***
Какузу бездумно дотрагивается до кулона на шее, сжимает его в пальцах. Воспоминания подступают снова — никогда и не уходили, — и он не чувствует ничего, кроме горечи. Кроме воспоминаний, у него ничего не осталось, и он продолжает цепляться за них. Понимая глубоко внутри, насколько это жалко. Какузу хочет еще раз взглянуть на каменные лица Хокаге, но вместо этого закрывает глаза. От этого не станет лучше; никогда не становится. Это лишь еще одно напоминание о том, что Хаширамы больше нет. Он чувствует знакомое присутствие сразу же, но притворяется, что не замечает его, надеясь, что его гость уйдет — или что он пришел сюда вовсе не из-за него. Но это было бы слишком хорошо. — Эй. Какузу неохотно поворачивает голову. Он не в настроении разговаривать, но Хидан настойчив — чем даже можно было бы восхититься. «Что тебе нужно?» — жестикулирует он. Как всегда, Хидану требуется пара мгновений, чтобы понять. Затем он улыбается и садится на землю напротив Какузу. — Просто подумал, тебе не помешает компания. А то сидишь тут весь день… выглядишь одиноко. Какузу пожимает плечами. На самом деле ему особенно нечего сказать. Присутствие Хидана не так раздражает, как раньше; возможно, он немного привык к нему. Если бы он просто сидел здесь — пусть; но похоже, что он серьезно настроен на то, чтобы добиться от Какузу участия в разговоре. — Так в чем дело? — Хидан подается вперед, опираясь руками на колени. — Неужели тебе больше нечем заняться? Тут даже вид не особенно впечатляет. Какузу даже не утруждает себя ответом. Хидан тяжело вздыхает — кажется, разочарован. — Ладно, — он ерзает, прикусывает губу, словно подыскивая слова. — Я хотел кое-что спросить. Можно? Подумав некоторое время, Какузу кивает. Что бы Хидан не спросил, хуже не станет. — Прогресс! — Хидан радостно улыбается. — Короче… как ты со своими учениками управляешься? Я вижу, что ты им нравишься и все такое. Мои сопляки меня, кажется, просто боятся. Неудивительно. Какузу хмурится, обдумывая, как лучше выразиться. Он и сам не уверен — он не был в восторге от того, что ему пришлось учить юных генинов, но ему пришлось адаптироваться. Не сказать, что это было так уж легко. «Терпение», — наконец показывает он. — «Уважение». — И все? — Хидан выглядит еще более разочарованным. — Терпения у меня хватает. Иначе я бы их просто прибил. Эти придурки не хотят учиться. Какузу подавляет вздох. «Ты учишь их?» — Я… они… что? — Хидан склоняет голову. — Пф. Ты имеешь в виду… пытаюсь ли я действительно их чему-то научить? Какузу кивает, чувствуя подступающее раздражение. Их общение всегда заканчивается одинаково — Хидан едва понимает язык жестов, хотя сейчас, пожалуй, дела у него с этим обстоят лучше, чем при их первой встрече. Это все усложняет — и делает его недостаток еще более заметным. — Пытаюсь, — почему-то в голосе Хидана не слышится уверенности. — Ну, знаешь… основы. Контроль чакры, техника замены, разрушение гендзюцу, все такое. Все эти крутые техники мне не даются, — теперь он выглядит по-детски обиженным. «Я не видел, чтобы ты использовал стихийные техники», — Какузу старается жестикулировать как можно медленнее. Хидан смотрит на него пустым взглядом. Бесполезно. «Не — видеть», — пытается он снова. — А, да, точно, ты и не увидел бы, потому что я ни одной такой техники не знаю, — фыркает Хидан. — И… Наверное, я не смогу научить мелких ничему полезному? Какузу пожимает плечами. Дело не всегда в «крутых техниках»; скорее наоборот. Взять хотя бы Майто Гая, который не использует ниндзюцу, — и все еще более чем опасный противник. Какузу и сам не всегда полагается на свои дзюцу. И, честно говоря, никто не ожидает, что дети смогут использовать действительно мощные техники. Если, конечно, эти