нарциссизм

Саймон чувствует губами прохладную поверхность стекла, когда думает о Джеймсе. ____ - Господи,- слышится смешок Джеймса, и густые сумерки залегают глубоко под его глазами, - ты, небось, никогда с девчонкой и не целовался. Саймон открывает рот, чтобы что-то на это ответить, как-то оправдаться, но не находит, что сказать, и молчит, молчит и всматривается в лицо напротив – своё лицо, смазанное улыбкой, для него непривычной. Саймон понимает, что он давно не улыбался, что мышцы на лице атрофировались и забыли, как сокращаться в подобие улыбки. Но с Джеймсом это выходит как-то проще. Саймон неловко улыбается, когда видит, как тот над ним смеётся. - Чёрт, парень, ну ты даёшь. Джеймс замолкает, отпивает немного пива из бутылки и вдруг спрашивает довольно серьёзно: - Как же ты собираешься пригласить девушку на свидание, ни разу не целовавшись до этого? - Я... я не знаю, - бормочет Саймон. В горле у него сухо, но у него нет бутылки пива. Саймон нервно облизывает губы, когда видит, как кадык Джеймса подрагивает при безмолвных глотках. Его профиль резко выделяется в болезненно-жёлтом свете уличного фонаря, влажные губы ухмыляются в полумраке, обнажая зубы, белые, как кафельные плитки в ванной. Саймон обнаруживает, что слишком долго наблюдает за лицом Джеймса, не видя, что тот молча предлагает ему отпить из бутылки. - Ты просто жалок. Саймон тихо пьёт и чувствует, как волнение шарит у него в животе тонкими пальцами. Он утыкается взглядом в носки своих нелепых башмаков, он чувствует, как Джеймс задевает его плечо своим, небрежно, развязно, может быть, нечаянно, и Саймон не должен на это обращать внимание, но мозг упорно цепляется за ощущение ткани чужой, но одинаковой рубашки: под ней – кожа, такая же, как у него самого, мышцы идентичные мышцам Саймона, клетка за клеткой, будто их клонировали, будто этих обоих вытащили из одного чрева. Но в Джеймсе течёт другая кровь, в нем текут другие мысли, он будто родился с отсутствием страха, без инстинкта самосохранения. Саймона это пугает. Он нервно отпивает ещё и поначалу не слышит, что говорит Джеймс на фоне. - Эй, ты меня слушаешь? - Что? - вздрагивает Саймон. - Я говорю, что это пустяки. - Что пустяки? - Научиться целоваться. - Правда? - Да. Сядь поближе, - говорит Джеймс и сам двигается вплотную к Саймону так, что тот не успевает вздохнуть. - Глаза закрой. Я обычно не делаю этого с парнями, потому что это по-пидорски, но что ни сделаешь ради друга, я прав? - Ради... друга? - осторожно шепчет Саймон, будто боясь спугнуть свою радость, медленно пробует на языке последнее слово – у Саймона никогда не было друзей. - Закрой глаза говорю, пока я не передумал, - недовольно произносит Джеймс, и Саймон послушно сжимает веки до цветных пятен, дребезжащих в ресницах. Это все должно казаться странным, но Саймон воспринимает все так, будто это в порядке вещей. Человек точь-в-точь похожий на него самого, до самой последней кудряшки на голове, выдыхает в миллиметре от его губ. Будто это все происходит во сне. Джеймс целует нехотя, грубо, порываясь оттолкнуть, но не отталкивая, а почему-то притягивая ближе к себе, и Саймон растерянно сжимает губы, жмурится сильнее, не зная, что делать и как отвечать. - Открой рот, - раздраженно шепчет Джеймс, слегка оторвавшись, и Саймон повинуется. Он чувствует язык Джеймса слишком глубоко у себя во рту, Саймон всхлипывает от удивления, но ему хорошо, ему приятно впервые чувствовать другого человека, пусть и похожего на него, настолько близко. Он будто хочет что-то сказать, но выходит нечаянный стон, недоуменный вздох. Саймон начинает неуверенно отвечать, и Джеймс усмехается ему прямо в рот, прежде чем больно укусить его за нижнюю губу и податься вперед, углубляя поцелуй так, что Саймон задыхается и в панике хватается за плечи Джеймса обеими руками, сминая жесткую ткань его форменной рубашки. Джеймс резко отстраняется, и Саймон, все ещё не открывая глаз, тянется за ним по инерции, как слепой щенок, и Джеймс находит это забавным, и он смеётся над Саймоном снова, а тот тихо улыбается на это, неловко перебирая пальцами и виновато отводя смущённый взгляд. - Боже, ты должен был видеть себя со стороны. Стонал как школьница во время первого раза. Саймон чувствует, как кожа на его щеках горит, и сердце бешено колотится в грудной клетке, так что все внутри