебя знаю… Голос Чанёля надломился, а пальцы задрожали, но он упрямо продолжил, глядя прямо в глаза омеги: — Мён. Он изнасиловал тебя, взял силой? — Нет. — Чунмён стремительно поднял голову и испугано замотал головой. — Нет. Сехун не брал меня силой. Он, он… мой истинный. Чанёль пораженно замер, услышав эти слова, ему казалось, что это страшный сон, который ему просто снится. — Мой сын — твой альфа? — Чанёль откинулся на спинку и устало потёр виски. Голова болела, а ещё стало давить в груди. — И давно ты это понял? — С первого дня знакомства. Когда ты нас познакомил. — Чунмён осторожно погладил живот, а потом тихо продолжил. — Прости, я должен был сказать тебе, но Сехун, сказал, что такое ничтожество, как я, не пара для него, а ещё ему всё равно, кто я и с кем нахожусь. — Вот же говнюк. Если ему всё равно, зачем он полез к тебе? Чанёль сжал кулаки и посмотрел на идущего Кёнсу, который нёс поднос с чашками и чайником. — Всё просто. Тебя тогда не было, а у меня была течка. Я просил, чтобы он не приезжал домой, но ему было наплевать на мои слова. А потом всё случилось. Чунмён опустил голову, но Чанёль увидел его глаза и, не раздумывая, кинулся к омеге. — Тихо, мой мальчик, всё хорошо, Мён. Всё хорошо. Чанёль осторожно гладил по спине вздрагивающего Чунмёна и шептал всевозможные ласковые слова, нежно прижимая к себе омегу. Внезапно он почувствовал лёгкий удар и ошарашенно посмотрел на живот под просторной футболкой. Чанёль, увидев улыбку на заплаканном личике, осторожно протянул руку и нежно дотронулся до выпирающего животика. Малыш не заставил себя ждать, и через пару секунд Чан почувствовал лёгкий толчок. Он тихонько вскрикнул, а потом поднял глаза на Мёна и обнял его. — Чунмён, прости, что я не уберёг тебя. Но теперь я вас не брошу. Вы ведь моя семья, и ты теперь папочка моего будущего внука. А с его отцом я сам разберусь. Вот увидишь. — Нет, не нужно. — Чунмён испуганно и с мольбой посмотрел на Чанёля. — Не нужно, Сехун не виноват. Прошу тебя, я его… — Омега сжался и замолчал. А Чанёль всё понял и закончил за него: — Ты его любишь, поэтому и уехал. Боялся, что он воспользовался тобой. Поэтому оставил всё и сбежал? Чунмён кивнул, а Чанёль снова его обнял и прижал к себе. Рядом с креслом встал Кёнсу, и Чанёль снова вдохнул запах пионов, краем глаза наблюдая за брюнетом. Да. В такой ситуации он ещё не был. Это прямо мелодрама чистой воды. Он в Китае, сидит в чужом доме и обнимает своего беременного супруга, который будет рожать от его старшего сына. А лучший друг Чунмёна запахом очень схож с его умершим истинным, и при этом омега явно не в восторге от него. Чанёль улыбнулся и невесомо поцеловал засыпающего Мёна в висок. Ничего, он разберётся. Он во всем разберётся, а Сехуна… Вспомнив о сыне, Чанёль сердито сдвинул брови. Он преподаст урок маленькому оболтусу и научит беречь истинные чувства.***
Сехун достал из кармана ключи и открыл двери. Войдя в квартиру, он устало прислонился к стене и снова брезгливо себя понюхал. Запах омеги до сих пор ощущался, и Сехун, не медля, направился в душ, чтобы смыть этот сладковатый, приторный запах. Пройдя в глубь квартиры, он остановился и удивлённо посмотрел на сидящего на диване отца. Чанёль невозмутимо разглядывал сына и крутил в руках стакан с виски. — Отец! Здравствуй, а почему ты не сказал, что приезжаешь? Я бы… — Сехун, скажи мне, за что ты меня так ненавидишь? Неужели я такой плохой отец? Услышав вопрос, Сехун смутился, а потом шагнул ближе к отцу. — Я… — Фу, ну и вонь! — Чанёль брезгливо скривился и демонстративно отодвинулся. — Да, сынок, а ты времени даром не теряешь. Развлекаешься по полной? Из какой ямы ты пришел сейчас? Фонишь течной омегой за километр. — Это не то, что ты подумал, хотя, ты всё равно не поймешь. Я в душ. — Сехун развернулся и, зло сверкнув глазами, отправился в ванную. Через десять минут он вышел и нашел отца в таком же положении, только теперь в его руках было то, что Сехун там видеть не хотел. — Отдай, это папин альбом. Се решительно подошел и дёрнул из рук отца семейный альбом с фотографиями. От резкого рывка книжечка вылетела из рук Чанёля и упала на пол. Сехун быстро нагнулся и поднял фотоальбом, но схватить выпавшую фотографию он не успел. Чанёль поднял снимок, и его губы дрогнули в саркастической улыбке. Он помнит это фото. Он лично фоткал Чунмёна, когда тот сонным сидел на кухне и, смеясь, закрывался от супруга, который бегал с фотоаппаратом. — Это тоже твоё? — Чанёль покрутил фотографией, а Сехун почувствовал, как краснеет. — Не твоё дело! Се отошел, но сильная рука отца, рванув за халат, кинула Сехуна на диван. — Ну уж нет, как раз это — моё дело. Ведь Чунмён — мой муж, законный супруг, мой омега, мой! Рванув из рук отца свою одежду, Сехун поправил халат и туже завязал пояс, а когда услышал последние слова Чанёля, не сдержался и громко и нервно засмеялся. — Твой омега? Твой? Не смеши меня… Ха-ха, твой, твой… Сехун снова истерично засмеялся, пока сильная оплеуха не обожгла щеку. — Он не твой омега, не твой. Он мой омега, слышишь мой! Мой истинный, кто должен быть со мной и в горе, и в радости, но при этом окольцованный