Valkyrie With Fangs

Это можно было предугадать. Он сам потратил на дрессировку этой зверюшки столько времени, мог же предположить, что её клыки острее, чем могло показаться на первый взгляд… А уж упрямства ей тем более было не занимать. И подлости. Старый солдат счёл последнюю за страх и слабость, когда подопытная крыса после одной из их содержательных бесед с последующими прослушиванием классической рок-н-ролльной композиции середины 50-х годов, тренировкой и бегством, просто собрала вещи и свалила в другой район. Возможно, ему хотелось в это верить. Возможно. Когда Помощник вернулась, тряпка Пратт был уже на последнем издыхании. Если бы Иаков не отступился от своих же слов и не разрешил пару раз напоить Иуду, Заместитель шерифа не дожил бы до появления коллеги. Впрочем, полицейской, похоже, было гораздо интереснее убивать Вестников, чем спасать сослуживцев. Военный думал, что смерть Илая собьёт спесь с упрямой девки, покажет, что она является лишь орудием. Предводителя Сопротивления в горах Уайттейл все любили до трясучки, а тут его пристреливает новоявленная «героиня» — её растерзали бы свои же. А даже если бы и не тронули, Помощник по идее должна была сама забиться в угол и тихо скулить, вымаливая прощение. Она должна была сдаться. Должна была… Иаков не слышит лёгких шагов за спиной и отстраняется от прицела, лишь когда под берцем противницы предательски хрустит гравий. Он вскидывает оружие, но поздно — очередь из штурмовой винтовки прошивает руку и плечо, за ней звучит вторая, стоит ему уронить снайперку. — Ку-ку, мудила, — ласково произносит Помощник, ослепительно скалясь. — Больно? Не дёргайся, прострелю черешню. Одним пинком она отправляет его винтовку в полёт. Мужчина не позволяет себе даже вздоха. Кровь стекает по конечностям, пропитывает старую верную армейскую куртку, отныне безжалостно продырявленную пулями. Одежду почему-то жаль больше, чем собственные руки. — Неплохо постаралась, — скупая похвала заставляет девушку выразительно хмыкнуть. Она почти не изменилась за время пребывания в округе Хоуп, но, в отличие от их первой встречи, антагонистка отвратительно довольна собой. Несколько дней назад Иаков привык всегда контролировать ситуацию. И там, в церкви, он был спокоен и собран. Как взрослый волк наблюдает за вознёй щенков, так и он встретил Всадников — привычно сложив руки на груди, готовый в любой момент вытащить оружие, если таковое понадобится, но уверенный, что этого не случится. Иосиф сказал, что они не смогут его забрать. У Иакова не было причин не верить младшему брату, разговаривающему с Богом. В полицейских вроде как не было ничего примечательного, но всё же взгляд зацепился за одну из прибывших. Первое, что бросилось в глаза — военная выправка. Иаков знал, как держатся и двигаются люди, побывавшие на войне, и у этого экземпляра явно были все предпосылки к тому, чтобы стать добротным орудием, способным уничтожить одну маленькую проблемку, досаждавшую старшему Сиду в последнее время. В остальном… Внешность у неё была неброская, лицо так сразу он бы и не запомнил, но вот волосы у полицейской действительно приковывали взгляд — ярко-алые, явно покрытые какой-то краской, слишком уж ядрёный цвет для натурального, в неверном свете церковных свечей они живым огнём расплескались по плечам. В правом крыле носа Помощника поблёскивало металлическое колечко-пирсинг. Глупое ребячество и позёрство. В свою очередь, державшая в ожидании приказа наручники в руках девушка медленно обводила скучающим взглядом Вестников, пока Отец рассказывал о первой печати. Казалось, что её ни капли не смущала и не тревожила сложившаяся ситуация. До тех пор, пока она не скользнула взглядом по нему и не остановилась. Выражение лица Помощника едва заметно переменилось. Она медленно изучила именную нашивку на его куртке, покрытые шрамами и пятнами руки… А потом чуть опустила голову и посмотрела бывшему вояке прямо в глаза. Тонкие губы полицейской