дети не Учиха и Узумаки… но, к счастью для Хидана, это не его случай. «Основ достаточно», — говорит Какузу. — Достаточно? — переспрашивает Хидан. Получив кивок, он вздыхает. — Не знаю. Мне кажется, это просто не мое, понимаешь? Из меня хреновый учитель. Ну, дам я им основы. Потом что? Ну ладно, Сейко знает какие-то свои клановые дзюцу, а другие как-нибудь справятся… Черт, о чем я говорю, только Сейко и добралась до последнего этапа экзамена на чунина… а потом тот парень просто, блядь, вытер ей пол. — Он сжимает губы. — Походу, я просто ни на что не гожусь. Неудивительно, что они меня ненавидят. Какузу не уверен, нужно ли ему, чтобы его утешили, или он действительно беспокоится о своих учениках. Может, он слишком верит в Хидана, раз решает, что дело в последнем. Он все же пытается его подбодрить; «ты просто не привык. Мне тоже было сложно». Мне все еще сложно — но этого он не говорит. — Да, может… — бормочет Хидан, но немного расслабляется. — Спасибо. Какузу кивает. Он должен признать, что немного удивлен. Он никогда не подумал бы, что Хидан придет к нему за советом — честно говоря, он последний человек, у которого стоило бы подобное спрашивать. Он никогда не хотел становиться чьим-либо сенсеем, но Третий не оставил ему выбора. Ужасное, плохо продуманное решение; но кто Какузу такой, чтобы перечить самому Хокаге. Он подавляет горькую усмешку; они всегда знают лучше, верно? А потом он узнал, что это Кушина хотела, чтобы он учил Наруто. И… это было меньшим, что он мог для нее сделать. — Можно я как-нибудь посмотрю на вашу тренировку? — неожиданно спрашивает Хидан, прерывая его размышления. — Вы хорошо сражаетесь, как я видел. Командная работа и все такое. — Видя его нерешительность, он быстро добавляет: — Обещаю не красть никаких секретных приемов! — и усмехается. Какузу раздумывает какое-то время, но потом решает — какая разница. В любом случае, никаких «секретных приемов» нет; и Хидан — вернее, Югакуре в целом, — союзник. Хидан в частности доказывал это уже несколько раз. Он просто кивает. Лицо Хидана оживляется. — Эй, спасибо. Я знал, что ты не такой мудак, каким хочешь казаться. Какузу фыркает, но не удостаивает это каким-либо ответом. Почему-то Хидан не спешит уходить. Он лишь слегка придвигается к Какузу, намеренно избегая встречаться с ним взглядом. Неважно. Это не слишком комфортно, но все же его присутствие не так уж беспокоит — возможно, Какузу просто смирился с тем, что Хидан так просто от него не отстанет. Они сидят в тишине; в кои-то веки Хидан не пытается заполнить ее бессмысленной болтовней. Какузу отворачивается от него, вместо этого глядя на каменные лица — одно лицо. И снова ему кажется, что он видит осуждение в глазах Хаширамы, и пусть на самом деле его лицо ничего не выражает, он не может избавиться от этого чувства. Хаширама, наверное, хотел бы, чтобы он был… счастлив. Даже в мыслях это звучит странно. Он не чувствует себя счастливым, но ему все же спокойно; и даже этого он не чувствовал, кажется, целую вечность. И он не знает, в Хидане ли дело или просто во всем, что произошло за последнее время. Рука Хидана находит его руку, сжимая с неожиданной осторожностью, и Какузу инстинктивно вздрагивает — такой тесный контакт непривычен. Он не уверен, как реагировать — почему-то просто оттолкнуть его сейчас кажется неправильным. Он закрывает глаза, позволяя себе еще мгновение — рука Хидана твердая и теплая, так похожая на руку Хаширамы. И все же он не Хаширама. Хаширама давно мертв. Какузу открывает глаза и смотрит на Хидана. Он выжидающе смотрит в ответ, и даже если бы Какузу мог сказать что-то, он не знал бы, что. — Так..? — немного неуверенно спрашивает Хидан. Какой реакции он вообще от него ждет? Сжав