родным отцом. Мой омега, которого судьба дала мне, но который стал грелкой для моего отца… — Держась за покрасневшее лицо, Сехун стал кричать на отца, выплескивая боль и злость. Чанёль молча слушал, потирая ноющую руку, а потом устало опустился на диван и перебил сына: — Он не был моей грелкой, мы не спали с ним. Сехун, услышав высказывание отца, замолчал, а потом его губы презрительно сжались, а обидные слова уже были готовы сорваться с них. Но Чанёль смотрел твёрдо, не отводил глаз, и Сехун замолчал. — Я хочу тебе кое-что показать, только я тебя прошу, давай без истерик, и после того, что ты увидишь, мы с тобой спокойно поговорим. Пошли. Отец поднялся и направился в кабинет, а Сехун, недоумённо прокручивая в голове слова отца, направился за ним. В кабинете, Чанёль включил компьютер и, открыв свой сейф, достал папку с бумагами. Открыв её, он взял диск, лежащий сверху, и вставил его в дисковод. — Присаживайся и смотри. А потом, я надеюсь, до тебя дойдёт, какой ты идиот. Чанёль показал на своё кресло, а когда Сехун сел в него, включил видео. На экране появилась комната, стол, кресло, шкаф со множеством книг. Это был рабочий кабинет Чанёля. За кадром послышался тихий голос отца, а потом Сехун увидел лежащего на кушетке Чунмёна. — Мён, раслабся, глубоко вдохни и выдохни. Слушай только мой голос, только его. Твоё тело лёгкое, а твой разум понимает: то, что с тобой случилось уже в прошлом. А сейчас настоящее, в котором того события нет. Но мне нужно знать, что произошло в тот день. Мён, расскажи мне. Спокойно, без эмоций. Сехун увидел, как Чунмён слегка сморщил нос, а потом стал тихо говорить: — Я возвратился из университета, у меня было хорошее настроение, и я радовался новостям. Утром мне позвонил Лу и сказал, что Фань возвращается через три дня, и они заберут меня домой. Я очень обрадовался: соскучился по братьям, а ещё олененок сказал, что Фань уходит из армии и будет открывать свою частную фирму охраны. Я веселился, как ребенок: ещё два года, и моё совершеннолетие, брат возвращался из горячей точки, я снова буду со своей семьёй. Придя домой, во дворе услышал крики и громкий смех. Отчим снова привёл своих друзей играть в покер и пить пиво. На этих словах дыхание Чунмёна участились, а губы задрожали. Пару раз вдохнув и выдохнув, омега продолжил свой рассказ. — Я тихонько зашел в дом, но в этот момент из кухни вышел мужчина, который, увидев меня, улыбнулся. Мне совершенно не понравилась эта улыбка, я, поклонившись и поприветствовав гостя, поскорее ушёл в свою комнату. Переодевшись в домашнее, сел делать проект по экономике, очень хотелось кушать, но внизу не утихал громкий смех, крики, я просто не решился спуститься. Найдя в рюкзаке яблоко, съел его и дальше занимался своими делами. Лёг спать я рано, вернее, пытался уснуть. Но пьяные гости отчима очень сильно шумели, и я с трудом уснул. Проснулся от того, что кто-то навалился на меня сверху и пытался снять пижамные штаны. Я помню, как стал вырываться и пытаться ударить нападавшего, но мои руки перехватили, а потом кто-то включил настольную лампу. Я увидел склонившиеся лица, они жадно разглядывали меня, при этом мне удерживали руки и ноги. Отчаянно закрутив головой, я стал вырываться и увидел отчима… он, не глядя на меня, выходил из комнаты. Я закричал ему: отец помоги мне… но он просто вышел из комнаты. Всё остальное было как в тумане. Меня ударили по голове, чьи-то руки развели мне силой ноги, а грубый голос приказал перевернуть и поставить на четвереньки. Кричал, плакал, мне затолкали в рот мою футболку, а потом… Омега сжался и подтянул ноги к груди. Было видно на экране, что его всего трясёт, словно в лихорадке. Сехун закусил свой кулак, даже не понимая, что сдерживает крик, смотря и слушая рассказ Чунмёна. Он видел, как на экране, его отец побледнел, а от тихого, неживого голоса, хотелось взвыть, закрыть уши, глаза и не слушать, не видеть. — Было больно, очень больно. Я плакал и молил Бога, чтобы моё сознание отключилось, или хотя бы умереть. Мне кажется, что я терял сознание, но они снова били меня и всё продолжалось… Чунмён на минуту замолчал, а отец нажал на стоп. — Дальше тебе слушать не обязательно, я всё сам расскажу. Отец отошёл от стола к мини-бару и, взяв бутылку, плеснул себе в стакан виски. — Помнишь, я год работал в Китае перед тем, как привезти сюда Чунмёна? Меня попросил об этом мой лучший друг, Ифань. Мы с ним вместе служили, только я встретил твоего папу и ушёл из армии, а он так и продолжил карьеру военного. Я на всю жизнь запомнил тот звонок, он позвонил мне ночью, и я был в шоке, когда услышал, как мой друг плакал и умолял приехать и спасти его младшего брата, который пытался покончить жизнь самоубийством. Он рассказал мне историю Мёна… — Отец сделал глоток и продолжил, — Чунмён — младший брат Ифаня и Лухана. Так получилось, что он с папой и отчимом проживал отдельно от старших братьев, Лу жил с семьёй в Америке, а Ифань постоянно пребывал в горячих точках. Когда умер папа братьев, Ифань был в Сирии и не мог выехать, а у Лу заболел очень сильно сын. Опекуном мальчика на время стал его отчим, и это была страшная