изогнулись в злой усмешке. Если бы не Иосиф, заслонивший ей обзор, кто знает, кто первый прервал бы этот странный зрительный контакт. Иаков перенёс вес с одной ноги на другую и неодобрительно покачал головой. Ему не очень нравилась эта ситуация в целом, не нравилось упорство Маршала, не нравилось то, что брат готов был потакать нарушителям спокойствия… Да и эта девушка, которая, услышав приказ Бёрка, кажется, окончательно потеряла ко всему интерес, со скучающей миной щёлкнув наручниками на запястьях Иосифа. Не нравилась. Наши дни — Я ещё даже не начинала «стараться», — с упором на последнее слово саркастично замечает девушка. Она лучится самодовольством, и нет ничего более желанного для Иакова, чем возможность стереть это выражение с её лица. Разве что блистер обезболивающего. — Я знаю, на что ты способна. Я добротно обучил своё орудие, — произносит вояка, наслаждаясь тем, как сползает ухмылка с лица Помощника. — Хорошо меня обучил, говоришь? — голос девушки становится ниже и старше. Кажется, Иаков несколько просчитался, когда на взгляд определял её возраст, ведь когда Помощник злится, становится заметно, что ей явно больше двадцати с хвостиком. Впрочем, для Сида она всё равно ещё девчонка. Антагонистка медленно, глядя мужчине в глаза, поднимает ствол винтовки вверх, чтобы разрезать воздух длинной показной очередью. — Мимо. Она делает это ему назло. Звуки выстрелов бьют по нервам, а упрямая девка не успокаивается. И эту ситуацию стоит использовать, но их разделяет несколько шагов, и раненый старый вояка явно в проигрышной позиции. И оттого, что его противник — эгоистичная, истеричная и непредсказуемая баба, только хуже. Солдат медленно переносит вес с одной ноги на другую, незаметно сдвигаясь чуть ближе. — Опять мимо! Надо же! Как такое могло произойти? — язвительно вопрошает Помощник. — Хуёво же ты меня обучил, ебучий магистр Йода! Она жмёт на спусковой крючок снова и снова, впустую тратя пули и остатки его терпения. Иаков ждёт подходящего момента для броска, медленно приближаясь к противнице. Он готов стать жертвоприношением брата, но только после полноценной битвы, а не того фарса, что устроила вышедшая из-под контроля зверушка. Наконец, винтовка щёлкает вхолостую, и мужчина подбирается. Боль отходит на задний план, а окровавленная рука тянется к ножу. — Упс, патроны кончились. Какая незадача… Они приходят в движение одновременно, будто партнёры в каком-то безумном танце. Выпад Иакова проходит впустую, полицейская необъяснимым образом изворачивается, отбрасывая уже бесполезное оружие и пропуская старшего Сида мимо себя по узкой тропинке вниз. Прежде, чем он успевает развернуться для ещё одной попытки, бедро обжигает выстрел. — 17 ёбанных лет, — на лице полицейской безумно счастливая улыбка, а в руке зажат пистолет, ловко выхваченный из кобуры. — Я ждала этого 17 ёбанных лет! Почти половину жизни! Да, чёрт возьми! Несколько дней назад — Иосиф Сид? Знавала я одного мудака по фамилии Сид, — Ди смаковала каждое слово. — Стейси, девочка моя, хватит трястись. Думаю, ветеран Афгана способен напугать фанатиков похлеще какой-то там Нэнси. — Соблюдай субординацию, Салага! — Шериф неодобрительно покачал головой. — Изволь обращаться к Заместителю Пратту уважительно! — Я? Салага?.. — лейтенант в отставке опасно сузила глаза, но нашла в себе силы сдержать гнев. Всё же Уайтхорс ныне был её непосредственным начальником. — Есть… сэр. Наши дни — Мы… были знакомы? — через боль выдыхает Сид, зажимая рану на бедре. У него всё меньше сил на сопротивление. Возраст. К сожалению, ему уже не 19. — 2001 год, учения для новобранцев перед отправкой в Афганистан, — зверушка наводит на него пистолет и делает вид, будто стреляет. Учитывая, что пушка заряжена, это скорее нервирует, чем забавляет. — Да, старик, у кого-то развился маразм. Вспоминай, ну же, кто у нас был инструктором для молодняка? Ветеран войны в Ираке! «Смерть с небес», урааа, ха-ха! Она лихо прокручивает