свободную руку в кулак, Какузу легко касается своего лба и указывает на Хидана. «Идиот». Больше ничего не приходит в голову. Он только слегка сжимает руку Хидана в ответ, прежде чем отпустить. Хидан отворачивается, закусив губу. Он… разочарован или огорчен, сложно сказать. И все, что может сделать Какузу — в очередной раз пожать плечами; сказать ему нечего. Давать Хидану надежду неправильно, но Какузу трудно понять собственные чувства. Сказать, что Хидан ему нравится, было бы не совсем правдой; но он ему важен. Еще слишком рано для чего-то большего.***
Он хочет закричать, но не может, как будто что-то застряло в горле; так больно, он пытается издать хоть какой-то звук, но вырывается лишь прерывистое дыхание. Хаши Он царапает горло, хватает Хашираму за руку, за плечи — трясет его, но безрезультатно, и все размывается перед глазами, кроме лица Хаширамы, такого бледного, неправильного, такого… Мертвого. Кажется, кто-то дотрагивается до его плеча — но он сбрасывает чужую руку, притягивает Хашираму ближе, прижимая к себе — не слышит биения сердца, ничего, и руки дрожат. Хаши— В голове странный шум, перекрывающий все остальные звуки, и он отчаянно пытается нащупать пульс Хаширамы, он все еще жив, должен быть — но ничего нет, и Хаширама не двигается, не открывает глаза, не— Ему кажется, что он кричит — но на самом деле не издает ни звука. Какузу открывает глаза. Крик стихает в горле — всего лишь едва слышный хрип. Хаширама не был бессмертным. Однажды его конец все равно бы настал. Но Какузу никогда не представлял, что это случится так. Даже спустя все эти годы он все еще думает о том, что мог бы сделать. Если бы он был там с Хаширамой, смог бы он повернуть исход битвы в их пользу, не дать ему умереть? Подавив вздох, Какузу закрывает лицо руками. Никто не видит его сейчас. Нет смысла беспокоиться о том, чтобы не показаться слабым. Это случилось так быстро. На мгновение поле боя словно застыло — и кто-то крикнул «Хокаге мертв!». Они даже не знали, кто нанес последний удар. Снаружи все еще темно, когда Какузу шагает за порог. Оставаться в этом пустом доме сейчас кажется почти пыткой. Кушина печально и как-то отстраненно улыбается, проводя кончиками пальцев по надгробию. — Мне бы хотелось, чтобы Минато гордился нашим сыном. «Он гордился бы», — жестами показывает Какузу, хоть она и не видит. Наруто и впрямь способный шиноби для своего возраста. Несмотря на безрассудство, у него есть решимость и сила — и однажды, возможно, он и впрямь станет прекрасным Хокаге, как всегда заявляет. Они часто встречаются здесь, на кладбище. Не каждый день — иногда у них бывают миссии, иногда им просто не хочется бередить старые раны. Но все же с годами это стало для них своего рода традицией. Не самой приятной; но они все еще не до конца отпустили прошлое. Людей, которых любили. — Я все еще скучаю по нему, — тихо говорит Кушина и поворачивается к Какузу. Ее глаза сухи, но все равно полны тоски. — Боль ведь проходит со временем, да? Она смотрит на Какузу так, будто у него есть так нужный ей ответ. Он мог бы кивнуть и солгать, но вместо этого отвечает: — «Ты учишься с ней жить». — Легче сказать, чем сделать, верно? — она снова улыбается, все так же печально, но немного живее. — Как ты? Вопрос застает его врасплох, но его стоило ожидать. Так мало времени прошло с нападения на деревню — и всего остального. Орочимару. Какузу чувствует, как холодная ярость поднимается в нем при одной мысли об этом человеке — и все еще живом воспоминании о телах Хаширамы и Тобирамы, которые двигались и сражались по прихоти этой змеи. Никто не смел осквернять их память — не таким отвратительным способом. «В порядке». Это очевидная ложь, но Кушина не настаивает. — Не