ошибка. Когда я приехал и познакомился с Чунмёном, он не хотел есть, спать, жить… Как ты уже наверное понял, Мён пережил изнасилование и насилие над собой. Отчим проиграл большую сумму в карты и отдал долг Чунмёном. Эти твари втроём насиловали и избивали омегу два дня. А потом просто бросили умирать в пустом доме. Спас мальчика друг, он волновался за Мёна, не мог дозвониться и пошел к нему домой. Фань рассказывал, что, когда он увидел Мёна, на нём не было живого места, сплошные кровоподтёки, синяки. Эти выблядки кусали его, сломали руку, насиловали и извращались, как могли. После такого мальчик просто не хотел жить… Чанёль замолчал, а Сехун даже не заметил этого. Из его глаз лились слёзы, и он даже не пытался вытереть их. Как такое может быть? Его Чунмён, маленький, красивый, вечно вздрагивающий пугливый зайчонок. Теперь Сехун, вспоминая некоторые моменты, стал понимать и истерику Мёна, когда Тао пошутил и лёгко ударил его по заднице; слёзы, когда пьяный Чонин нечаянно навалился на него, отчаянно сжатые губы и глаза полные слёз, когда Сехун… Се поднялся и, не глядя на отца подошел к бару, руки тряслись, когда он наливал себе полный стакан, а слова отца доходили словно через стекло. — Вижу, ты понял. Но я расскажу всё, чтобы до тебя окончательно дошло. Когда я увидел Чунмёна, меня поразили две вещи, невероятная красота парня и мёртвые глаза. Он был эмоционально пуст, словно кукла. Красивая и неживая. Синяки прошли, физические раны зажили, а вот душевные… С ним был брат, Лухан пытался вытащить его из темноты воспоминаний, но у него ничего не получалось. Ифань же винил себя в том, что случилось с братом. Я никогда не видел своего друга таким. И пока Лу лечил Мёна, Ифань находил и уничтожал всех, кто сделал такое, с его братом. Он лично рассказал мне, как нашел каждого, и что он с ними сделал. И, если честно, мне не жаль этих зверей, совершенно. Я бы и сам им поотрывал всё, что можно. Последним был отчим… Чанёль снова сделал глоток и, со стуком поставив стакан, посмотрел на Сехуна. — Чунмён не знает, что Ифань сделал, он думает, что всех подонков посадили в тюрьму. Мён очень любит брата и, если бы он узнал, что Фань убил тех уродов, это было бы ещё одним потрясением для него. Как я уже говорил, Фань попросил меня поработать с Мёном. Сначала дело шло очень тяжело, но Чунмён смог, он преодолел свои страхи. Конечно, не всё было идеально, он долго привыкал ко мне, боялся довериться, пугался резких движений. Но, потом мы стали друзьями, появилась симпатия… Сехун взглянул на отца, который прикрыл глаза и о чём-то задумался. Было видно, что Чанёль устал, возле рта пролегла горькая морщинка, и Сехуну по-настоящему стало стыдно. За последнее время он так привык считать Чанёля соперником, мужчиной, который претендует на его омегу, что совершенно забыл, что этот человек — его родной отец. — Отец, я… — Нет Се, подожди, я хочу уже сказать всё. Понимаешь, мой мальчик, Чунмён доверял мне, и ему нужны были мои поддержка и помощь. Поэтому я предложил ему переехать в Корею. Думал, что мальчику нужно сменить обстановку, к тому же, как врач, я смог бы наблюдать за ним. И поэтому, поговорив с его братьями, я предложил Мёну фиктивный брак. Я не мог просто взять омегу и привезти в свою страну, нужны были законные обстоятельства. К тому же мораль ещё никто не отменял. Ха-ха, знаешь сколько ядовитых шпилек я наслушался от своих коллег, когда они узнали, что мой муж младше меня на двенадцать лет. — Чанёль тихо засмеялся, а потом продолжил. — Вот так всё и произошло. Чунмён с трудом согласился, мы поженились в Пекине, а потом я перевёз его сюда. Думал, что здесь, со мной он забудет о всём плохом и найдёт счастье… — Чанёль горько выдохнул и поднял покрасневшие сухие глаза на Сехуна. — Кто же знал, что вы с ним истинные, и вместо спокойствия Мён обретёт ещё одну душевную рану. Услышав слова отца, Сехун вскинулся, а потом опустил взгляд. Чанёль был прав, как же он был прав! Вспомнил всё то, что он устраивал своему отчиму, как унижал его, думая, что Мён спит с отцом. Воспоминания о всех злых словах, оскорблениях всплывали в голове и накрывали тяжелой волной безысходности. Даже в тот день, он причинил боль Чунмёну… — Я, не знал, думал что… Господи, я не знал, что я делаю… — Сехун сжал виски и стал быстро говорить, пытаясь словами объяснить то, что было у него в душе всё это время. — Я понял, что он мой истинный, сразу, едва ты нас познакомил, этот аромат, нахлынувшие ощущения, его запах нельзя спутать с кем-то другим. Когда я в ступоре протянул к нему руку, увидел страх в его глазах, и то, как он сделал шаг к тебе. Этот жест очень задел меня, разозлил и обидел. На кухне, пока ты по телефону разговаривал с коллегой, я зажал его возле стенки и сказал, что мне плевать на его запах, на него, на то, что мы истинные. Я не знаю почему так сделал, не понимаю, зачем промолчал и ничего не сказал тебе. Но я сходил с ума каждый раз, когда видел, что ты обнимаешь его, гладишь по плечам. Сейчас я понимаю, что из-за своей ревности не видел, как трепетно ты к нему относился, как боялся испугать. Я делал всё, чтобы разозлить его, вывести из