пистолет в стиле Лары Крофт, кажется, даже не задумываясь о том, чтобы поставить его не предохранитель. Иаков напряжённо всматривается в черты лица полицейской, но вместо воспоминаний в голову лезет одна мысль — как эта ненормальная всё ещё жива? — Серьёзно? — вздох надежды Сопротивления полон разочарования. — Хэй, я не думала, что тебе было настолько похуй. Окей, давай по порядку. Одна девушка-новобранец в увольнительной напилась, у неё были на то причины, а в себя пришла с зелёными волосами и татуировкой. И если последнюю скрыть было несложно, то с причёской, скажем так, вышел конфуз. И что же ты приказал, старший по званию? — Обрить налысо, — жёстко отвечает старший Сид, наталкиваясь на знакомый, теперь он точно помнит, взгляд серо-стальных глаз. Тяжёлый, буравящий — так смотрит получившая пинок кошка, запоминая обиду, чтобы позже отомстить. — Именно. Обрить. Не состричь краску, оставив хоть что-то. Сбрить под ноль, машинкой! Зачем мелочиться? — Это должно было стать уроком. — Поэтому ты выставил меня посмешищем. Унизил и опозорил, — медленно, с чувством, толком и расстановкой произносит собеседница. — «Солдат Джейн» — самое мягкое из прозвищ, что мне дали. В той, другой, жизни дисциплина и имидж армии казались Иакову чем-то важным, да и в целом яркий цвет делал новобранца более заметной целью. Тогда старшему Сиду казалось, что он поступил правильно, сейчас он смотрит на Помощника и понимает — зря. Лучше бы её пристрелил какой-нибудь снайпер в Афгане. — И чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя пожалел? — он насмешливо через боль улыбается. — Всё, что ты натворила — мне назло? Я же говорил — ты не герой. Ты — вздорная мстительная баба. — Нож положи на землю и отойди. Заберу как трофей, — невпопад отвечает полицейская. Её взгляд полон презрения, а губы вновь кривятся в усмешке. — Живо! Если кто тут и достоин жалости, то точно не я. Смотри, развалина, не сдохни от кровопотери. Старший Сид колеблется. Он не хочет лишаться последнего оружия, но пуля, поднявшая пыль у его ног, весьма убедительна. — Волосы это херня, — продолжает антагонистка, следя за каждым движением главы сектантов гор Уайттейл. — Отросли, и чёрт с ними. Всего лишь напоминание для тебя. Но это не отменяет того, что мне охуеть как хочется повысить уровень свинца в твоём организме. — Валяй. Я безоружен, — спокойно отзывается Иаков, отступая от верного ножа. Если полицейская наклонится за ним, можно попробовать снова атаковать… Девушка делает шаг навстречу и осторожно отодвигает берцем оружие в траву, будто догадываясь о мыслях солдата. — На совесть давишь? Думаешь, у меня на «лежачего» рука не поднимется? Уже понимая, к чему всё идёт, вояка подбирается, готовый уйти с линии огня, но реакция у его зверушки лучше. Она резко вскидывает ствол, нажимает на курок, и пуля проходит навылет через трапециевидную мышцу слева, над ключицей, в опасной близости от его шеи. — Ты слаб, Иаков. Ты невъебически слаб. Из горла старшего Сида вырывается хриплый рык. Он слишком стар для этого дерьма. Боль, боль накатывает, но он всё ещё жив, хотя, сука, лучше бы уже умер. Он знал, что рано или поздно ему придётся стать жертвой, но и подумать не мог, что окажется в руках столь ебанутого жреца. — И ради такого ничтожества погиб Миллер? — красноволосая разочарованно качает головой. — Ты просто жалок. — Миллер… был… слаб… Разговаривать с полицейской, что курить на складе со взрывчаткой — никогда не знаешь, когда полыхнет. И она взрывается, неожиданно и резко, как бракованная китайская хлопушка в руках — преодолевает разделяющее их расстояние и бьёт Иакова прямо в солнечное сплетение. — Слаб? Слаб?! После смерти родителей он тащил на своём горбу малолетнюю сестру и старого сбрендившего деда! — шипит она в лицо противнику как разъярённая кобра. — Он всё делал ради своей семьи! Потомственный военный, ему на роду было написано стать офицером! Его забросило на войну совсем ещё