Тасуя карты

Пятьдесят четыре карты из совсем новенькой колоды быстро мелькали в умелых и привычных к этому действию руках, завораживая каждого зрителя рядом с ним, но сам Аллен мало обращал внимания на окруживших его людей, большую часть из которых составляли детишки разных возрастов — их галдеж совершенно не мешал ему творить свое личное волшебство при помощи одной лишь ловкости рук, а мыслям быть где-то далеко-далеко от этого места. Ему было совершенно не сложно повеселить людей при помощи подобной мелочи, ведь он был Шутом. Только вот… насущный вопрос: он был черным или же белым Шутом, и из полной ли колоды? Это бы помогло определить ему хоть примерно, в которую же игру они играют. Рука с почти угольной кожей неприятно заскреблась под тонкой тканью перчатки, едва не прерывая растасовку, но седой мальчишка, на пару мгновений одарив галдевшую улицу очередного городка нервной и самую малость виноватой улыбкой, сумел вернуть себе мнимый контроль — карта Джокера не подразумевала обман, как об этом думали некоторые, вовсе нет. Карта Джокера подстраивалась, использовало уже то, что имела и оперировала всем этим так, чтобы вся правда сложилась именно в тот свой особый узор, угодный лишь ему одному. Придворный шут всегда был тем, кто имел право сказать даже самую гадостную правду людям в лицо так, чтобы они рассмеялись, разозлились — разразились ярким взрывом эмоций, послушными марионетками идя на поводу, но руки у них были прискорбно связаны, чтобы хоть что-либо ему сделать. Спроси кто угодно Уолкера, какую именно карточную игру он бы пожелал положить в основу собственной истории жизни, он без промедлений ответил бы, что покер. Ведь именно в этой игре Джокер был способен заменить один из Тузов, стать довершением того или иного расклада или стать пятой картой из четырех — он шел в верхах как способ достижения целей. Собственных, по большей мере, целей. Быть по обе стороны. Познавать все более и более, впитывать информацию — жить и сражаться ради освобождения двух противоборствующих сторон. И, смешно, ему бы совершенно не было бы дела до Ноев, не начни они вмешиваться в привычный быт мира, нынешнего мира, чтобы писать угодный Графу сценарий. Вполне возможно, что они бы могли спокойно сосуществовать, — ему самому хочется расхохотаться от подобных мыслей, от подобных глупостей, но грим клоуна на лице остается неизменной гримасой. Тихий хмык на периферии сознания вполне четко указывает на согласие Четырнадцатого с уровнем бредовости подобной… фантазии. Некоторые вещи слишком даже для столь эксцентричной личности как Неа. Благо, хоть сейчас он умудрился удержаться от язвительных комментариев, на которые, с того момента как Аллен начал его слышать, был достаточно щедр. — Благодарю, — нараспев произносит экзорцист-предатель, а уголки губ дергаются вверх, едва не портя всю картину, превратив милую улыбку в оскал. Кому именно адресована была благодарность, седой не допустил и в мыслях. Почему-то перед глазами мелькает образ веселящегося молодого человека, удобно развалившегося на неудобном на вид кресле-троне, и с интересом наблюдающим за этим балаганом. Джокер вовсе не обманщик, он манипулирует правдой. И людьми, которые произносят. Джокер остается верен себе. Все настолько просто, что ни единое живое существо и мысли подобной не допустит. Джокер временно выходит из игры. До следующего удобного шанса. А вот будет ли тогда красный или черный Джокер — Аллен не имеет понятия: он, красный, сильно ослабел, чтобы делать на себя максимальную ставку. Но вот поставить большую часть суммы именно на черного, и оставить самую малость себе — чем не разумное решение? Варьирующее соотношение слишком уж склонилось в чужую сторону. Кто бы только мог подумать, что клоуна столь просто потерять в многолюдной толпе?