себя. Я будто слетел с катушек: приводил, когда тебя не было пьяных друзей, гулял до утра по барам, а однажды привёл омегу и… о Боже, что же я наделал… — Сехун вспоминает дрожащие пальцы Чунмёна, его красные глаза утром. Он думал, что омега плакал потому, что слышал их крики страсти и приревновал, а, на самом деле, Чунмён боялся. — Ты тогда на две недели уехал в Китай, помнишь? В тот же день я с друзьями напился и не пришёл ночевать. Я видел пропущенные от Чунмёна, и меня это злило ешё больше. Я думал: ну как же, супруг за порог, а он переживает, где я. На следующий день, я устроил драку в университете, и декан, чтобы как-то замять этот конфликт, вызвал родителей. Так как тебя не было, приехал Мён… Сехун помнит, как он с друзьями стоял в коридоре, когда туда зашел отчим. Он был таким красивым, желанным, от него так сладко пахло, что все альфы буквально сворачивали головы, чтобы посмотреть на омегу. А он не смотрел ни на кого, бросил равнодушный взгляд на Се и зашел в кабинет декана. Сехун еле выдержал эти полчаса. Друзья вовсю обсуждали его омегу, фантазируя, как отцу Сехуна повезло заполучить такого красавца в постель, и что, наверное, когда супруг уезжает, такой шикарный омега дома не сидит, и у него наверняка есть любовник. Эти слова будто калённым гвоздём вошли в голову Сехуну и оставили свой след. Он думал об этом всю дорогу, пока они ехали домой, а когда Чунмён, опустив глаза, попросил Сехуна пожить пару дней у друзей, он в этих словах нашел только доказательство того, что Чунмён изменяет отцу. — Я ушёл, но решил проследить за Чунмёном, и на следующий день вечером я вернулся домой. Сехун помнит, с каким злорадством он заходил в квартиру, в спальню отца. Испуганные глаза Чунмёна, тихо стонущего на кровати и сжавшегося в комочек. Запах, бьющий под дых, заползающий в поры и сводящий с ума. Сехун зажмуривает глаза, чтобы не вспоминать прикосновения к нежной коже, то, как он буквально вылизывал скулящего Чунмёна, слабые попытки омеги оттолкнуть, его жалобные слова, дрожь и слёзы. Он так и не смог забыть невероятные ощущения, когда входил в такого желанного и чужого омегу, врываясь в тесную глубину, рыча от удовольствия и блаженства. Когда Чунмен, кончая, закричал, а узел связал их, он всем телом ощущал дрожь омеги и его всхлипы. Та ночь стала самой волшебной и самой ненавистной в жизни Сехуна. Он занимался любовью с Чунмёном, метя его тело своими губами, но не мог сделать один, такой желанный укус. Душа хотела кричать о любви, а разум твердил о том, что он чужой. Вместе они провели всю течку Чунмёна, а потом омега ушёл… — После изнасилования у Чунмёна не было течки, совершенно. Скорее всего, ощущение того, что истинный рядом, и дало толчок. — Чанёль говорил глухо, спрятав лицо в ладонях. Отец, как и сын, сидел на полу, и Сехун подполз ближе и, как в детстве, уткнулся в его колени. — Прости меня, отец. Прости, я такой дурак. — Нет, это ты меня прости, Хун-и, я должен был увидеть, что тебе плохо, рассказать про Чунмёна. Чанёль прижал голову Сехуна к своей груди, удивляясь, когда его сын успел так вырасти. — Отец, ты нашёл его? Ты ведь видел Чунмёна? — Сехун поднял взгляд и с надеждой посмотрел на отца, а когда последний кивнул, задал вопрос, который мучил его. — Я могу его увидеть, поговорить с ним? — Нет. Он не хочет тебя видеть. — Чанёль отрицательно махнул головой, а сердце Сехуна сжалось. — Сын, ему нужно время, а ещё мужчина, крепко стоящий на ногах и знающий, что он хочет, а не маленький мальчик. Поэтому мой тебе совет: завязывай с этими друзьями, выпивкой и барами. Возьмись за учёбу, ты же у меня умный парень. Получи профессию, работу. И тогда я скажу тебе, где Чунмён. — Но… — Он дождётся, поверь мне. Несмотря на то, что этот мальчик пережил, на весь страх и ненависть, он умеет любить. А ты… ты смог пустить ростки в его сердце и душу, так что не волнуйся, этот омега твой и только твой. Если ты, конечно, сможешь завоевать его не только в постели, горюшко моё. Чанёль погладил Сехуна по плечам, а потом крепко обнял. Сехун прильнул к Чанёлю и замер. Ему сейчас так нужны были эти объятья, подержка отца, его любовь. Сехун тихо всхлипнул и сильней сжал рубашку старшего альфы. Отец прав, пора становиться мужчиной и брать ответственность на себя. Прошло четыре года… Чунмён суетился по дому, проверяя ничего ли он не забыл. Забросив последние документы и подхватив сонного сына на руки, он поспешил к ожидающему у дома такси. — Кёнсу, ты скоро? Мы опаздываем. — Крикнул он другу, который через миг появился на крыльце. — Мы опаздываем из-за тебя, вообще-то, потому что кто-то поленился с вечера собрать все нужное, — омега потряс перед носом Чунмёна сумкой с детскими принадлежностями, про которую Ким, и правда, забыл. — Извини, — Чунмён виновато улыбнулся, но Кёнсу лишь отмахнулся и, забрав вторую сумку, подтолкнул друга к машине. — Поехали, горе ты мое луковое, а то, и правда, опоздаем. Подъехав к городской детской поликлинике, Чунмён подождал, пока Су расплатится с водителем, а потом с сыном на руках направился вслед за тихо бурчащим другом. В поликлинике Кёнсу, отыскав нужное глазами, развернулся