мальчишкой, так какое право ты имеешь называть его слабым, падаль?! Сбиваясь на кашель, старший Сид находит силы на хриплый смех: — Тебя… настолько задел… мой рассказ? У тебя был… знакомый Миллер?.. Её трясёт от ненависти. Бывшая военная притягивает мужчину за воротник куртки, так, что он чувствует на плече тяжесть ствола пушки, зажатой в её руке, и практически рычит: — Представь себе, был. Он служил в 82-й воздушно-десантной дивизии и погиб в Ираке. Забавное совпадение, да? И знаешь, если бы я узнала правду перед Афганом, я была бы счастлива пойти под трибунал за зверское убийство своего инструктора. Резкий толчок заставляет вояку отступить. Из-под ног вырывается куча мелких камушков, и Иаков с трудом восстанавливает равновесие. Тело воет от боли, но мужчина чувствует странное удовлетворение оттого, что антагонистка рычит как раненый зверь. — Столько эмоций… Кажется, я попал… по твоей болевой точке… Гнев отступает так же резко, как и появился. Красноволосая опускает руки и спокойно замечает: — Ты так и не вспомнил. И в церкви не обратил внимания на нашивку на куртке. Ты всегда был самовлюблённой скотиной, не видящей ничего дальше своего носа, — она просто констатирует факт. И от этого ещё более мерзкое ощущение на душе. — Моё полное имя — Дайна-Гэбриэл Миллер. Последняя из военной династии Миллеров. Много лет назад — Ты… не дойдёшь… — слова цеплялись за пересохшее насмерть горло, не желая выходить. — Дойду, — ноги Миллера заплетались так, что он едва не падал. — Должен… дойти… У них были шансы, минимальные, но были, до тех пор, пока не появились волки. Небольшая стая, тощие, со странными непропорциональными ушами, сильно отличающиеся от американских сородичей, но всё же это были именно волки. Молчаливые серые тени шли по пятам, наблюдали издалека, потом приближались и снова отходили. Миллер споткнулся, и хищники встрепенулись. Обернувшись на шум, Иаков по-новому взглянул на парня. — Должен… Сестра… ждёт… Сида на гражданке ждали двое братьев, и ему очень хотелось жить. Наше время Это так божественно символично… Иаков смотрит на Ди, а видит перед собой сослуживца Миллера. Воспоминания всплывают так охотно, будто он никогда не надеялся раз и навсегда забыть свою жертву. Они действительно похожи — узкое лицо, тонкие губы и цвет глаз — серая сталь. Это даже забавно, что он лишится жизни от руки сестры Миллера. А ведь старший Сид никогда не верил в карму… — Ну так стреляй. Сломай ещё одну… печать, — предлагает Иаков вполне искренне, но вызывает у полицейской только глумливый смешок. — Ты действительно думал вот так легко соскочить? — весело переспрашивает Дайна, поигрывая пистолетом. — Ну уж нет, даже не надейся, мудила, я не дам тебе подохнуть тут, как бешеной псине. Где твоё войско, генерал? У тебя ничего не осталось — ни людей, ни зверей. Ты в жопе, чувак. И ты должен почувствовать, каково это. Ты должен прочувствовать бессилие, одиночество и обречённость. Ты забрал у меня семью, в ответ я заберу твою. Всю, до последнего человека. Всё честно. В горле встаёт комок. Иаков пятится назад. Ему бы сейчас присесть на камушек, голова кружится от кровопотери, и очень хочется сдохнуть, но душа, привыкшая цепляться за сильное выносливое тело до конца, упрямится и не желает покидать оболочку. Подлая девка знала, что делала — его раны болезненны, но не смертельны. Ди же наступает, продолжая говорить. Её голос зомбирует, окружает, заглушает звук биения сердца и врывается в голову: — Я знаю толк в пытках. Ты в курсе, как погиб Иоанн? Если ты видел его тело, то для тебя не секрет, что у него перед смертью были перерезаны сухожилия, а ещё имели место многочисленные ожоги и лёгкие ранения. Парень был редкостным мазохистом, ему было безумно приятно наше общение… Про Веру говорить неинтересно, тебе ведь всё равно на неё плевать, как и на пучок Вер, бывших до неё. Чёрт с ней. Морской, — она уже совсем близко. Младшая Миллер привстаёт на цыпочках и шепчет ему в