Я совсем не хороший парень, Я — невыносимый и злой. Не называй меня милым, Иначе я сожру твоё сердце.
Леви заканчивал учёбу дважды: первый раз в Америке, второй раз — в Китае, где прошёл несколько курсов по чайному мастерству, так что, когда вернулся в Орландо, чтобы приступить к удовлетворению своих профессиональных амбиций, дал старт своему делу быстро и уверенно. А ещё, в шутку данное ему в университете прозвище «азиат» заиграло после этого события новыми красками. Разумеется, первым делом Леви послал отдыхать всех любителей умопомрачительных кличек. Потом — разобрался с жильём. И только потом, подняв и переработав все планы, тщательно выстраиваемые им во время обучения в Китае, купил помещение и заказал мебель, чтобы открыть чайный магазин. С местом ему повезло: оно было в шаговой доступности от парка при озере Эола, рядом с его домом, к тому же людное, полное туристов и желающих потратить деньги местных жителей. И только ему показалось, что всё идёт хорошо, как начались первые проблемы. Пока здание ремонтировали, Леви работал с веб-дизайнером над сайтом, но, когда дело дошло до отделки, естественно, он посчитал себя обязанным наблюдать за работой. В общем-то, первый же его визит закончился тем, что он обнаружил сотрудника конной полиции, увлечённо выписывающего кому-то штраф, пока его лошадь с удовольствием жрала цветы из подвешенной на карнизе корзины. Леви постоял, посмотрел. Подумал. И подошёл к сотруднику правопорядка. — Доброе утро, офицер, — прохладно поздоровался он с угрюмым мужчиной. Офицер кивнул ему, не отвлекаясь от писанины. — Вашей кляче вкусно? Мужчина нахмурился, поднял голову, растерянно повертел ей и обнаружил своего коня блаженно пытающимся поймать верхней губой последний пион — изрядно помятый в ходе его предыдущих попыток добраться до элементов декора. — Прошу прощения, — извинился офицер, одёргивая лошадь. Раскаивающимся он не звучал. — Не стоит, — отказался от извинений Леви. — Раз уж у вас всё необходимое под рукой, выпишите, пожалуйста, штраф вашему транспортному средству. Мне нужны пионы, а не раскаяние, иначе я могу случайно заменить их на лютики. Леви получал чек в полной тишине. Не сказать, что у него не появилось других проблем с открытием. Он вымотал веб-дизайнера до ранней седины, оставив в покое лишь когда был чётко уверен, что дизайн сайта соответствует дизайну интерьера, информативен и работает без всякой этой ерунды вроде ведущих в никуда форм отправки. Череда ужасно утомительных собеседований c пиар-менеджерами и бухгалтерами тоже стоила ему огромных сил и почти стёрла из памяти тот эпизод с обжирающимся его пионами конём. К тому же, он поднял козырёк карниза повыше, так что повторных эпизодов не предполагалось. Нанял он, разумеется, лучших, и, выдвинув талмуд требований, с ужасом подумал, какие же муки его ждут, когда дойдёт до набора персонала, что тоже не добавило ему положительных впечатлений от реализации планов по открытию магазина. Но, так или иначе, он справился и с поставками, и с рассылкой приглашений на день открытия, и с организацией доставки, с прайсом, с наймом бухгалтера, с разработкой графиков и бумажной волокитой… В общем, Леви был готов нанять сотрудников и открыть чайный магазин, успешно преодолев все встреченные на пути трудности. Все, кроме сраной конной полиции. Близость парка и людность улицы обеспечили ему периодическое (ближе к частому) соседство с сотрудниками правопорядка, а также их животными, и Леви, конечно, не имел к лошадям, как биологическому виду, никаких претензий, и был вполне согласен, что ухоженный конь не вредит пейзажу и создаёт ощущение престижа и безопасности, но личное соседство с потеющей скотиной находил не самым приятным. В общем, по плану от его магазина должно было пахнуть чаем постоянно и достаточно сильно, чтобы это могло привлечь клиентов. Но ему нечего было поделать с тем, что несколько раз в сутки на улице не пахло ничем, кроме проходящей мимо, а то и вовсе стоящей у поворота на Восток-Вашингтон взмокшей на жаре клячи и жёваных овощей, травы и фруктов, которые эта кляча употребляет в пищу. И бог с ним, пусть стоит, жрёт и потеет. Но кляча же — это для создания репутации. Поэтому, помимо угрюмого Найла, чей конь сожрал пионы, Леви за время работы над открытием магазина имел честь наблюдать ещё четверых сотрудников, в разные дни и время суток появляющихся в пределах его видимости. И те были куда радушнее настроены, чем Найл. Они улыбались, общались, давали трогать своих лошадей и, когда Леви примелькался, радостно с ним принялись здороваться. Надо ли подчёркивать, что Найла, смотрящего в его сторону исключительно со скорбной рожей, при таком раскладе он любил больше всех. Общительные и жизнерадостные офицеры, которые нужны, чтобы от отсутствия преступности всем было не только спокойно, но ещё и радостно, Леви раздражали все без исключения, но больше всех… Больше всех его бесил капитан конной полиции Эрвин Смит. Эрвин был здоровым мужиком, и конь у него был такой же здоровый. Сначала он умудрился стать единственным, кого Леви записал в список «непроблемных» полицейских, ведь приступов звонкого смеха и демонстрации элементов высшей школы верховой езды на потеху публике он от него не наблюдал. Оба раза, когда Леви его видел, капитан спокойно улыбался и с умиротворённым лицом занимался тем, что и ожидалось от сотрудника полиции: работал. Патрулировал, ходил. Что-то говорил в рацию. Куда-то однажды на своей белой скотине ускакал. Стоял. Здоровался, но только если здоровались с ним. Однако их третья встреча уничтожила его репутацию быстро и бесповоротно. В день, на который были назначены собеседования, Леви вышел из дома в шесть часов утреннего времени, чтобы, согласно плану, ровно через десять минут с учётом всех внезапных обстоятельств, которые только могли произойти, неспешно добраться до чайного магазина. Он не знал, сколько человек откликнулись на вакансию, но от пиар-менеджера слышал, что кампания может считаться успешной. Всё должно было пройти идеально, но могло покатиться по наклонной, потому что Леви был на взводе, весь вчерашний день провёл в бешенстве из-за задержек поставки стаканчиков для продажи чая на вынос и совершенно не настроен на дружелюбное общение. Тогда-то судьба и столкнула его нос к носу с клячей Эрвина Смита, как чёрт из табакерки явившейся перед Леви прямо после поворота с Север-Хайер. Стояла она так, что её предполагалось обойти. — Замечательный конь. Убери его с дороги. Конь и правда был замечательный. Высокий, мощный. С сильной шеей, приятным профилем, ясным, серьёзным взглядом. Светло-серый, в яркое яблоко — признак хорошего ухода. Безупречно вычищенный, разумеется. Только вся рожа у него была в рыжих морковных слюнях. Леви дёрнул рукой от брезгливости. Капитан улыбнулся, сделав из этого жеста свои выводы. — Это кобыла. Она не укусит, но ей, к сожалению, не нравится, когда гладят морду. На секунду Леви перевёл взгляд на лошадь и состроил крайне презрительное лицо. — У неё рожа в дерьме, кому понравится с ней ласкаться. — Лавочник не любит лошадей? Леви не стал спрашивать, откуда капитан полиции знает о роде его занятости, хотя на секунду ему и стало интересно. — Сложное хобби. — Благодарю, это верно — оценил Эрвин, вежливо кивнув. — Но я спросил не об этом. Конская густая слюна капнула на тротуар в каких-то десяти сантиметрах от обуви Леви. Он сделал шаг назад, наградив Эрвина сложным взглядом с явным оттенком пренебрежения. — Конкретно эта меня бесит. — Очень жаль. У меня три лошади. К сожалению, возможно, скоро у меня не будет хватать времени уделять им должное внимание. Было бы приятно найти человека, который мог бы мне в этом помочь. Леви осознал, что понятия не имеет, как расценивать сказанное, что от него ожидается, и как он сам собирается на это реагировать, поэтому ещё несколько секунд молча продолжал смотреть на капитана полиции ранее продемонстрированным ему сложным взглядом. Капитан отвечал ему вежливой улыбкой. Глаза у него были хитрыми, будто он затеял над ребёнком безобидную, но гаденькую шутку, и у него получилось успешно этого ребёнка в свою шутку вовлечь, так что Леви не совсем понимал, что заставляло его продолжать разговаривать с этим человеком, и почему мысль об уходе по-английски не показалась ему уместной ещё в самом начале диалога, а пришла в голову только сейчас. — Трогательно, — в конце концов прохладно сказал он. — Найми себе сраного жокея и отъебись от меня. Он отвёл взгляд от Эрвина и обошёл кобылу, которую тот, естественно, ни на дюйм не сдвинул. К сожалению, что-то заставило капитана полиции последовать за ним. — У тебя не было хорошей лошади, — сказал он. — Нет желания пробовать, — снова огрызнулся Леви. Ему было не до болтовни с практикующимся в шутках юмора полицейским, к тому же, тот был здоровый как шкаф, и кобыла его была чересчур внушительной, чтобы ощущать себя комфортно при росте, которым природа одарила Леви. — У меня есть пони. Леви остановился и посмотрел на полицейского бешеным взглядом. Эрвин невозмутимо, с вежливостью ему кивнул, придержав козырёк шлема, и развернул кобылу обратно. Умный человек, подумал Леви, знает, когда нужно остановиться. И полный придурок, если вздумал что он приятный парень, который порадуется сомнительным шуткам от незнакомцев. — Скажи своей кобыле, что на службе жрать запрещено. — Её зовут Стар Баттерфляй. Можно просто Стар. — Удивительно, что не Твайлайт Спаркл, — тихо бросил Леви, отворачиваясь и отправляясь дальше. От злости у него быстро билось сердце и горели щёки.***
В оставшиеся до собеседований два часа Леви планировал пять раз перепроверить каждый уголок внутри и снаружи помещения, вылизать и вычистить каждый сантиметр территории, которой он владел, и успокоиться, конечно, тоже, но если с первым у него не возникло никаких существенных проблем, то его спокойствию серьёзно мешала периодически шагающая по противоположной стороне улицы кобыла. Леви был не в духе, он был зол и не настроен на продуктивное общение, но полуторачасовая уборка под «The Postal Service», с трудом, однако склонила его настроение ближе к смирённому. В конце концов, ему в жизни только и приходится, что делать вещи, которые бесят. Первый желающий потрудиться во имя чая подошёл в половину восьмого, и был это высоченный, нескладный темноволосый парень. Он нервно огляделся, и, заметив Леви сидящим на барной стойке в огромное витринное окно, радостно улыбнулся ему. В ответ Леви только кивнул, не отрываясь от ноутбука, и парень прошёл через открытую настежь дверь. — Здравствуйте, сэр! — бодро начал он. — Меня зовут Марко Ботт. — Посиди полчаса за тем столом. Собеседование в восемь, — холодно отбрил всю его жизнерадостность Леви, не глядя указав на угловой столик у окна и продолжив раздражающую переписку с бухгалтером. Осторожность была приятна, и Леви, безусловно, оценил заблаговременное появление, но планы его от этого не поменялись. Собеседование — в восемь, так что до восьми он не работодатель, а экономист, и мотивы трудоустройства Марко интересовали его намного меньше, чем построение планов на отбивание капитала. Когда через семь минут в магазин бегом влетели ещё двое и, запыхавшись, представились, у Леви начала болеть голова. — Все трое — на улицу, и зайдёте сюда ровно в восемь со всеми, кто придёт к этому времени. Вот как обстояли дела: Леви был человеком прагматичным. Сложным, жёстким и хладнокровным. Он с трудом верил во вторые шансы, не терпел нарушения барьеров, не особенно заморачивался такими вещами, как эмпатия, и большинству людей, имеющих с ним дело, казался сферическим засранцем, которому нужна по меньшей мере хорошая порка. С эмоциональным общением у него не складывалось ровно столько лет, сколько он себя помнил. У Леви не было друзей в университете, а те, с кем он общался чуть теплее, чем с остальными, переехали в другой штат, пока он был в Китае. Можно подумать, что глубоко в душе Леви был одиноким, несчастным или полным страданий, но это было совсем не так. Он был невыносимым, заносчивым парнем с раздутым самомнением, и отлично себя чувствовал. Отсутствие приятной компании не угнетало его, и, если честно, практически всех людей, которые ему встречались, он просто-напросто находил недостаточно достойными того, чтобы ему вдруг захотелось с ними пообщаться. Он не слишком трудился над произведением хорошего впечатления, однако от окружающих этого требовал, поэтому, будь он хоть немножечко более приятным человеком, посочувствовал бы подросткам, которые пришли к нему наниматься. Но Леви… Леви был злом, поэтому сочувствовал он, по всем канонам всего самого злого, только себе.***
В восемь часов Леви вышел на улицу, вызвав своим появлением тишину за столиком, который заняли желающие трудиться, потратил несколько секунд на то, чтобы искупаться в произведённом впечатлении, а потом бросил беглый взгляд на напряжённых детей и развернулся. — Заходите. Дверь он закрыл сразу же, как внутри оказался последний вошедший, и остался наедине с девятью застывшими в напряжении человеческими особями. — Марко, — сделал выбор Леви, кивком головы позвав его следовать за собой. Они прошли в небольшую комнату, открытое окно которой вело на задний двор. Здесь было стерильно чисто и тихо, шум с просыпающейся улицы почти не достигал помещения. Марко он указал на единственный стул в комнате, а сам сел на стол… потому что его ебучее кресло всё ещё было на ебучем складе. — У тебя в резюме написано, что ты с детства любишь чай, — сразу начал Леви. Пустая комната исказила его голос, сделав внушительнее и жёстче, чем он планировал звучать. — Что это значит? — Семейная традиция, — старательно сдерживая рвущееся наружу дружелюбие, ответил Марко, пытаясь контролировать улыбку. Улыбаться его тянуло, вероятно, из-за нервозности. Хороший парень, оценил Леви. Выглядит, как золотистый ретривер, но интуитивно старается общаться на тональностях, комфортных для собеседника, а это выигрышная черта для сферы продаж. Хорошего работника из него слепить можно. В конце концов, люди, которые приходят купить чай, вряд ли мечтают встретить за кассовым аппаратом Леви. Таких людей, как Марко, они ценят куда больше, чем ублюдков, которые улыбаются раз в тысячелетие по поводам, достойным памятной даты. Леви дёрнул бровью, предлагая ему продолжить. — Моя бабушка из Шри-Ланки. Любила чайные церемонии, и… Я искал работу близко к дому, долгосрочную, с достойной зарплатой и чтобы нравилась. У меня есть опыт продаж, я умею обращаться с кофемашиной, а в прайсе кофе тоже есть, так что… Мне двадцать, я пока учусь. — Ты ведь учишься на социолога, — заметил Леви. — Тебе нужна практика в твоей области, разве нет? — Пока продажи привлекают меня больше. Я не нашёл… вернее, я вообще не вижу себя в своей области, а бабушка… — Бабушку любишь, — кивнул Леви. Про бабушку ему слушать было не интересно. — Откуда родом ройбуш? Марко поморгал ему в ответ и побледнел. Леви подождал немножко, а потом тяжело вздохнул. — Вот что, Марко. Ты принят. По причине моего к тебе расположения. Тренинг послезавтра и продлится три дня. Через неделю — открытие, и ты будешь работать в этот день. Я скину тебе файл, в котором будут ссылки на людей, которые составят с тобой договор. Ещё там будет информация, которую нужно выучить к тренингу. Позови следующего, любого. Удачного дня. — Всё?.. — растерялся Марко. — Спаси… — Удачного. Дня, — с нажимом повторил Леви, и Марко убрался из кабинета.***
— Саша! — представилась девочка, вытянувшись так, будто её на деканат за проступки вызвали. Леви пригласил её на собеседование только потому, что счёл забавным следующий факт: — У тебя административный штраф за кражу продукции магазина, где ты работала, и ты правда думаешь, что я приглашу тебя продавать чай супер-премиум класса? — Да, сэр, — не колеблясь, ответила Саша. — И я полна энтузиазма бороться за это место. Я — старательный, хороший сотрудник, и я не повторю старой ошибки! Энтузиазм… — Ну, а рекламой заниматься у тебя есть энтузиазм? — Есть! Что потребуется от меня? Леви облегчённо вздохнул. Возможность слить полную энтузиазма воришку производящему такое же впечатление чего-то наглухо отбитого пиар-менеджеру он находил, пожалуй, лучшей, что этот день ему предложил. — Я дам тебе контакты Ханджи Зое. Она посадит тебя на сайт, группу в Фейсбуке, сраный Инстаграм и десять тысяч других площадок. И чтоб у магазина я тебя видел строго в часы моего в нём присутствия.***
— Я докажу родителям, что могу быть финансово независимым, — агрессивно прошипел Эрен, вцепившись в стул пальцами так, что у Леви сердце с ритма сбилось от страха за имущество. — Ну, а про чай ты что знаешь? — на браваду, с другой стороны, он отреагировал крайне скептически. — Ничего. Но он мне нравится.***
— Я здесь для того, чтобы присматривать за Эреном. Если это не было финишем, то Леви даже не знал, насколько нужно постараться, чтобы переплюнуть что-то подобное. — А как насчёт чая? — устало спросил Леви. — Моя семья имеет японские корни. Я знаю, что такое чайная церемония. Этого хватит? — Нет. Но на тренинг я тебя жду. Микасу он принял только потому, что идея присматривать за Эреном не казалась ему такой уж бессмысленной.***
— Я читал документы… я, конечно, мало что понял, не очень разобрался в названиях и сортах, но основы я усвоил. У меня специальность… в общем, мне нужна эта работа и для учёбы тоже. Я медленно усваиваю материал, но хорошо! Леви думал. Парень был единственным из пришедших, кто получал образование в сфере продаж. И, как и Марко, он был из тех людей, у кого с лёгкостью просят помощи при покупке товара. Но самопрезентация… была, конечно, убогой, а у Леви от усталости неприятной болезненной каской начинало сдавливать голову, так что долго мучиться с парнем ему очень не хотелось, но было очень надо. — Что такое пуэр? — О, это чай… на котором плесень. В смысле, его помещают в микробы, а потом сушат и прессуют. — Что за микро… — Ой, мама, смотри! Лошадка ест цветы! — очень громко донеслось с улицы, и у Леви случился приступ необъятного бешенства. — Придёшь на тренинг, Конни, и там посмотрим, что ты из себя представляешь за чайного гуру. Убирайся. Ты последний на сегодня. — Там ещё трое… — Ты последний на сегодня, — повторил Леви жёстче, хватая ноутбук и бросаясь на улицу, как разъярённый тигр. В пяти метрах от его террасы ребёнок кормил Стар жухлым букетиком хрен знает чего. Пионы Леви висели в положенном месте. Эрвин с отцовским снисхождением глядел на счастливое дитя, но, когда Леви выскочил, перевёл на него такой же точно взгляд. — Всё в порядке, мистер Аккерман? Впечатляющая скорость. Леви приказал удивлённым подросткам выметаться, закрыл магазин и отправился дорабатывать остаток дня дома. Через два часа ему должны были прислать вывеску, визитки заведения и хреновы карточки для покупателей, к тому же, он должен был оценить, что из себя представляет мобильное приложение. У него было достаточно дел, и все они могли пойти коту под хвост, если он ещё хоть секунду проведёт, окружённый подростками и всякими там кобылами по имени Стар Баттерфляй.***
