Железо и кровь

Сильвер понимает, что такие вещи не должны его волновать. Понимает, что это лишь его воображение. Дает зарок не вспоминать. Но вот Джон снова видит в толпе знакомую фигуру. Сутулые плечи и смешливый взгляд. И вновь непроизвольно вздрагивает. Клянет себя за это. В сотый раз обещает прекратить и в сотый раз нарушает обещание. Джон теряет счет дням. Злится. Но буря в душе не дает покоя. Раскаты грома врезаются в черепную коробку. Отдают эхом воспоминаний. Тихие слова оседают пылью на языке. Приносят горчащий привкус дежавю. Когда среди тысячи мерцающих звезд он видит только опаляющую надежду в глазах мальчишки. Сжигающую непроизнесенные обещания. Сильвер видит колющее обвинение. Безмолвное осуждение. Отчужденную холодность. Считывает ненависть и скрытую угрозу. Джону кажется, что он теряет рассудок. Киборг нервно перебирает пальцами друблоны. Напряженно молчит и ждет, когда виденье схлынет. Но оно не уходит, а Сильвер видит перед собой глаза отливающие металлом и нахальную улыбку. Он видит Джима. И это не сон. Джон смотрит на знакомый затылок: косичку с заплетенными в нее камешками. Он медленно обходит свое не видение по кругу, бесшумно ступая по гладким обтертым доскам. Не спускает глаз с расслабленной спины, смуглой шеи, увитой ремешками амулетов. Переводит взгляд на сложенные в молитвенном жесте ладони. Смотрит и не может поверить в это. Сквозь высокие витражные окна свет рассыпается яркими пятнами. Придает еще больше ностальгии тому, что видит киборг. Джим, не открывая глаз, шепчет, едва уловимо, знакомые слова. Они льются тихо и уверенно, будто их не раз произносили до этого. Самому Джону пришлось бы поднапрячь память. Сильвер тяжело вздыхает, как перед прыжком. Словно ему, Джону Сильверу, не хватает мужества. Киборг смеется над своей слабостью. Черт побери. Джим ловит губами последние капли закатного солнца. Произносит пару слов и запинается. С толку сбивает запах пороха. Хокинс открывает глаза и, затаив дыхание, поднимает голову. Кажется табак и порох заполнили его легкие до отказа. А еще он таращится на Джона непозволительно долго. И не дышит вовсе. Джон, конечно, это замечает. Он всегда все замечает. Как тогда, на корабле. Джим делает резкий вдох и давится чертовым воздухом. Сильвер мягко улыбается и садится рядом с Джимом на лестницу. — И какому же богу ты молишься, Джим? Спрашивает так, будто они виделись только вчера. Джим сжимает зубы. И невольно дергается, когда пират задевает его плечом. Хмурится и не отвечает. — А какому богу молишься ты, Джон Сильвер? Отбивает вопрос вопросом, словно удар. Его голос кажется слишком громким и хриплым. Киборг грустно улыбается и смотрит так, будто они действительно старые друзья. Качает головой. А улыбка не трогает глаза, задержавшись лишь на сухих губах. — Я уже давно не приношу молитв, парень. Так во что же ты веришь? Ведь доверие нужно заслужить. — Да, доверие нужно заслужить. Это звучит правдиво и жестко. — Я верил в одного киборга. Эта вера дорого мне обошлась. Взамен я получил лишь одиночество. Снова. «Снова». Одно слово распадается тысячью упреками и разрывается где-то внутри на острые осколки. Сильвер чувствует легкое покалывание в правой руке, грозящее перейти в ноющую боль. Смотрит пристально, сжимает трубку так, что та готова треснуть. Джим молчит, с трудом глотает слова, словно бритвы. Не позволяет им вырваться наружу. Нервно сжимает в пальцах кольцо, собирается с мыслями. Сильвер тихо наблюдает. Джиму неспокойно, напряжение проскальзывает в каждом движении. И Сильвер понимает. Он легко проводит левой рукой по волосам парня. Смазанным, тягуче медленным движением касается скулы. Кожа у Джима смуглая, в ссадинах и шрамах. Конечно, у Сильвера шкура грубее. И не сравнить, чего уж там. Рука Джима почти незаметно скользит к левому ботинку, где блестит рукоять ножа. Прикосновение Джона неуверенное, шершавое и отдает ностальгией. Космической пылью на одежде и заточенным клинком. Вечными подколами и передрягами. Полетами, сносящими крышу и горячим чаем. Сильвер был для Джима где-то между сиянием галактик и мечтой тысячи миров. Хокинс дрейфовал в этом море, не задумываясь и не выражая чувства словами. Осторожно ходил по трескавшемуся краю этой вселенной, проверяя ее на прочность. Весь мир останавливается на этом моменте. Исцарапанные пальцы ложатся на ножны, очерчивают контур гравировок. Ладонь Джона опускается на шею и он чувствует чужое биение пульса под пальцами. Криво улыбается. Одно прикосновение и на шаг ближе к правде. Парень тяжело вздыхает. Опускает голову, сам взъерошивая волосы на затылке. Задевает ладонь Сильвера и замирает. Кожа у Джима горячая, наполненная солнцем до краев. Сильвер смотрит пронизывающе, заставляет парня закрыть на мгновение глаза. Желает получить еще каплю былого доверия. Зачарованно наблюдает за трепетанием ресниц в лучах заката. Понимает, что не должен. Потому что Джон Сильвер — это железо и кровь. Раскаленная сталь и безжалостность решений. Совесть (запрятанная так глубоко, что он временами сомневается, есть ли она у него) мечется, призывает пресечь всю эту бурю неверных решений. Но Хокинс приносит спокойствие и киборг забывает о доводах рассудка. Джим всегда будет его гравитацией. Киборг знает, что преданность парня безгранична. Что бы ни происходило, сколько бы разборок между ними ни было. Знает, что Джим не оттолкнет, если Сильвер придет сам. Чем он заслужил это, Джон не понимает. Ему кажется, что он крадет это шаткое, натянутое доверие, незаконно присваивает себе и не бережет совсем. Киборг так и не убирает руку, проводит осторожно по линии подбородка, задумчиво следит за своими движениями. — Что же я должен сделать, чтобы ты окончательно разочаровался и возненавидел меня, Джим? Хокинс открывает глаза и встречается со взглядом пирата. Совсем не жалеет слов, которые произносит: — Ты должен убить меня. А вот это уже похоже на нож, лезвие которого мучительно медленно поворачивают в ране. Слова не хотят ложиться на язык. А Сильвер чувствует, как парень напрягается всем телом. Ожидает реакции, готовится дать отпор. Первое правило космоса — всегда быть настороже. У Сильвера немеет правая рука. Та, которая не должна. Разряды тока пробегают через локоть к плечу. Джон пытается разжать ладонь, но механизм не слушается. Все сужается до чертовой лестницы и яркого витражного окна. Перед глазами пляшут цветные блики, а воздух неумолимо исчезает. И только когда Джим крепко сжимает левую руку киборга, тот отвлекается. Впервые за их разговор пират выдерживает этот долгий взгляд. И это мгновение ставит все на свои места. Джон думает, что каждый получает по заслугам. Смотрит на широкую ладонь в шрамах, сжимающую его запястье, и крутит эту мысль в голове. Да, Джон Сильвер, держись за тот мир, за который он молится. — Что скажешь, если я продолжу верить в тебя, Джим Хокинс? — Думаешь, этого хватит? — Можешь не сомневаться, парень. Джим надеется, что ему не придется жалеть об этом. Потому что кажется, они идут ко дну. И Сильвер знает, кто будет его гравитацией.