к Чунмёну и показал на лавочки. — Посидите пока с Минки, а я заполню документы. — Кёнсу нежно погладил по головке маленького альфу, который за время поездки заснул на руках родителя, и подошел к регистрационной стойке. — Мы к доктору Син. — Он протянул документы молодой медсестре. — Доктор Син ушел в декрет, теперь вас будет вести другой педиатр — доктор О, — оповестила та. — Что еще за доктор О? — Кёнсу нахмурился и оглянулся на сидящего неподалеку Чунмёна. — Почему нас не оповестили о замене? И почему не предложили перевестись к доктору Лао? Мы его давно знаем. Мы хотим к нему. — Доктор Лао занят, он и так забрал половину пациентов доктора Сина, поэтому вы будете у доктора О. — Строго повторила девушка. — Доктор О молодой и талантливый педиатр, он работал в Пекине, вы можете не переживать. — Я не переживаю, — буркнул Кенсу. Забрав документы он подошел к Чунмёну. На душе почему-то было не спокойно. Кёнсу не любил перемены. — Что-то случилось? — Заметив недовольное лицо друга, забеспокоился Чунмён. — У нас теперь другой педиатр. Доктор Син ушел в декрет. — Ух ты! Надо будет позвонить ему и поздравить. Я даже не знал, что он в положении. Животик был такой маленький. — Да уж, не то что твой, арбузик-карапузик, — хихикнул Кёнсу и присел рядом. — Эй, я не был карапузом, — насупился Чунмён. — Просто Минки был крупным ребенком. Чанёль сказал, что Се… — Мён резко замолчал, — Он сказал, что у них в роду все альфы рождались крупными. — Хорошо, хорошо, я не буду спорить. — Сдался Кёнсу и осторожно посмотрел на друга. Они обычно не поднимали тему Сехуна, даже Чанёль ничего не говорил про сына, когда приезжал навестить их. Лишь поклялся, что Сехун не знает, где они живут. — Ты в порядке? — Решил уточнить Кёнсу. — Да, только в туалет захотелось. Уже терпеть не могу. До понятливо хмыкнул и улыбнулся. — Отдай мне Минки и беги, — аккуратно забрав спящего малыша, он махнул в сторону туалетов. — Если нас вызовут, я сам зайду. Заодно посмотрю, что это за новый педиатр О. — Спасибо, — Чунмён чмокнул друга в щеку и поспешил по нужде. Ему тоже было интересно познакомиться с новым доктором, который будет вести его сына, а еще, не хотелось оставлять мужчину наедине с Кёнсу, потому что друг был очень придирчив и строг с новыми людьми. Пугать доктора не хотелось. Закончив дела и вернувшись в коридор, Чунмён никого не нашел. Подойдя к двери в кабинет, он занес руку чтоб постучать и замер, услышав звонкий смех своего малыша. Обычно так заливисто Минки смеялся только ему, да Кёнсу с Чанёлем, чужих он не очень любил. Стало интересно, что это за новый педиатр такой, что сумел расположить к себе его сына. Чунмён тихонько постучался и зашёл внутрь, тут же замирая, как вкопанный. Он смотрел на врача и не верил своим глазам. Перед ним стоял Сехун. Сехун с его ребёнком на руках! С их ребёнком! — О, Чунмён, познакомся, это докотор О, он… Кёнсу не успел договорить. Чунмён, стремительно выхватив Минки из рук удивлённого Сехуна, выбежал прочь. Кенсу, поспешно извинившись, выбежал следом, но нагнать друга успел только у дороги, вдали от больницы. — Чунмён, чёрт тебя подери, что это было? — Выругался Кёнсу. — Ничего, — резче, чем хотел, ответил омега. Его всего трясло внутри, он никак не мог поверить, что видел Сехуна. Спустя долгих четыре года они вновь встретились. — Тогда почему ты убежал? Доктор О даже не успел закончить осмотр. Он, кстати, ничего так. И Минки он понравился, а ты сам знаешь, какой он капризный с незнакомцами. А еще он кореец… — Кёнсу, — перебил Чунмён. — Это был Сехун. — Сехун? — Не поверил своим ушам омега. — Тот самый Сехун? Сын Чанёля? Чунмён кивнул, а Кенсу резко поменялся в лице. Нахмурившись, он сжал от злости кулаки. — Так это тот самый гадёныш, что обидел тебя? — Кёнсу, не надо, — зная, к чему это может привести, Чунмён сжал чужое плечо. — Пойдем лучше домой. Я устал.***
Сехун посмотрел на дверь, в которую выбежал его омега, а потом перевёл взгляд на свои руки. Он не мог поверить, что правда видел только что Чунмёна. Сехун знал, что тот живёт где-то в этом городке, спасибо отцу, сдержавшему свое слово и давшему подсказку, но он никак не ожидал, что Чунмён его найдет первым. Сехун снова посмотрел на свои руки и резко рванул к столу, где лежала карта ребёнка, которого Чунмён у него забрал. В графе «родители» было записано имя Чунмёна, в строчке «отец» стоял прочерк. Сехун ошарашенно упал в кресло и еще раз прочитал данные. Этот очаровательный малыш, чей запах показался Сехуну знакомым, был сыном Чунмёна. Но могло ли это означать… Сехун посчитал, сколько прошло времени с их расставания и тяжело выдохнул. Этого не может быть, почему отец скрыл от него такую информацию? Альфа вспомнил красивого мальчика, испуганные глаза Чунмёна и потянулся рукой к телефону. Кажется, он только что держал на руках собственного ребёнка, и сейчас он узнает, почему о своём отцовстве узнаёт последним…***