Вот что Леви мог сказать по итогам тренинга: у него осталось восемь сотрудников. Кроме вымотанных подростков, каждого из которых он как минимум дважды чуть не довёл до слёз (иногда и без «чуть») и как минимум единожды подвёл к светлой мысли о суициде, он имел ещё и Сашу, которую Ханджи наняла, по мнению Леви, чересчур охотно, и которую ему приходилось осаживать после каждого опубликованного поста, намекая на необходимость выдерживать тон, соотносящийся с имиджем компании. А не такой, будто они отчаянно приглашают детей на карнавал. Из восьми нанятых работать на доставке могли и согласны были трое. Леви рассчитывал минимум на десятерых, чтобы не допускать возможности появления незанятых смен, но ему даже с этими (а они ведь были лучшими) ужиться было тяжело, так что он сменил тактику и хорошенько шарахнул по детям ужесточёнными условиями. Дети проглотили, и он отправил их отдыхать до дня открытия. Первый день, свободный от общения с ними, он планировал провести на своей террасе. Своего заведения. Один, сидя на удушливой июньской жаре, чтобы проверить, насколько справляются со своей работой системы уличного кондиционирования, и пересмотреть бюджетный план, по-новому организовав расходы. Его всё бесило. С последним он справлялся в одиночестве, потому что бухгалтер, ответив на его звонок, пробубнил что-то смутно похожее на «пожалуйста, у меня дети», и был немилосердно отправлен на выходной. Его гибкий график Леви тоже имел назойливое желание загнать хоть в какие-то рамки. Видит Бог, не был бы он специалистом… — Доброе утро, мистер Аккерман, — поприветствовал его капитан полиции Эрвин Смит, и Леви закрыл глаза, застыв в положении человека, готового или умереть, или сдетонировать. — Доброе утро, капитан и его кляча, — огрызнулся он, открывая глаза и возвращаясь к работе. Эрвин не появлялся здесь всё время со дня собеседования, и вот, именно в тот, когда Леви планировал сидеть на террасе, занимаясь делами, он явился. Леви застыл, ожидая, пока Эрвин пройдёт дальше по улице и займётся работой, исчезнув куда-нибудь в другую точку патрулируемого периметра, но он остановил кобылу прямо рядом с ним. — Хотите я расскажу Вам секрет? — странным голосом обратился к нему капитан. Леви поднял на него взгляд, чтобы предположить, какую шутку затеял он на этот раз, но глаза полицейского блестели незнакомым, излишне лукавым для шутника выражением, и Леви на мгновение засомневался, действительно ли тот решил вновь пытаться поразить его искромётным юмором. А потом вспомнил, что ему это, вообще-то, не интересно. — Нет, — Леви опустил взгляд на экран и понял, что забыл, что значат цифры, которые он только что написал. — Хорошо. Тогда прошу прощения за беспокойство, — ответил капитан с мягкой вежливостью и поднял лошадь в рысь. Леви оторвался от экрана, вцепившись взглядом в спину удаляющегося полицейского. У него снова начали полыхать щёки. — Что за херня, — прошептал он в одинаковой степени возмущённо и растерянно. Что-то всего на секунду заставило его пожалеть о том, что он не принял предложение, и Леви разозлился на себя за это чувство. У него тут ебучих цифр целая таблица, какие, на хрен, секреты.***
Эрвин Смит был или полнейшим идиотом, или не был им, вот к какому выводу пришёл он спустя два дня после последней их встречи. Не то что бы у Леви были какие-то особенные комплексы, но поведение капитана полиции задело его за живое, потому что он был, пожалуй, единственным человеком, который дважды выставил его идиотом и сделал это красиво. Как будто оно так сложилось само собой. Леви твердил себе, что он не должен заморачиваться этой ерундой, но заморачивался. Его дразнили азиатом или коротышкой, винили в злобности, бывало, что его обиженно называли сучкой или пытались строить ему козни, но всё это выглядело примитивным, плоским и недостойным его внимания, поэтому ничто из этого ни разу не заставляло Леви зацикливаться на подобного рода отношении к себе. Но что и зачем делал Эрвин? Издевался над ним, потому что Леви до глубины души обидел его коллегу, заставив выписать штраф собственной кляче? Ему не хотелось верить, что это так, потому что, в конце концов, он был капитаном полиции и даже умудрился понравиться Леви больше других полицейских, естественно, до тех пор, пока не открыл рот. Эрвин пытался перевоспитать его? В это Леви тоже верил с трудом, потому что за такие вещи сраный капитан полиции может лишиться работы, и Леви уж точно не постесняется устроить ему это путешествие вниз по карьерной лестнице. Позже Леви, путём просмотра информации, имеющейся в открытом доступе, пришёл к выводу о достаточной эрудированности капитана полиции, чтобы окончательно отказаться от выдвинутых теорий. Более того, Леви столкнулся с некоторым диссонансом, обнаружив, что у Эрвина Смита была репутация человека, не очень-то и стремящегося кому-то что-то причинять: как плохое, так и хорошее. Он работал свою работу. Он не делал поблажек, выписывая штрафы и арестовывая всё, что было виновато, будь оно хоть сколько пытающимся вымолить у него каплю жалости. В то же время, делал это он холодно, быстро, технично, с улыбочкой доброго папы, пасущего детский сад. Не разговаривал с преступниками, ограничиваясь стандартными фразами о правах и цитированием Кодекса. Как робот. Судя по тому, как реагировали на него люди, столкнувшиеся с ним при работе, Эрвин Смит был жутким. И получал в свою сторону букет ровно тех же самых тычков, какие получал Леви: клички, обвинения и предложения стать немножечко почеловечнее. Приглашения на уроки хороших манер и идеи как-нибудь эдак к нему подкопаться, чтобы напакостить. Ну, а Леви оказался, похоже, единственным в мире человеком, кому Эрвин Смит предложил не оплатить штраф за парковку в неположенном месте, а покататься на ебучем пони. Почему?***
Люди, в основном, с Леви в принципе разговаривать иначе, чем по делу, не стремились, что и говорить о таких вещах, как попытки изящно вывести его из себя. С таким необычным отношением он столкнулся впервые и, даже будучи крайне заносчивым засранцем, готов был признать, что капитан полиции Эрвин Смит, наверное, всё-таки хорош. Возможно, во многом он был даже лучше него. Что совсем не мешало Леви беситься при каждом его появлении. В любом случае, ему надо было думать о работе, этим он и занимался. За день до открытия магазина он провёл целый вечер, вычищая его до блеска, проверил, чтобы форма для сотрудников была готовой, целой, выглаженной и пахнущей кондиционером для белья. В приступе больного перфекционизма он возился со скрипящим от чистоты магазином и домой вернулся уже после полуночи, чтобы тяжело и беспокойно проспать ночь. В шесть утра он снова был у дверей, довольный встретить там Марко, окосевшего от раннего подъёма и чрезмерного волнения, и Хисторию, глядящую на него маскообразно доброжелательным лицом. — Что с мордой? — напал он на Марко. — Ничего, сэр, — ответил он. Смущение взбодрило его, заставив покраснеть, и Леви слегка позлорадствовал. — Иди умойся. У вас десять минут, чтобы переодеться. Я проверю вас по основным вопросам. Мы откроемся в половину седьмого.***
Сработала это пиар-компания Саши и Ханджи, примелькалось ли его заведение во время подготовки к открытию, Бог, в общем, знает, что послужило причиной, но к десяти утра Леви встал на чай вместе с детьми. Люди брали то, что предлагалось к бесплатной дегустации, но, что было важнее, они покупали листья, интересовались у него добавками, спрашивали про график работы, про техники, про обучение, покупали чай: как на вынос, так и упаковками, и Леви был в приятном недоумении от происходящего, но больше всего его самолюбие тешила даже не прибыль, а неподдельный интерес к чаю, который пробовать предлагалось бесплатно. Этот сраный чай был предметом сомнений Леви с той самой секунды, как он решил сделать его лицом магазина. Леви любил чай, и интерес к этому делу был, наверное, единственным, что он действительно мог с натяжкой назвать своим хобби. Учась в Китае и будучи полностью решившимся на открытие магазина человеком, он попробовал много сортов, чтобы иметь прекрасное представление не только о том, что нравится потребителю, чего стоит и как собирается, но и о собственных вкусах. Он с трудом преодолел прагматизм и убедил себя на риск. Оценив горький, травяной вкус некоторых сортов горного чая, он ебучих полтора года экспериментировал с добавками. Леви создал этот чай сам, и поэтому, если быть честным до конца, он был в сильной степени придавлен высокой, положительной оценкой чего-то, что сделал своими руками, и, вероятно, это делало его взгляд немного растерянным и чуть более мягким, раз люди с таким искренним интересом и желанием шли задавать ему вопросы и делиться похвалой. Он был так потрясён, что растерял сноровку и пропустил появление тайного покупателя. — А почему чай называется горными лаврами? — невзначай поинтересовался у него мужчина. Леви собирался отправить его читать, на хрен, состав, который был написан очень большим шрифтом рядом с дегустационным столиком, и буквально в последний момент заметил, что тот с излишним для рядового потребителя вниманием вглядывается в цвет чая, болтает его по чашке, проверяя плотность, и вдыхает пар. Он серьёзно поругал себя за разболтанность. Нагрубить чайному критику было бы плохим выбором. — Это высокогорный зелёный чай, — ответил Леви ровным, нейтральным голосом. — Его рано собирают и недолго ферментируют, поэтому иногда продают под видом белого. Сам по себе чай обладает горьким, сухим вкусом, поэтому я принял решение не использовать сладкие цветы и травы для его усиления. В качестве добавок используются горные, в основном успокаивающие травы, немного смягчающие горечь, не перекрывающие вкус и сухость чая, но сильно меняющие его запах. Весь этот чай состоит из горных растений высокого качества. — Это авторский состав? — Да, — кивнул Леви. — А Вы не боитесь кражи? — Я был бы, вероятно, полным идиотом, если бы писал формулу создания чая, разве нет? — не сдержал резкость Леви. — В мои планы не входит делёжка соотношением ингредиентов. — Понятно, — сыграл в впечатлившегося критик. — У многих людей есть аллергия на некоторые травы. Состав прозрачный? — Прозрачный, — кивнул Леви. Он успел подумать об этом, так что вопрос не застиг его врасплох. Критик удалился, думая, наверное, что он великолепно выдержал роль и сейчас имеет вид, лишённый всякой подозрительности, щурясь в сторону меню и прайса, а потом с достойной зависти скоростью долбя пальцами по экрану телефона. Леви не стал расстраивать его печальной новостью о его профнепригодности, а вернулся к Марко, который выглядел так, будто сейчас упадёт замертво. Он работал уже шесть часов и держался молодцом, поэтому Леви не сильно стращал его за глуповатый вид, выдающий тревожность. — Справляешься? — спросил он, спиной опираясь на витрину и наблюдая за тем, как Хистория ловко руководит толпой покупателей, весело щебеча с ними. Ебучая находка. Марко где-то за его спиной выдохнул, как помирающая от астмы кобыла. — Да, сэр, всё в порядке. Немного… голодный, но это ничего, — Леви особенно силён в человеческой психологии не был, в основном по причине того, что плевать хотел на чужие притязания, но Марко был его работником, а Леви — хорошим экономистом, поэтому мог понять, когда его подчинённые пытались прикрыть усталость какой-то менее «осуждаемой» потребностью. Леви обернулся и посмотрел в прайс: — Два цитрусовых, больших, с собой. И вот это дерьмо тоже, — Леви кинул на стойку упаковку сушёных долек апельсина. Потом прекратил играть в покупателя и сделал взгляд жёстче. — Где Шоу Мэй лежит, помнишь? — Да, сэр, — кивнул Марко, без вопросов пробивая чай, который они сегодня не продавали, выбрав только некоторые позиции меню для дня открытия. — Технологию тоже помню, но подсмотрю, если что. Леви расплатился и швырнул апельсиновые дольки снова, на этот раз в Марко. — Сделаешь один себе, другой мне и уйдёшь на перерыв. Хистория постоит. Потом её на перерыв отпустишь. Пятнадцать минут тебе, ей потом столько же. Марко молча кивнул и убрался заниматься делом. Умный парень, Леви не ошибся, разглядев в нём гибкость и приспособляемость. Люди такого характера могли выносить Леви чуть проще и дольше, чем остальные, так что у него были определённые планы на работу с этим парнем. Ну и с этой сраной звездой заведения, конечно. Хистория стояла и во все свои большие и наивные глаза глядела, как кто-то очень старый, лысый, пребывающий в социально приемлемом подпитии и, очевидно, ни хрена в чае не понимающий, просветлённо смотрит в потолок, оценивая купаж. — Встань на кассу, — появился у неё за спиной Леви, оторвав от вежливого ожидания оценки. — Хороший чай, — сообщил старик, ничуть не расстроенный сменой компании. — Помню, что-то такое мы пробовали, когда много лет назад я путешествовал с женой по Скандинавии… Заваривали горные травы водой из реки. Леви даже не старался делать вид, что ему интересно слушать, как старик макал пустырник в лужу и наслаждался полученным результатом, но он был хорошим экономистом, поэтому должный градус неравнодушия выдерживал, стоя и безэмоционально наблюдая за стариком. — Всё это давно минуло. Но этот чай напоминает мне о многих историях, что успели со мной приключиться, — продолжал пространные рассуждения великий путешественник. — Продай-ка мне грамм сто. Может, если я дам попробовать этот чай Эрвину, он будет относиться к моим историям хотя бы немного более уважительно, как считаешь? Леви подавился вдохом, вот как он считал.***
Восходящие светила сферы продаж Леви отпустил домой чуть позже, чем ушли посетители: он не видел надобности в проявлении милосердия к тем, кто читал своими глазами урезанные (но только для избранных) условия стажировки и знал, на что подписывается, приходя работать в день, когда элитный, дорогущий чай предлагалось пить бесплатно, но заставлять убирать заведение двух осоловевших от нагрузки подростков он считал просто-напросто неэффективным. Леви пошёл со своей вредностью на компромисс и заставил Марко всего-то выдраить свою рабочую зону, а Хисторию разобраться с посудой. И вот, они ушли. Леви с тяжёлым выдохом сел на барную стойку пустого магазина, закрыл глаза и сжал руками икроножные мышцы. Ноги гудели ничуть не меньше, чем голова, забитая всяким сраным мусором, которого он сегодня вдоволь наслушался от любителей поделиться с Леви всем самым бесполезным. Так что он дал себе время на то, чтобы успокоиться. Дело было в том, что Леви являлся отличным экономистом. Но ненавидел эту работу. Хотелось спать — нормальное желание для человека, который нон-стопом работает уже две недели и плохо спит последние несколько ночей. Ещё хотелось ни с кем больше никогда не разговаривать. Почему-то хотелось посмотреть на сраного пони. Леви так много раз мысленно вернулся к этому предложению, что оно совсем потеряло обидный подтекст. С другой стороны, он, вероятно, заебался. И от жары, а также общения с тревожными подростками, пьяными коллегами по цеху капитана полиции, убогими критиками и простыми смертными у него стало плохо с головой. В общем, он хотел очень многого, но должен был заниматься уборкой, поэтому спрыгнул с барной стойки, открыл глаза, и чуть не поседел от ужаса, когда в ту же секунду на бегу в стекло закрытой двери врезалась с громким гулом девушка. То, что такое маленькое существо смогло издать такой звук, с яростью швырнув себя в закрытую на замок дверь, было настораживающим, так что Леви вообразил себе сто один несчастный случай с убийствами и преследованиями, поэтому тут же поискал взглядом каких-нибудь кобыл или полицейских. И нашёл. Пегая чёрно-белая кляча спокойно стояла на другой стороне улицы, хвостом лишая жизни мух. Сидящая на лошади стражница порядка во имя прохлады махала на голову своей клячи пачкой бумаг для выписки штрафов. Спасать никто никого не торопился. — Леви! Я опоздала? Открой, пожалуйста! — глухо донеслось из-за двери, и почему-то на секунду Леви пожалел, что она стеклянная. И что витринные окна у него во всю ебучую стену — тоже пожалел. Он понятия никакого не имел, кто это, а Леви, надо сказать, крайне редко попадал в ситуации, когда ничего не понимал. Если бы она не назвала его по имени, он бы и не подумал даже открывать, но она назвала. Поэтому Леви щёлкнул замком, потянул ручку и посмотрел на неё в ожидании объяснений. — Спасибо, Леви, — с подкупающей искренностью выдохнула девушка, посмотрев на него снизу-вверх очень-очень благодарным, сияющим-светлым взглядом. На Леви крайне редко смотрели снизу-вверх, и… он всё ещё ничего не понимал. — Меня… ты меня не помнишь. И она вдруг расстроилась. — Очень наблюдательно, — прохладно отреагировал на чужую печаль Леви, продолжая стоять в дверях. — Я… Петра Рал, я училась с тобой в одном университете. Когда ты заканчивал учёбу, тебя пригласили на лекцию, про управление человеческими ресурсами. Помнишь?.. Леви честно постарался вспомнить её, но не смог. — Нет, конечно. Меня приглашали на разные лекции с тех пор, как я стал джуниуром. Я был лучшим, — про последнее он напомнил просто так. Потому что он мог. И потому что это чистая правда. — Это и правда так! — обрадовалась Петра, согласно кивнув. Ему оставалось только завидовать умению принимать подобные факты. Судя по своему недавнему опыту, Леви для признания того, что кто-то лучше, чем он, требовалось на него хорошенько взбеситься. Ему внезапно стало очень интересно, даст ли старый алкаш Эрвину Смиту его чай, и он пропустил момент, когда Петра снова заговорила: — … я бежала сюда с работы, но не успела. Я правда очень хотела попасть на открытие. Мы, знаешь, с одногруппником очень хорошо тебя запомнили. Ты говорил с нами не так, как преподаватели, ты не пытался доносить до нас информацию, а просто делал своё дело. Это заставляло тянуться за тобой, включать голову, чтобы не потеряться в том, о чём ты рассказываешь… — Это всё лестно, — прервал её Леви, — но что это должно для меня значить? Петра застыла с приоткрытым ртом, растянутым в дружелюбной улыбке, и улыбка эта постепенно пропала. — О, ну… Извини, я думала, что ты будешь рад видеть… Прости, это было, наверное, очень глупо. Леви не понял, чему он должен был радоваться, поэтому кивнул. Это было глупо. — Подожди тут, — сказал он, закрыв перед ней дверь. Леви сделал ей большой чай с собой и через несколько минут вышел со стаканчиком наперевес. В конце концов, полезного в её словах хоть и было немного, но было. Она пришла пробовать чай? Вот и пусть пробует. — «Mountain Laurels», — сообщил Леви. Петра с выражением неподдельного восхищения приняла чай и принюхалась к пару. На Леви она посмотрела так, будто он воскресил её мёртвого хомячка. — Красивый дизайн… и пахнет очень вкусно! Спасибо, Леви! — Будь здорова, — до стыдного неискренне бросил Леви, закрывая дверь и возвращаясь к уборке.***