ухо. — Знаешь, что я собираюсь делать теперь? Я пойду и убью твоего последнего младшего братишку. И он будет мучиться, поверь мне. Из-за тебя, и ты будешь держать это в уме каждую секунду, но ничего не сможешь сделать, вояка. Ни-че-го. Ты теперь не воевода, а бесполезный кусок мяса. Может, мне оторвать тебе руки и ноги? Хэй, как тебе такая идейка? Психованная провокаторша. Она так близко, это отличная возможность, чтобы… Свободной рукой Дайна тянется к его шее. Тонкие пальцы пробегаются по коже, отодвигают воротник куртки, оттягивают ворот пропитавшейся кровью футболки, и Помощник припадает губами к пулевому отверстию. В замешательстве руки Иакова опускаются, хотя ещё мгновение назад он, несмотря на боль в продырявленных мышцах и тканях, собирался свернуть девчонке шею. Теперь он чувствует, как горячий шершавый язычок скользит, слизывая кровь, тревожит края раны… Да и не только их. Резко учащается сердцебиение, в нос навязчиво лезет, перебивая металлические нотки, запах её огненных волос — что-то похожее на травы и цитрус. — Ты… Чего делаешь?.. На миг полицейская замирает, как будто очнувшись от транса… Но тут же приходит горячая волна боли от укуса. — Блядь! — не сдерживается Иаков, непроизвольно отталкивая весело скалящуюся Миллер. Её губы перемазаны кровью. — Ты охренела?! — Просто попробовала мясо, — она медленно облизывается. — Тебя что-то смущает? Почему судьба мира всегда зависит от психов? Наверно, потому что нормальным людям не хватает безумия что-то менять. Предводитель сектантов гор Уайттейл окончательно выбит из колеи — что она творит? Зачем? Проклятая женская логика. — Хватит, Миллер… — Моему брату ты так же говорил? Когда бросал на съедение волкам! — Достаточно, — устало просит военный, прижимая руку к месту укуса. — Просто убей меня. Просто исполни предначертанное. Но Бог, видно, решил посмеяться над ним, вместо желанной пули в лоб мужчина получает усталый вздох и укоризненный взгляд, как будто он в чём-то виноват… — Снова-здорово, — полицейская поджимает губы. — Я неясно выразилась? Ты будешь жить. Я принесу сердце Иосифа и скормлю его собакам у тебя на глазах. Как тебе такое? Всё не так. Иаков должен стать жертвой Отца, а не наоборот. Упрямство Помощника вызывает глухую злость. — Нельзя. Мир стоит на краю пропасти, Иосиф — наше единственное спасение, — пытается объяснить вояка. — Миру пизда, — радостно улыбаясь, сообщает ему младшая Миллер. — Но если сдохнет на одного обмылка больше — что изменится? Ваш «Коллапс»… — Он скоро наступит. — Естественно, дубина, вообще-то, Третья Мировая началась, — Ди делает шаг навстречу, чтобы заглянуть Сиду в глаза и с жалостью переспросить: — А ты и не знал, убогий? Радио совсем не слушаешь? — Мой брат всегда это предвидел. Человечество в очередной раз в опасности. Не важно, чего мы смогли достичь — всегда находим способ разрушить это. Вавилон. Рим… Империи растут, империи гибнут… Америка. Ничем не лучше… Думаем, что неуязвимы… Вторую мировую, войну с «терроризмом» мы пережили, но приблизились к краю пропасти. Тут и стоим. Мы прибыли по графику. Скоро ты столкнёшь мир в Бездну… Пафосный монолог прерывается громкими размеренными хлопками в ладоши. — Очень увлекательно, — голос Ди полон сарказма. — Во-первых, не я на ядерные кнопки жму, не мне и мир толкать, — наставительно поднимает указательный палец вверх красноволосая. — Во-вторых… Ты не поверишь, но мне похуй. Ну случится ваш «Коллапс» — заныкаюсь в какой-нибудь бункер, их по округе — хоть жопой жуй. Когда придёт время — выйду наружу. Через пару десятков лет, может больше, ты думаешь, что-то изменится? — Проект построит новую цивилизацию. — Чтобы её захватил и разрушил кто-нибудь другой. Возможно, даже я, — полицейская шутливо салютует Сиду. — Не будь наивным, дядь. Люди всегда остаются людьми. То, что придумал твой братишка, не сработает в абсолютно любом случае — это утопия. А когда я убью его, Джейми, наконец, будет отомщён — это