Эдельвейс

Когда на горы уже опускались сумерки, Леся окончательно отчаялась отыскать белый цветок любви. Эта миссия казалась в самом деле совершенно невыполнимой, и, наверное, большинство торговцев любовными зельями не представляли даже, сколько труда и времени уходит всего лишь на то, чтобы отыскать этот цветок, не говоря уже о том, что из него ещё и зелье сварить нужно — с тщательно выверенными пропорциями и редкими ингредиентами. Но эдельвейс из них всех был, разумеется, самым худшим. — Конечно же эдельвейс — худший, — рассмеялся в темноте звонкий голос. Будто серебристый колокольчик прозвенел над горной опушкой. — Кто здесь? — чуть подпрыгнув на месте, Леся огляделась, хотя до этого была абсолютно уверена, что кроме нее на опушке никого нет. Ну, разве что, кроме пары-тройки белок и пчёл. И в соседнем кусте, кажется, кто-то шуршал ветками, может, кролик какой-нибудь. Леся пару раз моргнула и отшатнулась в сторону, когда поняла, что все-таки ошиблась: прямо перед ней, на уровне лица, порхала маленькая фея и, кажется, даже светилась в темноте, как светлячок. Светлые локоны словно были сотканные из лунного света, а раскосые, миндалевидные большущие глаза глядели на Лесю со сдержанным интересом. И было в ней что-то такое… воздушное и одновременно кошачье, и горящие зеленым золотом глаза феи только добавляли сходства с кошкой. Леся даже протянула вперед руку, собираясь погладить эту невиданную летающую почти-кошку, но быстро себя отдернула. «Такая красивая…» — подумала Леса, как завороженная наблюдая за феей. А потом подумала еще и о том, что феечка не только красивая, но и очень-очень хрупкая. Даже складывалось впечатление, что она могла рассыпаться от одного неосторожного прикосновения или если ветер подует чуть сильнее. Но выглядела фея на удивление уверенно. И слишком грустно. — Эдельвейс — волшебный цветок, но ты это знаешь и без меня, верно, юная ведьма? Он показывается только тем, чьи сердца чисты и открыты навстречу настоящей любви, — между тем произнесла миниатюрная собеседница и в некоторой задумчивости покачала головой из стороны в сторону. Ее голос серебристым эхом пролетел по поляне и, кажется, замер где-то в груди Леси. — И это даже забавно, ведь эдельвейс обычно ищут ради приворотных зелий и продаж цветков чужим людям. — Забавно? — эхом повторила Леся. — Разве вас это не расстраивает? — Ну, почему-то же фея выглядела грустной. Может, и из-за пресловутых любовных цветков, кто ж ее разберет? Леса, вроде бы, где-то слышала про связь фей и эдельвейсов: охраняют они их, кажется. — Огорчает, конечно, — фея улыбнулась. — Но люди уж так устроены. Именно поэтому мы и ценим тех, кто не похож на других, верно? — Да, пожалуй, это так. Это действительно было так. Потому что любимый человек Леси — Ванька — в самом деле был не похож на всех остальных. И он точно ни за что не продал бы свою истинную любовь за деньги. У Леськи быть такой же искренней и честной не слишком-то хорошо выходило. Ну, точнее, она пыталась, конечно, быть такой, но у нее это попросту не получалось. А Ваня был для нее образцом для подражания, тем недостижимым идеалом, к которому Леся с самого детства тянулась и никак не могла достичь. Он для нее всегда был особенным, за это она его и полюбила давным-давно, еще когда в глубоком детстве бегала вместе с мальчишками воровать яблоки из огорода страшной деревенской колдуньи, а потом вдруг узнала, что в одно лето к этой колдунье внук из города приехал. И совсем не страшный, вполне симпатичный, даже яблоки Леське сам из дома выносил, чтоб она через забор не лезла. А Леська тогда только глупо улыбалась, грызла яблоки и думала о том, как же у настоящей злой ведьмы мог получиться такой добрый внук. А потом Ваня познакомил ее со своей бабушкой, и не такой уж злобной и страшной она Лесе показалась, как про нее в деревне говорили. Только благодаря Ване Леся открыла для себя талант к магии и нашла силы стать ведьмой — не страшной, не злобной и не деревенской, а самой, что ни на есть, современной. Из тех, что путешествуют, постоянно куда-то едут, у которых в стойле стоит верный конь, а в ножнах висит меч. Из тех, для которых каждый день — это битва и головокружительное приключение, про которое можно будет потом вечером рассказать под треск огня в костре или спеть под перезвоны гитарных струн. Ну, если бы, конечно, у Леси был голос и если бы ей медведь на ухо не наступил, да еще и потоптался там в свое удовольствие, гад мягколапый! В общем, в детстве Леся мечтала стать самой настоящей ведьмой, и Ванька ее в этом всегда поддерживал, даже уговорил бабушку ее обучить. И так-то идея хорошая, и сама Леся была, по словам Ваниной бабушки, «диво какая талантливая». Только вот быть ведьмой — занятие, как выяснила позже уже повзрослевшая и разменявшая второй десяток лет Леся, не только не востребованное, но и совершенно