Леви наконец-то выспался. Выйдя из дома в шесть утра, он был спокоен, собран, холоден и бесстрастен — впервые с того дня, как вернулся в Орландо. У него всё было схвачено, и не было в его жизни места для ошибки. Он был уверен, теперь всё пойдёт в гору, дело его будет цвести, прибыль — окупать затраченные расходы, подростки — работать, а капитаны полиции — держаться от него подальше, но… — Доброе утро, мистер Аккерман. Леви остановился и задрал голову, чтобы увидеть восседающего на кляче Эрвина Смита. Всего на долю секунды ему захотелось спросить про чай, потом — про секрет, потом — про пони, но сказал он следующее: — Меня озадачивает, что ты знаешь мою фамилию. — Лавочник на слуху у конной полиции. Леви раздражало, что Эрвин называл его так. Он использовал форму слова, какую применяют в отношении мелких торгашей, кладовщиков. Леви и его раздутое Эго с этим были не согласны, ведь он — экономист. Ебучий предприниматель. Бизнесмен, если хотите. — Я тебе не блядский лавочник, конюх, — огрызнулся Леви, обходя кобылу. — Ауч, — неправдоподобно оскорбился Эрвин, разворачивая лошадь. — Прошу прощения, мистер Аккерман. Я очень плох в бизнесе. Хотя конюх я неплохой. Леви остановился. — Тебя зависть заставляет одарять меня каким-то особым отношением? — поинтересовался он, снова поднимая на Эрвина взгляд. Глаза у него были тёмные, как сумеречное небо, и блестели странно, нехорошо. Ему снова начало казаться, что Эрвин пытается что-то из него вытянуть. На чём-то подловить. Ему кажется, что он нечестно ведёт бизнес? Пусть останется с носом: дела Леви были прозрачными. И вдруг Эрвин сказал следующее: — А что тебя заставляет одарять меня каким-то особым отношением? Леви не был сдержанным человеком, когда дело доходило до всяких этих ваших разговоров, но лицо держал так, будто родился с этим навыком. Однако сейчас он тупо приоткрыл рот, глядя на капитана конной полиции, спокойно и мягко улыбающегося утреннему солнцу. Он долго стоял, смотря на Эрвина, как на силой мысли раздвинувшего моря пророка, и до него медленно доходил смысл сказанных капитаном слов. Ну да, конечно. Леви поговорил с полицейским лишь один раз: когда конь сожрал его пионы. Обычно он игнорировал, если другие стражи порядка пытались с ним здороваться, даже взгляд на них не поднимал, но с Эрвином он трепался так много, как не с каждым приятелем в лучшие свои дни. — Про тебя пишут, что ты отбитый, — нашёлся Леви. — Робот, который арестовывает всё, что виновато, не особенно тратя время на разговоры. Ты пытался провоцировать меня в первую встречу. — А ты поддался на провокацию, — ответил Эрвин и улыбнулся, как дьявол. Леви понял, что у него нет подходящих слов для ответа. Зато они остались у Эрвина. — Тебя никогда в жизни не провоцировали? Скажет нет — очевидно соврёт, согласится — признает факт «особого отношения». Эрвин сейчас играл с его гордостью, как дразнилкой с котёнком. Леви стоял и зло пялился на капитана полиции. — Безусловно, — рассуждал Эрвин, смотря в светлеющее небо, — мне приятно, что ты обо мне читал. Внимание льстит. Я тоже читал о тебе. «Вам так или иначе придётся купить чай, чтобы успокоиться после общения с его создателем. Чай — отличный, трудно поверить, что нечто настолько прекрасное может создать такой невыносимый человек. Что ж, мне остаётся лишь предупредить вас: Леви Аккерман отлично ведёт бизнес и заваривает чай, но приятные впечатления от напитка вы получите только в том случае, если купите его молча». Почему-то Леви стало обидно. Не из-за отзыва, а из-за того, что… В общем, почему-то Леви стало обидно, и почему-то он решил, что сказать об этом будет хорошей идеей: — То, что ты говоришь, задевает меня, — сказал он так, будто это было невероятным по своей силе аргументом. Он не то что бы хотел, чтобы Эрвин его пожалел, но единственной здравой мыслью, оставшейся в его голове, была произнесённая кем-то фраза о том, что иногда признать поражение не так унизительно, как проиграть гордецом. — Меня тоже, — вдруг ответил Эрвин. — Я привык, что со мной общаются, как с человеком, а не как с дерьмом. Леви моргнул. Но ведь это он общался с ним!.. Своё возмущение он проглотил, вспомнив, что был первым, кто нагрубил. И первым, кто начинал грубить все последующие разы. Это, кажется, было справедливо — то, что Эрвин отвечал на дерьмовое отношение дерьмовым. — Ты всё равно первый начал, — дошёл до своего интеллектуального финиша Леви, опустившись на уровень детского сада. — Ты очень тихо ходишь. — Что? — не понял Леви. Эрвин терпеливо улыбнулся. — Я смотрел в другую сторону. Я не заметил тебя. Это стало для Леви таким, блять, откровением, что он тупо отвернулся и пошёл на работу, не в силах ужиться с этой мыслью, оглушённый ею. Он придумал себе в голове целую, на хрен, историю. Про поиск преступных намерений, про особое отношение, про провокации, про хитрости и уловки, а оказалось, оказалось, что он просто, блять, не заметил его, и всё это время расставлял барьеры между ним, капитаном полиции, и зарвавшимся гордецом, который возомнил себя таким невероятным, что будто бы достойным особого отношения от Эрвина Смита. «Тебя никогда в жизни не провоцировали?» — ну да, конечно. Это Леви провоцировал Эрвина, и тот отвечал на эти провокации методично и терпеливо, чтобы подвести его к этому светлому моменту осознания. Того, что Леви Аккерман — придурок и грубиян, в подмётки не годящийся вежливому профессионалу, великолепному капитану полиции на безупречно вычищенной лошади. Леви понял, что ему было стыдно, и это стало для него вторым откровением за сегодняшнее утро.***
Когда тебе ставят жёсткие условия — это часто бывает обидно поначалу, но потом, если ты, разумеется, сознательная особь гоминина, предпочитающая здоровые отношения, обида проходит, и к человеку, требующему к себе уважения, уважением и проникаешься. Леви пошёл дальше. Сидя в три часа дня на террасе и изредка посматривая на Эрвина, он проникся восхищением. Когда капитан полиции тронул бока лошади, и она послушно двинулась вдоль улицы, Леви сглотнул вставший поперёк горла вязкий комок. Сердце его застучало быстрее, и он застыл в ожидании. Проходя мимо, Эрвин молча остановил лошадь. Посетителей было немного, но те, что были на террасе, удивлённо оторвались от разговоров и проводили взглядом как Леви молча, с бесстрастным лицом достал из кармана брюк морковь и протянул Стар. Морковь пришлось крепко держать в кулаке: капсюль мешал лошади взять овощ в рот целиком, и она откусывала по куску. Леви стойко терпел. Даже когда на руку ему капнула слюна с ошмётками моркови. Когда лошадь доела, Эрвин сказал: — Поздравляю с успешным открытием, мистер Аккерман.***
К вечеру Леви окончательно оправился от внезапных открытий и нечеловеческих усилий над самим собой: он был до крайности брезглив и лошадиная слюна на руке не была для него приятным и долгожданным событием, так что, желая проветрить голову, отправился к парку. Вечер после прошедшего ливня был прохладным, дел было сделано достаточно, так что Леви считал себя заслуживающим бесполезной прогулки, но жизнь была тяжёлой, несправедливой ношей. Поэтому он встретил Петру. — Ой! Я опять после закрытия? — улыбнулась она. Петра запыхалась, она явно бежала. Вообще-то Леви ненавидел неорганизованных людей. Одна из причин, которая заставила его обратить на Марко особое внимание, заключалась в том, что парень, что бы ни случилось, всегда приходил заблаговременно, выполнял данные ему поручения не в самый последний момент, и вообще был умницей. — Опять, — ответил Леви, проходя мимо и отправляясь выше по улице. Петра догнала его. — Ну, мне тогда тоже в ту сторону, — очаровательно заулыбалась она, и пошла рядом, игнорируя не очень дружелюбное выражение лица Леви. Он достал наушники, но Петра расстроенно поглядела на него и сообщила вот что: — Леви, это не очень вежливо… Мы же всё-таки вместе сейчас гуляем… Что ж, это заставило его озадачиться. — Я, кажется, не помню, чтобы звал тебя гулять, — сказал он скептически. — Но так уж получилось, что мы гуляем. Тебе куда? — Петра пожала плечами и улыбнулась ему. Кажется, виновато. Пришлось выдохнуть, слегка остывая. Трудно злиться на существо, которое не хочет тебе ничего плохого и так наивно это демонстрирует. — Туда, — ответил Леви глухо и продолжил путь. Петра всё так же шла рядом с ним. Какое-то время они молчали, достаточное, чтобы он размечтался, будто так они и проведут остаток пути, но, конечно, эти мечтания быстро разрушились. — Знаешь, Леви, мы долго думали, когда ты что-то… что-то откроешь. Мы с Эрдом, это мой одногруппник, знали, что ты будешь успешен, никогда не сомневались, — Леви было неловко. Петра ни хрена про него не знала, но говорила так, что, Леви подумал, ей как будто бы этого и не надо. Знать, в смысле. Потому что там, в голове, у неё какие-то свои представления о Леви, его жизни, его карьере и планах на будущее. — И, вот. Было грустно, когда ты уехал, но сейчас, увидеть своими глазами — это просто невероятно! Ты необычный человек. Внешне такой холодный, но песня, которая в основе названия… она прекрасная. Думаю, это многое о тебе говорит. Леви стало смешно. Он ненавидел то, чем занимается, и делал это просто потому, что это приносило прибыль, при этом хоть как-то соприкасаясь с малой частью его достаточно скудных интересов, а она ему говорила, что он — необычный человек, ну разве не забавно? — Я выбрал эту песню, потому что она производит на людей приятное впечатление, — перебил Леви, не в силах больше это слушать. — И её название очевидно соотносится с тем, из чего я завариваю чай. Это единственная причина. Леви знал, что привлекает клиента и пользовался этим. Чтобы привлекать его. Не было какой-то ебучей романтической тайны в том, почему именно «Mountain Laurels». Горные лавры — это потому что чай из гор. И травы из гор. Конечно, он не был сильно против того, чтобы в головах у посетителей рождались домыслы в отношении его тонкой душевной организации: что угодно, если они будут покупать товар. Но к тому, что это выльется на него таким образом, он не был готов. — Ну да, конечно, я так и поняла, — закатила глаза Петра, отмахнувшись от него. Леви охренел. Ему ничего не оставалось, кроме того, чтобы молча слушать откровения. Петра весело щебетала, как маленькая милая птичка, излучающая свет и добро, а Леви шёл рядом и просто не понимал — за что. За какие, блять, грехи оно излучается на него, ведь всё, чего он хочет — это чтобы на него ничего не излучалось. Чтобы было тихо, чисто, красиво. Пели птички, волны разбивались о бережок. Чтобы люди думали, что он их убьёт за излишне громкий звук и шарахались от него. — Ой! Мамочки, какая же красивая лошадь! — Леви оставил мечтания и заметил в жалком полуметре от себя Стар. Почему вообще в Орландо решили, что конная полиция — это так здорово, и её непременно надо очень много и везде, где есть парковая зона или туристы в количестве больше трёх? Если бы «мамочки, какая же красивая лошадь» стояла далеко, Леви бы соврал, что Эрвин Смит обожает, когда эту лошадь кормят, гладят и любуются ею, а сам дошёл бы до парка и скрылся с её глаз. Но лошадь стояла прямо здесь и любопытно смотрела на Петру. Взгляд кобылы удивил Леви: на службе та выглядела куда серьёзнее. Может, работа кончилась, а может, животные любят девчонку. Учитывая её характер, это не было удивительным. Эрвин стоял рядом, рассёдлывая кобылу, и Леви впервые смог оценить его рост. Что ж, ощущения его не обманули: он был очень здоровым, крепко сложенным мужиком, а ещё — форма шла его заднице. Капитан был без шлема: его светлые волосы были мокрыми от пота и неаккуратно взъерошены. Судя по всему, он заканчивал смену. Леви огляделся, увидев вдалеке патруль из трёх всадников, обходящих парк. Эрвин положил седло на капот машины и улыбнулся, будто отец, подаривший детям занимательное развлечение. Сиял, как новенькая монетка, довольный вниманием к своей скотине. — Её зовут Твайлайт Спаркл, — заявил он. Леви незаметно поперхнулся воздухом, метнув в его сторону злобный взгляд. Эрвин подмигнул ему, и Леви лишь благодаря тяжелейшему усилию сумел сохранить недовольный вид. Полицейский больше не звучал так, будто издевается, и этот новый уровень подколок в его сторону почему-то заставил Леви снова почувствовать себя каким-то особенным. На этот раз чувство было приятным, будто Эрвин видит в нём человека, с которым может позволить себе локальные шутки. — Эрвин Смит. Вы же капитан полиции! Это полицейская лошадь? Ой, простите, что я отвлекаю её. — Она не на службе, — успокоил её Эрвин, накидывая тёмно-синюю попону в сеточку на спину кобыле. Потом он снял с лошади уздечку и переодел в мягкий недоуздок. С белым мехом и вышитыми картинками бегущих галопом лошадок с жеребятами. — Поздравляю, Твайлайт! Ты молодец. У меня с собой тростниковый сахар, можно я дам ей кусочек, пожалуйста? — Конечно. Мистер Аккерман, Вы не против, если лошадь поест после службы? Леви закатил глаза. У него немного дрожали пальцы, слегка тянуло в животе. Почему-то поганые шутки казались Леви образцово изящными, даже если, вероятно, такими не являлись, и ему с трудом удавалось лукавить, делая вид, будто ему это не нравится. — Пусть кляча обжирается, — ответил он, позволительно махнув рукой в её сторону. Нет, Леви вовсе больше не считал его дерьмом. Он испытывал перед ним трепет. Подобных чувств он не испытывал с подросткового возраста, а может, не испытывал и тогда. — Леви, — осуждающе протянула Петра, посмотрев на него, как на живодёра. — Ты чего так? Не надо так разговаривать… — У капитанской клячи раздутое самомнение и дурные манеры, — без энтузиазма отшутился Леви настолько едко, что шутка в этой фразе не угадывалась почти вовсе. — Она ему не понравилась и, боюсь, это взаимно, — как будто бы по секрету прошептал Эрвин, принимаясь чесать Стар за ушами. Лошадь прикрыла глаза, вытянула морду и застонала. Леви сделал три шага назад, а Петра, кажется, испытала восторг. — Я не удивлена, — радостно подхватила шутку Петра. — Простите его, пожалуйста! Он на самом деле очень хороший, очень добрый человек! И лошадь Вашу он любит. Леви стиснул зубы. Не был он хорошим человеком. А лошадь не вызывала у него никаких особых чувств. Пока Петра кормила её, Леви, только из нежелания всяких там публичных сцен, поиграл в важного человека, изобразив входящий вызов, и развернулся, чтобы сбежать от всего чистого-светлого домой. А дома он нашёл её профиль в Фейсбуке и попросил никогда больше не появляться где-нибудь в зоне его видимости, испытав почти окрыляющее чувство облегчения. Потому что он был козлом, и ему не было грустно из-за того, что он обидел по наивности своей влюблённую девочку. Вот из-за того, что работать неинтересную работу теперь придётся сквозь больную голову ему было обидно, очень грустно, тяжело и печально.***
Под конец июня улицы нагрелись так, что Леви отказался от пиджака. Он даже начал подкатывать рукава рубашки и расстёгивать пуговицу у горла, хотя обычно не позволял себе такого. Он был фанатом укороченных брюк, и всё это вместе в сочетании с его смешным ростом производило на людей не совсем то впечатление, которое хотел бы производить Леви. В шесть утра он вышел из дома и чуть не сдох: жарко было, как в бане. А на повороте с Север-Хайер снова столкнулся нос к носу со Стар. Кобыла была в шлеме, а Эрвин закатал рукава формы и расстегнул липучку у горла. Капитан полиции и его кляча были жутко взмокшими. — Доброе утро, капитан, — кисло поздоровался Леви. — Доброе утро, его кобыла. — Доброе утро, мистер Аккерман. Выглядите невыспавшимся. Леви уволил бухгалтера, и на нём теперь висело очень много дел. Спал он действительно мало и плохо. — Выглядите так, будто скоро сдохнете, — Леви полюбезничал в ответ. — В этом немало правды. Наши рабочие дни укорочены. — А мои нет, так что счастливого пути, — ответил он и отправился на работу. Когда Эрвин развернул кобылу, чтобы пройтись до магазина вместе с ним, у Леви тяжело застучало сердце. Из-за жары и резко участившегося пульса его легонько качнуло. — Дот Пиксис угостил меня чаем, — сказал капитан полиции и с интересом посмотрел на Леви, гадая, видимо, свяжет ли он в своей голове какие-то факты. Леви связал. — Ну и что, стало тебе интересно слушать старого алкаша? — Нет, совершенно. К сожалению, его истории, напротив, показались как никогда неуместными и сильно испортили мне впечатление от чая. Леви спрятал улыбку и коротко беззвучно усмехнулся. За столиком на террасе сидел сонный Марко и флегматично играющая в «Subway Surfers» Имир. — Марко. Лавры, холодный, с собой, — Леви швырнул в него ключом и попал прямо в макушку. Тот вскочил и бросился открывать дверь. Имир с гаденьким хихиканьем вошла в магазин следом за ним. — Очень любезно с твоей стороны, — сказал Эрвин, когда они остались у магазина вдвоём. — Спасибо. Пять с половиной баксов, — ответил ему Леви, и услышал, как он негромко, глухо посмеялся в ответ. От этого звука ему на секунду стало плохо до темноты в глазах, но он очень стойко не подал виду.***
Леви казалось, что он изъяснялся достаточно прямо, когда сказал Петре, что у него нет времени на ерунду, которой она не занимается. Такой непрозрачный намёк, по мнению Леви, понял бы даже полный придурок, но в голове у Петры спустя несколько дней тишины, какие-то факты подменились на совершенно противоположные, и она заставила Леви всерьёз забеспокоиться о том, что с ней происходит, потому что начала писать ему. «Привет! Прости, что я была назойлива и приходила, когда ты работаешь. Я поняла, что это было невежливо с моей стороны, и поэтому я больше не буду отвлекать тебя на работе. Но, может, мы могли бы встретиться после? Мне было бы интересно поговорить о том, как ты учился.» Леви сидел на барной стойке в углу и тупо смотрел на сообщение. Почти пустое в утренние часы заведение содержало в себе человеческих особей в числе мрачной, молчаливой Микасы, туриста, который выглядел, будто сейчас сдохнет от недосыпа, и пил чай с таким отчаянием, как если бы он мог как-то помочь ему в борьбе с физиологией, а также двух старушек-француженок, которые тихо читали. Все молчали, вели себя пристойно и здорово, поэтому Леви замечательно работалось: летний месяц заканчивался, надо было сойтись в неравном бою с отчётностью. Теперь он отвлёкся, и ему пришлось заново считать одно и то же… «Леви, я же знаю, что ты прекрасный человек. Я не знаю, почему ты запрещаешь себе тёплые чувства, дружбу или отношения, но я беспокоюсь за тебя. Ведь так же нельзя.» Сообщение стремительно принялось вытеснять из головы Леви всё, что касалось цифр, и он в нервозном, раздражённом жесте потёр лицо рукой, сбрасывая наваждение. Это начинало походить на какие-то невротические штуки под эгидой доброты, фантазий и светлых идей перевоспитания лаской, и Леви от таких дел становилось очень сложно и тяжело, потому что они совершенно не были ему нужны. А ещё — он был так себе бухгалтер. Не плохой, конечно, но ему не нравилось, и разум использовал любой шанс отвлечься на буквально что угодно, лишь бы не считать, чего там кому надо отдать и куда платить налоги. «Если у тебя случилось что-то плохое, из-за чего ты так груб с другими, ты можешь мне рассказать. Правда, я никогда не сделаю ничего плохого. Может, я помогу тебе это разрешить. Нет ничего плохого в страхе перед другими или обиде на них. Всё можно решить.» Леви пошёл на грех и использовал все возможности, которые даровал ему чёрный список. Крайне недостойно разобравшись с бухгалтерией, он разозлился на самого себя за несобранность и с раздражением свернул таблицы, открыв профиль Петры в Фейсбуке. Ей было двадцать лет. У неё была учёба, друзья, посты на стене говорили о наличии хобби. Он не понимал, что с ней случилось такого, что она решила, будто Леви — существо высшего порядка, которому надо стремительно предложить всё замечательное, что в ней есть, и приняться обижаться за отказ от этого замечательного. Он не понимал, чем дал ей понять, будто вообще нуждается в том, чтобы ему это предлагали. Откуда она взяла фантазию про то, что Леви запрещает себе привязанности? Что он одинокий, грустный, печальный и злой только потому, что его не научили, как говорить с людьми, обидели, разозлили и недодали, и теперь всё, чего он ждёт — это добрую фею, которая окружит его терпением, любовью, лаской и мудрыми уроками? Романтизация зла и идеи борьбы с ним через перевоспитание добрым и светлым вообще всегда сильно бесила Леви, ведь он прекрасно знал, что чёрствым, невыносимым людям нахрен не сдались ваши святого сана достойные мученические попытки любить придуманный образ перевоспитанного засранца. Вот и Петре кто-то вложил в голову, что Леви сидит и мечтает повестись на чью-то ласку, но он не мечтал. Потому что сам понятия не имел, что ему нужно. Он не знал, чего хочет, но точно был уверен, что не семью и подружку. Ему было всего-то двадцать четыре, а он сделал уже всё, на что с горем пополам хватило его фантазии и инициативы. Да, чай — здорово, но что теперь? Считать деньги от этого интереснее не стало, а впереди ещё хрен знает сколько лет жизни.***
