Этюды за закрытой дверью

От сквозняка хлопает дверь, и они оба синхронно оборачиваются на этот звук. В комнате становится уже скорее холодно, чем прохладно, и Джон делает два шага к окну, чтобы закрыть его. Рама старая ― ремонта в их спальне не было уже больше пятнадцати лет ― и поддается с трудом. Так что, чтобы опустить ее, Джону приходится слегка напрячься. Шерлок, сидя на кровати, не отрываясь, наблюдает за ним. Что бы Джон ни делал, он все находит завораживающим ― и если честно, это начинает немного пугать. ― Если почувствуешь, что что-то не так, то сразу… ― начинает Джон в очередной раз, но, повернувшись и взглянув на Шерлока, осекается: ― Что? ― Ничего. Просто думаю, сколько еще раз ты повторишь эту фразу, прежде чем задумаешься, насколько она очевидна. Выражение лица Джона стремительно меняется: ― А сколько раз я… Теперь он выглядит растерянным и даже слегка виноватым, так что Шерлок специально улыбается чуть более нежно, чем сделал бы это в другой раз. В конце концов, Джон нервничает, и это объяснимо. Шерлок и сам волнуется ― просто он хорошо умеет этого не показывать. ― Четвертый раз за последние два часа, ― говорит Шерлок и добавляет: ― И неужели ты на самом деле думаешь, что если мне что-то не понравится ― я не скажу тебе об этом? ― Да, ― хмыкает Джон, ― ты скажешь. Некоторое время они оба не шевелятся, а потом Джон, глубоко вздохнув, просто меняется на глазах. Наконец расслабляется. Ничего удивительного ― чем ближе к делу, тем он спокойнее, так было всегда. Он постукивает пальцами по бедру и потом одним плавным движением стаскивает майку через голову ― а Шерлок, глядя на его взъерошенную макушку, не может заставить себя даже улыбнуться. Не хочется это признавать, но вот теперь, при виде полуобнаженного Джона он, кажется, начинает нервничать по-настоящему. Почему, черт его подери? «Уймись», ― приказывает он себе, чувствуя, как быстро стучит сердце. Все, что делает Шерлок, всегда наполнено глубоким смыслом, даже если порой кажется, что это не так. Он действует с умом, он говорит с умом, он… да, чувствовать с умом получается не всегда. Вот и сейчас: сколько бы он ни твердил себе, что волнение в данной конкретной ситуации иррационально, глупо и нелепо, ничего не меняется. Руки, по крайней мере, остаются такими же холодными и так же подрагивают. Если бы, например, он доверял Джону чуть меньше, страх был бы объясним. Но поскольку он доверяет Джону не «чуть меньше», а скорее «чуть больше», чем требуется, это объяснение отпадает. Шерлоку и не нужны объяснения ― на самом деле, он прекрасно знает правильный ответ, просто, анализируя, ему легче успокоиться. Правильный ответ прост: новизна. Новизна его пугает. Разумеется, обычно она его не пугает ― но вся суть того, что они с Джоном собираются делать, и заключается в необычности, разве не так? Стоит этим словам промелькнуть у него в голове, как волнение слегка отступает. «Черт побери, идея Джона в самом деле блестяща», ― думает Шерлок, расстегивая рубашку. Все сходится. Все важно, все имеет значение, и даже это идиотское волнение под таким углом оказывается не таким уж и идиотским, и ― о, он понятия не имеет, что сейчас будет, никакого представления, у него нет ни малейшей догадки, комната выглядит как обычно, Джон об этом хорошо позаботился, и… все это великолепно. Впереди вырисовывается потрясающая перспектива. Всегда знать все чрезвычайно утомительно. Всегда все контролировать ― тоже. Шерлок понимает это, как никто другой. Мысль о том, что эти периоды пустоты ― то время, когда ты изнываешь от скуки, но дела нет и не предвидится, ― можно и нужно чем-то заполнять, Шерлока, естественно, неоднократно посещала. Она очевидна до крайности, до абсурда, эта мысль: если, ничего не делая, ты умираешь от скуки, стоит чем-нибудь заняться. Каждый это понимает. Но, дожив со своей гениальностью до тридцати с лишним лет, Шерлок так и не отыскал