неприбыльное. А на все эти путешествия и приключения, о которых она с детства мечтала, нужны были деньги, в большинстве случаев — настолько большие, что работать оставалось исключительно себе в убыток и на чистом энтузиазме. Поэтому ведьмой Леся все-таки стала, природное упорство и ослиное упрямство свою роль в этом, конечно, сыграли, как и Ванина вера в ее способности. Ну, а дальше оставалось только перебиваться с одной подработки на другую: прогнать дух из сарая, собрать каких-нибудь грибов и корешков для зелий какого-нибудь травника, прочитать заклинание, чтобы урожая в этом году было больше или — для засушливых районов — чтобы дождь шел чаще. Леська это умела и даже по-своему любила, но каждый раз сидя по пояс в каком-либо овраге, болоте или на верхушке дерева и высматривая свою «добычу», что происходило до печального часто, юная ведьма не могла не думать о том, что, возможно, сейчас была бы гораздо счастливее, если бы все же осталась дома с Ванькой и кушала принесенные им яблоки. И если бы не спешила так быстро взрослеть. Потому что ко всему прочему профессия ведьма оказалась так же и довольно одинокой работенкой. Леся вздохнула и снова посмотрела на фею. Хотела бы она теперь оказаться не здесь и не лезть по всем этим склонам и нехоженым тропам, и чтобы репейник в волосах не торчал, и чтобы земля в ботинки не забивалась! Леся очень хотела бы сейчас вернуться в детство, взять пару яблок и до рассвета сидеть вместе с Ванькой на крыше сарая, смотреть на звездное небо и взахлеб рассуждать о том, что будет, когда они вырастут. А вместо этого — незнакомый темный лес, промокшие и отяжелевшие от хлюпающей в них воды башмаки, колтуны в волосах, которые теперь уже только выстригать, никакая магия не поможет. Да мешок в руках, куда эти чертовы эдельвейсы стоило бы запихнуть поскорее, отнести в город и продать травнику за пару золотых. — Ты меня понимаешь, волшебница? «Волшебница», — против воли мысленно усмехнулась Леся. Ее так никто никогда не называл, она даже сама себя так не называла, ведьма и ведьма. А тут — волшебница. Впрочем, Ванька так назвал ее однажды, а она в его убегающую макушку потом яблоком запустила от смущения и смятения. И еще долго после этого чувствовала, как чем-то приятным отдается в сердце это произнесенное им слово «волшебница» — так, словно, и правда, есть во всем этом и в ней самой что-то совершенно чудесное. — Понимаю. — Как же не понять? Фея посмотрела на Лесю с каким-то особенным, не читаемым, но очень многозначительным выражением в серебристых глазах. А потом приложила к губам указательный палец и махнула рукой, зовя за собой: — Пойдём, я хочу показать тебе кое-что. И стоило им сделать всего несколько шагов в сторону от опушки, как Леся увидела его. Белый цветок с серединкой жёлтого цвета рос прямо над их головами, качаясь под порывами холодного ветра. Зрелище было красивым и отчего-то — до слёз трогательным и печальным. — Но… это же… — Эдельвейс. Ты ведь именно его искала? Эдельвейс был похож на перламутровую жемчужину, что однажды привез Лесе с моря Ванька, или на звёздочки, серебристыми искорками рассыпанные по небу и казавшиеся таким близкими — достаточно было руку протянуть, — когда Леся с Ваней в детстве любовались ими с крыши сарая. Ваня тогда еще говорил, что достанет ей любую звезду или даже луну с неба, а Леся смеялась — мол, зачем ей, простой деревенской девчонке, целая луна? Она бы многое отдала, чтобы вернуться туда, в свое беззаботное детство, хотя бы на пару мгновений и снова вспомнить, почувствовать — каково это, снова быть счастливой? И… Эх, ладно — чего скрывать-то уже? Леся, и правда, думала о том, чтобы не продавать все найденные цветки, а один, самый маленький и несильный, оставить себе. И, может быть, даже сварить с ним приворотное зелье, слабенькое-слабенькое, но достаточное, чтобы напомнить Ваньке, что в детстве он обещал жениться только на ней. Думала не так, чтобы вот прям совсем, но нет-нет, да мелькала в голове такая подлая мыслишка. — Да, но… Леся моргнула, но наваждение не пропадало, все внутри девушки будто бы тянулось к этому цветку, желало его всей душой, и та же самая дурацкая душа кричала от боли. Против воли Леся вспомнила, как мучительно было узнать пару недель назад от Ваньки, что он собирается жениться — на хорошей девушке, не на нищей ведьме, у которой ветер в голове и которая постоянно слышит в ушах зов дальних странствий. Леся тогда обняла его, пожелала счастья и пообещала вернуться к его свадьбе — должна же она хорошенько погулять на празднике лучшего друга! Морок спал, когда фея легко коснулась ее плеча. Леся наконец смогла отвести взгляд от волшебного цветка и пораженно уставилась на свою спасительницу: — Так это и есть… чары эдельвейса? «Так странно», — Леся будто бы и вовсе не почувствовала никакого магического вмешательства, хотя