Июль начался быстро. Утром первого числа, окончательно задолбанный бессонницей, Леви выглянул в окно, чтобы оценить обстановку. Мёртвая, тихая улица, сиреневая от едва занявшегося рассвета флегматично и неподвижно глядела на него в ответ. Леви оделся и вышел, чтобы пройтись в одиночестве и прийти в себя, однако... повернув с Север-Хайер, он увидел, как кляча капитана полиции смело топчется выше по Восток-Вашингтон прямо на проезжей части. Топталась она не просто так, а ради великой цели заблокировать движение машине, которая резко давала газу то в одну сторону, то в другую, пытаясь объехать Стар, но лошадь была прекрасно выезжена и легко принимала на галопе, не давая шанса на манёвр. У Леви спёрло дыхание. Было чуть больше пяти утра, глухой свет едва ли был привлекателен для того, чтобы соблазнить кого-то прогуляться, а Эрвин Смит в этой утренней безмолвной тишине, редко бывающей в самом центре Орландо, ловил преступника, без страха швыряясь под машину. В какой-то момент водитель, ощутив, вероятно, страх проигравшего, дал газу в сторону лошади намеренно, и Леви вздрогнул, вдруг поняв, что напрягся в позиции человека, готового атаковать. Эрвин поднял лошадь на дыбы и Леви отдавал себе отчёт в том, что видел: машина пронеслась у неё под корпусом. На дыбах лошадь стояла не меньше семи секунд, что само по себе казалось Леви, не смыслящему в верховой езде ничего, сраным волшебством. Благополучно опустив лошадь на все четыре, Эрвин легко развернул её на девяносто градусов и начал преследование. Леви потряс кистями, отгоняя неприятно отхлынувшее напряжение. В тот же день, выйдя из дома в восемь утра, так как в выходные они открывались позже, Леви, странно задумчивый после увиденного, снова столкнулся с капитаном полиции. Он стоял около его магазина на пегом коне в яркие рыжие пятна. Конь топтался. Фыркал и шумел. Эрвин сидел, просветлённо улыбаясь в неизвестную даль, ничуть не тронутый тем, что лошадь бесится. — Доброе утро, капитан. Доброе утро, его новая кобыла, — поздоровался Леви, пытаясь угадать, что же такое случилось со старой. Эрвин не выглядел так, будто страдал от невыносимой потери, но улыбка у него была достаточно жуткая, чтобы Леви задумался о каких-нибудь сложных психологических защитах. — Это жеребец, — спокойно поправил Эрвин. — Доброе утро, Леви. — И как его зовут? — Карлинос. — Значит, не твой. Эрвин перевёл на него заинтересованный взгляд, без слов прося объясниться, но Леви оставил догадки на него. Он же не стал спрашивать, какие такие сошлись на небе звёзды, что он сегодня утром из «мистера Аккермана» превратился просто в Леви. — Как прошло задержание? — Ты живёшь неподалёку, — сказал Эрвин. — Проницательно. — Взаимно. Мне приятно твоё беспокойство. Стар не пострадала, ей сейчас меняют подковы. Она отработала ночную смену, завершив её задержанием троих преступников. Утром мы брали их с поличным. Это всё было достаточно странно слушать, когда конь рычал, раздувал ноздри и привставал на дыбы, будто кто-то невидимой, но очень тяжёлой рукой без конца лупил его по крупу. — Прямо на лошади? — Это происходило в патрулируемом периметре, так что конную полицию предупредили о том, что может понадобиться помощь при задержании. Автомобильная погоня не была частью плана, — Эрвин Смит снова улыбнулся, как демон, и Леви понял, что его вместе с его кобылой и не должно было быть тут рано утром. Он просто отбитый, ненормальный мужик, который всегда доводит начатое до конца. — Ну, ты просто настоящий молодец, — не очень правдоподобно похвалил капитана полиции Леви, хотя, если честно, именно так он и думал. — А он что делает? — Он недавно на службе, пока нетерпеливый. Не переживай, он отлично выучен и не причинит никому вреда. Я дорабатываю последние несколько часов, поэтому решил взять его в город. Скоро успокоится. Или будет списан. — Все твои клячи нарушают субординацию, — подвёл итог Леви и обошёл коня по большой дуге, открывая магазин, у дверей которого очень молча и очень послушно стоял Марко, вытянувшись, как солдат. — Вольно, — бросил ему Леви, и тот ответил что-то подозрительно похожее на «есть, сэр». Через полчаса, когда конь перестал топтаться и подпрыгивать, Леви заставил Марко вынести полицейскому чай за счёт заведения. Просто в качестве поздравления. Вернувшись со своего невероятно важного задания, подросток встал на кассу и странным взглядом уставился на свои руки, сложенные на барной стойке. Леви не было особенно интересно, по какому такому поводу Марко решил одарить его набором печальных, задумчивых и глубокомысленных взглядов, но тот очень хорошо работал последние несколько смен и заслужил порцию внимания в свою сторону. — Что у тебя с рожей? — буднично поинтересовался он. Рожа у Марко стала ещё кислее. — Да вот просто… Я пришел, как обычно прихожу в утренние смены. За полчаса до того, как Вы пришли. Там… ну, иногда сюда приходила раньше девушка. У Леви в неприятном раздражении, почти на грани бессилия свело челюсть. Он оборонительно прикрыл глаза, чтобы не уничтожить что-нибудь, что найдёт достойным уничтожения, и дослушал Марко, замерев в позе очень сильно уставшего человека. — Петра Рал. Она… Она была в этот раз тоже и почему-то очень много спрашивала про Вас. В смысле, странные вещи. Здоровы ли Вы, как Ваши дела. Я заметил, что Вы также много общаетесь с капитаном полиции, поэтому подумал, что… у нашего магазина какие-то проблемы? — Боже, Марко, — Леви попытался пнуть его легонько, но длины ноги не хватило, поэтому он просто махнул ею в воздухе. — Нет, у нашего магазина нет проблем. Никаких. Только твоё очень грустное рыло. — Простите, сэр. Но я рад, что всё нормально. Просто, я не понял, почему тогда… Ладно. Леви поднял крышку ноутбука, устраивая удобнее ноги на выдвинутой полке. Он собирался закончить разговор и посмотреть, что там за кудесники бухгалтерского дела не могут усидеть на месте от желания работать на Леви, но в голову ему пришёл очень назойливо просящийся быть высказанным вопрос: — У тебя есть подружка? Марко перевёл на него удивлённый взгляд. — Нет, сэр. — Угу, — отозвался Леви ровно, снова опуская взгляд на экран. — В смысле, у меня нет подружки, — добавил Марко. — Здорово, — бесстрастно оценил откровение Леви. — И было у тебя, что этот твой приятель тебе так нравился, что ты из кожи вон готов был лезть, чтобы он на тебя внимание обратил? Марко улыбнулся кассовому аппарату. — Ну, да, всё вообще-то так и было. — Вот, умножь дважды два, — кивнул Леви, страшно довольный выстроенной коммуникационной схемой. Что-то ему подсказывало, здесь не обошлось без влияния Эрвина Смита и его изощрённой манеры общаться полунамёками и наводящими вопросами. — Вам нравится капитан полиции? — поинтересовался Марко, и Леви медленно отвёл взгляд от экрана ноутбука, посмотрев на Марко, как на нечто очень тупое и неразумное. Рано Леви принялся хвалить себя за доходчивые объяснения. — Нет, идиот, — растеряв красноречие, ответил Леви. — Речь про Петру. — Да нет, я про неё как раз и так всё понял, — внезапно заявил Марко, и Леви приподнял брови, вопросительно на него посмотрев. — Простите, сэр. Я подумал, вы про другое… В любом случае, тут просто нужно время. Она успокоится. — Спасибо за очень ценный совет, — поехидничал Леви. — Теперь сделай лицо доброго, замечательного человека и помолчи.***
В конце концов, кажется, он обидел Петру достаточно сильно, чтобы она прекратила приходить и писать ему. В течение нескольких следующих дней он проводил время спокойно. Когда не слишком палило, он сидел на террасе, лениво договариваясь о поставках, проводя собеседования или общаясь с новым бухгалтером. Когда жарко было невыносимо, торчал внутри, давя задницей барную стойку. Вместе с «The Postal Service» он теперь ставил в магазине Билли Джоэла, и это, вроде, повлияло на подростков в хорошем смысле: они перестали выглядеть к концу дня так, будто хотят сдохнуть. В некоторые дни он видел Эрвина, чаще — нет. Стар — не видел, но капитан полиции утверждал, что она в порядке, а Леви не очень-то и беспокоился. Время после двух часов дня у Леви освободилось, и он начал локально подрабатывать, консультируя по Скайпу или в порядке личных встреч из скуки, поэтому жизнь его начала принимать размеренный, предустановленный темп, о котором он грезил с тех самых пор, как вернулся в Америку. Но жизнь циклична. И спокойствие, в которое его окунул жаркий июль, пришло и сгинуло, разбившись, как практически во всех прежних случаях, об Эрвина Смита. В шесть утра, точный, как часы, Леви вышел из дома, прошёл по Север-Хайер, повернул и нос к носу столкнулся с белой кобылой. Она серьёзным, ясным взглядом посмотрела на Леви и вдруг издала странный звук, глухое ржание, одним носом. — Доброе утро, капитан. Доброе утро, Стар. — Доброе утро, — тепло поздоровался с ним Эрвин. — Стар прошла испытания заново. Комиссия признала, что пережитый стресс никак на ней не сказался, и она снова может работать. Леви посмотрел на кобылу и с сомнением протянул к ней руку. Она чуть дёрнула мордой, и он не стал настаивать: раз ей не нравится, то пусть подавится. Предлагающий ласку Леви — редкое, уникальное событие, и раз ей хватает наглости отвергать это предложение, она, должно быть, та ещё сучка где-то глубоко за завесой своих ясных глаз. Однако, когда Леви убрал руку, она снова глухо, мягко заржала. — По-моему, твоя кляча сломалась, — поделился Леви. — Она запомнила тебя и здоровается, — объяснил Эрвин. Сегодня он выглядел и говорил так, будто задумал какую-то очень-очень большую шалость или был настроен на что-то крайне хитроумное. — Можешь почесать её тут. Эрвин положил ладонь на область за ушами лошади, где лежал затылочный ремень хакаморы. Леви не очень-то хотелось тискать кобылу, запал его угас в тот же миг, в который внезапно появился, но руку он протянул, положив на крепкую лошадиную шею. Для этого ему пришлось унизительно привстать на носочки. Стар вытянула голову, и Леви неловким, грубоватым движением её погладил. Кляча, кажется, не поняла, что случилось. — Её можно не стесняться гладить, — сказал Эрвин и положил руку в горячей кожаной перчатке совсем рядом с рукой Леви, почесав лошадь с серьёзным нажимом. Посыпалась белая шерсть, и Леви как-то совсем передумал гладить лошадку, но сердце у него застучало в груди отбойником, а ноги, тренированные и не подводящие, едва дрогнули в коленях и стопах. — Коллеги не насмехаются над её именем? — спросил Леви, чтобы что-нибудь спросить. Он знал, что его выдают горящие щёки, потому что был бледным, и вся вегетатика проявлялась на нём слегка преувеличенно. — Разумеется, нет, ведь это я выбрал для неё имя. Смеяться над ним - то же самое, что надо мной, а такого мои коллеги себе не позволяют. — Ты и их штрафуешь? — полюбопытствовал Леви. — Конечно, — улыбнулся капитан. — Дисциплина и уважение важны в работе с лошадью. Я настаиваю на том, чтобы в рабочие часы коллеги были собраны и заняты делом. Леви оценил это. Он кивнул, выражая солидарность, и обошёл лошадь. Эрвин привычно развернул её и прошёл с ним вниз по улице. — И в честь какого персонажа из мультика про пони ты её назвал? — Её я назвал в честь персонажа из другого мультика. Лошадям, к сожалению, нельзя давать имена просто так. Её имя должно было начинаться на "С" и содержать букву "Б", поэтому она получила имя главной героини другого тайтла. Но её могли бы звать Старлайт Глиммер. — Я без понятия, кто это, — сообщил Леви. Марко, послушно ожидающий у магазина, сонно помахал им рукой. — Единорог с очень сильной магией, — заявил капитан полиции голосом знатока. Было дико слушать о том, как взрослый мужик, которого обвиняют в излишней жестокости и бессердечии, так запросто рассуждает о мультике про разноцветных кобылок. — Она очень способная лошадь, но было трудно поначалу пробиться через её характер. — Невероятно, — равнодушно бросил Леви. — Удачной работы, капитан и Старлайт Глиммер. — Увидимся, Леви.***
Его вполне бы устроило, если бы на приятной встрече жарким июльским утром все его переживания, связанные с капитаном полиции, кончились, но не прошло и дня, как судьба снова столкнула его с Эрвином. Леви считал, что может позволить вести себя, как плюющий на определённый набор правил этикета засранец в собственном заведении. В конце концов, он был хозяином этого магазина, и никто не мог иметь достаточно оснований, чтобы сделать ему замечание за то, что он предпочитал использовать в качестве стула угол барной стойки. Поэтому он сидел там с книгой в руках и созерцал, как Марко сонно пробивает заказ покупателю. Было девять вечера, среда. Дневная жара спала до приятной температуры. Все посетители давили стулья на террасе. Марко устал, спал на ходу и работал едва ли не с закрытыми глазами: медленно и долго. — Шевелись, — недовольно поторопил его Леви. Марко кивнул. — Можете помочь? — поинтересовался мужчина, всматриваясь в надписи на упаковке сушёных груш. — Я просто очень плохо вижу, не могу разобрать, что написано. Леви дёрнул бровями, озадаченный тем, что такого сверхважного он собирается рассмотреть на упаковке сухофруктов, но его ли это было дело? Он опустил взгляд в книгу. Буквально на несколько секунд, в течение которых Леви успел мысленно вернуться к сюжету истории, воцарилась тишина, за которой последовал жуткий грохот и вскрик. Леви швырнул в сторону литературу и увидел, как Марко резко дёрнулся вверх, поднимая лицо от барной стойки, с поверхностью которой его познакомил слепошарый гость. Кровь хлынула, забрызгав витринное стекло и чёрный мрамор столешницы, а ловкий покупатель запустил пятерню в открытый кассовый аппарат и слился. — Ёб же твою мать, Марко! — зарычал Леви, вскакивая на барную стойку, пробегаясь по ней и бросаясь следом. Выбежав на улицу, Леви рванул за убегающим мужчиной. Трудно было сказать, для чего он делал это: магазин не обеднеет, никто не умер, самое дорогое, что было в его заведении (чай), осталось нетронутым. Но рефлексы сработали раньше, чем рассудок, сознание Леви сузилось, и он вдруг снова превратился в пятнадцатилетнего берсерка. Во всяком случае, даже когда он некоторое время жил в интернате, и товарищи по несчастью обходились с ним не очень вежливо, отжимая деньги с переменным успехом, он никогда не опускался до того, чтобы воровать в ответ. Леви знал, что деньги — счастье, без денег ты ни хрена не можешь и ни хрена из себя не представляешь. И работал как проклятый на работе, которая ему даже не нравится, он вовсе не для того, чтобы у него крали заработанное. Леви был проворнее преследуемого, поэтому, пробежав вниз по улице метров триста, он прыгнул, обнимая вора со спины и попутно пиная в пятку. Они вместе рухнули на асфальт, и сваленный с ног мужчина вдруг взбесился. Забормотав что-то про нищету и лютую ненависть ко всему человеческому роду, он больно, но не очень технично ударил Леви в солнечное сплетение, потом в рёбра и попытался вывернуться. Леви схватил его запястье и заломил, упёршись ногой в спину, но другую руку не поймал, потому что не хватило длины собственных. Вор резко развернулся, привставая одновременно с Леви, они сцепились взглядами, и он вдруг на секунду перевёл взгляд Леви за спину и сунул руку в карман. Леви услышал звук галопом приближающейся лошади и мгновенно всё понял, резко отступив назад на полшага, приценившись и техничным пинком в запястье обезоружив доставшего охотничий хаудах отчаянного придурка. Придурок от таких дел взвыл и атаковал Леви… А за мгновение до того, как ему в скулу чуть не прилетел увесистый кулак, возникший из-за спины Эрвин выставил перед его носом блок, оттеснив от драки. Его наплечник треснул со звуком, от которого Леви стало нехорошо. Ещё хуже Леви стало, когда он понял, что обезоружил человека, который, блять, собирался стрелять. В кобылу. А может быть и в Эрвина. Под грохот крови в ушах, переживающий все отголоски от удара в центр груди, Леви послушно отошёл на пять шагов, спиной упершись в горячо и тяжело дышащую лошадь. Стар была мокрой до пены, и Леви, слегка оглушённый и не заметивший животное за собой, прилип к её плечу лопатками, тут же брезгливо отдёрнувшись. Твою же мать, ну… Леви выдохнул, упёршись руками в колени. Сердце чуть успокоилось, картинка перестала дрожать перед глазами, слабость ушла из рук. Он выпрямился, осмотрев сперва собравшуюся толпу, а потом уставившись в спину Эрвину. Тот стоял, говоря что-то в рацию, одной ногой на тротуаре, а другой на спине арестованного преступника. Он не успел понять, когда тот умудрился уложить его и приодеть в наручники. Судя по всему, в те десять секунд, которые понадобились Леви, чтобы опомниться. — Послушайте, у меня там, на окраине города семья... Дома нет. Дайте хотя бы общественные работы, только не арест… Он маленький… Эрвин не обращал на него ни капли внимания, зато вот Леви взбесился: — Ну, а мне насрать на это, — прошипел он. — Иди работай, недоумок, или вшей коллекционируй в ночлежке. Напугал мне парня, морду ему разбил, а потом чуть не угробил ебучую кобылу. — Какой ты злой, — тепло заметил Эрвин, наклоняясь и легко вздёргивая преступника за наручники, как котёнка за загривок. Тот болезненно выдохнул сквозь зубы на подъёме, но ничего больше не сказал. — Поедешь свидетелем? — Нахрен мне это надо, — огрызнулся Леви, всё ещё слегка ошалевший от произошедшего. — Бери Марко, он всё равно с таким рылом ничего полезного из себя не будет представлять ещё неделю. — Всё равно тебя вызовут. Эрвин продолжал улыбаться чему-то, что только одному ему и было известно. Леви отметил, что может различить, какие вещи значит то или иное выражение его лица, хотя раньше они все казались ему одинаково жутковатыми и снисходительными. Это вот, например, предвещало шутку из числа сомнительных или каверзный вопрос. — Надо же, — сказал Эрвин впечатлённо и тихо, — какой в тебе пропадает талант. Ты не смотри, что ростом мал, я — настоящий хулиган. — Ты помолчал бы со своими шутками, — пробубнил Леви. Куда более ласково, чем следовало: похвала была приятна, пальцы снова легко задрожали. Леви был в хорошей форме, и дядя часто говорил ему, что развивать себя в этом направлении ему будет здорово, но Леви выбрал то, что... было ему, наверное, понятнее. То, что точно принесёт деньги. — Так точно, мистер Аккерман. Послышалась ещё далёкая, но стремительно приближающаяся сирена полицейской машины. Эрвин посмотрел на него странным взглядом и запустил руку в карман поясной сумки, вытащив оттуда сраный сахар и протянув Леви на раскрытой ладони. — Это тебе за помощь при задержании. Ебучий караул, подумал Леви, подарив Эрвину уничтожающий взгляд и молча убравшись прочь с крайне разочарованным видом.***
Петра нашла его телефон, рабочий, слава Богу, что, конечно, за достижение не считалось, ведь он находился в открытом доступе. Леви лежал, смотря в потолок, ненавидя бессонницу, и, наверное, даже немножко мечтал о том, чтобы его рабочий телефон кто-нибудь нашёл и сообщил о необходимости быстро, срочно и на несколько часов провести ему консультацию по вопросам хоть чего угодно, даже с экономикой не связанного, но получил только сбивчивые пожелания здоровья от Петры, её отца и всего семейного древа Ралов, а также искренне принесённые извинения за устроенный ею цирк. Действительно искренние. Здорово. Но не ночью же. Уставший и злой, он равнодушно посмотрел в экран, прикрыл глаза и уронил на кровать руку вместе с телефоном. Ну да, здоровья, конечно. У Леви, вероятно, прибавилось очень много здоровья от прочтения сообщений в полночь. Через полчаса телефон снова подал признаки жизни. Сообщение пришло с другого номера: «Тебе полагаются благодарности.» Леви нахмурился, пытаясь осмыслить, какие на этот раз тайные послания сгенерировала голова девочки. Пока осмысливал, пришло следующее: «И компенсация. ЭС» И даже если капитан полиции Эрвин Смит был потрясающим, у Леви не добавлялось к нему тёплых чувств от развязывания ночных переписок.«Мне прямо сейчас за ней рвануть?»
