i didn't believe in heaven until i saw you

После шумной тренировки в спортзале, наполненном криками и стуком бесконечных мячей, то и дело отскакивающих от пола и стен, хочется немного тишины. Голоса, уже более тихие (за исключением разве что Хинаты, Нишинои и Танаки – вечно галдящее трио с шилом в одном месте), но все же оживленные и воодушевленные, преследуют в раздевалку - обсуждают, хвалят, делают замечания. Не поддаться общему настрою сложно, и Асахи включается в разговор, с некоторой нервозностью, но искренне пытаясь поддержать атмосферу. Те же голоса потом слышно и из душевой; приглушенные шипящим звуком воды и неразборчивые, они даже несут в себе какой-то комфорт. Медленно и группками команда расходится, звон совсем стихает после прощаний, и не остается ничего, кроме искусственных звуков – падающих капель, шуршащего полотенца, клацанья закрывающихся шкафчиков – и Асахи растворяется под напором воды, чувствуя, как ноги становятся ватными, а руки абсолютно не хочется поднимать. Сейчас бы закрыть глаза и размазаться по стенке, стекая в лужицу, и той же лужицей уползти домой, в кровать. Тренировки изматывают, но после них на душе такое умиротворение. Это умиротворение чувствуется ровно до тех пор, пока перед глазами не появляется маленький бес. Нишиноя широко улыбается – явно ждала – и выпаливает бодрое «Асахи-сан!», как только девушка покидает здание. Как в ней остается столько энергии после такой физической нагрузки? Ученые не знают. И тем не менее, вот она, во всей своей красе. Глаза светятся нетерпением, отражая летнее солнце янтарными бликами, и вся ее фигура будто вибрирует от возбуждения. Столько переживаний от одной только тренировки, что страшно представить, что будет после соревнований. Высокая девушка вздыхает, но улыбается, совсем чуть-чуть приподняв уголки губ. Асахи не может назвать компанию Нишинои нежеланной, совсем даже наоборот, но Юу – полная противоположность покою, в котором она так нуждается сейчас. И тем не менее, она сама знает, что из приведенных опций в любом случае выберет подругу. Юу удивительна, так думает Асахи. Иногда – иногда? – ее хочется назвать богиней, настолько она хороша. Азумане ей завидует, завидует по-хорошему. Ее стремлению быть выше, лучше, летать. Она маленькая и юркая, у нее быстрая реакция, что позволяет ей отлично справляться с задачей игрока ее позиции. Казалось бы, она может все, что от нее требуется, и тем не менее она еще растет – не в сантиметрах, а в силе и навыках. Она низкая и кажется такой хрупкой, что ее хочется только защищать, когда на деле защищает она. Ей хочется восхищаться. Хотя, почему «хочется»? По-другому и не выходит. Ее руки тонкие, но сильные, вечно разукрашены синяками – боевые травмы, – и иногда она стыдливо тянет подвернутые рукава блузки вниз, прикрывая их, но чаще гордо тычет в каждое пятно, готовая чуть ли не часами рассказывать о них, не забывая упомянуть, что вот это вот уже желтеет. Сейчас контрастные краски на ее предплечьях не видно – Юу широко шагает впереди и что-то бубнит, живо и громко в вечерней тишине, – но Асахи знает, что они есть, и, честно говоря, они выглядят красиво, совсем как пятна акварели на холсте, и их хочется гладить и мягко целовать, прогоняя боль прочь. Девушка задумывается, как бы смотрелись ее метки, - прятала бы Ноя их, рассказывала о них, ставила такие же в ответ?.. Мысли заходят не в то русло, и Азумане дергается, чуть было не споткнувшись. Юу оборачивается, окидывая подругу взволнованным взглядом; Асахи чувствует, как жар подступает к щекам и неловко смеется, отмахиваясь, мол, все в порядке. – Хочешь, возьмемся за руки? Я тебя удержу, если вдруг начнешь падать! - сценарий моментально проносится кадрами в голове и, о, Асахи хочет. Хочет упасть, но не ударяться. Потому что с Юу хочется быть рядом, ее хочется касаться, но так страшно обжечься, и Асахи лишь рассеянно облизывает пересохшие губы. «Причина, по которой я не чувствую землю под ногами, – ты» – проглоченная мысль; вместо этого – теплое и смущенное «спасибо за заботу, просто оступилась». Юу игриво тычет локотком в бок Асахи, и у последней – бабочки в животе, но внешне она лишь улыбается на этот жест и получает сияющую улыбку в ответ от Нишинои – в ее стиле. Говоря о стиле; Нишиноя буквально боготворит школьную форму, но, по всей видимости, не в том виде, в каком ее подразумевается носить, а в том, как она выглядит на ней сейчас. Летняя блузка помята – опять бросила как попало перед тренировкой, – края ее выбиваются из-под юбки, сама юбка подвернута в поясе и оголяет бедра чуть больше, чем рекомендуется. И руководством школы, и в принципе для благополучия окружающих, потому что Асахи кажется, что если она еще хоть раз качнет бедрами в ее сторону, у нее голова