способа отвлечься. А Джон Уотсон нашел решение в один момент. Шерлок откладывает рубашку в сторону. ― Джон, ― говорит он. ― Что мне делать? ― Эм, раздеться до конца? ― весело предлагает Джон, который действительно больше не волнуется. ― Ты же понимаешь, что я имею в виду ― после этого, ― фыркает Шерлок. ― Там посмотрим, ― отмахивается от него Джон и подходит ближе. Его голос звучит настолько беззаботно, что Шерлок не может удержаться и уточняет: ― А ты сам знаешь, что собираешься со мной сделать? Он, конечно, усмехается, произнося это ― в Джоне Уотсоне он более чем уверен, ― и все-таки… Судя по виду Джона, он очень хочет снова отшутиться, но каким-то образом улавливает, что Шерлок предпочел бы серьезный ответ. Как работает этот механизм, как Джону удается его так легко считывать, Шерлоку до сих пор непонятно (и он уж точно не станет задумываться над этим сейчас). Джон наклоняется, кладет руки Шерлоку на плечи и, глядя в глаза, твердо произносит: ― Да, Шерлок, я совершенно точно знаю, что именно буду с тобой делать. Потом он его целует, ставя точку в этом коротком разговоре. Целует неторопливо и совсем не нежно. Из-за этого, а еще из-за того, что сейчас Джон стоит над ним и, таким образом, оказывается выше, у Шерлока слегка кружится голова. Такие поцелуи, как этот, не опьяняют ― они гипнотизируют, и неудивительно, что Шерлоку требуется время, чтобы прийти в себя. Едва восстановив дыхание, он снова тянется вперед, но Джон отходит в сторону, и тогда Шерлок раздевается до конца. Ему требуется, ему необходимо продолжение, каким бы оно ни было. ― Ложись, ― говорит Джон. ― И закрой глаза. Тело Шерлока подчиняется прежде, чем его мозг успевает осознать, что именно Джон произнес. Джон это, конечно же, замечает и, улыбнувшись (Шерлок отчетливо слышит улыбку в его голосе), продолжает: ― А теперь подумай и расскажи мне, что именно я придумал. ― Что? ― переспрашивает Шерлок, потому что такого он точно не ожидал. Еще одно очко в пользу Джона и его умению удивлять даже тогда, когда ты и так уже был готов удивиться. ― Для тебя это не должно стать проблемой, ― Джон садится на кровать рядом с ним. ― Давай, расскажи мне о моих планах. Ты же вечно так делаешь. ― Но мне казалось, ― неуверенно начинает Шерлок, ― что весь смысл происходящего в том, чтобы я ничего не знал. ― Давай-ка… ― шепчет Джон ему прямо в ухо, ― ты просто мне доверишься. Шерлок принимает правила игры. ― Секс, ― сквозь стиснутые зубы говорит он, борясь с желанием притянуть Джона ближе. Так бы он поступил в любой другой раз, но не теперь. ― Совершенно определенно… секс. ― Великолепная дедукция, очень глубокая, ― Джон искренне смеется. ― Я не закончил, ― прерывает его Шерлок. ― Несмотря на твою просьбу рассказать о том, что ты придумал, от главной цели программы мы определенно не отходим. Вернее, эта просьба тоже была тобой запланирована. Сочетание несочетаемых вещей ― когда говорят закрыть глаза, это значит, что один человек не хочет, чтобы другой знал, что происходит, но ты… Ты попросил меня рассказать о твоих же планах, а значит, мои слова ― тоже часть… шоу. Отлично придумано, Джон. То, что происходит сейчас ― это прелюдия, это очередное проявление благородства с твоей стороны, ты даешь мне лишнюю возможность подумать, спасибо. Что касается секса, который обязательно будет, то самым простым выходом было бы попробовать что-то такое, чего мы еще не пробовали ― а ты любишь простоту, Джон, так что, скорее всего, ты выбрал именно этот вариант. Для первого раза, первого эксперимента ― идеально. Что-то простое, при этом ― новое, при этом ― что-то, что можно было бы быстро прекратить, если нам не понравится. Мои закрытые глаза, кровать, твой полный контроль над ситуацией… БДСМ? Нет, ты не выбрал бы БДСМ для первого раза, БДСМ не относится к понятию «просто», а впрочем, ты наверняка думал об этом, это первое из неопробованного, что приходит