реальность. Она говорит неожиданно разумные вещи. Кому, как не им, прошедшим войну, знать, какими бывают люди. Не будет корпораций и государств — будут какие-нибудь дикари. Но всё же Иосиф — его семья, и он будет защищать Отца до конца. — Мой брат никогда не ошибался. Не знаю, говорит ли он с Богом… — Да мне как-то насрать, — прерывает его девушка. — Я не верю в вашего Бога. Я перестала верить в него в тот день, когда пришла похоронка. Ты не просто убил моего брата, ты лишил меня всего. Ты не его, ты меня в жертву принёс, Иаков! На секунду ему послышалось что-то человеческое в её голосе, не отчаянье ли часом? И военная выучка вновь требует использовать шанс. — Тебя? Так возьми… — мужчина расправляет плечи, несмотря на боль и недомогание. Голос его становится ниже и властнее — именно таким тоном он отдавал приказы девчонке, находящейся под действием наркотика. — И убей меня. Только ты можешь это сделать. Только ты. Старший Сид с удовлетворением замечает, как стекленеют глаза Дайны. Будто робот, она поднимает перед собой ствол, и старый вояка позволяет себе смежить веки, чтобы встретить смерть… — Нет, я так не могу! — капризно заявляет полицейская, игриво накручивая ярко-алую прядку на палец. — Спой для меня, что ли… Это как ушат холодной воды на голову, солдата передёргивает: — Что? Да ты издева… Раз, два. Левая, правая. Ветеран Ирака грохается на колени. Эта сука просто прострелила ему ноги. От боли хочется орать матом, но мужчина только рычит, как волк, попавший в капкан. Впору пытаться отгрызть себе лапу… Особенно, когда охотник так близко. Ди подходит практически вплотную, жёстко хватает его за подбородок, впиваясь ногтем на большом пальце в его кожу сквозь бороду, и заставляет поднять голову. — А на что ты надеялся, командир хуев? — душевно интересуется она, глядя своему врагу в глаза. — На рефлекс? Как думаешь, какой рефлекс сильнее — условный или безусловный? Иаков резко дёргает головой, пытаясь вырваться, но хватка у Миллер просто железная. — Молчишь. Не зна-а-аешь, — тянет она с мерзким «пониманием». — А как втирал мне за биологию… Сдулся, дружище, сдулся. Как тебе — быть слабым? Хуёвые ощущения, правда? Теперь я тут командую, и я хочу, чтобы ты для меня спел. Хоть бы и что-нибудь из Элвиса, но только не «Only you», тошнит уже от неё… — Это песня The Platters, а не Элвиса, — зачем-то поправляет мужчина антагонистку, чем заслуживает радостную улыбку и короткое: — Я ебу что ли? — Миллер, прекращай уже… — Я только начинаю, Сид. Ты споёшь для меня… — она на секунду задумывается. — О! Знаю! Неожиданно, зверушка склоняется над ним так, что он чувствует тепло от её дыхания на лице. — Love me tender, love me sweet, — медленно выдыхает она. Это звучит издевательски задумчиво, будто она взвешивает каждое слово, перед тем как его произнести. — Never let me go. You have made my life complete… — And I love you so, — непроизвольно продолжает вояка, ощущая, что пауза затягивается, будто собеседница не может вспомнить текст песни. Дайна подаётся вперёд. Всего лишь мгновение, и она уже целует врага — жадно вгрызается в губы, отбирает воздух, заставляя задыхаться и пытаться высвободиться. Иакову кажется, что кровь вскипела за долю секунды — боль от ранений притупляется, и руки сами тянутся сжать девичьи плечи, крепко взяться за загривок, не позволяя уже Ди отстраниться. Он пытается перехватить контроль, её яростный напор раззадоривает, принуждает включиться в игру, и вот он уже сам терзает её губы. Это превращается в битву до первой крови — Миллер резко сжимает зубы, и Иаков чувствует, как струйка крови скользит по его подбородку. Она ловит языком тяжёлые солёные пахнущие железом капли, треплет ранку и… улыбается. Старший Сид не видит, но чувствует улыбку на её губах. Сделав над собой усилие, он практически отдирает от себя Помощника и отталкивает, чтобы поинтересоваться: — Ну и что ты творишь? — Никогда не замечал, что боль равного дико заводит? — вопросом