пойдет кругом. Край юбки покачивает легким ветром, а ноги, обнятые черными гольфами, красиво красит оранжевым закатное солнце, и этот оранжевый так идет натуре Юу, что только отчетливее прослеживается, когда ее фигура облачена в форму либеро, будто придуманную специально для нее. Солнечный свет широкими мазками ласкает солнечную Ною и смотрится на ней так естественно, словно она сама сделана из его лучей. Может, она и есть Солнце, что слепит Азумане, но так хочется купаться в Ее лучах. Асахи устало вздыхает. Занятая своими мыслями настолько, что никак не может зацепиться за болтовню Нишинои, она не может и игнорировать ее, не может отгородиться, потому что, во-первых, это Юу, во-вторых, Юу громкая, и ее голос превращается в фон, по которому лениво ползут собственные, не совсем невинные размышления Асахи, фон такой же естественный, как свет на ее теле, как блики в ее глазах, как мелкие блестки пота на ее лице, – это все настоящее, это все – Ноя. Однако, со всеми ее достоинствами, в ней нет ни намека на сдержанность. Она трещит, как заведенная игрушка, и, честно говоря, ей это даже идет, но все, чего Азумане хочется в данный момент (при всем ее восхищении), – это звенящей тишины. Ноя шумная. Ноя шумная настолько, что иногда ее жужжание хочется откровенно заткнуть. В голове за секунду проносится лента вариантов свершения сего акта, и когда в мозг врезается клишированное «заткнуть поцелуем», Асахи будто просыпается; в груди зарождается звук на грани визга и приходится задержать дыхание, чтобы не выпустить его наружу. Потерянная в своих мыслях, Асахи совсем не замечает, что Юу замолкла и, более того, оказалась впереди и теперь заглядывает ей в лицо. Азумане делает короткий вдох, резко остановившись, и вцепляется пальцами одной руки в ремешок сумки на ее плече, другой – нервно заправляет за краснеющее ухо прядку волос, выбившуюся из-под резинки. Внутри вьется тревожность, и Асахи с разочарованием замечает, что ее мысли были громче энергичного голоса Нишинои, и ей стоило бы думать, как заткнуть себя, а не ее, и… Между «сейчас» и «никогда» тумблер щелкает на «сейчас», и Асахи, прикованная пытливым взглядом карих глаз, раскрывает рот и даже не успевает подумать над словами, на выдохе плавно складывающимися в вопрос: – Можно тебя поцеловать? Девушек окутывает долгожданная тишина, и больше всего на свете Азумане Асахи хочет, чтобы она прервалась. Азумане хочет закрыть лицо руками и провалиться сквозь землю, впечататься в асфальт и слиться с ним воедино, но, мирясь со страхом ближайшего будущего, она лишь сжимает кулаки так, что ремень поскрипывает под хваткой пальцев, а коротко остриженные ногти впиваются в плоть, оставляя темные полумесяцы на ладонях. Ноя выпрямляется, перемещаясь ровно напротив подруги, ясно смотря ей в глаза; маленькие чертики пляшут в ее взгляде. Закат позади нее обрамляет крохотную фигурку ярко-желтой каемкой, играя бликами на волосах; летний ветер мягко ерошит темные пряди, мешая их с высветленной челкой. – Тебе придется наклониться, – смеется, щурясь. – И глаза закрой. Асахи снова раскрывает рот – на этот раз беззвучно – и боковым зрением улавливает движение – пара человек, идущих по противоположной стороне дороги. Секундная паника берет верх, и девушка отворачивается, отвлекаясь. Но цепкие пальчики тянутся вверх, крепко хватаются за воротник чужой (но горячо любимой) формы и тянут вниз до тех пор, пока Асахи не возвращает свое внимание к девушке напротив нее; их взгляды встречаются, встревоженные и нетерпеливые. – Нишиноя, я… – Закрой, говорю. Асахи хлопает ресницами пару раз и все же зажмуривается, пытаясь направить все волнение в руки, все еще сжимающие ремень сумки. Юу ухмыляется – довольна – встает на носочки и отпускает воротник; перемещая ладошки на чужое лицо, еще секунду она изучает его черты, после чего медленно выдыхает. Дыхание теплым порывом проходится по губам Азумане, и последняя чуть размыкает губы, скорее непроизвольно, чем осознанно. Нишиноя приближается еще чуть-чуть, и еще; между ними – пара сантиметров, и… И в последний момент резко меняет угол, буквально врезаясь губами в мягкую щеку. Юу со смачным «мвах!» отлепляется от щеки, горячей и красной, и звонко смеется, хлопая Асахи по спине: – Расслабься! И тише: – Ты мне тоже очень нравишься, Асахи-сан. Солнце медленно садится за горизонт, и, когда чистая и яркая улыбка растягивается по личику Юу, огненный шар за ее спиной рассеивает лучи, венком украшая макушку девушки. Асахи готова уверовать здесь и сейчас. Она улыбается в ответ и все-таки берет предложенную ранее руку в свою, переплетая пальцы. Юу удивительна, так думает Асахи, и то же думает Юу о ней самой. И они знают, что впредь они не позволят друг другу ни падать, ни тем более ударяться.