в голову ― и ты мог что-то позаимствовать оттуда. Позаимствовать, что позаимствовать? Как я говорил ― то, от чего легко избавиться. Плеть? Возможно, но наручники ― вероятнее. Они снимаются в один момент и при должной осторожности не оставляют следов. Да, я почти уверен, что в ящике тумбочки сейчас лежит пара наручников, а еще… ― И еще вот это, ― говорит Джон, и Шерлок наконец получает возможность отдышаться. Он смеется, потому что он угадал. Повязка. Она прилегает плотно, и когда Шерлок открывает глаза ― он не видит ничего. Совсем ничего, и он не имеет ничего против. ― Браво, ― поворачивает он голову туда, где сидит Джон, ― хороший выбор. ― Да, ― наручники легонько звенят в руке Джона, ― спасибо. У Джона теплые пальцы, и, когда он сжимает запястье Шерлока, Шерлок послушно позволяет поднять эту руку вверх. У их кровати чрезвычайно удобная спинка. Раздается щелчок. Джон осторожно поглаживает его по груди. ― Постарайся не очень дергаться, иначе останутся ссадины. ― Небольшая плата, ― бормочет Шерлок. Он пытается классифицировать свои ощущения, но Джон легонько дергает его за волосы: ― Хватит думать, просто расслабься. Это не так просто, как Шерлоку бы хотелось, но он честно пытается. Ему определенно не хватает тактильного контакта. И, словно услышав его мысль, Джон кладет ладонь на его левую ступню и начинает ее разминать. Джон ― вероятно, единственный в мире человек, который точно знает, насколько Шерлок чувствителен к прикосновениям. А сейчас, когда он лишен одного из главных своих чувств ― возможности видеть, ― он становится чувствителен особенно. И от одной этой маленькой ласки его тело практически подбрасывает вверх. Он раздраженно шипит, словно устыдившись этой чрезмерной реакции, и замирает ― весь напряженный и подобранный. Напряженность ― едва ли это то, чего хотелось бы Джону. Джон, впрочем, не смущается и, кажется, вовсе не обращает внимания. Просто молча разминает вторую ступню, а потом переходит к щиколоткам. Его прикосновения аккуратные и… довольно предсказуемые. Шерлок может предугадать каждое, и сейчас ― то редкое время, когда он не имеет ничего против предсказуемости. Это создает иллюзию того, что он контролирует ситуацию. Это дает время расслабиться. Шерлок очень надеется, что Джон не станет воспринимать его напряжение как знак недоверия. Но руки Джона действуют так уверенно, что не остается никаких сомнений ― напряжение тоже было ожидаемо. Интересно, если бы они поменялись местам, мог бы сам Шерлок быть таким же предусмотрительным? Он уже начинает в этом сомневаться (и он сделает все, чтобы Джон никогда не узнал о его сомнениях). Живот, талия, ребра― Джон поднимается все выше. Грудь. Оба молчат. Шерлок слегка шевелит прикованной к кровати рукой, но Джон не отвлекается, останавливаясь только тогда, когда обе его ладони оказываются на плечах Шерлока. А дальше… дальше ничего не происходит. Джон просто сидит рядом ― слышно его неглубокое, спокойное дыхание, ― и все так же продолжает держать руки у Шерлока на плечах. Проходит пять секунд, потом еще пять, потом еще десять, Шерлок размыкает губы, чтобы спросить, но слова не хотят произноситься, как будто ему что-то мешает говорить, и он абсолютно ничего не понимает. Он даже начинает паниковать в какую-то секунду, широко распахивает глаза, неспособный ничего увидеть, и отчаянно пытается что-нибудь сказать ― не выходит. Да ради бога, он же говорит на пяти языках! То ли кровать кружится, то ли голова, и единственное, что привязывает его к реальному миру ― это ладони Джона, надежно удерживающие его на одном месте. Инстинктивно он тянется к повязке свободной рукой, как будто если он сорвет ее с глаз, то сможет наконец нормально вздохнуть. Его словно душат. ― Дыши, Шерлок, ― говорит Джон где-то сбоку, ― просто дыши. Так вот каково это ― потерять контроль, думает Шерлок. Это страшно, это впервые, и, если так будет и дальше, то