Взрослая

Маринетт никогда не считала День Святого Валентина таким уж праздником и обычно не поддавалась его безумию. С одной стороны не с кем было, а с другой – подарки должны быть стоящими, а не бесполезным хламом. О любви можно сказать и в любой иной день, но почему-то так много людей верят, что именно в этот день, как и в Рождество, возможно все, а чудо – обыденность и повседневность. Но появление в ее жизни возлюбленного немного сдвинуло все убеждения. Маринетт стала ждать четырнадцатого февраля с некоторой долей нетерпения, готовить интересные, но нужные подарки. Всякие SPA на двоих, поиск сюрпризов, «сердечные» блюда, картины из нитей или «Столько-то причин, почему я тебя люблю», считала редким бредом и бесполезным мусором. А пару недель назад, на вопрос, мол, что же он хотел бы в этот раз, получила именно их. «Мне любопытно, за что ты меня все-таки любишь». Конечно, девушка согласилась, но затягивала до последнего, наивно полагая, что все сделает быстро. До «Часа Х» осталось сутки, а она уже ненавидит эту фигню. Маринетт перекатывает его фразу по языку, шепча ее раз за разом. Это придает ей сил писать дальше. Причины… Они никогда над ними не задумывались. Осталось еще тридцать четыре причины, тридцать четыре листа в блокноте. Каждую страницу она оформляет в соответствии со словами. Фотокарточки, наклейки, стикеры, бусины, ленточки, бумага для скрапбукинга, распечатанные или нарисованные от руки картинки – в ход шло все. Каждая причина выводилась аккуратным каллиграфическим почерком, он у нее и так хороший, но тут девушка старалась от души, добавляя различные завитушки, черточки и точки. А в стороне лежит простая открытка, выбранная в роли валентинки. Нежно фиолетовая основа, лицевая сторона глянцевая, фотография скопления звезд, полупрозрачное сердце посредине с надписью: «Ты космос». Когда Маринетт случайно ее увидела, то не смогла отвести глаз. Девушка устало откидывается на спинку стула, понимая, что спать будет сегодня очень и очень мало, максимум часа четыре. И утром придется доделывать, обещала же. Тихий стук раздается так неожиданно, что Маринетт вздрагивает. Выждав несколько секунд, в комнату поднимается ее мама. Ставит поднос с пирожными и чаем на стол рядом с ней, но предусмотрительно подальше от ее творческих мук. Девушке немного стыдно, что сама не спустилась, но там она точно найдет, чем отвлечься и забросить еще ненадолго свою работу. Хватает того, что каждые минут пять проверяет обновления в своих профилях. Сабина невольно читает написанную фразу: «…потому что, когда я с тобой, все остальное совершенно не имеет значения». И нежно улыбается, глядя на дочь, увлеченно клеящей наклейки с мотыльками и божьими коровками в хаотичном порядке по всей страничке. В левом верхнем углу была красиво выведена цифра восемьдесят пять. Ее девочка действительно сильно влюблена, раз делает такой презент. Ох, когда-то и она сама делала такой подарок Тому, так же тщательно… Та банка с потускневшей голубой лентой и пожелтевшей бумагой стоит на верхней полке ее шкафа. У них обоих не поднималась рука выкинуть их, а сейчас и подавно. Девушка испытывает небольшой дискомфорт от присутствия матери, но молча переворачивает законченную страницу, касается нижней губы кончиком ручки, в задумчивости перебирая варианты, заодно вспоминая, какие уже использовала. Кивнув самой себе, она начинает писать очередную фразу. - Какой прекрасный подарок, - говорит Сабина, не выдержав тишины, - это для Адриана? Уверена, ему очень понравится, и он ответит тебе взаимностью… - женщина обводит взглядом пустые стены, когда-то на них было множество фотографий и постеров этого милого мальчика. Задать вопрос, куда же они делись, она не