представляю, каково это было бы — снова увидеть Минато… знать, что он мертв, и это просто чей-то извращенный разум использует его, — Кушина резко останавливается и выдыхает. — Орочимару… заплатит за то, что сделал. Обязательно. Когда они встретятся снова, Какузу вырвет его сердце голыми руками. Успокаивающее прикосновение Кушины к плечу едва ли помогает. — Сенсей! — восклицает Наруто, только заметив его. Какузу все еще слегка удивляет, что кто-то может быть действительно рад его видеть; но, пожалуй, этого стоит ожидать, когда приглядываешь за кем-то с самого его детства. Они ни в коем случае не друзья — слишком большая разница в возрасте и опыте, — но Наруто воспринимает Какузу как своего рода наставника, и это… нормально, пожалуй. — Какузу-сенсей, Хидан, — Сакура улыбается куда спокойнее, но искренне. — Хидан? Что ты здесь делаешь? — Наруто, кажется, наконец замечает его. — Ничего особенного, просто пришел взглянуть на вашу тренировку. Наруто одаривает его одной из самых ярких своих улыбок. — Тогда готовься, ты будешь поражен, даттебайо! — и поворачивается к Какузу — его глаза хитро блестят. — Ты же покажешь мне ту технику ветра, сенсей? Конечно, он не мог упустить шанс произвести впечатление. Но — не сейчас. «Она слишком сложна для тебя. Выбери что-то другое». Возможно, Наруто с его упорством — и невероятным запасом чакры благодаря биджу, — мог бы и впрямь освоить техники посложнее, но Какузу предпочитает не торопить события. — Но ты обещал! — тут же возмущается Наруто, обиженно глядя на него. «Я обещал когда-нибудь научить тебя ей. Не сегодня», — Какузу подавляет усмешку. — «Следи за словами». Наруто надувается, но все же не спорит — знает, что это бесполезно. Хидан тем временем окидывает взглядом полигон и небрежно спрашивает: — Где мелкий Учиха, кстати? — Этот придурок опять свалил, — раздраженно бросает Наруто. Верно, нарочитое стремление Саске дистанцироваться от команды выводило его из себя. — Саске-кун обычно предпочитает тренироваться с братом, — поясняет Сакура. — Ну, если только нам не нужно отработать что-то конкретное в команде. — О, у вас не так уж все гладко, как я думал, — усмехается Хидан. Какузу пожимает плечами. Отношения с младшим Учихой у него не складывались с самого начала. По правде говоря, Какузу понимал его недовольство — первый месяц им даже общаться приходилось исключительно через Наруто: язык жестов в Академии шиноби никто не преподавал. Да и очевидная неприязнь Какузу к навязанным ученикам не способствовала налаживанию контакта. Ситуацию спасал, опять же, Наруто. Сакура оказалась способной ученицей — и даже перспективной куноичи, чем-то напоминая ему Цунаде. А миссия в стране Волн и первая — для генинов, — настоящая опасность в какой-то мере сплотили их. Кроме Саске. Нельзя сказать, что они не переносили друг друга, но доверительных отношений построить так и не вышло; от сокомандников Саске тоже отстранялся, упорно отвергая попытки Наруто подружиться. Впрочем, это тянулось с самого детства этих двоих, и если Какузу хоть сколько-то знал Наруто, то участи стать его лучшим другом Саске было не избежать. «Только не путайся под ногами», — жестами говорит он Хидану; тот лишь фыркает в ответ. Какузу не думал, что Хидан действительно почерпнет что-то полезное из этого, но ему снова удается удивить его. — Кажется, я понял, — задумчиво говорит Хидан. — Дело не совсем в тренировках. Скорее в связи. И занятно, что он смог понять это из всего лишь обычной отработки приемов и техник. — Да, что-то вроде, — охотно отвечает Наруто. Какузу не вмешивается, радуясь, что на этот раз ему не придется участвовать в жалкой пародии на разговор. — Надо доверять своим товарищам по команде, чтобы эффективно работать