он этого не хочет. Это не для него. Практически оглушенный, он не сразу замечает, что Джон гладит его по волосам ― и сколько, интересно, это уже продолжается? Он даже не заметил, что Джон убрал руки с его плеч. Он потерял счет времени. Они должны были заняться сексом, так какого черта сейчас происходит? ― Вдох, ― командует Джон, ― выдох. Вдох-выдох. Вдох… Шерлок слушается, сам того не замечая. Паника медленно ― гораздо медленнее, чем Шерлоку бы того хотелось, ― исчезает, и наконец остаются только темнота, ладони Джона в волосах и вспотевший лоб. ― Это было чересчур жестоко? ― спрашивает Джон, и его пальцы принимаются неторопливо ласкать ухо Шерлока. ― Следовало меня предупредить, ― охрипшим голосом отвечает Шерлок. ― Дальше так не будет. ― Очень надеюсь. ― Так вообще больше не будет, ― матрас слегка скрипит, когда Джон целует его в висок. ― Перезагрузка произошла, обновления установлены. ― Следи, чтобы на моем жестком диске не завелось вирусов, ― откликается Шерлок и с удовольствием смеется вместе с Джоном. На смену растерянности не пришла эйфория, но дышать стало значительно легче. ― У меня сюрприз, ― говорит Джон, и, даже не дожидаясь вопросительного «Хм?» от Шерлока, накрывает ладонью его член. Насколько же человеческое тело предсказуемо и непредсказуемо одновременно. Господи, он, оказывается, возбужден, причем так, что готов кончить только от одного теплого прикосновения. Он удерживается с большим трудом и только рвано выдыхает сквозь сжатые зубы. Непроизвольно подавшись бедрами вверх, Шерлок чувствует одну пустоту ― реакции Джона быстры, ладонь с члена уже исчезла. Кончиками пальцев пробежавшись по ребрам Шерлока, Джон целует его в губы и отстраняется прежде, чем он успевает ответить. Слышится легкий шорох, но Шерлок не задумывается о том, что бы это могло быть, полностью сосредоточившись на звуках дыхания Джона. Джон безусловно контролирует себя, у него практически стальная выдержка, однако сейчас она его подводит ― подводит едва заметно, и не будь у Шерлока этой повязки на глазах, он бы, вероятнее всего, не обратил бы внимания, смотреть он всегда любил больше, чем слушать… Но когда глаза завязаны, слышать начинаешь больше. И сейчас Шерлок хорошо слышит, что дыхание Джона сбивается с каждой секундой все сильнее. Это ― правильно. Шерлок чувствует, что долго так не выдержит. К тому же начинает затекать рука. Но это ерунда. Гораздо важнее то, что, хотя по большому счету еще ничего не произошло, ― произошло уже слишком много. Новые впечатления, новые ощущения, которые необходимо осмыслить ― о, он не заскучает, даже если никаких дел не будет еще неделю. И только он успевает подумать, что скоро получит эмоциональную перегрузку, как Джон набрасывает на его бедра свой собственный свитер. Шерлок кричит. На этот раз он не может удержаться. Крик перерастает в протяжный и глубокий стон, когда Джон прижимает шерстяной свитер к его обнаженной коже. ― Джон, ― бормочет Шерлок. ― Джон… Шерсть царапает член, царапает бедра и живот, и Шерлок напрягается всем телом, чтобы только не кончить. ― Могу я?.. ― вдруг спрашивает Джон. Голос у него не хриплый, не низкий от возбуждения, но проскальзывает в нем что-то такое, что заставляет Шерлока вздрогнуть. Он думает, что вопрос был риторическим, и молчит, покусывая губу ― Джон сейчас может все, что угодно. Буквально. Да и откуда ему, абсолютно измученному, знать, что именно Джон хочет сделать? Но вопрос не риторический, Джон действительно ждет ответа ― и когда Шерлок это понимает, что еще он может ответить, кроме «да»? И Джон делает то, что хотел. Он опускает ладонь на член Шерлока и принимается его поглаживать. Сжимает, с силой проводя по всей длине… через свитер. В голове у Шерлока проносятся витиеватые ругательства, а перед глазами вспыхивают красные и желтые искры. Он толкается в кулак Джона, потом стонет от этого невыносимого ощущения грубой ткани