дрожит от этого лихорадочного стука, будто к тебе в дверь ломится какой-то страшный и непрошеный гость. Саймон нервно сглатывает, что-то жалко мямлит, язык путается в словах, Саймон выдавливает из себя ничтожное «до завтра» и поспешно уходит, убегает, думая о том, как запрётся в своей маленькой комнатке, спрячется там от всего, но смех Джеймса эхом несётся по тёмной улице за ним вдогонку, звенит в ушах, отскакивает от стенок мозга, и все внутри ноет тёмной тревогой. Все, что остаётся от Джеймса, – это смятые грязные простыни, в которые Саймон зарывается лицом, пытаясь уловить запах его тела; легкий порез на кадыке, аккуратно заклеенный кусочком пластыря; влажный отпечаток поцелуя на губах; тихий страх, обтягивающий все внутри тонкой пленкой. Жизнь Саймона Джеймса изъедена молью, которую зовут Джеймс Саймон. ____ Спертый воздух тяжело висит в пространстве узкого коридора, и маленькие окна плотно затворены, а Саймону и так душно и нечем дышать, и голова болит от тревожных мыслей, что сейчас кто-нибудь вернется за оставленным портфелем, забытой шляпой, и увидит их вдвоем, их, похожих друг на друга, как две капли воды, с одной только разницей, что один криво улыбается, пока другой пытается спрятать свое лицо от стыда. Джеймс двигает рукой то слишком медленно, то слишком быстро, и удовольствие туго, с ноющей болью перехватывает горло, и Саймон сдавленно стонет, в глазах темнеет, и хочется плакать от омерзения к себе. - Ты ведь следил за мной? Наблюдал за тем, как я ее трахал? – Джеймс пытается совладать с голосом, но тот предательски подрагивает. Джеймсу не хватает дыхания, чтобы усмехнуться. - Тебе это нравится? - Я просто… чувствовал себя одиноким, - глухим голосом еле выговаривает Саймон, утыкаясь в плечо Джеймса. - Извращенец, - шепчет тот прямо ему в ухо, и Саймона трясет при этих словах. Нет, я не такой, думает Саймон, и его душат слезы, а может, наслаждение, он не знает сам, но все должно было быть не так. Он не должен был чувствовать что-либо вообще, когда Джеймс прижал его к стене, возле лифта, он должен был вырваться и уйти домой, как все остальные, но Джеймс его не отпускал, он держал крепко, так крепко, что Саймон тогда поморщился от боли. Джеймс ему что-то бегло говорил, но Саймон не мог сосредоточиться на его словах, он лишь смотрел на его быстро шевелящиеся губы, но не слышал ничего, будто сидел на сеансе немого кино, и только когда Джеймс несильно ударил его по щеке, он понял, что они стоят одни в тускло освещенном коридоре, что все уже давно ушли или вымерли, и было тихо, слишком тихо, слышно было только гудение ламп сверху и как бешено стучал пульс в висках. Поцелуй был влажным, шумным, и Саймон уже не помнил, кто его начал, да это было уже неважно, когда Джеймс задел коленом его внутреннее бедро, слегка отстранился, посмотрел вниз и усмехнулся: «Чувак, это был всего лишь поцелуй, а ты уже?..» Саймона парализовало от ужаса, от осознания происходящего, в носу защипало, и в глазах все расплывалось от слез. Саймон задыхался от стыда, он не слышал, как Джеймс смеется, и он уже готов был вырваться из его ослабевшей хватки, чтобы скрыться, исчезнуть, раствориться, как вдруг почувствовал, как рука Джеймса мнёт ткань брюк у него между ног, а потом уже трогает его там, внутри, и пальцы двигаются быстро, и Саймон уже не может убежать или не хочет, когда Джеймс касается его вот так. Нет, я не такой, думает Саймон и жалобно всхлипывает, утыкаясь в шею Джеймса, чтобы не быть слишком громким, когда достигает своего предела. Он слышит свое сбивчивое дыхание и как Джеймс пытается совладать со своим. Джеймс больше не смеётся и не улыбается, и, когда Саймон пытается его осторожно поцеловать, раздраженно отталкивает его. - Ты мне весь пиджак испачкал. Саймон хочет извиниться, но запинается на полуслове, когда Джеймс примирительно, но ядовито смеется. - Ладно, это было забавно. – Он вытирает свою руку о рубашку Саймона. – Глаз за глаз, как говорится. Саймон хочет что-то сказать, но не может, он чувствует усталость и досаду, застрявшую горле, и он молча наблюдает за тем, как Джеймс вызывает лифт, подмигивает ему на прощание и исчезает в тусклом свете замыкающей лампочки под дребезжание и скрип закрывающихся старых дверей лифта. Это всё, что Саймону остаётся после Джеймса, и Саймон с благодарной покорностью это подбирает.