вместе, ттебайо! Так сенсей сказал. — О, правда, — Хидан бросает быстрый взгляд на Какузу — он делает вид, что не замечает. — Не могу представить, чтобы Какузу сказал что-то подобное. — Это грубый перевод! — ничуть не смущается Наруто. — На самом деле он сказал это куда короче. А потом мы чуть не погибли во время нашей первой серьезной миссии, так что… — Кажется, это интересная история, — оживляется Хидан. — Расскажи подробнее, пацан! Наконец-то он начнет доставать кого-то другого. Пока эти двое, кажется, увлечены разговором, Сакура садится на землю подальше от них. На первый взгляд она выглядит нормально, хотя и немного устало; но Какузу все равно подходит к ней, чтобы убедиться. «Все в порядке?» Сакура быстро кивает. — Просто устала. Знаете, после… — она не договаривает, нервно поправляя перчатки. Они не скрывают две симметричные черные полосы — по одной на каждом запястье, — значение которых никто толком не понимает. Каким-то образом ей удалось спасти Хирузена, когда тот был на грани смерти; и точно так же позднее — спасти его самого. Какузу почти ничего не знал об этой ее странной силе, но был уверен, что она имела свою цену. Если она вернула кого-то к жизни, то должна была отдать что-то взамен. Он не спрашивал, но подозревал, что Сакура тоже это знала. Он кладет руку ей на плечо в попытке подбодрить, и она вдруг улыбается ему. — Я в порядке, сенсей, — говорит. — Может, я и не самый сильный шиноби, но я все еще могу помочь своим друзьям. Я не бесполезна. Далеко не бесполезна, сказал бы Какузу. Сакура на удивление хороший тактик — хоть и до того же Нары ей далеко, — и в команде она точно не лишний элемент. Но ей нужно больше, чем то, чему он может ее научить. «Нужно убедить Цунаде обучать тебя», — говорит Какузу. — «Она лучший медик, которого можно найти». И, возможно, ей известно больше об этой странной… технике, которой Сакура почему-то владеет. — Кто такая «маленькая химе»? — Сакура, кажется, слегка сбита с толку. — Думаю, вы не о Ханаби-чан… Она точно не медик. Какузу устало вздыхает и начинает медленно показывать само имя. Старое прозвище, которое он когда-то дал Цунаде и с тех пор привык использовать, пробуждает горькие, хоть и приятные воспоминания. Глаза Сакуры расширяются в восхищении. — Сенджу Цунаде-сама? Внучка Первого Хокаге? Одна из трех легендарных Саннинов? — сбивчиво спрашивает она, и Какузу кивает. — Это… невероятно! Я бы никогда не подумала… Ох, почему вы назвали ее маленькой химе? «Я всегда называл ее так». — О, так вы давно знакомы, — кивает Сакура. — Я иногда забываю, что вы такой старый, сенсей, — и хихикает. Какузу прижимает ладонь к лицу — жест, который легко понять. «Только не вздумай назвать ее старой». Сакура снова кивает и улыбается — на этот раз широко и ярко.***
— Смотри! — радостно ухмыляясь, Хидан потрясает перед его лицом знакомой книгой. — Милашка Сакура одолжила мне книжку. Теперь наконец-то я смогу тебя понимать. «Рад видеть, что ты занялся чем-то полезным». Какузу чувствует, как уголок рта слегка приподнимается. — Эй, не так быстро! — возмущается Хидан. — Я книгу еще даже не открывал! Какузу пожимает плечами — но повторяет каждый жест как можно медленнее. Может, хоть что-то запомнит. — Да, это очень полезно, — соглашается Хидан. — Просто подожди немного, я быстро учусь, когда у меня есть мотивация! «Не сомневался», — Какузу не удается сдержать слегка саркастическую усмешку. — Никто никогда мне не верит. Честно, это обидно, — усмехается Хидан. «Тебе что-то было нужно?» Какузу сомневается, что Хидан просто хочет провести с ним время. — Мм, вроде того. Ты же знаешь, что я должен вернуться в Югакуре через пару недель, — говорит Хидан — небрежно, но смотрит на него как-то странно. Это