Naurlindale

Ночь не спешила заканчиваться. Больше того, с каждым шагом мрак сгущался, но отчаяние и страх гнали вперёд, заставляли слепо идти всё быстрее, так что Линтэ то и дело переходила на бег. Она больше не чувствовала его. Только мрак. Только гнетущий, ледяной и непроходимый, как болотная топь, ужас. Она отчаянно тянулась мысленным зовом туда, вглубь вечно ожидавшего её на грани сна и небытия неподвижного мира, полного светом, как золотая чаша осенним вином. Но хрупкое видение теперь было уничтожено, вместо кротких лавандовых волн там бушевала чёрная буря, в которой не было ни неба, ни земли, ни верха, ни низа, а только гневный, бессветный и бесмысленный хаос. Тогда нолдиэ отважилась тянуться туда, на северо-восток, где – Эонвэ ведь показывал однажды! – горела свеча на окне высокой башни. Вражьи земли. Страшная старая крепость. Страшные горы за краем выжженной раны на теле земли, начинавшей зарастать первой робкой зеленью… так далеко, так безмерно далеко, что ей казалось, от усилия сейчас фэа отделится от фаны, но мысленный зов, вой, плач – падал в пустоту. Его не было. Она не чувствовала его присутствия. Говорят, во времена старой войны, если в бою воин получал смертельную рану, он мог не сразу почувствовать боль и собственную смерть. Мог продолжать биться какое-то время, прежде чем в одно мгновение упасть, как подкошенный… Очнувшись здесь, под мирными звёздами Амана, у костра, под звуки голосов… под звук того самого голоса, что преследовал с детства в кошмарах, Линтэ сначала тоже лишь слабо ощутила свою оставленность. Потом была ужасная ссора с Миро, внезапная, непредвиденная, наотмашь полоснувшая по связывающей их клятве и доброй воле… А потом медленно, но неотвратимо, как лавина с горы, стала сходить на неё кромешность этого одиночества. Где ты? Тишина. Пустота. Бегом! Быстрее! Догнать? Успеть? Куда же? Где же? Где он? Майрон! Имя – ах, как драгоценно оно стало для неё за эти месяцы! – согрело кратким веянием огненного присутствия. Или показалось? Слишком мимолётное чувство… Майрон! Майрон! Майрон… Она звала теперь на вдохе и выдохе – два кратких, музыкальных, как пение золота под его умелыми руками, слога. Май-рон, Май-рон, Май… Да, пожалуй что не показалось. Он – был. Он есть. Он где-то там. Но отчего не чувствует зов? Не слышит отчаянный безмолвный крик? Что с ним? Что сделала с ним чёрная буря, против которой у него была лишь Песнь? Не за ту ли самую Песнь, как за путеводную нить он держался во времена до Времени, когда звучала великая Музыка Айнур и Майа Майрон не поддался диссонансу Мятежного и его легионов? Что за это, второе отступничество, сделает ему Мелькор? И может ли сделать хоть что-то теперь? Майрон!! Отчаянный внутренний вопль прорвался тихим задушенным всхлипом здесь, в безмятежном Амане, где она теперь уже бежала, задыхаясь и не разбирая дороги. - Тинвэ! Погоди! Да что с тобой? Этот голос тоже был знаком и обладал силой разогнать мрак. И Наурлинтэ Фэанариэль вдруг удивлённо остановилась, осознавая себя посреди звенящего птичьими голосами весеннего леса… залитого входящим в полную силу светом Лаурелина. - Тинвэ! Моя Орофарнэ… Ты слышишь? Артамир. Точно так же звал и звал – она только сейчас поняла. Он звал её так же отчаянно и безуспешно, как звала она своего золотоглазого Майа. Он смотрел на неё с той же болью и любовью, которую чувствовала она сейчас – не к нему. Осознание обрушилось новой волной хаоса. Да могло ли это быть так? Могла ли она и впрямь… Линтэ, вновь содрогнувшись от ужаса и отвращения к себе самой, медленно подняла руки к лицу. Ей хотелось снова кануть во мрак и безвременье. Как она могла?.. Возможно ли это?.. Не ты ли из рода Финвэ, мужа двух жён? Или забыла, как вышло, что мать Лаурфиндэ не сестра твоему отцу? А ведь и впрямь та же кровь в её жилах, та же слабость. Стало быть, воистину могла… И как быть теперь? Чья она? Куда бежать и… к