— В этом городе, все омеги сошли с ума. — Кёнсу поставил на стол пакет с покупками и сердито стал класть продукты в холодильник. — Только и разговоров об этом докторе. — Ты же знаешь, у нас очень маленький городок, и неженатый альфа не мог остаться незамеченным. Чунмён помешал суп и выключил электроплиту. — Такой маленький, что этот альфа не нашел больше другого места, и поселился в нашем квартале. Теперь я его лицо каждый день вижу. И Пак ещё этот. Ты представляешь, я ему три раза звонил, хотел высказать всё, что я о нём думаю, а это чудовище лопоухое не отвечает. — Кёнсу возмущённо фыркнул, а потом тихо добавил. — Он, кстати, тебе не звонил? — Нет, конечно, не звонил, с какой радости Сехуну мне звонить. — Чунмён замотал головой и стал быстро доставать приборы для обеда, — Ой, или ты о Чане спрашивал? Кёнсу улыбнулся смущённому другу и забрал у Мёна тарелку из рук. — Да, я имел в виду Чанёля. Но, вижу, твоя голова забита совсем другим. Ладно, иди зови Минки, я тут сам всё сделаю. Чунмён кивнул и вышел из кухни. Щёки его пылали, а в голове роилась целая куча мыслей. С того дня, как Чунмён увидел Сехуна в больнице, он только и думал, что об альфе. После встречи, он три дня вздрагивал от каждого шума, думая, что Сехун придёт за объяснениями. Но время шло и ничего не происходило, и поэтому, Мён расслабился. Только вот вместо спокойствия пришло недоумение и раздражение. Кёнсу рассказал ему всё, что смог узнать. Сехун окончил учёбу, проходил практику в Пекине, а потом по распределению попал в их городок. Альфа снял небольшой дом на соседней улице, спокойно жил и работал. А ещё будоражил умы всех неженатых и свободных омег, которые роем кружились там, где появлялся Сехун. Сам же Чунмён видел альфу всего лишь пару раз, проезжающим на мотоцикле по дороге, а однажды заметил в магазине. Мён тогда очень испугался и спрятался за стеллажи, а потом постарался незаметно выйти из супермаркета. Шагнув из дома во двор, Чунмён подошёл к беседке и увидел, что его сын что-то увлечённо рисует. Невольно Мён залюбовался ребёнком, который, ничего не замечая, высунув краешек языка, старательно выводил карандашом в альбоме. Его мальчик, маленький папин защитник, малыш Минки. Чунмён помнит, с каким восторгом, боязнью и трепетом он взял впервые своего сына на руки, как плакал, нежно целуя крохотные пальчики и беззубый ротик. Его сын, который буквально спас его жизнь, вытащив из пучины отчаянья. Забота о малыше, любовь к нему не уничтожили воспоминания о прошлом, но задвинули их далеко, в самый тайный уголок подсознания. Для Чунмёна всё перестало существовать, остались только его родные, его семья и сын. Он восстановился в университете и заочно закончил образование, стал работать в местной газете, редактируя тексты, которые ему присылали на элекронную почту. Постепенно он привык к городу, ради сына постарался перебороть свой страх и перестал шарахаться от альф. Стал жить, забывая прошлое, пока… Пока снова не увидел эти глаза, не вдохнул такой знакомый запах. Чунмён прикрыл глаза и вспомнил образ Сехуна, когда он увидел его в больнице. Его истинный изменился, стал старше и очень красивым, а ещё всё так же вызывал дрожь в коленях… — Папочка, ты почему молчишь и смотришь в одну точку? Детский голосок вывел из задумчивости, и Мён перевёл рассеянный взгляд на малыша. Минки, смешно повернув голову на бок, с улыбкой разглядывал родителя. — Прости, чудо, я задумался, пошли ужинать, там дядя Кёнсу уже всё приготовил. Минки кивнул и стал собирать карандаши в коробку, а Чунмён подошёл ближе и увидел рисунок сына. Сердце сделало резкий рывок, а дыхание спёрло. На листе был нарисован человечек в белом халате со стетоскопом на шее. — Малыш, а это кто? — Чунмён поднял рисунок и показал Минки. — Это, воспитатель сказал нарисовать на завтра своего отца. Вот я и нарисовал дедушку Чана. А что, не похож? Минки взволнованно перевёл взгляд на Чунмёна, а у того сердце застучало ещё быстрее. Сын знал, что Чанёль работает врачом, но Чунмён никогда не объяснял ребёнку, что дедушка лечит души, и он необычный врач. Переведя взгляд на рисунок, Мён улыбнулся и, осторожно отдав работу, кивнул, стараясь скорее успокоить мальчика. — Похож, очень похож. Минки радостно засмеялся и, взяв своё творение убежал в дом, а Чунмён прикрыл лицо руками и выдохнул. Малыш нарисовал человечка в белом халате и с желтыми волосами, желтыми… Его сын нарисовал не дедушку, потому что у Чанёля цвет волос тёмный, и он никогда не надевал медицинский халат, его сын нарисовал своего отца!***
— Господин О, спасибо вам, что вы согласились провести тематический урок. Нашим малышам будет очень интересно узнать про вашу выдающуюся профессию. Сехун посмотрел на молодого воспитателя и неоднозначно хмыкнул. — Не думаю, что моя профессия такая выдающаяся, я просто детский педиатр. — Нет, нет, что вы, — омега замахал руками, а потом бросил на Сехуна кокетливый взгляд и продолжил, — я считаю, что только очень добрый и чуткий альфа может работать с детьми. Кстати, а у вас дети есть? Они зашли в группу, и Се, посмотрев на весело играющих детей, замер, а потом растерянно перевёл взгляд на омегу и кивнул. — Да, у меня есть сын, альфа. Воспитатель натянуто улыбнулся, но Сехун этого не видел, всё его внимание было приковано к маленькому мальчику, который очень старательно строил из кубиков башенку. Сехун засмотрелся