Какузу действительно знал. Хотя порой казалось, что Хидан собирается остаться в Конохе навсегда. — Что, ты даже не будешь по мне скучать? Подумав какое-то время, Какузу останавливается на «может быть». Хидан почему-то фыркает, явно сдерживая смех. — Забавно выглядело просто, — объясняет, когда Какузу непонимающе смотрит на него. По его мнению, ничего смешного в обычном жесте нет; но это же Хидан — чего он, в самом деле, ожидал. Будет ли он скучать по нему? Возможно; но как-нибудь переживет. Их разговор снова заходит в тупик. Хидан смотрит вдаль, улыбаясь, и кажется таким спокойным и странно красивым. Какузу вряд ли хоть когда-нибудь об этом скажет, — но думает, что Хидану куда больше идет, когда его волосы не зачесаны назад; это делает его более… живым. Когда он в последний раз отмечал чью-то привлекательность? Какузу понимает, что уже довольно долго смотрит на Хидана, только когда встречает его взгляд. И чтобы побороть всю неловкость, он быстро жестикулирует: «Тебе больше нечем заняться?» Его руки немного напряжены. Хидан чуть хмурится, явно пытаясь расшифровать, что он только что сказал. — Хм… Притворимся, что я все понял. Если ты спрашиваешь, почему бы мне не заняться чем-то повеселее — ну, мне нравится тебя доставать. «Иди и доставай кого-нибудь другого». Хидан, скорее всего, все еще не понимает жесты, но выражение лица Какузу должно быть весьма красноречивым. Какузу прекрасно понимает, что отталкивает его; но больше по привычке, чем из-за чего-то еще. — Ты действительно хочешь, чтобы я отстал? — спрашивает Хидан. — Я отвалю, если правда тебя так бешу. Я просто думал, что тебе тоже весело. Какузу уже поднимает руку, чтобы начать жест, но останавливает себя. Что-то в непривычной серьезности Хидана говорит ему, что пути назад уже не будет. И хотя он больше не может говорить, он научился следить за словами; потому что когда-то давно он сказал слишком много того, о чем до сих пор сожалеет. Он качает головой. — Отлично, — улыбается Хидан, возвращаясь к своей обычной непринужденной манере. — Так ты все-таки меня не ненавидишь. «Нет. Я отвык от людей». Большинство тех, кого он считал своей семьей, давно мертвы. Тобирама не пережил своего брата надолго. Мито… боль от общей потери должна была сблизить их, но вместо этого лишь отдалила друг от друга. Оставалась Цунаде, но она давно покинула деревню — их редкие встречи были обычно случайны. На самом деле, ее возможное возвращение в Коноху больше заставляло чувствовать себя неуютно, чем радовало. С Хирузеном они никогда не были особенно близки. Он был сам по себе, и его это вполне устраивало. Он продолжал существовать лишь для того, чтобы защищать построенное Хаширамой. Возможно, только Кушина и Наруто дали ему нечто вроде нового смысла жизни. И вот теперь появился Хидан — ворвался в его жизнь, как к себе домой, до невозможности раздражал, и все же почему-то это не было неприятно. — Давно ни с кем не разговаривал нормально? — по-своему, но в целом верно интерпретирует Хидан. Какузу кивает. — Ну да, понимаю, — он хмыкает. — Ладно, я не обижаюсь, если что. Он говорит так, будто Какузу действительно это волнует. Возможно, это так. Возможно, нет. После стольких лет снова чувствовать что-то, кроме глухой боли и злости — непривычно. И сложно понять, что именно он чувствует. «Что тебе нужно?» — спрашивает Какузу. Хидан почему-то снова не может объяснить нормально. — Ну… я не знаю, — он неловко смеется, запускает руку в волосы. — Да ты же и так все понимаешь, разве нет? — очередной смешок; он старается не смотреть в глаза. Какузу понимает — но продолжает притворяться, что нет. Дело не в Хидане — или не только в нем. Хаширама мертв, но Какузу все равно кажется, что он предает его память, даже задумываясь о чем-то подобном. Единственное, что отчасти успокаивает — Хидан ни о чем не просит. Он просто… рядом. И это, наверное, хорошо.***
