О чём расскажут осенние листья

Я хорошо помню миг, разделивший мою жизнь на "до" и "после". На самом деле, всё началось намного раньше, но мне до последнего хотелось верить, что это происходит не со мной, что участь, постигшая братьев, каким-то чудесным образом обойдёт стороной меня. Отрицание. Каждый из нас прошёл через него. Пока ты зелен, ты не думаешь о смерти. Само понятие "смерть" кажется чем-то далёким и абстрактным. "Разве могу я, такой сочный и зелёный, увянуть?" Подвох в том, что сам ты кажешься себе сочным и зелёным, даже когда рыжина уже окутала тебя до самых прожилок, ведь это видно только со стороны. Так как же всё началось? Сперва ночи стали чуть холоднее. В кроне то тут, то там начала пробиваться едва заметная рыжина. Она не поражала сразу целиком — деликатно подкрадывалась с кончиков, огибала прожилки, вычерчивала чудной узор — предвестник скорой кончины. Потом ветер — ветер, что всегда был добрым другом, ласково нашёптывающим свои истории, — обернулся злейшим врагом. Каждый его порыв грозил стать последним. Наши ряды стремительно редели, и одновременно с этим всё толще становился огненный ковёр тел, укрывающий корни. В конце-концов, сия чаша не миновала и меня. Вопреки ожиданиям, мне не потребовался ветер. Не было ни романтичного кружения над парком, ни бешеного вихря, вырывающего зонты из рук прохожих. В полный штиль я вдруг сорвался с ветки и камнем упал вниз. Я всегда считал, что как только ты покидаешь дерево, сознание угасает, и дальше только бескрайняя пустота. О, если бы это было так! Воистину, если человеческий Ад существует, он, должно быть, похож на кучу опавших листьев, что медленно перегнивают заживо. Возможно, мне повезло, что я упал одним из последних и, лёжа на поверхности, имел возможность подольше посмотреть на солнечный свет. Но я и вообразить не мог, насколько враждебен может быть окружающий мир здесь, внизу. По мне топтались, на меня мочились собаки, насекомые копошились в моём теле. Как-то мальчишки забавы ради подожгли листья. Я молился, чтобы огонь добрался до меня и прекратил муки, но увы, было слишком сыро. А потом выпал первый снег. Заморозки сделали моё тело хрупким, одна нога могла бы с хрустом оборвать мои страдания, но меня сгребли на обочину, где под слоем снега мне суждено было дождаться весны. Я лежу на куче почивших братьев. Рядом полыхают костры, я жду своей очереди. Я смотрю вверх, на материнские ветки. Ветки подёрнуты зелёной дымкой. Может, стоило пролежать под снегом всю зиму, чтобы увидеть это и наконец понять. Наша смерть — это лишь начало чей-то жизни.