на ребёнка, когда его из задумчивости вывел пронзительный голос воспитателя, который хлопал в ладоши, привлекая к себе внимание. — Дети, собирайте игрушки и усаживайтесь на свои места, сейчас будет наш урок. Малышня кинулась собирать игрушки, с интересом поглядывая на Сехуна. — Минки, Минки, тебя это тоже касается, положи кубики на место. Воспитатель подошёл к малышу и, сердито сведя брови, показал на шкаф для игрушек, а потом отошел к Сехуну. — Всё таки работа с детьми — это призвание души, потому что только человек, который любит детей, может выдержать этот хаос. Сехун вежливо кивнул, всё ещё не сводя взгляда с Минки, который очень тщательно укладывал кубики в коробку. Внимание Сехуна привлёк рисунок, который лежал на столе рядом с малышом, и, подойдя, он присел возле мальчика. — Привет. — Он нежно улыбнулся маленькому альфе, который, нахмурив бровки, смотрел на него. — Какой у тебя рисунок красивый, можно посмотреть? Малыш кивнул, и Сехун осторожно взял листок. Он несколько секунд рассматривал рисунок, чувствуя, как позади недовольно сопит воспитатель. — Очень красиво нарисовано. А кто это? Се взглянул на своего сына и улыбнулся, как же это маленькое чудо было похоже на Чунмёна. — Это мой отец, он доктор. Сехун замер, а воспитатель позади презрительно хмыкнул. — Минки, не выдумывай, нет у тебя никакого отца-врача. Ну и фантазия… — Омега подошел ближе и уверенно заговорил. — Этот малыш постоянно что-то выдумывает. А потом рассказывает в группе. Хм. — Разве это плохо? Сехун поднялся и холодно взглянул на парня. Этот тип совершенно ему не нравился. Он хотел еще что-то добавить, но маленький Минки подскочил на ноги и, закричав, несильно толкнул воспитателя. — Неправда, у меня есть отец, есть. Мой дедушка мне рассказывал, что мой папа-альфа самый лучший. Воспитатель вскрикнул и хотел поймать малыша, но Минки зло выдернул руку из чужой ладони и выбежал в дверь. Сехун, не думая, рванул за выбежавшим сыном на улицу. Раздался крик, звук тормозов и запыханный Се повалился на землю, с силой прижимая к себе зарёванного малыша. — Зайка мой, сыночек, всё хорошо, всё мой маленький. Солнышко моё, испугался, ничего не болит? — Сехун целовал малыша и чувствуя, как выскакивает сердце, прижимал к себе испуганного ребёнка. Недалеко стоял бледный как смерть воспитатель и испуганно прикрывал рот ладонью. С мопеда, который чудом не сбил Минки, соскочил пожилой альфа и подбежал к Сехуну. — Всё в порядке, я не зацепил его? Сехун отрицательно махнул головой и сильней прижал к себе малыша, который плакал, дрожал и изо всех сил прижимался к взрослому. — Нет. Всё в порядке. Простите, пожалуйста. Сехун поклонился, а потом развернулся и со своей драгоценной ношей, подошёл к воспитателю. — Я забираю своего сына в больницу. У мальчика истерика. Позвоните Чунмёну и скажите, что я и наш сын ждём его там. Не глядя на ошарашенного воспитателя, Сехун продолжая прижимать к себе Минки, направился к машине, когда маленькая ручка погладила его лицо, а в глаза взглянули светло-карие взволнованные глазки. — Ты мой отец? Се тёпло улыбнулся и поцеловал пухлую щёчку. — Да. Меня зовут Сехун, и дедушка Чан — мой папа. А я твой отец. И я просто счастлив, что у меня есть такой замечательный малыш.***
Чунмён очень быстро бежал вверх по лестнице, поднимаясь на второй этаж. В голове сумбурно крутились слова воспитателя. — Ваш сын в больнице у доктора О. Срочно езжайте туда. Чунмён не помнит, как он собрался за несколько минут, как трясущими пальцами набирал смс Кёнсу и вызывал такси. Мозг упорно подбрасывал самые страшные картинки, что могло случится с Минки, и когда он распахнул двери, то меньше всего ожидал увидеть… Сидящего в мягком кресле сына, весело смеющегося и держащего в руках мягкую игрушку. — Минки! — Папа! Малыш вскочил и, словно маленький ураган, налетел на Чунмёна, который прижал к своей груди и испуганными глазами посмотрел на Сехуна. — Что случилось, почему он тут, а не в садике? Сехун подошёл и молча протянул руки к ребёнку, а когда Минки потянулся к альфе, у Чунмёна просто пропал дар речи. — Малыш, я позову госпожу Ли, она тебя покормит, а мы с папой поговорим. Хорошо? — Сехун взял сына на руки, и у омеги от этой картины ухнуло внутри. Минки серьёзно кивнул, а потом повернулся к Мёну и вопросительно посмотрел: — Папочка, можно? — Можно, солнышко. — Чунмён постарался не показывать свой дрожащий голос и панику, чтобы не испугать ребёнка. Сехун позвал медсестру и, погладив Минки по волосам, подтолкнул его к женщине. — Ты же меня больше не бросишь, не исчезнешь? — Сын испуганно посмотрел на Сехуна, а у Чунмёна сперло дыхание. Альфа подошёл к малышу и, не глядя на удивлённо смотрящую женщину, присел перед ребёнком и крепко обнял, тихо сказав что-то на ухо. Минки хихикнул, хитро взглянул на Чунмёна и быстро закивал головой, а потом чмокнул Сехуна в щеку, послал воздушный поцелуй Мёну и, взяв госпожу Ли за руку, вышел из кабинета. С уходом малыша, Чунмён почувствовал себя не в своей тарелке. Ещё меньше уверенности прибавлял тяжелый взгляд Сехуна, который молча стоял и разглядывал омегу. — Се, я… — Ты знал, что воспитатель