never mind

Два пальца в рот, два несильных нажатия, и в следующую секунду пищевод неприятно жжёт. Пол покрывается красными лепестками, перемешанными в слюне и остатках скромного ужина. Дрожащими, словно не своими бледными руками, Джено поднимает два склеившихся лепестка и смотрит. Смотрит с ненавистью, надеждой, угасающей любовью и немного тревогой. Так обычно смотрят на плывущий корабль те, кто волей судьбы вынуждены умирать на горячем песке неизвестного острова, зная, что их он точно не спасёт. Ли находит в себе силы, встает на ослабевшие ноги, поднося лепестки под тёплую струю воды, и смывает алую жидкость. Лилии. Орхидеи. Такие разные и совсем не сочетающиеся цветы… Такие как Ренджун и Джемин. Они по характеру как огонь и вода, но так умело сочетаются, что, кажется, сумели создать отдельную стихию — недостижимую для этого мира. Джено всё время, находясь с ними рядом, чувствует их совместную энергию, их переплетающееся дыхание и сменявшиеся запахи. Теперь никто из окружающих не может понять — кто именно из них пахнет капризной орхидеей, а кто — гордой лилией. Пока не посмотрит на запястья. Парню от этого обидно и легко на душе, потому что эти мальчики заслуживают только лучшего и единственного, а Джено не может полюбить одного сильнее другого. Он даже не знает — болезнь это или просто особенность. Да и не совсем оно важно, ведь единственное, что приносит любовь — это боль. Ли не знает, какую боль испытывают люди, любя одного человека, он лишь знает, что шансы дожить до следующего дня у него точно такие же, как и у других безответно влюбленных. В такие моменты отчаяния Джено любит вспоминать своего друга — Марка, человека вечно идущего по жизни с улыбкой, человека с добрым сердцем, в котором, казалось, могла поместиться целая вселенная. Но на деле места хватило лишь для одного парня — Донхёка. Когда старший только встретил свою пассию, он даже и догадаться не мог, что для Донхёка любые чувства стали чем-то далёким и незнакомым. Ещё при первой влюбленности в пятом классе родители положили мальчика на операционный стол с девизом: «Без чувств, но живой». И их понять можно, ведь, пусть теперь Ли и знает эмоции лишь по теории и при помощи размытых воспоминаний, ему не страшны эти приступы удушья, тошноты и жажды двадцать четыре часа в сутки. Он полностью свободен. И это пугало. Когда Марк влюблялся, он представить не мог, какие муки ему придётся перенести, даже не увидев улыбки причины своей болезни. Донхёк считал себя счастливчиком, потому что прекрасно помнил, как приходилось страдать ради неизвестно чего. И на первом свидании он так и сказал, преподнёс правду в самом чистом виде, и, не дождавшись ответа, ушёл. Надежд не было на то, что он обернется, потому что спина после долгого дня болит слишком сильно, или потому что нет в голове и мысли о сострадании. Спустя полгода мучений Марк умер, не оставив после себя абсолютно ничего, кроме двух маленьких свёртков с лепестками белых роз. Один — для Джено, второй — для Донхёка. И тогда младший подумал, что хён совсем с ума сошёл. Но теперь, собирая мокрые лепестки с любой поверхности, где бы ни стало плохо, понимает — это точно помешательство. Помешательство, которое закончится после семи дней отказа ног, после семи дней без воды, еды и ещё какого-либо спасения. Помешательство, которое закончится в приступе сильного кашля с разрывом сонной артерии и внутренних органов изнутри. И парень не знает, виноваты в этом цветки мандарина на задней стороне шеи или далёкое дружеское «ты пахнешь новым годом». А, может, в этом виновато его глупое сердце, которое решило подставить слишком подло, полюбив двух лучших друзей одновременно. Но опять неважно. С цветами внутри уже ничего неважно. Джено плетётся на балкон и устало, но мягко кладёт два лепестка на небольшой кусок газеты, чтобы примерно через неделю переложить их в небольшой контейнер, который даже не знает, кому отдавать. Может, найдутся силы отнести к другу на могилу или хотя бы написать записку с единственным желанием — лишь бы о ней не узнали Ренджун и Джемин. Он не хочет делать из них виноватых. В своей любви и своём несчастье виноват только он. Это даже подтвердил Донхёк, с которым он пересекся, когда навещал могилу Марка. Он почему-то ходит туда каждую субботу. Просто молчит, смотрит то на фото, то на небо, и отдыхает, пока ветер играет с непослушными рыжими волосами. Парень говорит ему, что тут легче дышится, но Джено даже не спрашивает. Из своих мыслей парня выбивает звук дверного звонка, который не замолкает на протяжении минуты. Он, выключая свет и запирая двери на балкон и ванной комнаты на ключ, открывает входную дверь. — Привет. Неважно выглядишь, — на пороге стоят веселые Ренджун и Джемин с двумя пакетами из супермаркета, — ты заболел? Джено лишь улыбается, держась за ребро, словно оттуда может вывалиться бешено стучащее сердце. — Нет, просто отравился. Парни заходят в квартиру и сразу идут на кухню, попутно рассказывая какие-то истории из школы. Они на последнем году обучения и всё мечтают о поступлении в институт. Джемин всё время щебечет, что, либо он поступит в тот же институт, где учится Джено, либо всю жизнь будет сидеть на их шее. А Ренджун уже выбрал институт неподалёку, чтобы Джемин особо не капризничал. Старший лишь смеется с каждого сказанного слова и незаметно для себя осознает, насколько он счастлив. — Смотри, хён, я купил мандарины, — доставая пакетик с оранжевыми фруктами, говорит Ренджун, — они напоминают мне тебя. Джено отвечает здоровой улыбкой, понимая, что, пока в квартире пахнет лилией и орхидеей, внутри него болезнь понемногу, но отступает. И пока у него есть шанс, он ловит эти незабываемые минуты счастья, впервые не задумываясь, что они могут стать последними.