Ослепляюще

      Свечи ласкали тёплым светом линзы солнцезащитных очков, покоящихся на кофейном столике. В глазах Кроули плавилась древесная смола, обволакивая сердце, и застывала янтарной коркой на лёгких. Азирафаэль не помнил, как оказался здесь и в чём была причина удушливого волнения. Он успел только ухватиться мыслями за щелчок, по мановению которого из колонок заструился тягучий мотив.       — Потанцуем?       Слова застряли поперёк горла, но взгляд оказался красноречивее, пускай его невыносимо хотелось устремить в пол. Удивление — не отказ, а мягко изогнутый кверху уголок губ — так и вовсе согласие.       Пламя колыхалось в такт мелодии, играя тенями.       Кроули осторожными шагами приблизился, будто Азирафаэль мог сбежать, почуяв опасность. Чутьё задохнулось. Протянул руку и рывком притянул Азирафаэля к себе, не приглашая, а вовлекая в танец. Едва ли против воли. Азирафаэль прикусил губу, лишь бы не улыбнуться.       — Какого… — почти чертыхнулся, — ты творишь?       Шаг вперёд, шаг назад. Переплетая пальцы и прижимаясь плотнее. Хаотично переступая по паркету просторной гостиной. Не отдавая отчёт своим действиям, но всецело отдаваясь друг другу.       В плавном повороте смешались краски. Потерять равновесие не позволил взгляд, мерцающий в пламени свечей. Обжигающий янтарь глаз растекался по венам, заставляя бесстыдно таять и молить Господа об искуплении. Должно быть, именно так чувствует себя кубик сахара в чашке с заваркой.       Рука Кроули резко направилась вниз, оглаживая бедро. Ещё ближе. Азирафаэль едва удержался от того, чтобы перехватить инициативу. И вдруг замедлился, выпуская чужую руку.       Ладони переместились на грудную клетку, чтобы оттолкнуть и вновь прижаться вплотную. Пальцы непроизвольно вцепились в ткань рубашки. Дыхание оборвалось в сантиметре от чужого лица, оставшись шумом морского прибоя в ушах.       Обменявшись выразительными взглядами, они ускорили шаги.       Сколько ангелов могут станцевать на фитиле горящей свечи? Двое, и только если один из них скатился по наклонной, а другой — только что споткнулся о горшок с фикусом.       Пламя дрогнуло.       Диван мягко отпружинил, вторя дыханию. Шумному, сбитому настолько, что вдох пришёлся на выдох. Руки упёрлись в кожаную обивку по разные стороны от головы. На скулах Азирафаэля плясали огни тускнеющих свечей. Улыбаясь (почти не ехидно), Кроули поднялся на локтях и провёл кончиком носа под самым ухом.       — Это было самое неуклюжее танго с начала двадцатого века.       Не чувствуя обиды, но прекрасно ощущая дрожь в руках, Азирафаэль устроился на его бёдрах. Он был благодарен не видеть янтарных глаз хотя бы несколько мгновений. Его самообладания едва хватало на блики затихающего на периферии пламени.       На кончиках пальцев тлела дозволенность, пачкая невидимой сажей перламутр пуговиц. Господи Боже, до чего же они гладкие.       — Сдаёшься?       Шипящая усмешка отпечаталась пятном на шее. Ещё терпеливым, но уже ощутимым. Следом дразняще скользнул змеиный язык.       — Не кусайся, — тихо ответил Азирафаэль, продолжая расстёгивать рубашку.       — Я искушаю.       Нежную кожу царапнула улыбка. Холодные руки забрались под вязаный жилет, обжигая поясницу прикосновениями. Дистанция оставалась невыносимой. Пуговицы выскальзывали из ухоженных пальцев.       Огни трепетали от нарастающего напряжения.       Уголки губ колко прошлись по ключице. Украдкой увидев россыпь веснушек на коже, Азирафаэль предпочёл спрятать лицо в ворохе тёмных волос, не убирая ладони. Осмелев на долю секунды, он стащил с острых плеч рубашку. Хотелось одномоментно зажмуриться и ни на миг не закрывать глаза.       В тысячелетиях между губами потерялась усмешка.       В складках смятой рубашки потерялся сам Азирафаэль.       Расплывчатый взгляд со всей серьёзностью устремился в потемневшие золотистые глаза. Кроули довольно щурился, наблюдал. Выжидал.       — Дорогой, могу я?..       Демон мог бы рассмеяться с издёвкой, но стены оглушило шёпотом:       — Да, ангел мой, — его руки обвились вокруг шеи, заставляя Азирафаэля склониться. — Пожалуйста.       Погасив свечи, шелест перьев растворился в финальном аккорде.