кому? - Я здесь, всё хорошо. Линтэ? Она отняла ладони, прижатые к лицу, и снова взглянула на своего друга… пожалуй, вчера ещё милого её сердцу. А теперь? Кто он был ей теперь? Кем она была для него? Лаурфиндэ стоял на тропе несколькими шагами ниже и смотрел открытым и ясным взглядом. Он стал ещё выше ростом за эту зиму, и золотые волосы так красиво отливали белым пламенем – словно огненный нимб над теменем. И глаза его, знакомые, такие светлые и прозрачные, в них не было ни тени лукавства или злобы, только свет, словно ясные блики в зелёной, как лёд, воде священного озера. Как могла я… разлюбить? Его? Могла? И Линтэ стало страшно, что вдруг он мог подслушать каким-то непостижимым образом эту тайную, постыдную мысль, мог прочесть грех по её лицу. Долго она носила в себе тёмную, сладкую и горькую тайну, ядовитую, словно пьяный вересковый мёд… носила её в себе и гордилась ею, гордилась собой – какова, а? её единственную не просто подмастерья Ауле учить обещались, а особенный и ни на кого не похожий Майа… Её Майа с золотым взглядом, хотя на дне его зрачков порой так ясно и явно плещется чёрный мрак и хаос. Его пламя хитро измарано тьмой, сокровенно, с изнанки, так вот глянешь – и стоит он перед тобой в силе и славе, а обернётся – и вот они, злые тени и мороки. Но как же тогда был он красив прежде, если и сейчас сквозь хроа так часто виден свет его чудесного фэа? Поистине достоин восхищения! Его сила, его голос, его речи… Его имя, драгоценное, любимое… Майрон. Имя отозвалось тягучим жаром и болезненным стыдом. Она не имела права больше на эти сны. Быть может, оттого и попустил Всевышний, чтобы Его дар, одно золотое видение на двоих, было разрушено. Ведь Майрон - Айну, он учитель и защитник, но не… не бывало такого, чтобы один из его рода полюбил эрухини… Если не считать легенды о Мелиан, но то могла быть лишь странная сказка. Они старше, несоизмеримо старше. Эльдар для них лишь дети, хрупкие и юные. Их вечная жизнь иная, не такова, как эльфийское бессмертие. Их дороги идут рядом, никогда не пересекаясь. Как могла она осмелиться?.. А Лаурфиндэ? Артамир. Благородный камень. Он такой и есть, да. Благородный и крепкий, как драгоценный несокрушимый алмаз. И такой же прекрасный. И его не коснулась никогда и тень дурной мысли, злого желания. Он чист, а она запятнана. Могла она не любить его больше? Нет... Нет, как можно? Но как же тогда... А он уже был совсем рядом, держал её бессильно опущенные руки в своих, говорил что-то ласково-успокаивающее, вопрошал мягко, уговаривал. Она не понимала ни слова. Мир качался и плыл вокруг коловертью света и тени, звуков и звона, звона, звона… переходящего в протяжный гул. А потом наступила тишина – и мир смежил веки и застыл на время в чёрном забытьи. *** Утро наступило наконец. Была тишина и громкое урчание сонного Злодея, пристроившегося на груди хозяйки увесистым пушистым грузом. Было сумеречно, свет нового дня только-только начал подсвечивать зыбкие струйки тумана, стекавшего с гор. Но прежде даже света были запахи. Ароматы весеннего сада, доносившиеся сквозь распахнутые створки окна, чуть ощутимый дух трав, воска и старого дерева, и совсем издалека – тонкое дразнящее благоухание печеных яблок с мёдом и пряностями. Это был дом. Линтэ поняла это прежде, чем открыла глаза – и улыбнулась. - Мрррррраааак! – зевнул Злодей и вытянул вперёд одну мохнатую лапу, утвердив её на щеке своей эльфы, не выпуская когтей, впрочем. - Да, я проснулась, ты прав, - шёпотом согласилась Линтэ. – Сейчас пойдём добывать тебе сливки, дай мне минуту только, а? Кот чуть шевельнул лапой, кончики острых когтей царапнули кожу. - Слушаюсь, мой повелитель, - вздохнула эльфа и попыталась сесть. Зверь мгновенно подобрался и с неожиданной для ещё мгновение назад расслабленно дремавшего существа грацией спрыгнул на пол. Бум! - Ты ведь кот, должен быть бесшумным, - укорила его Линтэ, отбросила