— Кушина-сан, выглядите потрясающе, как всегда! — Хидан ухмыляется ей, закидывая руку на плечо Какузу. — Надеюсь, я ничему не помешал. — Вовсе нет, — Кушина не только выглядит потрясающе, но и дружелюбна и приветлива, как всегда. Сначала Какузу хочет оттолкнуть Хидана; но он отпускает его сам, и удивительно легко списать это на то, что он просто понятия не имеет, что значит личное пространство. — Так ты покажешь мне свой ритуал, Хидан? — нетерпеливо спрашивает Наруто. — Когда ты о нем рассказывал, звучало просто охренительно, ттебайо— ой! — Он морщится, когда Какузу довольно грубо треплет его по голове. — Сенсей, сейчас-то за что! «Следи за языком», — спокойно показывает Какузу. Ему хватает этого и с Хиданом — не нужно, чтобы Наруто тоже перенял его дурные привычки. — Ну, не будь так резок с моим мальчиком, — Кушина обнимает Наруто за плечи защитным жестом, но ее глаза смеются. — Хотя ему правда не стоит ругаться… и ты ведь не покажешь ему ничего опасного, правда, Хидан-сан? В ее голосе звучит легкая угроза, и Хидан тяжело сглатывает, качает головой. Какузу почти хочется улыбнуться — не стоит ее недооценивать. — В любом случае, я не могу показать тебе ритуал, когда некого убивать, — хмыкает Хидан. — Если у нас как-нибудь будет совместная миссия — тогда можешь смотреть и записывать, мелкий. Наруто, кажется, не уверен и заинтригован одновременно. Он шиноби — но и ребенок; и насколько Какузу знает, убийства не слишком-то его привлекают. Хидан, судя по всему, улавливает его изменившееся настроение — вместо того, чтобы продолжать тему, смеется и говорит: — Ну, хотя бы повзрослей для начала. — Я не ребенок, ттебайо! — немедленно вспыхивает Наруто — и напряжение, не успев возникнуть, исчезает. Какузу отстраненно думает, что, возможно, стоит расспросить Хидана о его религии; он не из тех, кто осуждает чужую веру, даже когда считает ее глупой, но кажется сомнительным, что существует какой-то бог, раздающий бессмертие своим последователям. Скорее всего, это очередной извращенный эксперимент кого-то вроде Орочимару; он стискивает зубы, вспоминая его. Мысли снова возвращаются к тому дню: когда он увидел Хашираму, стоявшего перед ним, как и много лет назад — но в этой пустой оболочке не было ничего от Хаширамы, кроме внешности. И Орочимару, уверенный в своей победе, насмешливо ухмылялся — как будто смотреть, как они сражаются против дорогих им людей, было так забавно. По крайней мере, он не получил того, что хотел. Но и не получил того, что заслужил. — Эй, все нормально? Выглядишь странно, — голос Хидана возвращает его в реальность. Какузу медленно и глубоко вдыхает, показывает быстро «в порядке» и отворачивается, не желая ничего объяснять. Возможно, ему лучше не знать загадки «Джашина». — Точно? — Хидан не отступает. — Ну же, Хидан-сан, оставь его. — По крайней мере, Кушина понимает; хотя понимание всегда было одним из ее лучших качеств. Все же Какузу не чувствует в себе сил продолжать разговор — и уходит. Удивительно, но Хидан не идет за ним. И это больше, чем могли бы любые слова, показывает Какузу, что он тоже понимает. Дни идут, и ничего не меняется. Хидан продолжает говорить с ним о бессмысленных вещах; продолжает приходить на их тренировки, смущая Сакуру и, кажется, упорно пытаясь обратить Наруто в свою религию — или, по крайней мере, научить его как можно большему количеству красочных выражений. Он продолжает заставлять Какузу сомневаться. Отчего-то мысль о том, что Хидан исчезнет из его жизни — как и эти разговоры ни о чем, мимолетные прикосновения будто