***
Совместная жизнь была полна трудностей, но Коннор находил их приятными. Он анализировал действия Хэнка и подстраивался под них, в его голове хранились сотни как важных, так и бесполезных мелочей, и кому-то Коннор мог бы показаться сталкером. Коннор называл это проще — обучением. Он учился каждый день, вникая в саму суть человеческих отношений. Определял, что приятно Хэнку, а что неприятно; рассматривал стандартные тактики, выстраивая на их фундаменте свою. Становился ближе к Хэнку, и Хэнк становился все ближе к нему. Это было приятно. Возможно, неправильно, но все-таки приятно. Коннору нравилось перебирать всевозможные варианты, находить среди них тот, что определенно затронет Хэнка — в плохом или хорошем смысле, — и, в целом, Коннору нравился Хэнк. Хэнк был интересным, многогранным, сложным и преступно красивым для своего возраста. В какой-то момент Коннор даже решил, что его с таким трудом сформированное чувство прекрасного дало сбой, однако диагностика не выявила отклонений. Коннору просто нравились такие люди, как Хэнк; нравилось изучать пальцами морщины, касаться губами родимых пятен, ощущать дрожь чужого возбуждения, даже цвет волос Хэнка казался Коннору утонченным и благородным. Хэнк полнился недостатками. Любил выпить, кричать на медлительных подчиненных и хватать Коннора за лацканы пиджака; любил прижимать Коннора к кухонному столу, до предела заведя его руку за спину; любил быть грубым и в то же время умел быть нежным; любил трогать и детально прорисованные родинки на скине Коннора, и швы в пластике корпуса; любил целовать ключицы Коннора и до скрипа сжимать пальцы на искусственных ребрах; любил всего Коннора. И Коннор любил его в ответ — приноравливался к грубости, отвечая послушанием, сторицей возвращал ласку. И касался, касался везде, где только можно, шаг за шагом изучал человеческое тело, сплетая невидимую паутину привязанностей. Спустя какое-то время Хэнк привык слышать от Коннора комплименты, привык принимать ласку, не чувствуя отвращения к самому себе, привык чувствовать себя кому-то нужным в этом мире. Коннор, пожалуй, был этому рад. Иногда Коннор и сам не мог понять своих мыслей.***
Несмотря на то, что Хэнк казался довольно крепким для своих лет, для Коннора сломать его было так же просто, как разбить чашку или хрустальную вазу. Один удар, умелое и точное движение руки — и бездыханное тело тут же оседает на землю. Хэнк прекрасно знал об этом и предпочитал относить это к допустимым рискам. Впрочем, редко когда он мог угадать, что на этот раз захочется проверить Коннору. К счастью, Хэнк уже перестал воспринимать объятия как нечто запретное, но все еще вздрагивал, когда Коннор бесшумно подходил к нему со спины и, обхватив руками талию, клал голову ему на плечо. Теплое дыхание шевелило короткие волоски на затылке, и Хэнк поежился от внезапного чувства щекотки. — Доброе утро, — мягко произнес Коннор, скользнув рукой вверх по груди Хэнка и коснувшись пальцами кадыка. Прижался губами к выступающим позвонкам, изображая приветственный поцелуй. Хэнк включил чайник и, неловко изогнувшись, потрепал Коннора по волосам. — Не такое уж и доброе. Кажется, ты сегодня собирался уйти пораньше? — Собирался. А может, и нет, — уклончиво ответил Коннор и обхватил ладонью горло Хэнка. Слабо, будто оценивающе, сжал. — Такой хрупкий… Знаешь, я могу сломать тебя одним движением. Это пугает. — Да, — Хэнк осекся, почувствовав, как пересохло в горле. Сглотнул. — До усрачки пугает. Хэнк приподнял голову, чтобы было удобнее дышать, и коснулся руки Коннора. — Но и возбуждает в то же время, — продолжил свою мысль Коннор, ослабив давление. Хэнк задышал чаще, будто его на самом деле душили. — Власть над кем-то всегда очень сладка. Не важно, человек это или андроид, подобная мысль невероятно опьяняет. Нечто вроде врожденного инстинкта, верно? Рука Коннора опустилась ниже, ниже груди, ниже живота — к домашним штанам, которые пока еще могли скрывать главное достоинство Хэнка. Но, казалось, взбалмошное биение его сердца слышала вся округа. — Власть и сила всегда находятся рядом. Я сильный, и я могу полностью подавить тебя, Хэнк. Но я не хочу этого, не хочу покорного подчинения. Я показываю небольшой разрыв, маленькую возможность, и ты чувствуешь, что можешь в любой момент вырваться, если, конечно, того пожелаешь. Ты сопротивляешься каждым своим движением, каждый твой вздох направлен против меня. Ты борешься, и я люблю тебя за это. Но я в любой момент могу остановить тебя. Коннор нежно огладил член Хэнка. Не призыв к действию, но скромная, по-своему опасная ласка. Одно движение — и Коннор мог оставить Хэнка калекой. Раздавить яички, сломать руку, разорвать бедренную артерию, свернуть шею — вариантов много, и Коннор смаковал каждый из них. Хэнк понимал это и чувствовал себя так, будто стоит на краю, а опасный зверь оценивающе смотрит на него. Сейчас Коннор был охотником — охотником, который ловил другого охотника. Хэнк мог быть лисицей, но тогда Коннор был коршуном. Огромный разрыв в силе, но при этом дарованная возможность сбежать в любой момент. Отчего-то Хэнку хотелось проверить пределы своей прочности, лучше узнать такого Коннора. А в том, что сегодня Коннор был другим, Хэнк не сомневался. Впрочем, так было даже интереснее.