одеяло, выбралась из постели и нахмурилась недоумённо, обнаружив себя в одной исподней рубашке. Когда успела? Она не помнила, чтобы переодевалась. Кот на её недоумение только дёрнул презрительно хвостом, мол, не я же тебя переодевал, у меня-то лапки! А потом подошёл неспешно к двери, сел и принялся вылизывать лапку, ожидая. Дома… Она была дома. Но решительно не помнила ничего, что случилось после того, как они с Миро вышли на уютную поляну на краю березовой рощи… Вроде бы развела костёр, верно? И, что греха таить, украдкой отхлебнула один глоток зелья – так проще провалиться на нужную глубину сна, чтобы увидеть его. Майрон… Она поёжилась от холода. Было отчего-то зябко, как никогда. Странное чувство. В последние годы даже зимой она могла по снегу пробежаться – и хоть бы что. С чего бы теперь? Майрон. Словно камень в спокойную воду упало имя в её сонный разум – и пошли рябью тревожные отзвуки. Что-то важное… Что-то связанное с ним… В окно подул тишайший ветерок, но разом болезненной стылой дрожью отозвался в теле. Линтэ тряхнула распущенными длинными волосами и принялась одеваться. Влажным прохладным утром в просторной льняной нижней рубахе и впрямь может быть зябко, что в том необычного? Она добыла из сундука длинное темно-коричневое платье с узкими рукавами, которые пришлось стягивать шелковыми шнурами на запястьях. Поверх ещё надела просторную алую тунику с глубокими прорезями по бокам и на вороте, красиво обшитыми узорчатыми лентами. Стянув узелок кожаного пояска с тяжёлыми медными шариками на длинных, свободно свисающих концах, Линтэ удовлетворённо кивнула своему смутному отражению в зеркальце на столе. Пару раз провела гребнем по волосам и… замерла, опустив всё ещё ледяные руки и кусая губы. Майрон. Так она видела его во сне или нет? Быть может, зелье как-то не так себя повело? Но… куда из её памяти делся весь дальнейший путь до Тириона? А она была несомненно дома. Непривычно только что кровать Атаринкэ стояла незанятая, тогда как обычно она просыпалась первой, а близнец долго ещё досматривал сны. Немудрено. Её братцу наверняка не до сна накануне обручения. Но дом жил, в нём звучали голоса, шаги, смех… Тихий стук заставил Линтэ болезненно вздрогнуть всем телом, отчего новая зябкая волна пробежала вдоль позвоночника. Стучали не в дверь. В раму открытого окна. Всё ещё босая, подошла поближе и отвела колышущиеся легкие занавеси. - Миро! – одними губами воскликнула нолдиэ. Он не улыбнулся в ответ, во взгляде – тревога, под глазами – глубокие тени. Линтэ вдруг вспомнила – как высверк на поверхности озера – его обращённое к ней лицо в сиянии золотого утра. Что это? Что это такое? Не помню… Она посторонилась, жестом приглашая друга войти. Артамир ловко перепрыгнул с яблоневой ветви на широкий подоконник, ступил на пол и настороженно огляделся, словно ожидал увидеть здесь нечто, но потом видимо расслабился, покачал головой, следуя каким-то своим мыслям. Злодей издал недовольный протяжный мяв и, поднявшись на задних лапах во весь свой немалый для кота рост, принялся требовательно скрестись в дверь. - Я схожу с ним вниз. Обещала сливки. Тебе принести что-нибудь? - Спасибо, я не голоден. - Ты подождёшь? - Да… Линтэ? - М? - Ты хочешь, чтобы я дождался тебя или… мне лучше уйти? Вопрос был неожиданный. Вопрос ударил в лицо, в грудь, в самое сердце прошиб. И тут она вспомнила. Вспомнила всё, до последнего, до самого дна, до самого края – и пошатнулась, ощутив себя саму на краю. Майрон. Артамир. Сны. Мелькор. «Твой подарок скоро уже будет готов». Чёрная буря, смешавшая небо и землю. - Что же… что же мне делать? – спросила она вслух, не слыша собственного голоса. Артамир был рядом спустя одно биение сердца. Обнял, сжал так крепко, что Линтэ вскрикнула от боли, но и не подумала вырываться – наоборот, прижалась всем телом, дрожа от стыда и ужаса. И вновь – от болезненного холода. - Я виновата, - шептала она. – О