невзначай, искренние улыбки, — кажется откровенно нежеланной. Пугающей. Хидан продолжает ждать, не требуя ничего, но Какузу не знает, насколько хватит его терпения и этой бескорыстности. И потому единственное, что он может — это дать ему ответ. Хотя это оказывается сложнее, чем он представлял. Он никогда не говорил ничего подобного. Даже думать об этом странно. Хидан выжидающе смотрит на него, и на мгновение Какузу хочет отступить. Оно того не стоит. Он даже не уверен. Даже Хаширама не слышал от него ничего подобного. Хидан, конечно, не услышит. Не то чтобы это было важно. — В чем дело? — Терпение точно не относится к лучшим качествам Хидана. — Ты притащил меня сюда только для того, чтобы полюбоваться? Я знаю, что я чертовски прекрасен, но… Какузу прижимает ладонь к губам Хидана, заставляя его замолчать — и задерживается, может, на секунду дольше, чем нужно. Выражение в его глазах меняется, и Какузу не может его понять. Со вздохом он убирает руку и пытается понять, как лучше выразить то, что он хочет сказать. Хоть Хидан и потрудился выучить самые распространенные жесты, их будет недостаточно. Какузу смотрит на скалу Хокаге за спиной Хидана; бесстрастное лицо Хаширамы пробуждает почти стершееся воспоминание о том, как они стояли на этом же самом месте. Он не уверен, предает ли Хашираму, приводя Хидана сюда; в конце концов, прошли десятилетия с его смерти, и никто не ждал бы, что Какузу будет скорбеть вечно. Хидан понимает его замешательство — не торопит, просто ожидая его слов. И Какузу не может подобрать ни единого слова; но в голове мелькает мысль, глупая и дерзкая, но кажущаяся правильной. Не сводя взгляда с Хидана, он тянется к кулону — колеблется мгновение, прежде чем снять его с шеи. Крепко сжимает в руке еще несколько секунд, прежде чем протянуть Хидану. «Такие вещи не отдают бездумно», — сказал тогда Хаширама, тепло улыбаясь. — «Я хочу, чтобы ты знал — это не бессмысленный жест. Ты важен для меня — возможно, больше всех в этом мире». Поймет ли Хидан? Какузу не знает, но надеется на это, когда Хидан немного неуверенно берет кулон. — И… зачем это? — он рассматривает его, сощурившись. Какузу тянется взять бледные руки Хидана в свои — он хотел бы повторить те слова, но не может. — Это что-то очень важное для тебя? — тихо спрашивает Хидан, и Какузу кивает. — Тогда почему ты отдаешь его мне? Потому что ты важен для меня. Изо рта вырывается только тихий хрип, и Какузу прикусывает губу, напряженно хмурясь, когда недоумение на лице Хидана сменяется сочувствием. Нет. Он не хочет, чтобы Хидан смотрел на него так. —…Черт, — выдыхает Хидан. — Ладно, может, напишешь, а я прочту? Не так романтично, но куда проще. И это на удивление неплохая идея, но Какузу думает кое о чем другом. Это больше похоже на импульс, когда он склоняется ближе, прижимаясь губами к губам Хидана. Поцелуй короткий, но теплый и правильный — хоть Хидан и не отвечает, словно слишком ошарашен. Когда Какузу отстраняется, Хидан смотрит на него широко раскрытыми глазами — но в его взгляде нет отторжения. Он выглядит удивленным, но и… радостным. Даже довольным — его губы изгибаются в усмешке, и Какузу почти улыбается в ответ. — Романтично и просто. Почему я об этом не подумал? — Хидан смеется. — Ладно, я понял. —Он смотрит на их все еще соединенные руки и вновь переводит взгляд на Какузу. — Так… ты уверен, что хочешь отдать мне кулон? Какузу хочет закатить глаза — разве это не достаточное доказательство, — но он понимает беспокойство Хидана, поэтому просто кивает. — Думаешь, мне пойдет? — Хидан подмигивает ему, и он настолько… Хидан; Какузу не удерживается от того, чтобы не поцеловать его еще раз. Дело не в этом, но Хидан и так знает. И… Ему, наверное, и правда пойдет.