решается уже почти три года. - Это не для Адриана, - равнодушно, отвечает Маринетт. Сердце екнуло, но мама должна была узнать все еще очень давно, не стоило настолько это затягивать, а подходящее время никогда не наступает, девушке очень страшно признаться. Она надеется, что ее поймут и услышат… Хотя бы в этот раз, а если нет, то Маринетт справится. Ей не впервой терять родных, но в этот раз она не останется один на один со своей болью. Сабина растерянно отходит в сторону и садится на софу. Женщина перебирает в уме все знакомых ей парней, но со вздохом признает поражение – это может быть и кто-то совершенно не известный. - И кому же тогда этот… - женщина прочистила голос, что бы он сказался естественней, нормальным, - подарок? Маринетт ставит точку, тянется за очередными стикерами и, не глядя, отвечает: - Для Габриеля, отца Адриана. Образовавшуюся тишину можно было резать ножом, но девушка спокойно продолжает украшать страничку. Ей совершенно нечего терять. Маринетт все тщательно обдумала, перед тем, как принять ухаживая мужчины. У нее было много времени, примерно две бессонные ночи, а потом три долгих года, чтобы понять насколько ей повезло. Она была слишком взрослой, чтобы падать в пучину бездумно. - Но почему он? - слабым и в раз осипшим голосом спросила женщина, даже сидя она ощутила, как зашатался мир. Маринетт отодвигает в сторону блокнот и смотрит в глаза матери, Сабина, не выдержав, отвела взгляд. Смерть Тома шесть лет назад наложила на ее дочь огромный отпечаток – она всегда была папенькиной девочкой, такой удар не прошел бесследно. Женщина не знает, что хуже – сломленный и разбитый четырнадцатилетний подросток, или слишком взрослая двадцатилетняя девушка, способная подавить одним лишь взглядом. Сабина отказалась принять тот факт, что Маринетт выросла в тот день, опередив сверстников и потеряв с ними связь. Она не видит, какую боль причиняет дочери, своей маленькой девочке. - Потому что он считает меня равной, мама, - грустная улыбка исказила ее губы, - Габриель видит, что я взрослая и принимает такой. Он поверил мне… Фраза: «Не то, что ты…» повисла между ними стеной. Маринетт отвернулась, чтобы взять чашку с теплым чаем. Она совершенно не представляет, как доказать маме, что изменилась в тот день. Впрочем, чего уж таить, но после года бесплодных попыток просто опустила руки, скрыв от матери настоящую себя. - Но, Маринетт… - растерянно произносит Сабина. - Что «но»?! – вскидывается девушка, - Что «но»?! Я выросла, хочешь ты того или нет! Да, у нас двадцать лет разницы, но именно поэтому мы вместе! – Маринетт выпивает залпом чай и морщится от приторного сладкого вкуса осевшего на дне чашки сахара, ставит кружку на поднос и вскакивает со своего места, нарезая круги по комнате. - Я пыталась быть как все, мама, - качает головой девушка, заглядывая в глаза матери, снова невольно подавляя ее, - но не могу. Всех парней, младше меня или чуть старше, воспринимаю, как детей. У нас нет общих тем или интересов. Они даже не могут защитить меня. Господи, мама, я слишком взрослая для них. А Габриель… Он не видит во мне ребенка или бывшую одноклассницу своего сына. Заботится обо мне, понимает… - голос Маринетт затихает, она отводит взгляд и замирает у стола, взяв блокнот в руки, - как папа. Габриель столько для меня сделал… Ты просто не представляешь, каково это говорить с кем-то нормально, зная, что твое каждое слово будет услышано, что все возрастные границы стерты. Это свобода, мама… «…которую ты у меня отняла», - слышит незаконченную фразу женщина, ей хочется заткнуть уши и закричать, куда-нибудь сбежать, укрыться от этой правды, но она не может. Внутри трескается и разрушается стена, служившая надежным укрытием