Леви просто надеялся, что Эрвин каким-нибудь образом поймёт, что он зол, и выберет для озвучивания этого сообщения самую презрительную интонацию из возможных. «Раз ты не спишь, да.» Написал Эрвин и прислал адрес бара.«Может, у меня рёбра сломаны.»
«Ты ушёл на своих ногах.» «Но, если хочешь, чтобы я тебя пожалел, это можно включить в состав компенсации.» Леви встал, переоделся и вызвал такси. Через сорок минут он добрался до «Alchemy Lounge», с угрюмым видом вырванного из постели ради ерунды человека вошёл в бар и остался недоволен увиденным. Помещение было плохо освещено, бар явно был не из дорогих. Было тесно, плотной завесой висел кальянный дым, отдающий всеми добавками разом. Шумно. Дрянная музыка. Ничего не видно. В подобных заведениях он бывал всего раз, будучи подростком, и ему не понравилось. Леви не без труда обнаружил в дымной комнате Эрвина, занимающего угловой диван, и боком брезгливо протиснулся к нему мимо официантки. Он посмотрел на искусственную чёрную кожу и усомнился в том, как хорошо заботятся здесь о её чистоте. Под подошвами у него пару раз хрустела каменная крошка с улицы, ведь бар не был оснащён таким невероятным девайсом, как ковёр с какой-либо из сторон двери. В общем, заведению он поставил ноль. Эрвин со сдержанным, вежливым любопытством на него смотрел. — Не нравится? — поинтересовался он, заметив, что локус внимания Леви добрался до него. — Нет, — ответил он злобно, и всё-таки сел напротив. — Мне тоже, — улыбнулся капитан полиции. — Но здесь довольно хорошее пиво. Для человека, проработавшего весь день верхом в жаркой униформе и участвовавшего в задержании, он выглядел более, чем хорошо, но Леви видел опытным глазом отпечатки усталости на его лице: пустоватый взгляд, припухшие веки и жёсткие линии теней под глазами. Во времена приступов бессонницы Леви начинал выглядеть так же. — Что мне полагается в качестве компенсации? — спросил он, насмотревшись. — Деньги, благодарность от департамента. Можем также прислать тебе медальку. Им принесли пиво. Леви приподнял бровь, смотря на капитана полиции выражением, очень далёким от благодарного. Он пока не знал, как расценивать происходящую встречу, был напряжён и раздражён. К тому же, Леви никогда, в общем-то, не был парнем, которому нравилось, когда малознакомые люди принимают за него решения, даже если касались они мелочей. — Это часть компенсации лично от меня, — объяснил Эрвин, чуть улыбнувшись. — И единственное, за что я заплачу. Как твои дела, Леви? Леви расслабил плечевой пояс и потянулся к холодному стакану. Пригляделся к кромке, внимательно ища сколы и трещины. Потом провёл рукой по столу, не наткнулся ни на какие там крошки и сменил гнев на милость, сделав большой глоток тёмного пива, сильно отдающего дубильными растениями. Такое пиво Леви не любил, избегая излишне ярких вкусов, будь они хоть сладкими, хоть горькими, но, раз уж это компенсация лично от капитана полиции, придержал комментарии. — Никак, — ответил Леви и потёр глаза руками в усталом жесте. — Всё только перестало меня бесить, и вот, мы здесь. Празднуем мою компенсацию ущерба. Он не мог перестать думать о необходимости пересматривать график, составленный на месяц. Да, этим займётся бухгалтер, но Леви обязательно должен будет оценить проделанную работу, проверить её. И от подростков и их свободного времени тоже зависело немало. Придётся передвигать графики собеседований, потому что Марко выпал как минимум на неделю: с разъёбанным носом он никогда не пустит его на кассу. — А как твои дела, капитан? — поинтересовался Леви, отогнав мысли о работе. Компенсация же. Самое время сделать паузу. — Всё ещё не нашёл человека, который сможет позаботиться о лошадях. С нетерпением жду нового сезона пары мультиков. Получил выходной. И выговор, — Эрвин довольно улыбнулся. — Пришлось соврать, что мы с тобой старые друзья. Леви трудно было понять, что конкретно он чувствует по отношению к этому вранью. Он обругивал людей и за меньшее попустительство в его сторону и не очень любил, когда его личность фигурировала в подтасованных фактах, но, наверное, ему немного хотелось верить, что они с Эрвином друзья. Леви не особенно развивал мысли в направлении романтических отношений, так как был плох даже в дружбе, и не спешил допускать фантазий об ответной симпатии, но приятельское общение с Эрвином он, пожалуй, сможет вынести без усилий. — За старую дружбу, — равнодушно пожал плечами Леви и отсалютовал капитану полиции тяжёлым стаканом, гротескно смотрящимся в его руке. — За старую дружбу, — вторил ему Эрвин. Леви заметил, как и его плечи совсем слегка опустились вместе с длинным выдохом. Он тоже пытался произвести впечатление, и Леви от таких потуг во имя него стало жарко в груди. — Давай тогда, расскажи о себе, — предложил Леви. — Это неинтересно. Я родился в Орландо, но долго жил в Нью-Йорке. Был капитаном специального боевого подразделения. Потом получил серьёзное ранение в руку, и на время реабилитации отстранён от работы в поле. Так что я купил лошадь. Там она прошла обучение, и год назад я на время вернулся в Орландо, чтобы присоединиться к конной полиции. — Почему? — Ради должности капитана отряда в полиции штата. Из соображений экономии. И некоторых других соображений, о которых мне говорить не следует. — Действительно, не очень интересно, — согласился Леви и снова потянулся к стакану. Он не ожидал чего-то невероятного или особенных откровений, но другой дежурной фразы у него не нашлось. — Зато могу интересно рассказать про тебя, дядин бродяга, мамин симпатяга, — абсолютно спокойно заявил Эрвин, и Леви пустил пиво носом обратно в стакан. Он бешено посмотрел на капитана полиции, поставив пиво на стол, и утёрся тыльной стороной ладони. Эрвин смотрел на него глазами дьявола и со спокойной улыбкой. — Давай, удиви. — Ты смотрел "Catch Me If You Can"? — внезапно поинтересовался у него Эрвин. Леви кивнул. — Вот, твой дядя сейчас занимается примерно тем же самым. — Ого, впечатляющий долбоебизм, — оценил Леви. — Какому недоумку пришло в голову нацепить на Кенни трекер и пустить гулять? — Ури Рейссу. Дядя девочки, которая у тебя работает. — Боже, храни Америку, — едко заметил Леви, пытаясь уложить услышанное в голове. Он попробовал посчитать, сколько лет ничего не слышал о дяде во всяких криминальных сводках, и насчитал три года. То есть, он уже три года сотрудничает с неким Ури Рейссом, примкнув к светлой стороне силы, и за всё это время ни у кого не возникло сомнений в происходящем. — Мне с трудом верится в то, что Кенни делает это от чистого сердца. — А мне нет, — пожал плечами Эрвин, — потому что я видел, как они договаривались. Кенни был человеком, из-за которого я на время остался без работы, и, я полагаю, он не тот, кому страшно оказаться в тюрьме. Он мог убить Ури и попытался, но не сделал этого. — Он старый, — подвёл итог Леви. — И его психическое благополучие уже давно вызывает у меня сомнения. Я могу поверить в то, что у него появилась какая-то особого рода сверхценная идея, и он решил, что должен всё бросить и начать верой и правдой служить закону и порядку. — Я тоже так подумал. Когда я узнал, что он твой дядя, мне стало интересно, вдруг ты такой же, — Эрвин замолчал, и Леви дёрнул бровью, прося его продолжать. — Но ты оказался удивительно хладнокровным и лишённым амбиций. Леви возмутился, но быстро это бросил. Эрвин не хотел его обидеть, не звучал так, во всяком случае, а просто изъяснялся фактами, поэтому, вместо того, чтобы огрызнуться, Леви просто кивнул и вернулся к пиву. Ну, да. В отличие от Кенни, который охотно бросался во всё авантюрное и ебанутое, и Леви-то спас только, вероятно, из-за ударившей в голову мочи, он никогда бы не сделал ничего подобного. Как будто ему было бы дело до подыхающего недоноска своей сестры, с которой он даже не поддерживал отношения. — А ещё, твой отец кореец, — заявил Эрвин. — А это тебе гадалка нашептала? — фыркнул Леви. — Нет, я проанализировал фотографии. Больше всего ты похож на корейца. Леви хотел как-нибудь изощрённо оскорбить дедуктивные способности капитана полиции, но отвлёкся на телефон. «Всё равно, когда проснёшься, ответь мне, пожалуйста. Без всяких притязаний.» Да ебись оно в рот, зло подумал Леви, отвечая, что в порядке, и агрессивно убирая телефон в карман. — Тебе пишет та девушка? — проницательно спросил Эрвин, и Леви уже, если честно, так устал от устроенной и оперативно свёрнутой ею кампании, что почувствовал себя достаточно готовым для откровений. Ну, или это было пиво. — Да. Петра. Ей что-то ударило в голову, и она посчитала, будто Бог не создал ещё ничего, что хоть сколько превосходило бы меня. Она зашла за чаем в день открытия, наплела какую-то ерунду про то, как ей запомнилась моя лекция в университете, и я, дурак, угостил её. Ему казалось, что Эрвину этого будет достаточно, но он внезапно стал выглядеть донельзя заинтересованным и продолжил разговор: — И какая она? А Леви будто этого и ждал. Он действительно не знал, почему ему так легко вдруг удалось поделиться с кем-то личным, но слова нашлись сами собой, и с каждым следующим он чувствовал, как ему становится чуть свободнее дышать от отпускаемого раздражения: — Да хорошая, какая же она ещё может быть? Добрая, милая и всё в этом духе. Хорошо, что она бросила это, потому что ей стоит найти кого-нибудь подходящего и успокоиться. — Кого-нибудь получше? Леви усмехнулся в стакан: — Прекращай, Зигмунд. Я не страдаю самоуничижительными идеями. Ей просто нужен был не я, а мой придуманный образ из далёкого будущего, где я добрый, милый и ругаюсь только один раз в день, строго избегая праздничных. Петра хочет играть в маму, перевоспитывать людей и нести людям добро. Вот и пусть найдёт подходящего кандидата и, скорее всего, родит детей. Эрвин молчал, с хитростью смотря на дно своего опустевшего стакана. Леви вдруг понял, что ждёт его следующего вопроса или высказывания, затаив дыхание, и тут же насилу выдохнул с оттенком нервозности. Это чувство было странным, но в приятном смысле, от него тянуло в животе. Леви прекрасно знал, что заносчив сильнее, чем следует, и то, что кто-то умудрился заинтересовать его так сильно, без особого труда обрушив стену раздутого самомнения, делало Эрвина очень особенным человеком. — Ну, а ты чего хочешь? — Продавать чай, — ответил он, не уверенный в том, что это правда. — И сдохнуть в одиночестве? — буднично поинтересовался Эрвин. Леви замер с полным ртом пива на секунду, бессмысленно глядя в потолок, а потом закончил начатый глоток и посмотрел на Эрвина со всей возможной пытливостью. — Ты к чему клонишь? — Да просто пытаюсь понять тебя, — честно сказал капитан. — Разобраться, какими ты мыслишь категориями. Петра, судя по описанию, немного назойлива, немного без понятия о личном пространстве, но, в целом, представляется ангелом. Она красивая, молодая, ты ей нравишься. А ты грубый, невыносимый гордец с чрезмерным самомнением. Конечно, не без плюсов. Ты воспитан, по тебе это видно. Хотя и невежлив. У тебя есть понимание здоровых границ. Ты умён, талантлив, в хорошей форме, харизматичен, — у Леви так колотилось сердце, что бар начал раскачиваться, и ему с трудом удавалось ясно фокусироваться на лице Эрвина. Под столом он напряжённо скрестил ноги в голенях, подавляя мелкую подкожную дрожь. — Но ты всё-таки чёрствый, злой засранец. И это не просто удачная партия для тебя, это шанс, за который бы убили семьдесят процентов твоих холостых ровесников. — А остальные тридцать? — жёстким голосом, подавляя дрожь, спросил Леви. — Двадцать пять. Геи и женатики. Пять процентов оставим таким, как ты. — Тебе не кажется, что это какая-то аналитика от хуя? Эрвин польщёно улыбнулся, будто ему отвесили комплимент, и Леви тяжело сглотнул. Вдруг он подумал, а что, если Кенни — криминальный авторитет Нью-Йорка, не считающийся ни с чем и не признающий никого, вот так же точно сидел в допросной комнате, смотрел на отбитого по всем фронтам федерала (или кем там был Ури Рейсс), вдруг решившего, что Кенни чем-то там сможет ему пригодиться, и подавлял дрожь, глотал вязь в горле и пытался угомонить сердцебиение? Ничего, что достовернее объясняло бы внезапное примирение Кенни с законом, Леви уже придумать не мог. Они же всё-таки родственники. Вдруг у них у всех в роду вот так, ну чем не милая сказка? Раз — и пошла прахом вся твоя Аккерманская неприступность. — Так вот, — продолжил Эрвин, — я пытаюсь разобраться, что из себя представляют отношения для тебя. Ты веришь в небом данную совместимость? Гороскоп? Родственные души? — В гадание на спитом чае, — съязвил Леви. — Вот эта твоя черта — одна из самых очаровательных, — Леви посмотрел на Эрвина без выражения. Тот ответил ему взглядом, полным спокойствия и лукавства. — Но я не встречаюсь с парнями ниже ста семидесяти. — Ну, а этим что двигает? — спросил Леви голосом чуть более высоким и злым, чем следовало бы. — А что двигает этим вопросом? — парировал Эрвин и улыбнулся шире и хитрее. Леви фыркнул и поднял руки, сдаваясь. — Считай, что я верю в прагматизм. Если человек не бесит и удобен в быту — он подойдёт. Чувства — если повезёт. — Мудрый взгляд. Обычно такие люди никогда не женятся. — Не то что бы я из-за этого переживал. — Я такой же, — внезапно начал откровенничать Эрвин, посмотрев на него прямо и твёрдо. Леви под тяжестью этого взгляда убрал с лица высокомерное выражение и откинулся на спинку дивана. — Много лет назад я выбрал продвижение в карьере начинающимся отношениям. — Ну и что, глубоко и сильно жалеешь? — Напротив. Я люблю свою работу сильнее, чем мысли о любви в контексте семейности. Тогда речь шла про это. Но мне хочется верить в идею, что отношения должны делать партнёров лучше. Вот, что он сказал, и продолжил твёрдо смотреть на Леви, будто звал его с собой в самоубийственный бой. — Твоя любовь к тайтлу про пони перестаёт быть удивительной. Эрвин негромко рассмеялся и дёрнул бровями. — Это была хорошая шутка, — мягко, с теплотой сказал он, и у Леви сердце забилось совсем как одуревшее. — Мультик про пони может многому научить. — О, ну да. Возможно, именно он научил Петру играть в учительницу, — закатил глаза Леви, жестом попросив официантку повторить. — Возможно, — согласился Эрвин. — Этому он учит в том числе. Этот мультик вообще мудро рассказывает о том, как стоит обходиться со злом. Какое-то он просит полюбить. Какое-то понять. С каким-то объединиться. Или перевоспитать. Или принять, как данность. Или убить. Леви вспомнил про отзывы о работе Эрвина. В свой адрес он часто слышал это слово — зло. Тебе стоит быть добрее, Леви. Откуда столько злобы, Леви. Этот парень злой, как пиздец. Это зло тебе аукнется. Об Эрвине писали не так. Его не называли злым, применяя к нему немножко другую категории всего плохого. Про Эрвина Смита писали: расчётливый и жестокий, и, хотя Леви прекрасно знал, что они оба не были на самом деле ни злыми, ни жестокими, гармонично сочетая разного рода хладнокровие, ошибочно принимаемое за эти вещи, со множеством других черт характера, незаметных за мощью первого впечатления, но ему почему-то это показалось каким-то странно интригующим. Будто сейчас во всём мире только они двое знали, что представляют из себя на самом деле, но не собирались никого разубеждать, потому что оба — немножечко засранцы, которые знают, как иногда быть воплощением зла и жестокости удобно.***