сама была далеко не плохой ведьмой. Просто увидела этот пресловутый цветок, и в один миг ее жизнь показалась ей совсем невыносимой: свадьба лучшего друга, разбитое сердце, полнейшее одиночество. Эти эмоции захлестнули Лесю с головой, она словно бы тонула в своем одиночестве… И да, вряд ли сама она сумела бы выбраться без помощи феи. А в народе говорят, что феи — злые и только и делают, что сбивают людей с правильной дороги да всячески им головы морочат. Будто бессмертным заняться больше нечем, как издеваться над смертными! Впрочем, Леся не знала, сколько во всех этих россказнях было истины, а сколько — выдумки или преувеличений. Сама она, пожалуй, уже ничему не удивилась бы. — Эдельвейс — коварный цветок, волшебница, — сказала фея и улыбнулась, немного печально и совсем чуть-чуть ласково, как улыбаются неразумному ребенку. — Ему сложно противиться. Леся еще раз посмотрела на цветок и наконец вспомнила о том, что Ваньку она уже давным-давно отпустила. Просто он не ее суженный, к тому же и счастлив со своей невестой, смотрит на нее постоянно такими же сияющими глазами, как в детстве смотрел только на саму Лесю. И Леси этого, в принципе, было достаточно, она очень хотела быть счастлива за него и еще больше хотела как следует наплясаться на его свадьбе — так, чтобы потом ноги отваливались и были ватными-ватными. Леся любила Ваню, но никогда всерьез не думала о том, чтобы помешать его свадьбе. А потом увидела эдельвейс — этот проклятый цветок — и задумалась. Не иначе цветок навеял! Она посмотрела на фею с благодарностью: ей совершенно не понравилось даже на пару секунд становиться разрушительницей чьего-либо счастья. Особенно если это было Ванино счастье. А еще Леся подумала, что даже не знает имени этой феи. — Почему ты показала мне его? — спросила Леся. — Ну, в смысле… Ты же наверняка уже знаешь, что я пришла сюда за ним. — Знаю, — кивнула фея, и Леся почувствовала себя дурой, которая явно чего-то очень сильно сейчас недопонимает. — Тогда зачем все это? — Ты можешь забрать цветок, — пожала плечами фея. — Покинуть эти горы, продать его и никогда больше не возвращаться. А можешь оставить эдельвейс здесь. И тоже остаться здесь, если захочешь. — С чего бы мне это хотеть? — с подозрением уточнила Леся. — А почему нет? — риторически вопросила фея. Леся только развела руками в разные стороны, не зная, что на это ответить. Она никогда особо не любила ни леса, ни горы, ни походы, но почему-то каждый раз неизменно уходила в новый поход по лесам, рекам и горам. Словно манило ее здесь что-то, но репей в волосах и вода в башмаках совсем не способствовали осознанию этого. Леся и пришла-то сюда только за тем, чтобы добыть этот чертов эдельвейс, продать его за хорошенькую сумму, а на вырученные деньги… Что ей делать с деньгами, Леся не знала, да и прежде особо не задумывалась даже. Ну, всем же нужны деньги — еду там купить, налоги заплатить, да и куртка, старая и изрядно поношенная, уже прохудилась так, что больше не грела. Поэтому стоило бы купить еще новую куртку. И отложить немного для следующей поездки, а во время этой поездки что-нибудь заработать и купить что-нибудь такое, что немного заполнило бы пустоту в душе. Нужно только придумать, чем именно это могло бы быть. — А что еще мне остается? — спросила Леся, хотя совсем не надеялась получить ответ. Возможно, потому что уже давным-давно его знала: ей оставалось снова и снова сбегать от жизни в деревне, от Вани и его будущей счастливой семьи. Сбегать в какое-нибудь новое приключение или путешествие, перебиваться с одного случайного заработка на новый и всеми силами стараться не задумываться о том, что будет потом. Леся вообще предпочитала не думать о завтрашнем дне, а будущее казалось ей еще очень далеким. Ну и пугало, правда, самую малость. В общем, остаться в лесу с феями, эдельвейсами и всяким прочим, что сводило Лесю с ума, было бы полнейшим безумием и сплошной глупостью. А уйти — значило бы снова столкнуться со своей обычной жизнью, с Ванькиной свадьбой и всеми теми мыслями, проблемами и сомнениями, от которых Леся и сбежала искать эдельвейс, лезть в горы, продираться сквозь заросли и топить ботинки в болотах и ручьях. Потому что это все равно было гораздо проще, чем посмотреть Ване в глаза и сказать, что она в самом деле его любит. Да, до сих пор. Да, очень по-глупому, но все-таки любит. — Что будешь делать, волшебница? Леся подняла голову вверх, со скрытым страхом снова вглядываясь в жемчужный цветок, а когда обернулась, то ее маленькая собеседница уже пропала. Оставаться с эдельвейсом наедине было страшно, сама мысль о том, чтобы куда-то его нести или просто хотя бы взять в руки внушала откровенный ужас. Но в карманах старой Лесиной куртки свистел ветер, и последний раз эти карманы видели золото или хотя бы серебро уже очень давно. «Что ты будешь делать, волшебница?..»