на вопрос отзывается Помощник, внешней стороной свободной ладони стирая его кровь со своих губ. — А боль слабого веселит — я почувствовала это, когда пытала белоручку-Иоанна. Без своих фанатиков он был практически беззащитен. Мясо. — Ты специально? Тебе лучше не говорить так о моём брате, — предупреждения бесполезны, она смеётся и кокетливо предполагает: — Заткнёшь меня силой? Джейми был прав — боль равного чертовски заводит. — Брат говорил с тобой на такие темы? А не маловата ты была? — Я рано повзрослела. Джейми хотел вырастить из меня идеальную жену. Иаков пристально и серьёзно смотрит на Ди. Такой ответ настораживает. А ещё только сейчас он осознаёт то, что произошло мгновением ранее. Ему нужно время, чтобы понять реакцию своего тела на младшую Миллер, Иаков привык действовать незамедлительно, но не наобум. И всё же он не может отрицать того, что реагирует на сумасшедшую девчонку. Всем организмом. — Что ты так на меня пялишься? — недовольно и чуть… смущённо, серьёзно?.. произносит полицейская. — Иосиф кому-то трепался, что его в приюте насиловали. А меня брат любил. Так что прибереги такие взгляды для своего братишки. Я уже не маленькая, мне хорошо за тридцать, окей? — Больше так не делай, — коротко бросает Сид, надеясь, что тема исчерпана, но это бесполезно — девушка вновь скалится. — Ебанько, тебе же нравится! — Ты слишком много ругаешься. — Заставь меня перестать. Мудила, — на секунду задумавшись, добавляет она. Боль, будто отойдя от первого шока, начинает медленно прибывать. Старый вояка, устав стоять на коленях, садится на землю. Во время их странного противостояния враги успели сместиться с идущей под наклоном тропинки до относительно ровной площадки, что не может не радовать. Помедлив, полицейская тоже опускается на землю, утомившись смотреть на Сида сверху вниз. — Зачем ты всё это делаешь? — Хочу и делаю, что ты прицепился? — Зачем. Ты. Это. Делаешь, — терпеливо повторяет предводитель сектантов гор Уайттейл. Ему кажется, что не осталось ни сил, ни терпения, но почему-то Помощник идёт на попятную: — Что именно? Зачем убиваю? Ну так это моё призвание. Почти такое же, как у тебя. — Ты сеешь смерть без разбора, а я — прореживаю стадо. Не путай, — отрицательно качает головой Иаков. — Я дарую возможность освободиться, избавиться от всех бед и отправиться прямиком в Загробный мир. Чего же в этом плохого? И, в отличие от вас, я делаю это здесь и сейчас, а не кормлю всех сказками о Райских кущах, ждущих их где-то в будущем. И я не делю людей на избранных и обычных, я готова помочь каждому. Ну, а пытки — должна же я получать какое-то удовольствие. — Ты забрала жизни моих брата и сестры. Иосиф был прав, когда назвал тебя Всадником Апокалипсиса. — О, нет, — Иаков видит фанатичный блеск в её глазах. Почти такой же, как у Иосифа в моменты озарения, только у Дайны это огонь Коллапса, отражающийся в зрачках. — Я — Проводник. Харон, перевозящий души через реку Стикс. Валькирия, подбирающая погибших на поле боя. Я — связующее звено между жизнью и смертью, вот моё предназначение. Не герой, не орудие. Проводник. Понимаешь? Всё, что понимает Иаков — она больная на всю голову. Всадник на бледном коне. С косой, но без мозгов. Нет, он, конечно, знал, что война меняет людей, даже испытал это на своей шкуре, но чтобы всё было настолько запущено… — Почему ты со мной… играешь? — слово подбирается тяжело, но метко. Ди многозначительно хмыкает. — Ты должна меня ненавидеть. Не проще убить? Чего ты добиваешься? — Причин на самом деле несколько, — Миллер просто честность во плоти. — Но говорить о них просто вслух - не комильфо. Могу рассказать тебе на ушко. И не забывай, у меня пистолет, и я могу проделать в тебе ещё пару болезненных несмертельных дыр. Так что сопротивление бесполезно. — Сопротивление бесполезно… — задумчиво повторяет старый солдат, замечая игру слов. — Валяй. Я просто хочу понять. Сестре сослуживца не нужно предлагать дважды, она уже