Следующий день был выходным. Для Леви это означало возможность спать на полтора часа дольше, что было кстати после полученной лично от капитана полиции компенсации, а для капитана полиции это означало отгул. Голова была в тумане, мысли — странно нестройные. Похмелья у Леви не было, он считал пьянствовать до беспамятства занятием крайне унизительным и вчера вернулся домой с головой, тяжёлой вовсе не от алкоголя, а от оставившего осадок странного разговора. С этой же тяжестью он проснулся. Орландо снова накрыл зной, на работу было идти трудно. В такую погоду он мог рассчитывать на большое количество посетителей так что, выбираясь из дома в восемь утра, был собран достаточно для того, чтобы стращать подростков, но стоило ему открыться, как начали происходить странные вещи. Людей было пиздец как много, и что-то ему подсказывало, что жара была далеко не единственным, что на это повлияло. Из любопытства он забился за дальний одиночный столик, чтобы попытаться найти объяснение происходящему, и, к своему несчастью, нашёл. «ML» получил 10 баллов во время последнего визита тайного покупателя, гласил комментарий Саши к репосту, но вовсе не он заставил Леви покраснеть в щеках и изобразить на лице выражение, сочетающее в себе недоумение и злость со странным оттенком смущения. Виной всему было содержание репоста: Пьер пишет: «Горные лавры серьёзно прогремели в день открытия. Успех был в равной пропорции поделён с неуспехом: на один магазин прекрасного чая приходился один мрачный учредитель магазина, общение с которым у многих оставило послевкусие куда более яркое и долгое, чем употребляемый продукт. Но люди шли, потому что хорошо: хороший сервис, хорошие сотрудники, хороший чай. «Если вы будете вести себя хорошо и тихо, то и впечатления получите хорошие. Мистер Аккерман много времени проводит в магазине, видно, что ему важно это заведение. Не знаю, к чему сыр-бор, особенных проблем я из-за него не встретила. Да, грубоватый, но он же к вам не лезет, если вы к нему нет, а на вопросы по делу вполне нормально он отвечает.» «Этот Аккерман, если прийти очень рано утром или очень поздно вечером, когда никого нет, может быть обнаружен сидящим на стойке и пинающим сотрудников. Профессионализм на лицо, конечно.» О лаврах я хотел написать давно, но не знал, что добавить. Содержание приложенных отзывов ясно отражает обстановку в заведении. Там всё дорогое, чистое и как бы намекает на необходимость достойного поведения, где единственный, кому можно всё — это Леви Аккерман. Справедливо? Наверное. Судить я, в конце концов, собирался чай, а не чью-то злую натуру… а потом взял, да и передумал. Трижды я приходил в магазин за чаем и трижды остался доволен. Лишь один раз я заметил грубость, проявленную в сторону сотрудника за несоблюдение инструкций приготовления, но все остались живы, при чае, при деньгах и при работе. В сухом остатке. Чтобы мой отзыв стал сенсацией, я решил позвать действительно серьёзного, знающего толк в чае человека, и вчера мы вместе с ним посетили лавры в вечернее время. Чаю мы поставили 10 баллов из 10, об этом подробнее скоро будет написано в блоге @Роя, ну, а я же хотел бы раз и навсегда развеять миф о грубой личности учредителя магазина, рассказав вам милую историю о… лошадях. Наверное все, читающие этот отзыв, а значит, заинтересованные в чае, слышали про то, что вчера лавры попытались ограбить, и мистер Аккерман лично принял участие в обезвреживании преступника. Мне довелось наблюдать за этим, и я обратил внимание на их специфическое общение с капитаном конной полиции штата Эрвином Смитом. Заинтересовавшись его личностью, я совершенно случайно нашёл несколько фотографий и отзывов, создающих интересное представление о забавной дружбе Леви Аккермана и полицейской лошади. [фото] Каждое утро в день ночного дежурства капитан полиции Эрвин Смит встречается с учредителем магазина у поворота на Север-Хайер и проходит несколько метров по Восток-Вашингтон вместе с мистером Аккерманом, после чего делает последний обход патрулируемых территорий и заканчивает смену. [фото] На этой фотографии мистер Аккерман, неизвестная особа и капитан полиции, завершивший смену, находятся у озера Эола и общаются с полицейской лошадью. А вот и вишенка на торте — отзыв, взятый из группы магазина: «Мы с сестрой посетили лавры в июне. Было утро, до начала работы времени было полно, и мы решили, наконец, посмотреть, что за заведение открылось выше по улице. Мистера Аккермана мы встретили там же, но пообщаться не решились: он сидел на террасе и был чем-то занят, как вдруг проходящий мимо капитан полиции остановил лошадь и мистер Аккерман, совершенно не изменившись в лице, даже не оторвавшись от дел, откуда-то достал большую морковку и начал кормить лошадь! Я не знаю, куда вы смотрели, описывая его, как грубого и мрачного человека, но ничего более потрясающего я давно уже не видела. Лошадь доела, они попрощались и просто вернулись к своим делам, как будто ничего не было, будто это обычное дело! Не знаю, но это запомнилось мне даже больше, чем прекрасный чай. Мы ещё много раз приходили и много раз придём. Было бы интересно посмотреть на их дружбу.» Так что, если вы давно хотели прийти в лавры и попробовать чай, в очередной раз получивший уже предсказуемо высокую оценку, но боялись, что мистер Аккерман сожрёт вас заживо, не бойтесь, ведь разве может быть человек, так любящий лошадь, настолько злым, насколько его описывают?» — Что за нахуй, — произнёс Леви севшим голосом, опустил крышку ноутбука и посмотрел на обилие посетителей с искренним недоумением. Составляя графики предполагаемых доходов: как самые позитивные, так и самые негативные, он много какие вещи старался не оставить без внимания. Леви делал серьёзный акцент на то, чтобы люди, даже получив от общения c ним не самые приятные впечатления, что он, естественно, находил возможным, всё равно возвращались или хотя бы делали заказы онлайн, если им так невыносимо видеть его лицо. Но он ни в одном из сценариев не мог предположить, что сраный отзыв, превозносящий его любовь к капитанской кляче, один маленький рассказ, отсылающий к сомнительным источникам, который даже правдой не был, и пара фотографий смогут вызвать у людей такой интерес к магазину. В это просто было трудно поверить: они шли сюда, чтобы увидеть, как он вошкается с клячей, а не потому, что от одного упоминания его чая у них внезапно наступает экстаз. Леви был хорошим экономистом. Лучшим на курсе. Но даже зачитавшись десятком книг по психологии продаж он и представить бы себе не смог, что одна единственная кляча способна сотворить что-то подобное. Что за нахуй, повторил он мысленно, и отправился работать домой, оставив Микасу ответственной за магазин в его отсутствие.***
— Доброе утро, Эрвин, — без выражения поздоровался Леви со стоящим на повороте с Север-Хайер капитаном. — Доброе утро, Стар. Кобыла ответила ему тихим ржанием. — Доброе утро. Она больше не ест на рабочем месте, — похвалился Эрвин. — От неё воняет жёваными яблоками. Она очень плохо хитрит. — Может, ей просто хочется, чтобы ты обратил на неё внимание. Леви дёрнул бровью. — Ей или капитану? Эрвин жутко улыбнулся и очень воспитанно кивнул, придерживая козырёк шлема. — Хорошего дня, мистер Аккерман, — пожелал он и, развернув лошадь, шагом удалился. Это был первый раз, когда Эрвин уступил ему дорогу. Первый раз, когда он не проводил Леви до магазина. И первый раз, когда Леви, даже не прилагая особенных умственных усилий, сделал его. На работу Леви пришёл в странном настроении. Сегодня вернулся с больничного Марко, и Леви поздоровался с ним всего-то рукой махнув, слишком завязнув в очень тяжёлом мыслительном процессе по поводу тех, неделю назад сказанных Эрвином слов. Про отношения, которые делают партнёров лучше. Некстати жара на улице стояла просто невероятная, и Леви трудно было сосредоточиться на делах. От встреч с капитаном, становящихся всё более неоднозначными, было тяжело отвлечься, ещё тяжелее было отвлечься от страшного зноя, с которым плохо справлялись уличные кондиционеры. Людей было мало, в дневные часы заведение и вовсе было почти пустым, хотя уж на что, а на количество покупателей они теперь точно не могли пожаловаться. Не хотелось ничем заниматься, от жары болела голова, хотелось в душ, и в три часа дня совершенно свободный от дел Леви подумывал слиться, оставив Марко и Конни одних дорабатывать полную смену, хотя у него не было дел и дома. Так бы он и сделал, если бы беглый взгляд в витринное окно не подарил Леви неприятное знание. Что стряслось, он не знал, однако кобыла и Эрвин всё ещё стояли на углу улицы и выглядели оба, по скромному мнению Леви, как дерьмо. — Марко, — позвал он, продолжая смотреть на стоящего в тени дерева капитана полиции. — Чего у нас там по льду? — Есть, много ещё. Вам сделать что-то со льдом? — Сделать, — кивнул Леви. — Достань ящик, в котором утром упаковки молока доставили. — Пластиковый? — Не тупи, — поругался Леви. — Его, конечно. Вот туда лёд высыпи и налей воды, не холодной. Поставишь у входа. — Чего? Леви не стал отвечать. Держа руку над глазами, он вышел в осязаемо вязкую жару и перешёл через дорогу, подойдя к лошади. Взгляд Эрвина был остекленевшим и обеспокоенным. Кобыла тяжело дышала. — Ты решил сдохнуть и лошадь с собой прихватить? — поинтересовался Леви. — Никак нет, — вяло улыбнулся Эрвин. — Патрульные на задержании. Меня некому было заменить, а оставить квадрат в центре города без надзора мы не можем. — Ясно, — прохладно отозвался Леви, осматривая форму Эрвина и останавливая взгляд на бутылке из непрозрачной тёмно-синей пластмассы. — Дай сюда. Эрвин улыбнулся чуть живее и молча послушался. Леви взял бутылку с преувеличенным отвращением и развернулся, возвращаясь в магазин. У двери его ждал ящик с водой и плавающим на поверхности льдом. Можно это кляче или нет, он понятия не имел, но с этим уже не ему разбираться. На него с немым любопытством пялились Марко и Конни. Последнему он сунул в руку бутылку. — Это — помыть. Туда лимон, мяту, лёд и воду. Если опять туда сунешь сраных десять долек, и Эрвин пожалуется мне на это, клянусь Богом, я заставлю тебя сожрать всё, что ты туда не дорезал и запить лимонной кислотой. — Да, сэр! — В темпе, — подстегнул его Леви и перевёл взгляд на Марко, вытянувшегося в ожидании команды. — Ты понесёшь ящик. Они в тишине дождались, пока Конни, испуганный и взмыленный, не вылетит с кухни. Парень с осторожностью, будто пытался покормить тигра, передал Леви бутылку и затараторил: — Я положил туда четверть одной дольки, кости вытащил, лёд пришлось расколоть, чтобы в горлышко пролез. Использовал воронку и перчатки, пальцами ничего не лапал, нож достал с сушки. — Молодец, сегодня не уволен, — без веселья пошутил Леви и кивнул Марко. — Хватай. И Леви снова вышел из магазина, сопровождаемый пыхтящим Марко, плетущимся рядом с ним на спасительную операцию. Эрвин и кляча всё так же стояли под деревом и глядели на горизонт, ожидая гибели, когда Леви небрежным кивком попросил Марко поставить перед кобылой ящик, а сам передал капитану бутылку. — Не надо подыхать напротив моего магазина, — страшно довольный собой и своей невероятной щедростью, сказал Леви. Эрвин улыбнулся ему так, что изображать гордеца на пару секунд стало затруднительно, но он очень постарался. — Мультик про пони прекрасно на тебя влияет, — ответил он тепло и тихо, а потом кивнул Марко, стоящему рядом в напряжённой неподвижности. — Вольно, — плохо спародировав интонацию Леви, сказал он, и Марко насилу улыбнулся, выдыхая и опуская плечи. На комментарий Леви отреагировал бесстрастным взглядом, а потом стал молча наблюдать за тем, как жадно пьёт кобыла. — Спасибо, — нарушил тишину Эрвин, когда лошадь загремела, начав вылавливать языком лёд, но, выловив, почему-то выплёвывать его обратно. Иногда лошади вели себя очень странно. — Полиция штата гордится твоим вкладом в поддержание эффективности её работы. — Полиция штата хуёво работает, — заявил Леви. — Но компенсацию предлагает достойную. — Я буду иметь это в виду. Сегодня же вечером департамент вышлет тебе что-нибудь приятное в награду. Ручку с надписью «полиция Орландо», например. Марко издал странный звук, пытаясь, вероятно, задавить смешок. Леви бросил на Эрвина долгий, цепкий взгляд без конкретного посыла, ничего ему не телеграфируя. — Ручка, — сказал он напряжённым голосом, чувствуя, как сердце перемещается ему в горло и начинает стучать сильнее и громче, — мне не нужна. А потом указал Марко на ящик, от которого отлипла облизывающаяся лошадь, развернулся и перешёл через дорогу, чтобы вернуться в магазин. — Мистер… Мистер Аккерман, — очень осторожно, проверяя, готов ли Леви на милость, позвал Марко. — Чего, — отозвался он прохладно. — А… А можно в мой обеденный перерыв сюда будет приходить мой, ну… друг. — Пусть торчит хоть всю твою смену, если не будет разговаривать с тобой без повода, пока ты работаешь. На перерыве делай с ним, что хочешь, но чтобы мне не было за тебя стыдно. Марко улыбнулся. — Спасибо, сэр.***
— Департаменту нечего было прислать мне, кроме этого? — спросил Леви скептически, когда, закрывая магазин, увидел сидящего на террасе Эрвина в гражданской одежде. Тот на несколько секунд оторвал взгляд от экрана телефона и посмотрел на Леви тёплым, глубоким взглядом, ничего ему не ответив на колкость. Леви тоже помолчал некоторое время, а потом дёрнул бровью и убрал в карман брюк ключ. — Домой, — бросил он подросткам, которые сбивчиво с ним попрощались и убрались по своим делам. Леви дождался, пока прекратит различать их шаги в вечернем гомоне улицы, и занял место напротив Эрвина. Он молчал, ожидая, пока тот что-нибудь скажет. — Если я доплачу, ты сделаешь мне чай? — Нет, конечно, — фыркнул Леви. — Магазин закрыт. Придёшь в рабочие часы, как все остальные. Леви был сильно напряжён. Какой-то крайне нерациональной стороной своей личности, интуитивно, он чувствовал, что это напряжение, искрящее между ним и Эрвином, прямо сейчас достигало какой-то новой высоты, за которой должна последовать развязка. Эрвин снова отвёл взгляд от экрана и Леви увидел, как тот медленно сглотнул. — И всё-таки, хочешь, я открою тебе секрет? — спросил он, медленно проговаривая слова и смотря на Леви тёмными неподвижными глазами. — Удиви, — в тон отозвался Леви. — Найл Док, тот полицейский, которого ты оштрафовал за то, что его конь ест пионы… был пиздец как на тебя зол и попросил меня накопать на тебя чего-нибудь. Я согласился, потому что мне стала любопытна твоя фамилия. Найл знал, что я ни на что не сделаю скидку и проверю всё, что тебя касается, но я не нашёл ничего. Эрвин замолчал. Леви моргнул несколько непонимающе: — И? — И, — вторил Эрвин, — на следующий день я столкнулся с тобой. За оскорбление в сторону сотрудника полиции полагается штраф, ты же знаешь? Найл знал, что ты нагрубил мне, и вот, казалось бы, отличный прецедент. Но я не стал штрафовать тебя. Эрвин улыбнулся и поднял брови. Взгляд его, полувопросительный, застыл, цепко захватив Леви в капкан и обездвижив. — Почему? — Потому что, — как ребёнку, объяснил ему Эрвин, — мне стало любопытно, чем была вызвана такая злоба. Судя по тому, что я о тебе узнал, ты не показался мне ублюдком, который грубит людям просто потому, что у него плохое настроение. Я не подстраивал эту встречу и действительно столкнулся с тобой случайно, но, мне казалось, ты просто обойдёшь меня или сделаешь замечание. А ты взбесился. Но потом, когда я сказал тебе о том, как всё было на самом деле, я увидел, каким стал в тот момент твой взгляд и, знаешь, что? Абсолютно такой же был у твоего дяди, когда Ури Рейсс сказал ему что-то в допросной комнате. Зрение подвело Леви, в ушах зазвенело. Он всё продолжал сидеть, без выражения смотря на Эрвина, и не замечал, как под столом начала мелко дёргаться его нога. Может быть, Эрвин Смит и не был жестоким человеком, но он был жутким — вот что Леви понял в этот момент. Его ум, проницательность и внимание к деталям делали его отличным полицейским, но вместе с тем превращали в дьявола, и Леви понял, что чувствовали те преступники, которым не повезло ему попасться. — А когда у тебя начинает колотиться сердце, это слышно очень хорошо. Леви встал из-за стола и со всей надменностью, на которую оказался способен, посмотрел на Эрвина. От силы, с которой билось его сердце прямо сейчас, у него кружилась голова. — Идём, — сказал он без выражения и открыл магазин. Механически пропустил внутрь Эрвина. Закрыл за ними дверь. Обернулся и сделал в его направлении всего один твёрдый шаг, прежде чем руки полицейского оказались у Леви на щеках, и они вцепились друг в друга, как дерущиеся звери. Теперь грохот пульса в ушах оглушил его уже по-настоящему. Он плохо понимал, что происходит, просто кусался, отрывисто и громко дышал, изредка отрываясь от Эрвина, а потом снова жёстко давил ладонью ему на шею, притягивая ближе и толкая язык в открытый навстречу рот. Эрвин теснил его к барной стойке, а Леви послушно шёл, продолжая пиздецки грязно лизаться с человеком, о котором знал категорически мало, чтобы позволить себе подобное, но, видит Бог, его никогда в жизни так не вело. Он никогда ещё не был в большем восторге от кого-то, и то, что Эрвин говорил ему все эти вещи, что он трогал его, целовал и гладил по спине, волосам и груди, казалось Леви самым невероятным подарком, до которого только мог додуматься департамент полиции Орландо. Эрвин схватил его под колени и рывком, без усилий посадил на столешницу, своротив стенд с картами магазина. Когда они оторвались друг от друга, Леви хватило всего одной секунды жадного разглядывания чёрных глаз, чтобы сказать следующее: — Ты жуткий и пиздец какой умный, поэтому я бы нацепил ради тебя на ногу ебучий трекер. Вступил бы в полицию или пошёл умирать. — Я быстро это понял, — с незлым смешком выдохнул Эрвин совсем близко к его приоткрытому рту. Леви подался навстречу, чтобы начать ещё один долгий, порывистый поцелуй. В голове было пусто, звонко и громко шумела кровь, поэтому Леви не сразу сориентировался, когда Эрвин за подбородок отстранил его от себя, лизнул засаднившие от неосторожных поцелуев губы и сделал шаг назад. С лукавством, заставляющим поддерживать зрительный контакт, Эрвин молча смотрел ему в глаза, пока одной рукой придерживал его живот, а другой дёрнул ширинку джинсов и спустил их вниз. — Блять, — выдохнул Леви, перед глазами полыхнуло, и его на секунду окунуло в темноту. — Ты же не сделаешь этого. — Почему? — Ни почему, — красноречиво отозвался Леви, передумав выпендриваться, и, переместив руку Эрвину в волосы, испортил причёску, надавив на макушку. В последний раз странно посмотрев Леви в глаза, он наклонился, освободил его член от нижнего белья и взял в рот. — Блять, — повторил Леви, вцепившись Эрвину в волосы второй рукой и чуть наклонившись от резко сковавшего низ живота напряжения. Пришлось крепко сжать все двадцать пальцев, чтобы унять чувство, будто от интенсивности ощущений он сейчас сломается, сдохнет или просто исчезнет. Голова Эрвина между его ног двигалась чётко и плавно, в совершаемых им действиях не было ничего лишнего, но Леви почему-то было этого очень, очень много. Леви закрыл глаза и попытался отдышаться, упершись на выставленную за спину руку. Во рту стало сухо, под зажмуренными веками вспыхивали и гасли разноцветные искры. Как только Эрвин стал сосать чуть жёстче и быстрее, Леви почувствовал, что его бёдра задрожали, стиснул зубы и кончил, не слишком надолго сумев удержать оргазм. На две длинные секунды у Леви остановилось дыхание. Сердце в груди дало осечку, всё тело вздрогнуло, и он выдохнул весь воздух, что у него остался, с недостойным стоном. Потом оргазм не принёс ему ничего, кроме немного отдающей паникой пустоты в голове и боли в ещё сходящих синяках на рёбрах и в центре груди. Эрвин выдохнул ему в бедро, а потом ласково прижался губами к дрожащим мышцам живота. Стало неловко, так что Леви взял его лицо в ладони, чтобы поднять на уровень своего и поцеловать. На несколько секунд они замерли. Леви отдышался и уложил в голове случившееся. Последние полчаса нестройным, трудно поддающимся осознанию ворохом пронеслись в его памяти и исчезли, прибитые силой установившейся между ними тишины. Наконец, Леви поёрзал, легко оттолкнул Эрвина и спрыгнул со столешницы. Вернув бельё и джинсы на место, он кое-как разгладил помявшуюся рубашку и посмотрел на Эрвина, любопытно наблюдающего за ним. Было видно, что у него крепко стоит. — Я… не против продолжения, — сказал Леви, постаравшись прозвучать осторожно. — Но я не стану сосать тебе, пока не буду уверен в том, что ты мылся не позже, чем за пять минут до этого. Эрвин почему-то рассмеялся тихо и мягко, а потом пожал плечами и, сделав по направлению к Леви три шага, совершил страшное: он обнял его. Сгрёб в здоровые, сильные руки и крепко к себе притиснул. Леви снова стало неудобно, и на объятие он ответил, не слишком уверенный в том, что этот жест обладает хоть каплей теплоты и искренности, хотя на самом деле он был в достаточном восторге от Эрвина, чтобы позволить ему подобное. — Ничего, ведь это компенсация от департамента полиции Орландо… — Прекращай нести этот пиздец, — скомкано бросил Леви, чуть крепче прижимаясь. — Я обнимаюсь добровольно впервые в жизни, и мне, кажется, не очень нравится, поэтому помолчи, чтобы не стало ещё хуже. И они долго, очень долго так стояли. Леви думал: напряжённо, сложно, сам не особенно осознавая, о чём конкретно. Пытался разобраться в ощущениях, понять, жалеет ли он о случившемся, построить вероятные планы и решить, действительно ли он хочет повторить/продолжить/расширить произошедшее до присваивания Эрвину какого-либо статуса выше «друга с привилегиями», но в голове его, перебивая всё прочее, раз за разом вспыхивало только одно: спасибо, блять, всем Богам, что это всё только что произошло. А потом Эрвин сказал: — Хочешь посмотреть на пони? И Леви зажмурился, как очень уставший человек. — Ну, поехали.***