на собственном члене. Он дрожит, извиваясь, и бесконечно дергает рукой, которую продолжает сжимать наручник, ― а Джон настолько возбужден, что даже не сразу говорит ему прекратить. А когда наконец говорит, Шерлок не слушается, и в конце концов Джон тянется вперед и крепко прижимает его локоть к подушке. Теперь Джон нависает над ним, и Шерлок свободной рукой хватается за его предплечье и тянет на себя. Джон, не задумываясь, обнимает его, Шерлок утыкается носом ему в шею и дышит часто и поверхностно ― всего так много, что он больше не может сдерживаться. У Джона бешено бьется пульс, и Шерлок слабо усмехается, прижимаясь к его ключице губами. Дальше все происходит быстро ― очевидно, у них обоих уже не осталось сил. Шерлок жадно считывает каждый звук. Их много, и Шерлок может идентифицировать все. Джон убирает свитер ― раздается тихий стон (его собственный стон); свитер падает на пол ― Джон негромко ругается; отодвигается ящик тумбочки ― щелкает крышка бутылочки со смазкой; шелестит разрываемая упаковка презервативов ― и Джон неровно выдыхает, раскатывая презерватив по члену. Шерлок широко разводит в стороны ноги, а когда Джон оказывается между них, сводит их за его спиной. Ему не больно, разумеется, когда Джон начинает торопливо растягивать его, но он все равно шипит. И потом сам подается навстречу, резко насаживается на пальцы ― потому что две или три секунды ему кажется, что он на самом деле умрет, если Джон сейчас же не войдет в него. ― Давай уже, ― отрывисто говорит он, понимая, что это прозвучало не властно, а умоляюще. Джон коротко смеется, потом толкается в него, и… Это мгновение ― одно из лучших в жизни Шерлока. О господи. Он кладет одну ногу Джону на плечо, раскрывается полностью, откидывает голову на подушку. ― Аа! ― коротко вскрикивает Джон, и Шерлок отвечает стоном. Или не отвечает ― он уже не может отличить, что происходит на самом деле, а что ему только кажется. Джон внутри, Джон везде, Джон касается его члена, Джон повторяет его имя. По животу Шерлока течет смазка, по щекам ― слезы. Очень душно. Очень хорошо. Идеальное место, идеальное время, идеальная поза, идеальный угол. Джон. Джон кончает. Боже, как Шерлок желал бы видеть сейчас, видеть Джона в момент оргазма ― это никогда не надоест, ― но повязка все еще на нем, и ему приходится довольствоваться одними стонами. Пытаясь прийти в себя, Джон вдыхает и выдыхает, а потом наклоняется вперед, и Шерлок непроизвольно запускает свободную руку ему в волосы ― и сжимает ее в кулак, когда Джон принимается лизать его член. Хватает трех движений языком, чтобы Шерлок кончил тоже. Мир на какое-то время пропадает, все становится белым, и ничего не слышно ― и продолжается это ровно столько, чтобы Шерлок успел отдышаться, но не столько, чтобы он успел испугаться. Когда он вновь оказывается способен соображать, он обнаруживает, что повязки на нем больше нет, а Джон освобождает его руку. Как он успел соскучиться по лицу Джона. Его даже не передергивает от слащавости такой мысли ― ему не до того. Он рывком садится и, не обращая внимания на то, что одна рука слегка онемела, крепко прижимает Джона к себе. Джон замирает, потом смеется: ― Это значит «спасибо»? ― И это тоже, ― говорит Шерлок. Джон устало ложится поперек кровати и искоса смотрит на Шерлока: ― Ну? ― Ну? ― откликается Шерлок, ложась рядом. ― Оно того стоило? Все вот это вот? Шерлок очень надеется, что вот эта легкая отстраненность в голосе Джона, выдающая неуверенность, ему показалась. Иначе все-таки придется назвать Джона идиотом, а этого бы ему не хотелось. Не самые подходящие к ситуации слова. Он молчит. Джон смотрит на него в упор, приподнимается на локте: ― Шерлок? И вот теперь, когда в голосе Джона больше нет ни отстраненности, ни неуверенности ― а только недоумение и нетерпение, ― вот теперь Шерлок готов отвечать. ― О, ― шепчет он и улыбается. ― Более чем, Джон. Более чем.