смеётся над Минки и называет фантазёром. А ещё, что дети не играют с ним, потому что у него нет отца, а он говорит, что есть? Чунмён покачал головой, а Сехун продолжил. — Сегодня из-за действий и слов воспитателя, наш сын, чуть не попал под колёса мопеда. Испуганно вскрикнув, Чунмён с широко раскрытыми глазами смотрел на Сехуна, а потом ринулся за Минки, но альфа схватил за руку и прижал к себе. — Мён, всё хорошо, с ним всё в порядке. Он не пострадал, на нём нет ни царапины, родной мой, с ним всё хорошо! Чунмён дрожал и чувствовал, что слёзы предательски текут по лицу. Истерика запоздало накрыла, и Мён не мог успокоиться и унять всхлипы. Боже, если бы с его сыном что-то произошло, он бы просто не смог жить! Сехун прижимал к себе и гладил по плечам и спине. А потом Чунмён почувствовал, что Се прижал крепче, а дыхание альфы стало чаще. Мён поднял взгляд и буквально потерялся в океане эмоций, которые бушевали в глазах напротив. Он гулко сглотнул и неосознанно облизал враз ставшие сухими губы. Сехун рвано выдохнул и тихо спросил: — Можно я тебя поцелую? Мён, не понимая, что он делает, кивнул и тут же ахнул, когда губы Сехуна накрыли его. Поцелуй был совершенно не таким, каким Чунмён запомнил по прошлому разу. Губы Сехуна нежно обхватывали его, язык ласкал и пробовал на вкус. Альфа вёл уверенно, но при этом невыносимо нежно. Мён буквально плавился в этих невесомых ласках, чувствуя, как трепетно и хрупко обнимает его мужчина. При этом у Чунмёна сложилось впечатление, что Сехун сдерживает свои порывы, словно боясь напугать.***
С трудом разорвав такой долгожданный поцелуй, Сехун вновь прижал к себе Чунмёна и спросил: — Почему ты убежал от меня? Сехун чувствовал, как быстро билось его сердце, а под рукой в груди омеги так же выбивалась взволнованная дробь. Присутствие истинного, по которому он так долго тосковал, волновало сознание, но ему нужно было знать ответы сейчас. Пока Чунмен был рядом, под властью чувств и эмоций. — Я знаю, что был очень глупым и совершил много ошибок. В своё оправдание могу только сказать, что я был импульсивным, очень молодым, ревнивым придурком. Я сходил с ума по тебе, думал, что не нужен со своими чувствами. Обижал тебя, делал больно, говорил обидные слова, мне нужно было твоё внимание, любое. Я просто не знал, как всё на самом деле, прости, я не знал… Но ты не дал мне ни одного шанса, ты просто исчез. Неужели я для тебя ничего не значу? Прошу, Мён, скажи мне. — Значишь. Очень много значишь, — Мён быстро проговорил, смутился, но продолжил. — А сейчас знаешь? Чунмён попытался спрятать лицо на груди Се, но тот осторожно приподнял смущённое личико и поцеловал глаза, чувствуя на губах солёный привкус. — Знаю и хочу сказать тебе, что ты самый отважный и сильный омега, и я горжусь, что именно я твой альфа. Чтобы это тебе сказать, я ждал долгих четыре года. Больше не будет маленького капризного мальчика, я твой мужчина, и я смогу позаботиться о нашей семье. Чунмён всхлипнул, а потом тихо прошептал: — Ты поэтому так долго не приезжал и не искал меня? Сехун умилился, сколько в этом вопросе было скрытой надежды. Необъяснимая нежность нахлынула, и он сильней сжал омегу, шепча на ухо. — Да. Я хотел встать на ноги. Повзрослеть. Чтобы ты мной гордился и мог всем говорить: "Посмотрите, это мой супруг". Чунмён смущенно пихнул альфу в плечо, но при этом улыбался, а Сехун нагнулся и поцеловал приоткрытые губки. Скрипнула дверь и послышался детский смешок, и голос Минки оповестил на весь коридор: — Дядя Кёнсу, ты туда не ходи, там мои родители целуются. И не нужно им мешать. Я и так уже два года у Санты прошу братика, может хоть на этот год он меня поймёт. Услышав голос сына и громкие возмущения Кёнсу, Чунмён сильней уткнулся в Се, пряча алевшие щёки, а Сехун весело засмеялся. — Ну, на это год с братиком не получится, но на следующий… Сехун словил розовое личико Мёна в ладошки и стал нежно покрывать щёки, глаза, губы, поцелуями, шепча, как он безумно любит его. Теперь всё будет по-другому. Прошлое останется зыбким туманом, впереди только счастье и любовь. Р.S — Пак Чанёль, что ты себе позволяешь? Совсем рехнулся? Там Минки в комнате. — Помолчи, Кёнсу. Минки занят, он смотрит как Ючан слюнявит очередной пульт от телевизора. А я больше ждать не намерен. Кёнсу, жестокий ты омега, я же соскучился… — А будешь знать, как уезжать надолго, и не зли меня, Пак Чанёль, никаких поцелуев. Я на тебя злюсь. — Кёнсу сердито махнул головой, а потом вперевалочку пошел к двери. Но альфа догнал и нежно обнял, заскулив на ухо. — Су, не будь жестоким. Я решил все дела и быстро приехал к тебе и нашему малышу. Я так спешил. Кёнсу с трудом развернулся в чужих руках и подозрительно оглядел своего мужа, а потом улыбнулся. — Хорошо, я тебя прощу, но только после того, как ты приготовишь мне вкусняшку, примешь со мной ванную и посмотришь "Титаник". Понял? Чанёль быстро закивал, мысленно застонав, но стараясь не показывать вида. На что не пойдешь ради любимого, вредного карапузика. Ведь Чанёль так долго этого ждал и добивался, что сейчас готов исполнять даже самые странные капризы своего беременного, любимого супруга.