Что же он делал? Было чуть больше одиннадцати часов вечернего времени, когда Эрвин доехал до самого верха Коретта-уэй, остановив машину у дома, наполовину скрытого деревьями, с длинной подъездной дорожкой. Выйдя из машины, Леви оценил фасад: здание находилось в дорогом районе, дороже, чем тот, в котором купил дом Леви, но его покупка и не была продиктована желанием в одиночестве шиковать в десятках гектаров. В целом, большую часть участка занимал не дом, а в тон ему сделанная постройка на огромном заднем дворе. Нетрудно было догадаться, что там находилось. — Не знал, что зарплаты полицейского на это хватает, — вынес вердикт Леви, разглядев меланхолично жрущего сено коня тёмной масти. Конь поднял голову, на секунду оторвавшись от своего занятия, а потом снова отдал всё своё внимание сену. — А где белая кляча? Леви, блять, не понимал, что делает. Он просто взял и поехал смотреть на пони, как купившийся на конфетку и котёнка ребёнок. Он ведь взрослый человек, достаточно понимающий в том, как в жизни что устроено, но без колебаний согласился уехать Бог знает куда с человеком, которого встречал до этого только на работе. — Отдыхает, скорее всего. Ей с головой хватает нагрузки на работе. И это не мой дом, я снимаю его у Дота Пиксиса. К тому же, я никогда не говорил, что работаю в полиции. Леви догадывался, так что ничего не ответил, приблизившись к деревянному, ровному забору левады. Ровным, как оказалось, он был только на вид: подойдя, он увидел по всему обозримому периметру следы лошадиных развлечений. — Твои клячи жрут древесную долбанину, — поделился наблюдением Леви, критично осмотрев бруски. Трогать их он не спешил. — Больше всего он, у него всегда была эта привычка, — Эрвин уложил локти на верхнюю перекладину забора без брезгливости и мечтательно уставился на жрущего коня. Леви на секунду уколола зависть: он не мог свободно разложить на доске руки, их пришлось бы неудобно задирать. Сраный мир, предназначенный для высоких людей. — Шериф Сильверстар. С тяжёлым вздохом Леви потёр лицо. — Его, конечно, не всегда звали так ебануто. — Нет, — покачал головой капитан. — Пока Стар училась, я работал с ним. Его звали Квиксильвер, и он был слишком старым, чтобы продолжать работать, поэтому я купил и его тоже. А вот там, — Эрвин небрежно указал ладонью в дальний угол, куда-то в кромешную тьму под деревом с раскидистыми ветками, — пони. Эй! На… Как самый настоящий обманщик, он сделал вид, что нашёл в кармане что-то невероятное, а потом протянул руку в сторону пони, очертания которой едва угадывались в темноте. Леви щурился и, вроде, видел силуэт, но тот казался слишком большим для лошадки ростом в метр. Когда скотина сдалась и повелась на обман, выйдя на свет, Леви убедился: она была здоровой. — Это не пони, — заявил он, смотря, как вороная кляча остановилась и крайне недоверчиво посмотрела на Эрвина, а потом, поняв, что он её надул, пошла и сорвала злость на Сильвере, с визгом его лягнув. — И оно ёбнутое. Эрвин негромко рассмеялся. Флегматичному коню плевать хотелось на то, что от него хочет скандальная кобыла, и он просто продолжал жрать. — Нет, это райд-пони. Сто сорок четыре сантиметра в холке — это слишком мало, чтобы называться лошадью. Когда я приехал в Орландо и встретился с Найлом, он пожаловался, что вместо терца им привезли вот это. Они купили лошадь, пожалев денег, и их обманули. Она слишком маленькая, чтобы брать её в город, а ещё она нервная и злая. Мне понравилось. Я купил её, но ездить не могу: слишком много вешу. Леви наблюдал за тем, как пони вернулась в свой уголок всего мрачного, принявшись обдирать ветки дерева, до которых доставала, и в голове у него сложилась мозаика. — Ты, жук, думал, отсосёшь мне один раз, и я соглашусь за твоей скотиной присматривать? Эрвин спрятал тихий смех в ладони, которой прикрыл лицо. — Нет, если честно, но было бы любопытно посмотреть, как вы поладите. Её зовут Найт Глайдер. — Я восхищён твоим расточительством. Мне в иной раз жалко потратить денег на еду, а ты скупаешь скотину. — Я всегда любил лошадей, но никогда не думал, что когда-нибудь приду к этому. Возможно, у меня кризис среднего возраста. — У меня тоже, — пожал плечами Леви, и они замолчали. А потом переглянулись и одновременно рассмеялись: тихо и немного более нервно, чем следовало. Леви снова потёр горящее лицо руками. Творилось чёрт знает что, творилось и не заканчивалось, поэтому он взялся руками за верхнюю доску, легко подпрыгнул и встал ногами на нижний брусок. Теперь, на порядок выше Эрвина, он присмотрелся к старому флегматичному коню и сказал: — Давай, капитан. Учи меня. Эрвин повернул голову, посмотрев на него снизу-вверх с теплотой и любопытством. А потом пожал плечами и пролез в просвет между балками, только и махнув Леви рукой. Он спрыгнул и пошёл следом, бросив недоверчивый взгляд в сторону угла всего мрачного, где злая маленькая лошадь безуспешно пыталась дотянуться до высоко растущей листвы.***
На следующий день Леви сильно пожалел о своей дурной идее сесть верхом: у него болели мышцы, о наличии которых он никогда даже не подозревал. Он был в форме, но это не застраховало его от походки ковбоя, на подавление которой ему приходилось тратить немало усилий и терпения. Он был зол и всё ещё не понимал, как и что произошло вчера, поэтому никого не щадил и на всех смотрел, как на до самой своей смерти обязанных верно ему служить. Отдавая подросткам должное, они были покладистыми и не творили никакой ерунды, работая здорово и ладно, что трудно было сказать о самом Леви. Первую половину дня он держался молодцом, но стоило часам перевалить за два часа, как его внезапно сгрызло неприятное чувство незавершённости. Вчера было здорово, но как будет сегодня он не знал, а незнание не было вещью, которая привлекала Леви. Он предпочитал всё держать под контролем или, по крайней мере, иметь представление обо всех планах, которые могли его касаться. Какие планы были на него у Эрвина он не имел понятия, поэтому, чтобы заявить о своих намерениях, сделал следующее: достал вечно молчащий телефон, купленный для всего, что с работой бы не было связано. То есть, ни для чего. Он нашёл номер Эрвина, с которого тот писал ему на рабочий, и отправил следующее:«Я никому не давал свой номер с тех пор, как дядя съебал в НЙ, так что цени это должным образом.»
Ответ пришёл ему с незнакомого номера: «Я тоже» И больше Эрвин ничего ему не писал. Леви не особенно сильно переживал по этому поводу: он знал, что его работа не особенно гармонично сочетается с возможностью пообщаться в свободное время, а графика его смен он не знал, поэтому спокойно делал своё дело. Ему было чем заняться и без выяснения отношений, хотя сказать, будто Леви действительно ни капли не был на взводе, было бы не совсем честно. Он, конечно, ждал чего-нибудь, но Эрвин молчал, а в пятницу, когда он, как правило, работал на этом периметре, вместо него на смену вышел очень угрюмый и страшно злой Найл. Сидя на террасе и договариваясь о поставках, Леви посмотрел на него немного. Немного подумал. А потом опустил крышку ноутбука и нашёл взглядом Марко, проводящего обеденный перерыв в компании Саши, Конни и, скорее всего, своего дружка. Леви возник у него за спиной и, нависнув из-за плеча, положил перед ним на стол ключ. — У тебя завтра смена, — сказал он. Марко повернул голову в его сторону, взволнованно подняв брови, и кивнул. — Да, сэр, смена. До трёх. — Закроешь магазин. Может быть, откроешь тоже. Марко внезапно вскочил с места и навис над ним, как волнующаяся мамочка. Леви сделал назад два шага, чтобы не задирать голову, и вопросительно поднял брови. — Сэр, что произошло? Вы никогда раньше не давали кому-то открывать… Скажите, пожалуйста. У меня перерыв, я сейчас как будто бы не на работе, так что Вы просто… — Как будто бы ты сейчас должен закрыть рот, чтобы я не передумал. Ты большой мальчик, справишься с замком, — Леви развернулся, чтобы забрать портфель, когда Марко догадливо бросил ему в спину: — Что-то с мистером Смитом? Леви остановился и задумался. — Сделай лавры с собой, — сказал он голосом, намекающим на необходимость закончить разговор. — Конечно, сэр, сейчас, — легко согласился Марко. Леви не стал смотреть на него, ему было достаточно услышанной в голосе улыбки. Сраные подростки, сраный капитан полиции с его разноцветными лошадками и сраный кризис среднего возраста сделали из Леви чёрт знает что. Вернувшись в Америку, он был страшным, как бес, самоуверенным и хладнокровным, как убийца, и вообще, просто замечательным, а что сейчас? Собирается хреначить через полгорода, чтобы посмотреть, не сдох ли ещё приглянувшийся ему жуткий мужик и, если не сдох, чайку ему предложить.***
На территорию он попал без проблем: дверь в дом даже не была закрыта. Пару дней назад, когда Леви согласился посмотреть на пони, он не проходил внутрь, уехав сразу же, как они закончили мучить старого коня, поэтому в этот раз он придирчиво огляделся. Дневное, яркое летнее солнце подвижными бликами лежало на стене гостиной. В доме ничего лишнего не было: только необходимые вещи и хорошая уборка. У самого Леви дом выглядел точно так же, и говорило это только об одном: о невероятной занятости жильца. Это Леви оценил. Он не любил безделушки, хлам и гротескно уютные дома. В полупустых пространствах и камерно-голых стенах он чувствовал себя лучше, чем в доме, полном фотографий, шмоток, картин и прочего дерьма. Тщательно вытерев обувь, он прошёл через гостиную и наугад открыл одну из двух комнат, попавшихся ему на глаза. Это было небольшое помещение с тренажёрами и высокими полками, на которых стояло несколько кубков, а также грамоты и благодарственные письма. Здесь же он нашёл две единственные фотографии. На одной Эрвин и группа из ещё четверых человек в форме федерального SWAT красовались с его дядюшкой, обутым в трекер, по правую сторону от которого стоял ещё один человек: в пиджаке и минимум на десяток лет старше Кенни. Правая рука Эрвина была загипсована по всей длине, лицо было худым и бледным. На второй фотографии было семеро всадников. В центре стоял Эрвин на белой кобыле. Леви также узнал ещё троих, кого наблюдал периодически на периметре, в котором находился его магазин. Насмотревшись, он закрыл комнату и пересёк гостиную снова, поднявшись на второй этаж. К месту назначения его привлёк негромкий звук противного голоска. Леви без особенного такта открыл дверь и увидел Эрвина: тот лежал на неразобранном диване в полусне и изо всех сил пялился в экран, на котором разноцветные кобылки занимались своей кобыльей хуетой. Под задравшейся футболкой Леви увидел бинты. — Жалкое зрелище. Это было очевидно. Эрвин не стал бы его дразнить игрой в молчанку после случившегося, так что подсознательно Леви предполагал единственную причину, по которой Эрвин решил его игнорировать: что-то случилось. — Привет, Леви, — слабым голосом поздоровался Эрвин, старательно выдавив улыбку и бросив заблокированный телефон куда-то в пространство между собой и диваном. Леви поставил чай на журнальный столик, толкнул ногу Эрвина и сел на освобождённый угол. — И тебе привет. Рассказывай, кто тебя обидел. Эрвин потёр осунувшееся лицо руками, отгоняя сон. Леви обратил внимание на сеть рубцов, видную выше локтя на его правой руке, и сопоставил с увиденным на фотографиях. — Слетал в соседний штат по очень большой и очень настоятельной просьбе коллег. — И что, сделал тебя Пабло Эскабар? — поиздевался Леви, и Эрвин через силу посмеялся, состроив при этом болезненную гримасу. — Посочувствуй, ну, — ещё глуше попросил он. Не всерьёз, но Леви понял это более, чем серьёзно, прикусив язык и в неловком жесте поддержки положив руку Эрвину на грудь. Мышцы были крепкими, как камень. Эрвин отнял от лица левую руку и опустил на его ладонь. Взгляд Леви остекленел, обороняя его от неловкости. Он откровенно не был фанатом нежностей и не очень хорошо всё это умел, но за волной смущения не чувствовал, что его действия были излишними или совершёнными насилу. Наверное, всё становится другим, когда у тебя кризис среднего возраста. — Сделал, наверное. Само задержание я пропустил, но коллеги похвалили меня за большой вклад в проведённую операцию, так что мы квиты. — И что же ты туда вложил? — не спешил радоваться достижениям Леви. — Селезёнку, — радостно сказал Эрвин. Леви не очень весело посмеялся, а потом пожал плечами. — Ну и ладно. На хрен она тебе нужна. — Не очень, — ответил Эрвин сбивчиво. Леви понял, что он продолжает засыпать. — Эй, — он сильнее надавил ладонью на грудь. Эрвин открыл осоловевшие глаза. — Выпей чаю, дорогуша, и ложись спать. — Мультик про кобылок сам себя не посмотрит. — Я с этим разберусь. Эрвина хватило на полстакана. Пока он был занят попытками полулёжа пить чай, Леви проверил ленту и погуглил новости, ища какую-то информацию о задержании, в котором Эрвин похоронил свою селезёнку, но, естественно, ничего не нашёл. — А это ничего, что ты сливаешь мне информацию о том, как дерёшься на пульках со злыми бандитами? — Это чего, — ответил Эрвин совсем обессилено и лёг обратно. — Но я большой авантюрист. Твой дядя был рад слышать, что ты в порядке. — Как же хорошо, что мне на него наплевать, — Леви, ища телефон, просунул руку в промежуток между боком Эрвина и спинкой дивана, а потом взял его расслабленную руку в свою, чтобы разблокировать находку с помощью чужого пальца. На стопкадре Леви узрел грустную фиолетовую пони, кажется, единственную из главных героинь, которую знал по имени. Ей было очень плохо, печально и одиноко где-то в скалах, но ещё хуже, грустнее и печальнее стало Леви, когда он обнаружил, что длина данной видеозаписи претендует на звание полного метра. Что ж, он сел удобнее, закинул ноги на журнальный столик, взял в руки недопитый чай и начал смотреть с самого начала. Эрвин сонно усмехнулся. — Сходи потом к лошадям, пожалуйста. Их надо покормить и выпустить. Леви ничего не ответил, удручённо попытавшись вникнуть в мультик про пони.***