Единый, как же я виновата… перед тобой. И не только. Есть ещё… Что я наделала? Что теперь делать? Что мне делать? - Я прощаю, - сквозь сжатые зубы прошептал Миро. – Заранее. Что бы ты ни сделала. Я прощаю. Ведь я и сам не без греха. Ты не представляешь, насколько я… замаран. Она теперь попыталась отстраниться, но он не отпускал. - Подожди, послушай. Ведь я виноват. Не могу сказать сейчас. Всё пытался, правда, и не могу. Мне слишком стыдно, моя Орофарнэ. В глаза тебе смотреть стыдно. И мне страшно потерять тебя. Это страшнее всего. Я расскажу тебе всё, клянусь Древами! Клянусь своей жизнью! Я расскажу. Но позже. Прости меня, моя Тинвэ, прости меня. Дай мне только время, не отворачивайся теперь! Она стояла, больше не пытаясь вырваться, впиваясь пальцами в ткань его рубахи, дыша часто, борясь с клокочущим внутри хаосом. - Миро, - тоненьким, надламывающимся голосом сказала наконец. – Я так и не дала тебе эпессэ. Он чуть отстранился, только чтобы мельком взглянуть в лицо, и снова притянул обратно. - Ты дал мне два имени, а я… что тебе дала я? Я думала… думала над твоим именем, meldo. Хотела дать тебе лучшее из лучших – и не смогла придумать. Но… один из Майар Манвэ показал мне видение. Оно о будущем. Она прижалась лбом к его груди и долго дышала, пытаясь справиться, собраться, высказать. Лаурфиндэ ждал молча, обнимая и чуть покачивая из стороны в сторону, как маленького ребёнка. - Я видела тебя… нас спустя многие годы. Ты был… я подумала тогда «лорд дома Золотого Цветка». Мне это показалось правильным. Я… даю тебе это прозвание, пусть оно принесёт тебе… не то! Ох, Миро! Я видела потом ещё… Ты… Не уходи! Не уходи, давай будем жить! Зачем, зачем нам умирать? Давай… я буду плести тебе косы, как я одна умею. Я буду твоя, а ты – мой. Злая, злая судьба. Ну отчего же я не встретила тебя в другой, счастливой жизни? Где мы бы шли по улицам того города с поющими фонтанами, и ты улыбался бы мне… а я держала бы твою руку, только твою… Или… - её голос надломился, сорвался на тихий жалобный вой. – Или лучше бы нам не встречаться никогда, чем так… Нолдиэ трясло теперь от сильнейшего озноба. - Ты видела, как я умираю? – шёпотом спросил Артамир, отстранённо обводя взглядом знакомую с давних лет обстановку маленькой комнаты. Совсем мельком заметил и притихшего у дверей кота (он раньше и не обращал внимание, что у этого зверя такие яркие-жёлтые, даже скорее золотые глаза)… Кивок был крошечный, но он почувствовал его всем телом. И тут же спросил себя – страшно ли? И ответил вслух. - Нет, я не боюсь. И ты не бойся. Он снова крепко-крепко притянул её к себе, не давая вырваться. - Не надо бояться. Это не важно, если я когда-то уйду… я вернусь. Я обязательно вернусь и найду тебя, клянусь, слышишь меня? Она отстранилась, на этот раз он позволил, не препятствовал. - Я думала… думаю… если меня не будет там, будет ли тебе грозить?.. Станешь ли?.. И я понимаю, что – да. Потому что ты – Артамир. Отступить ведь не сможешь. - Я не откажусь от тебя, Линтэ. Она кивнула. Лицо её было бледным, но теперь – совершенно спокойным. - Я тоже, Миро. Я тоже решила… давай вернёмся к водопаду и снова выпьем воды? Он наклонился к её лицу и коснулся губами виска… кожа была холодна и в испарине. Она ответила блеклым, усталым взглядом. - Но сначала… Миро, у меня ведь тоже есть тайна. - Я знаю. - Но я не могу дать никаких обещаний или клятв. Миро, это не только моя тайна. - Пусть будет так. Она взяла его руку в свои и поцеловала. И ему показалось, что пальцы её чуть теплее, чем прежде. Ветер тихо тронул занавеси, свет, яркий и ясный, плеснул щедро через подоконник. - Ой, Злодеюшка, - вспомнила вдруг Линтэ, оборачиваясь. Кот смотрел на неё круглыми жёлто-зелёными глазами с выражением брезгливого недоумения на усатой морде. – Прости, мой хороший, совсем я про тебя забыла. Погладить себя кот не дал, но от сливок не отказался. И на том спасибо.