Зима

…Глаза у неё были совсем чёрные, но какие-то печальные. Она обняла Герду и сказала: — Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя! Ты, верно, принцесса? — Нет! — отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей испытать и как она любит Кая. Маленькая разбойница серьёзно поглядела на неё, слегка кивнула головой и сказала: — Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя, — я лучше сама убью тебя!

Герда теплая. Герда будто бы вся соткана из тепла и света. Герда сердечно целостная, у Герды в груди только невозможная, всеобъемлющая любовь ко всему миру и мальчик, выскабливающий на запястьях льдом слово «вечность». Герда любит любить и влюбляться ненавидит. Ее правдиво ласковые и изласканные руки будто бы вылеплены для того, чтобы обнимать и держать чьи-то чужие ладони бережно и нежно. Не смуглые чумазые ладони в шрамах, нет, об этом и помыслить трудно. Это должны быть безупречно изысканные длинные пальцы снежного мальчика с ядом льдистых глаз и равнодушием, которое растопить способна только Герда. Так должно было быть. И так не стало. Вышло как-то иначе. Герда не нашла Кая. А может, и нашла. Вернулась из Лапландии илисто, промозгло изледеневшая, промерзшая до хрусткой корки. От нее пахло снегом, слезами и потерянностью. Она молчала и глядела куда-то мимо вылинявшими, выстиранными до блеклости голубыми глазами и молчала. Она так и не рассказала, что там случилось. Герда теплая. Но тепло это греет, а не обжигает искровавленным пламенем. Разбойница горит. Ее смуглые легкие пальцы пышут жаром, ее босые пятки высекают искры из каменного пола, когда она танцует под заливистый смех бубна и хлопки шайки, ее тело жаркое и гибкое, с созвездием застарелых уродливых шрамов, съедающих ее совершенность. Разбойница обжигает своим огнем. Раскуроченные звезды в ее глазах съедают чужую смелость. Ее губы — словно пламенный цветок, рожденный во взрыве окостлевшей сверхновой — горят и горчат. За стенами убежища метет снег, ветер задувает во все щели, в залах разбойники трясутся от холода. Но в комнате Разбойницы жарко. Она объясняет это тем, что нет щелей и всегда горит камин, но Герда тайком думает иначе. Ей кажется, что все дело в самой Разбойнице — огненной, каждую секунду сгорающей до основания. Когда она раскинется на лежанке, нагая и дикая, темные кудри рассыпятся, размечутся по шкурам, а глаза черные глядят призывно, обнажая пьяные кольцевиды зрачков и глубокую тьму внутри. Обнажая все желания, которые вгрызаются в сердце Герды. Гердино проскулье сгибает скулящий снег, кровь леденеет в пробитой накрести груди, Гердины пальцы ломают гроздья тяжелых роз. Разбойница находит ее в саду, где она тупо и методично переламывает гибкие шипастые ветви, и под кровью из ее ладоней погибает земля. Кровь шипит на свежем стиранном снегу, протаивает его насквозь. Вывихнутые ветки над ее снежно-солнечными волосами печально пытаются коснуться ее головы в попытке утешить. Теплая девочка, снежная девочка, девочка, сотканная из тепла и метели, зачем же ты плачешь по тому, кто превратился в лед? Он не ледяной, — молча кричит Герда. — Он живой. Если она не будет верить, то сойдет с ума. Кроме этого знания ей ничего не осталось. Разбойница больно хватает ее за руку, чувствует под пальцами фарфоровую лучевую и запястную косточки, тащит к убежищу. Они все еще играют свои роли. Они все еще играют в маленькую игру, где Герда — пленница, а Разбойница — тюремщик. Маленькая, глупая, грустная игра. Разбойница знает лучше всех, что Герда не сбежит. Герда с бесцельной потерянностью бредет за ней, тяжело перебирая ногами по глубоким сугробам. Снег, снег, снег. Везде снег. Эта вечная зима никогда не кончится. Разбойница распяла полость своей души, а взамен Герда расколола ледяную брешь ее губ. Сняла печать молчания. Герда целует пьяный сгоревший мед ее темных волос, Разбойница оборачивается, тянет Герду ближе за белизну промерзших плеч, ближе и ближе, так, чтобы прижаться наготой к наготе. Разбойница целует ее ключичные птичьи косточки, глядит огромными пылающе осенними глазами, глубоким поцелуем выскребает и выпаивает, вытягивает и выглатывает ее душу. Разбойница ухмыляется ее всхлипам и жалобным, тонким стонам, потому что знает, что Герде нравится, потому что знает, что Герде нужен жар ее тела. Шайка знает лишь о малой доли того, что происходит на самом деле, но даже это маленькое знание заставляет их прятать глаза, когда они видят их вместе. Между ними столько похоти, изощренной, греховной, распожаренной. Порой Разбойница точит свой нож и наблюдает, как нежная и солнечная, весенняя Герда что-то напевает, выскребает каменные плиты тряпкой. Она похожа на ангела, и в такие секунды Разбойнице до скрежета ножа о точильный камень хочется настоящей Герды. Хочется, чтобы душу искромсанную распахнула. И тогда Разбойница подхватывает ее под тощие тонкокостные бедра, усаживает на лежанку, разводя острия белых сбитых коленок, проводит смуглостью ладоней по внутрибедренному теплу. Она устраивается между, прижимается губами, и Герда трепещет, как бабочка на игле, падает своей узкой изогнутой спиной на жесткую постель, изгибается, едва касаясь крыльями лопаток, ее волосы струятся по полупризрачному мрамору плеч.  — Милая… — выдыхает судорожно, предвесенне и обетованно.  — Я здесь, здесь, Герда, — на мгновение прерываясь шепчет искостенело и жарко Разбойница, молчит о том, что она здесь, а Кая здесь нет. Она прячет взгляд, чтобы Герда — солнечная снежинка, девочка из хрупких птичьих косточек, — не заметила всполохи влажных ресниц, не заметила слезы, вплавленные в поволоку темных, вечно веселых глаз. Глаз, которые смеются, даже когда Разбойница плачет. Герда любит огонь ее поцелуев на своих снежных ключицах. Разбойница привязывает тонкую стертую в искровавленную плоть лодыжку к лежанке, но обе они знают, что это ни к чему. Герда не убежит …пока снова не вернется Кай. А он вернется. Разбойница знает. Чувствует. И ненавидит это знание. Потому и привязывает Герду каждую ночь — та не сопротивляется, покорная и ласкающе грешная. Потому что Разбойница чувствует — однажды она проснется, а постель будет пуста. Порой ей хочется навсегда остаться в вывихнутой их любовью весне. Когда весна наступит, Разбойница мечтает увезти Герду туда, где вечная Весна. Туда, где Время погибнет, а цвета цветов никогда не взвянут. Туда, где не нужна веревка, режущая сердце и стирающая кожу до мяса. Туда, где больше не будет красных и белых роз. Туда, где они будут рассветной каторгой друг другу. …Разбойница еще не знает, что Зима не кончится никогда.