Вниз Эрвин спустился после одиннадцати часов вечернего времени. Он держался за перила и иногда издавал звуки человека, глубоко страдающего, но, в целом, выглядел неплохо. Леви решил, что Эрвин, скорее всего, всё ещё отходил от наркоза, когда он пришёл, и поэтому произвёл впечатление умирающего. Леви дважды дал поесть лошадям, равнодушно понаблюдал за их странным общением в леваде, а потом нашёл, что у Эрвина Смита дома есть за литература и засел за перечитыванием «Повелителя мух», пытаясь привести в порядок голову после дня, полного незнакомой работы, и пережитого двухчасового мультика про кобылок. С песенками и волшебными превращениями. — Я понятия не имею, что ты находишь в мультике про пони. — Но ты же досмотрел до конца, — Эрвин сел на диван рядом с ним и заглянул в книгу. — Мне не особо нравилась эта книга. Когда я читал её впервые, предугадал всё ещё в самом начале. Леви равнодушно пожал плечами. — Я уверен, что ты и «Престиж» предугадал. — Предугадал, когда Энджер отмёл идею о двойнике. На критическом мышлении нас учили всё ставить под сомнение, но не учили отказываться даже от самых абсурдных или простых теорий. Чем авантюрнее полицейский, тем более он успешен. — Тебе тридцать, Эрвин. У тебя, наверное, и правда кризис, и ты отбитый. Ты умрёшь на работе. Я лично видел, как ты дважды чуть не сдох. — Так, скорее всего и будет, — согласился он. — Я переоценил себя в этот раз. Три года назад я сделал то же самое, и твой дядя в упор расстрелял моё плечо. Он чуть не отстрелил мне руку, а, если бы был в более выгодном положении, стрелял бы в грудь или голову. Тогда я впервые подумал об этом. Может быть, так и случится. Что скажешь? Леви закрыл книгу и отложил. Он сел, чтобы удобнее было смотреть на Эрвина, и увидел в его взгляде искренний интерес. — Умирай, мне то что? Твоя ебучая жизнь, твои и решения. — Ты мне сказал, что ради меня нацепил бы на ногу трекер и пошёл бы на смерть. Ты это серьёзно? Разговор казался Леви неприятным. Он не понимал, к чему клонит Эрвин, а то, что он отсылал к бреду, который Леви ему наговорил под мороком похоти, и вовсе заставляло его чувствовать неловкость. Тем не менее, обратившись к себе, он не нашёл сомнений. — Как ты и сказал, я не человек идеи, — ответил Леви. — Ты прав. Чай — это классно, но это никогда не было моей мечтой. С другой стороны, я никогда не мечтал и о том, чтобы посвятить свою жизнь следованию за отбитым придурком. Я охренеть какой одинокий и злой, и, хотя я отлично разбираюсь в своём деле, я ненавижу его большую часть времени, которое на него трачу. Что ты предлагаешь мне? Трекер? Эрвин наклонился ближе к его лицу, и на этот раз Леви действительно ясно разглядел в нём всё, что про него писали: на него из самой глубины чужих глаз смотрел дьявол. А ещё, ему ясно почудился оттенок восхищения — этого он не ожидал. Леви понял всё ещё до того, как получил ответ на вопрос: в Леви он, кажется, видел свой обратный билет. Это было лестно. И неприятно тоже. — Отучишься в третий раз по личной рекомендации от меня и Ури Рейсса? — спросил Эрвин. — Мне без шести лет тридцать, — напомнил Леви. — Ты уверен в том, что делаешь? — Уверен. Леви сглотнул вязкий ком в горле, и был этот ком колючим и горьким. — И что, ты разглядел во мне шанс на повышение эффективности лично твоей работы, и только поэтому я оказался здесь? — Ну, Леви, такого я не говорил. Я разглядел в тебе потенциал куда позднее, чем тебя. Это пришло мне в голову недавно. Я всё равно вернусь в Нью-Йорк, чтобы продолжить настоящую работу. Я восстановился, снова могу выходить в поле, к тому же, мой опыт теперь достаточен для того, чтобы приносить пользу и иным образом. Твоё прямое участие — это просто дополнительный предлог. Возможно, я склонен сомневаться в том, что ты согласишься уехать, если я не открою тебе перспектив для самореализации. Продавать чай в Нью-Йорке… — Это не то же самое, что в Орландо, — закончил за него Леви. — Ты знаешь меня два неполных месяца и предлагаешь бросить всё ради работы в федеральном бюро, я правильно понял? — Эрвин кивнул. — Ты насколько вообще ёбнутый? — А ты? Леви пришлось снова сглотнуть набежавшую слюну, он понял, что у него вспотели ладони. Сердце странно, в почти испуганном волнении колотилось в груди, нервозно и неровно. Леви хотел отказать, честно пытался найти предлог, но всё, что ему приходилось делать, это пытаться придерживать согласие. — Может ещё скажешь, что тобой двигает светлое чувство любви, когда ты мне эту хуйню предлагаешь? — не подумав, спросил Леви, но Эрвин неопределённо повёл плечами и кивнул. — Я, может быть, склонен так думать. — Да ты с ума, блять, сошёл, — прошипел Леви, отводя взгляд. Его щёки горели, пальцы рук мелко дрожали, но говорил он резко и твёрдо. — И я с ума сошёл. — Так насколько ты ёбнутый? — поинтересовался Эрвин безликим голосом, которым Леви начинал говорить в ситуациях, когда страшно боялся обналичить какие-то чувства, ставящие его в уязвимое положение. — Настолько, — ответил он, — чтобы, кажется, разрешить тебе убить себя. — Технически, ты можешь умереть в любой момент и от чего угодно. — Технически, заткнись, — огрызнулся Леви. Его мысли метались одна к другой, он никак не мог уложить случившееся в голове. И лета не прошло, а он решил похерить всё своё образование, вообще всё, что у него было, на авантюру отбитого любителя пони. Потом мысли его внезапно соскочили к тёмной лошадке по имени Буря, которая любила драматизировать, и он взял себя в руки. — Вот что, — сказал Леви. — Мне надо подумать и взвесить решение, а тебе отойти от наркоза и сделать то же самое. Эрвин, сдаваясь, поднял руки. — Это справедливое требование.***
Так он и сделал. Через пять дней Леви пришёл, бешеный от противоречий и заёбанный работой, но он, определённо, склонен был дать в руки Эрвину своё согласие, своё сердце и свою жизнь. Но сначала он попросил разрешить ему принять душ, потому что — ебучая Флорида. — Ты хочешь чаю? — спросил Эрвин несколько напряжённо, когда Леви закончил с мытьём. Он выглядел лучше и явно лучше себя чувствовал. — Нет, ты не умеешь его заваривать, — ответил он, рукой зачёсывая назад мокрые волосы. — Я скучал и, если честно, предложил только ради приличия, — честно признался Эрвин. Леви посмотрел на него в крайней степени осуждения. Он ни с кем не спал с того времени, как закончил университет в первый раз, и всё это время ему не очень-то хотелось каким-то образом это исправлять. Конечно, в его жизни было немало моментов, когда ему намекали на желание провести ночь, но ещё никогда он не слышал настолько бессовестного приглашения, и это, кажется, было просто отлично. Ему это подходило. Оставшееся после порывистого минета в баре ощущение недосказанности укололо его в грудь предвкушением, сердце снова разогналось. У Леви потянуло внизу живота, а, когда он посмотрел в глаза Эрвина и увидел только два больших чёрных пятна зрачков, у него перехватило дыхание. — Отлично, — сказал Леви, заводя руку за голову и дёргая горлышко футболки, чтобы снять её. Оставшись без верхней одежды, он аккуратно сложил её, а потом расстегнул пуговицу джинсов свободной рукой и посмотрел на Эрвина с дерзостью. — Ну? — Что, ну? — Эрвин хитрил, спрашивал так, будто снова затеял свою игру в слова, где Леви проигрывал в тот самый момент, как она начиналась. Лучше всего у него получалось быть прямолинейным засранцем, этим он и собирался заняться. — Одежду снимай, — потребовал Леви, а затем потянул вниз свои джинсы вместе с бельём. Эрвин дёрнул бровями и повиновался, странно ему улыбнувшись. Они разделись в коридоре и замерли, вцепившись друг в друга взглядами, разглядывая в полумраке. Потом Эрвин коротким жестом указал ему на комнату в конце коридора, куда Леви тут же направился. Перед глазами снова поплыло, шум крови в ушах был таким громким, что, если бы Эрвин сейчас обратился к нему, он вполне мог его не расслышать. Когда дверь за ними закрылась, Леви просто положил руку Эрвину в центр груди и легко толкнул к кровати. Тот не спорил, но смотрел на него с таким любопытством, будто Леви был ребёнком, который выпендривался перед родителями, а те не останавливали его лишь потому, что им было интересно узнать, к чему это приведёт. Но Леви не играл в игры и не бросал никому вызов. Он просто хотел его и, раз тот не сопротивлялся, собирался взять желаемое. — Мне делать это на сухую? — спросил Леви, когда Эрвин лёг на спину и, опираясь на локти, продолжил заинтересованно на него смотреть. В ответ он только указал на тумбочку слева от кровати. Леви кивнул, доставая оттуда резинки и смазку. На мгновение он остановился, ещё раз оглядев тело Эрвина. Шрамы, множество их были заметны даже в полумраке, но Леви не смущала такая ерунда, как зажившие царапинки, даже если они выглядели так, будто были нанесены стаей голодных львов. Леви уважал физический труд и вполне представлял себя кем-то вроде Эрвина: полицейским или солдатом. Но он выбрал экономику, потому что амбиций не хватило. Чтобы идти драться за легальные деньги, надо обладать или невероятным умом, или невероятной придурью, а он не обладал ни тем, ни другим. Под внимательным взглядом член Эрвина становился крепче. Леви бросил пялиться, в последний раз посмотрев капитану в глаза, а потом тесно прижался, дотянувшись до лица и втянув Эрвина в жёсткий поцелуй. Но это ему уже было знакомо, поэтому он быстро оставил его рот, спустившись на шею и больно прикусив быстро гоняющую кровь жилку. Эрвин зашипел сквозь зубы и дёрнул его за волосы. Перед глазами пронеслась череда ярких вспышек, он перешёл на горло, прекратив кусаться. Леви проверил, что представляет из себя чужое тело, внимательно и вымеренно, как занимался работой с большими деньгами. Оказалось, у Эрвина совсем не чувствительная шея, но на коже легко остаются яркие следы. Если кусать его чуть сильнее, чем ласково, ему это не нравится: он каждый раз то дёргал Леви за волосы, то жёстко забирал в кулак кожу на плече или лопатках, но никогда не останавливал его от желания проверить что-то. Излишней ласки он тоже не чувствовал: когда Леви использовал только язык, водя по чужой коже в местах, на которые сам реагировал положительно, не получал в ответ какой-то особенно яркой реакции. Действительно чувствительным у Эрвина оказался член: крупный, необрезанный, с неогрубевшей кожей. Судя по всему, капитан не тратил на самоудовлетворение особенно много времени, и это было здорово, потому что кожа у Леви на языке ощущалась бархатной, под ней ясно бился мощный пульс. Когда Леви положил руку на бедро Эрвину, садясь между его ног, пальцами ощутил, как мелко дрожат под кожей напряжённые мышцы. В животе кольцами, по нарастающей копилось ответное напряжение. Леви был сосредоточен, техничен и откровенно бездумен: в его голове не было больше ни планов, ни сомнений. Он отсасывал человеку, которого знал меньше, чем лето, и больше не видел в этом ничего странного, а, когда ему показалось, что он узнал достаточно о том, как Эрвину нравится, заменил рот рукой и повозился со смазкой. Эрвин продолжал наблюдать за ним поплывшим взглядом, всё так же полным любопытства, но заметно поубавившим профессиональных навыков, и от того, сколько всего там было по отношению к нему, Леви стало ещё жарче в груди. — С тобой поласковее? — спросил он с негромким смешком. Эрвин улыбнулся и кивнул, откинув на подушку голову. Раз так, Леви хмыкнул, сопроводив первое движение пальцами извиняющимся поцелуем в бедро, а потом, тронув кожу языком, довёл мокрую линию до основания члена Эрвина, вверх до головки, и пропустил её в рот, надавив языком в самый центр. Эрвин под ним был расслаблен до доверчивости. Леви не знал, смог бы он так же спокойно принимать чужое любопытство по отношению к себе, и отчего-то вдруг почувствовал вспышку благодарности и страшного, очень плохого тёплого чувства, от которого бегал всю свою жизнь, не особенно желая добровольно отдаваться в тиски глубоких привязанностей. Дышал Эрвин тяжело, но вымеренно, через равные промежутки глотая воздух ртом. Леви как-то безотчётно захотелось погладить его мокрую кожу, что он и сделал, проведя свободной рукой с небольшим нажимом от пупка до ключиц Эрвина. Он только повёл ладонь обратно, когда Эрвин накрыл его руку своей и переплёл пальцы. Леви не предвидел этого и вздрогнул в плечах от пугающей вспышки уязвимости. Крепче стиснув пальцы той руки, которую держал Эрвин, он выпрямился, так и не расцепляя рук, чтобы раскатать презерватив по мокрому члену и замереть перед толчком. — Держась за ручки будем трахаться? — Леви хотел прозвучать нахально, но интонация вышла искренне вопросительной. — Конечно, — на выдохе ответил Эрвин, — как же ещё? И погладил большим пальцем тыльную сторону его ладони у мизинца. Пиздец, подумал Леви, и толкнулся внутрь, внимательно смотря в лицо Эрвину. Под лежащей на груди ладонью Леви почувствовал, как резко ускорилось его сердцебиение, и двинулся снова, постепенно набрав ровный, сильный темп. Он больше не мог дышать носом и зажмурился, резко провалившись в ощущения, в напряжённое бессознательное владение, где не было ничего слышно, кроме неровно смешивающегося шума их выдохов, мокрой кожи, оглушительного сердцебиения на грани обморока. Виски слегка сдавливало от напряжения, по затылку тёк пот, а рука, неудобно вытянутая и сжатая крепкой ладонью Эрвина, болела и горела, затекая. Живот сдавило сладкой тяжестью, истома поднималась от самого его низа выше, в грудь, разгораясь там в пожар, и в какой-то момент Леви обнаружил себя на самой грани оргазма, и вот тогда… Эрвин атаковал. Он толкнул его на кровать и уронил, расцепив их руки. У Леви захватило дух, перед глазами вспыхнули искры. Он выпустил весь воздух разом, широко открыв растерянные глаза, потерявшие всякий высокомерный оттенок. Эрвин замер, страшно, опасно улыбаясь и разглядывая открытое лицо Леви чёрными глазами, а потом загнал в него мокрый, холодный от смазки палец. Леви зашипел коротким, не болезненным звуком, пальцы на ногах поджались, руки сами нашли волосы и шею Эрвина, крепко вцепившись, но не удерживая. Языком Эрвин проследил ровно те места, которые пробовал на чувствительность Леви, и попал в каждое. Он прочитал его, как детскую сказочку — легко, быстро и очевидно, безошибочно поняв, как нравится ему, и предложив именно это: кожу груди и живота он мокро облизывал, едва касаясь языком, твёрдые соски кусал, оставлял следы на шее, а Леви дрожал, дышал открытым ртом с хрипом, и не замечал, когда и при каких обстоятельствах менялось количество пальцев, находящихся внутри него. Он был напряжён, как струна, и в то же время расслаблен и открыт. В голове совсем было пусто, и он не слышал и не понимал больше ничего, кроме звука своего сердцебиения, нервной дрожи в ногах, щеках и кончиках пальцев, и только чувствовал изменчивые касания и медленно надвигающуюся на него волну. Больно стало, когда Эрвин вошёл, но он успокоил его, с приятным, сильным давлением зачесав назад волосы со лба и оставив руку на затылке, чтобы прижать Леви к груди, туда, где колотилось сердце. Леви вгрызся в подставленную кожу, не больно, не стремясь мстить или драться, а просто потому, что из-за своего роста не мог целоваться. Всё его тело задрожало и покрылось холодным потом, когда Эрвин начал осторожно двигаться. Вновь нарастающее давление в животе начало приносить боль. Он был почти без сил от переизбытка впечатлений и всяких там о себе открытий, поэтому убрал одну руку со спины Эрвина и грубовато сжал свой член, задвигав кулаком в унисон быстро наращиваемому темпу. Кончил он в общем напряжении тела, с дрожью, звоном в ушах и сплошной белой вспышкой под сомкнутыми веками, не сумев издать и звука. Он так сжался, что Эрвин последовал за ним, и Леви никогда ещё не видел, чтобы человека так колотило от оргазма. Эрвин простонал в подушку, которую, кажется, прикусил, на секунду замер, и дрожь улеглась со следующим его долгим выдохом. Леви раскинул руки и вдохнул полной грудью. Сердце продолжало колотиться, кожу морозило. В голове было легко и до того пусто, что он едва понимал, где находится и что происходит — непозволительная потеря бдительности. Эрвин лёг рядом, на живот, одну руку оставив поперёк груди Леви. Он тоже молчал. Леви не был против. Он больше ничего не ждал от него, ни в чём не сомневался, готовый следовать. Пусть Эрвин был прав, пусть ему не доставало амбиций, если в этом сраном авантюристе их с головой хватает на двоих, он был готов позволить немного поуправлять своей жизнью кому-то другому. В конце концов, сам он уже попробовал и получилось у него отлично. Больше у Леви на самого себя никаких планов не было. — Давай, — сказал он, — веди меня умирать.***
— Ты не хочешь поучиться экономике? — прямо спросил Леви в следующий раз, когда увидел Марко. — А? — ответил он глупо. — Вот что. Слушай внимательно, что я тебе предлагаю. Если сейчас ты пройдёшь несколько курсов, которые я тебе, разумеется, оплачу, то окажешься в доле со мной. Со временем вернёшь пятьдесят процентов гранта. Я не собираюсь бросать сраный магазин, на который угробил дохрена лет жизни и в который вложил дохрена денег, но я уезжаю, и мне нужно, чтобы помимо опытных, но ёбнутых специалистов, здесь остался кто-то, кто ясно понимает, что это место должно из себя представлять. Чтобы я мог продолжать вести дело оттуда, а ты — отсюда. Идеальным вариантом будет твоя последующая смена места обучения на экономическое направление. Учебный год начинается через пару недель. Думай. Марко посмотрел на него, как на отбитого. — А… По какому принципу вообще… — Договоры. У нас буду заключены договоры, и я научу тебя, придурка, пользоваться юристами и нотариусами. Я здесь ещё две недели, потом уезжаю учиться, так что успею немного поиграть в принцессу Селестию и сраную Твайлайт Спаркл, чтобы научить тебя, как дела делаются. Марко тупо приоткрыл рот. — Это из мультика про пони? — Да, гений. И позвони Петре, я дам тебе номер. Она толковый экономист, поможет тебе. Тогда Марко закрыл рот и кивнул. Считай, Леви легко отделался, не пришлось и уговаривать. Может, мультик про пони действительно обладал каким-то невероятным даром убеждения. Ну или, может, Марко тоже совершенно волшебным образом оказался на пороге кризиса и ждал, когда же придёт кто-нибудь и пинком отправит его развиваться в другом направлении, это не так важно. А что до урока дружбы, вынесенного Леви из всей этой странной летней истории, был он таков: завораживающая тёмная сторона есть только у самых сильных и хитрых цветных кобылок.