от реальности. Сабина молчит, дочь предстает перед ней в новом свете. Ей горько и почему-то досадно, хочется запретить Маринетт видеться с ним, не подпускать Габриеля и на пушечный выстрел. Она не может поверить в искренность его чувств, не в этом мире. Мужчина совратил ее дочь, или изнасиловал, или… Или… - …Я люблю его, мама, - усталый голос врывается в сознание Сабины, разгоняя все мысли, оставляя пустоту. Женщина снова посмотрела на дочь, медленную жующую пирожное, ощущая странное и ошеломляюще чувство прозрения. Она не знает, что ей делать с этим осознанием – ее дочь уже давно взрослая. - И как далеко зашли ваши… отношения? – охрипшим голосом спрашивает Сабина, внутри холодея от понимания – встречи Маринетт с Габриелем определенно не могли быть чисто платоническими, но она хочет это услышать, поверить, что ее дочь не какая-то игрушка, молоденькая девчушка, для временного развлечения. - Очень далеко, мама, - мягко улыбается девушка и, оттянув ворот розовой футболки с цветочным принтом, вытягивает длинную и тонкую витую цепочку, на ее конце плавно покачивается золотое кольцо с голубым камнем, - Габриель сделал мне предложение пару месяцев назад. Облегчение от услышанного было столь сильным, что Сабина ощутила невероятную слабость и устало прикрыла глаза. Маринетт тяжело выдохнула и подошла к матери, опустившись рядом с софой на колени, взяла в свои ладони ее: - Пожалуйста, прими мой выбор, мама, порадуйся за меня, за нас, за наше счастье. Пожалуйста. Я не хочу потерять и тебя. «Как папу» - всплывает фраза между ними, причиняющая боль женщине, показывает, как же много она пропустила по своей глупости. - Когда ты собиралась все рассказать мне, Маринетт? – грустно спрашивает Сабина, ощущая огромную вину перед ней, освобождает одну ладонь, чтобы погладить дочь по голове. - Все последние три года, что мы вместе, - шепчет девушка, чувствуя, как горло сжал спазм, а глаза жжет от не пролитых слез, - но не находила слов и сил, аргументов. Прости меня, мама… - Это я должна просить прощения у тебя, - качает головой Сабина, - за все прошлые шесть лет… - образовавшаяся пауза впервые не принесла дискомфорта. - Как ты смотришь на то, чтобы, скажем, через неделю, мсье Агрест пришел к нам на ужин? Я хочу познакомиться со своим будущим зятем поближе. Маринетт кажется, что она задыхается, девушка поднимает голову, заглядывая матери в глаза, и та впервые не чувствует подавляющей силы взгляда дочери, в нем только безумная надежда, смешанная с радостью и проблеском счастья. Ее маленькая девочка действительно выросла и ей стоило принять этот факт еще очень давно. - Положительно, - довольно жмурится Маринетт, - я передам ему, он придет, обещаю. Вот увидишь, Габриель тебе понравится. Он лучше всех, мама. Сабина в ответ слабо улыбается, она постарается поверить дочери на слово, приняв ее выбор. Теперь ей стоит хотя бы попытаться наверстать упущенное время. - Давай, принесу еще чая, и мы посекретничаем? – тепло улыбается женщина, - я хочу знать все. - Пошли сразу на кухню, - смеется Маринетт, - у меня уже нет сил заниматься этими причинами, я их уже почти ненавижу. - О, я тебя так понимаю, - кивает головой Сабина, вставая, - в своей время, делая их для Тома, испытывала те же чувства, - она замолкает, закусывая губу, - хочешь, покажу их тебе? - Очень, - соглашается Маринетт, следуя за ней, по пути подхватив поднос со стола. У нее словно гора с плеч свалилась и необычайная легкость наполнила душу, окрыляя. Девушка уверена, что между ними больше не будет этой пропасти. Сейчас они спустятся в кухню, сделают чаю и поговорят, обо всем на свете, как мама и дочь, как взрослые люди. У них все будет хорошо, она в этом абсолютно уверена.