сложила руки ему на плечи и придвинулась так, что он слышит её дыхание и чувствует, как в него упирается упругая грудь, скрытая оверсайзной футболкой. — Во-первых, это приятно, — шёпот щекочит ухо. — Во-вторых, я хочу наказать тебя. Ты ведь такой правильный, дисциплинированный. А я — враг, с кровью твоих родных на руках. Каково хотеть врага? Мучительно? Мучительно. Особенно, когда враг так покусывает мочку твоего уха и приставляет пистолет к твоей голове. — И последнее — я хочу сожрать твоё сердце. Метафорически. Уёбок. Ругательство звучит так ласково, что это вызывает когнитивный диссонанс. От мочки Дайна переходит к шее военного, протянув туда влажную дорожку. Она прикусывает кожу, оставляет багровые пятна засосов, пальцами терзает ранение в трапециевидной мышце… Вояка ловит её за плечи, сдавливает, пытаясь сдержать скорее себя, чем её. — Прекрати. — Заставь. Иакову кажется, что она и правда пытается его сожрать, всего, без остатка. Это нехорошо злит, по-дурному, хочется по-волчьи вызвериться и самому попробовать её кровь на вкус. Хочется завалить на землю, прижать сверху, и… — Это неправильно. Остановись… — её свободная рука пытается стащить с его плеча куртку, цепляется за дыры, рвёт пропитанную уже подсыхающей кровью ткань, но, не найдя поддержки, спускается вниз, чтобы скользнуть под футболку и ногтем пересчитать его рёбра. — Остановись, пока не поздно! Красноволосая застывает. Медленно отстраняется от его шеи, чтобы посмотреть прямо в глаза. — Не ври себе, — она тяжело дышит, и как бы ни сдерживался мужчина, у него самого сердце бьёт набатом. — Ты убил Джейми. Я убила Иоанна и Веру. А ещё я прикончу Иосифа. У меня ничего нет — у тебя ничего не останется. Мир на краю. «Поздно» уже наступило, Иаков. Узкая ладонь под футболкой скользит по коже, вызывая мурашки, и останавливается ровно напротив беснующегося сердца. — Чувствуешь? Мы пока живы, — Дайна блаженно прикрывает глаза. Её ладонь чуть шершавая, в мозолях от оружия и постоянного лазанья по горам, тёплая… — Но этого мало. Хватит ломаться и изображать жертву. Расслабленные пальцы напрягаются, будто кошка, выпустившая когти, Миллер вспахивает его грудь ногтями, оставляя огненные дорожки на коже. Старший Сид упрямо сжимает губы и ловит её руку, выскользнувшую из-под его футболки. Стискивает напряжённое запястье, в последней попытке сдержаться. Антагонистка же, ухмыляясь, размахивается, выбрасывает мешающийся и уже не нужный пистолет и касается освободившейся рукой щеки солдата. — Докажи, что ты не мясо. Выпусти зверя и сразись со мной наравне. Нет, это уже слишком. Он тоже не железный. Невозможно терпеть вечно даже с его выдержкой. Даже если это в каком-то смысле предательство. Даже если он уже ненавидит себя. Это невыносимо. — Я предупреждал. Она позволяет врагу подмять себя. Треск футболки, сдираемой с Помощника, может заглушить только её всхлип, когда Сид кусает её за угловатое плечо, зарабатывая в ответ глубокие царапины на спине. Полицейская обвивает его торс ногами, цепляется за куртку, заставляя стащить её, а затем и вовсе оголить верхнюю часть тела. — Love me tender, муди… — Ди действительно слишком много ругается, и существует только один способ её заткнуть. Много лет назад — Да, Сид, с такими требованиями девчонку ты себе не скоро найдёшь, — посмеиваясь, заметил Джейми Миллер, откидываясь назад. На следующий день их команда должна была выступать, а пока бойцы готовились ко сну и разговаривали на всякие посторонние темы, будто стараясь ещё немного оттянуть расставание со спокойной мирной жизнью. — Разве что к тебе когда-нибудь заявится секс-бомба с пушкой наперевес и трахнет, держа дуло у виска. И то, ты долго ломаться будешь, как девочка. — Заткнись, а. — Не, ну правда, где ты таких девок видел? Они вообще существуют? — сослуживец ржёт. — Помяни моё слово, до седин искать будешь. Всё случилось так, как он предсказывал. А ты даже не подозревал. Ты так ни хрена и не понял.