Деловой подход

Пятый оценивал себя как рационального и продуктивного человека. В то время, когда его братья таскали журналы с полуголыми женщинами — он старательно делал вид, что его это не волнует, что он выше этого природного инстинкта. Но также Пятый понимал, что проще один раз увидеть, потрогать и понять, что ничего восторженного и необычного в этом нет — простая анатомия. По крайней мере в его голове это звучало до ужаса очевидным. Реальность же посмеялась над ним. Журналы — это удел неуверенных в себе мальчишек, у которых только-только начался пубертатный период. Пятый же читал много книг, чересчур много, и знал, что девочки созревают раньше. И тогда он посмотрел на вошедших в комнату сестёр, пока Диего и Лютер судорожно прятали журналы, а Бэн с широкой улыбкой шёл отвлекать их. Ваня и Эллисон сразу нет: первой он ещё нанесёт психологическую травму, а вторая сломает ему нос в лучшем случае, в худшем от себя добавит Лютер, и вот тогда его по косточкам придётся собирать. Остаётся Клаудия. Клау, — в который раз поправляет себя Пятый, потому что сестре очень не нравилось её «старушенское» имя. Сказать честно, взгляд сразу упал на неё, потому что по какой-то неясной причине природа одарила её ранними приятными глазу округлостями в груди и бёдрах. Не то, чтобы Пятый это когда-то особо подмечал, но не заметить было выше его сил. Боже, о чём отец только думал, когда не разделял их спальни даже по этажам? Поймать Клау одну было несложно, достаточно было материализоваться перед ней из воздуха и потащить её в сторону от лестницы, куда уже поднялись остальные после ужина. — Хочешь моего инфаркта? — хватаясь за галстук и ослабевая его, говорит Клау, возмущенно, но в то же время заинтересованно смотря на брата, который огляделся в поиске лишних глаз. — У меня есть предложение, — Пятый любит быть серьёзным по поводу и без, поэтому Клау уже готова услышать что-то из разряда: «Надо призвать древнего физика, чтобы с ним поспорить насчёт теории чего-то там». — И, пожалуйста, не кричи. Ого. — А с этого места поподробнее, — уголки её губ дёрнулись в улыбке, предчувствуя нечто безумное. — Я заплачу тебе тридцать долларов, если оголишь грудь, — всё тем же деловым тоном продолжил он. Клау потребовалось три секунды, чтобы осознать услышанное, переварить это, тупо моргнуть пару раз и, зажав себе рот рукой, дико засмеяться. Пятый стоял и ждал, пока у неё прекратится истерика, поглядывая на часы — и от этой картины Клау захотелось откровенно ржать ещё дольше. — Сука… аж живот заболел, — Клау съехала по стенке, держась за упомянутый живот, тяжело дыша и утирая слёзы. — Что ты на меня так смотришь? Я же не кричала. — Закончила? — Пятый проявлял чудеса своего терпения, потому что в любую минуту могла появиться мама, чтобы проверить готовятся ли они все спать. — Повтори это ещё раз, пожалуйста, — Клау выглядела невероятно радостной и веселой, отчего Пятый задумался, что не видел её такой много месяцев. Тем не менее, он на неё выразительно посмотрел и протянул руку. — Я не отказываюсь, но! Тебя ничего не смущает? — принимает его руку Клау, чтобы подняться с пола и отряхивает от грязи юбку. — А что меня должно смущать? — Пятый, если ты забыл, то я всё ещё твоя сестра, — она выглядит так, словно объясняет это душевнобольному, на что брат закатывает глаза. — Спасибо, я помню, как такое забыть. — И тебе всё равно. — В данной ситуации: да, — Пятый говорил искренно, потому что он не думает, что между грудью сестры и грудью любой другой женщины есть какая-то существенная разница. Простая анатомия. — Раз тебя ничего не стесняет, то и меня подавно, — Клау улыбнулась предвкушающе и поправила непослушные кудри. — Идём, — быстро говорит она полушёпотом и тянет Пятого за галстук в сторону дальних комнат. Пятый выдернул галстук из её пальцев. — Это ещё зачем? — Всегда хотела так сделать, — признаётся она, оборачиваясь к нему и крепко хватая за руку, — там тёмный коридор, нам шестая дверь справа, — у Пятого чувство, будто его утягивают куда-то, будто не он инициатор, а просто сторонний наблюдатель. Пятый никогда не скажет этого даже под пытками, но в тот момент ему нравилось следовать за ней. Клау затащила его в полупустую маленькую комнату с незашторенным окном, из которого бил просто ослепительный жёлтый свет уличного фонаря. Клау отошла от него на шаг, усмехнулась и принялась раздеваться. Как назло, медленно. Пиджак, галстук, жилетка, пуговка за пуговкой рубашки — Пятый встретился с ней взглядом, она издевается. Пятый старался выглядеть максимально незаинтересованным, спрятал руки в карманах и не качался из стороны от ожидания. За рубашкой был белый кружевной бюстгальтер, и Пятый, сделав над собой усилие, сдержал непонятно откуда взявшийся резкий вздох. Его тело нагло его предавало. — Мне подойти ближе? — Клау в свои тринадцать лет была слишком развращена телевидением и чёртовыми романами для взрослых (где она их только взяла?). Клау улыбалась и держала руку за спиной, на застёжке. Клау ждала реакцию, потому что в полутьме глаза Пятого казались чёрными, и её это заводило. — Да, — голос Пятого не дрогнул, наоборот прозвучал непоколебимо, что обычно бы разозлило Клау, но тут, в этом месте, в этой ситуации, это почему-то прозвучало до боли возбуждающим. И ей хотелось подчиняться. Клау делает шаг вперёд и расстёгивает бюстгальтер, чувствуя облегчение, потому что за целый день она в нём устала ходить, это кошмар какой-то. В свою защиту Пятый может сказать, что он листал иллюстрированный учебник анатомии, поэтому примерно знает как выглядит женская грудь. А вот то, что она такая мягкая — он не ожидал. Не ожидала этого и Клау, которая испытывала двоякое ощущение от чужих прикосновений. С одной стороны, речь шла о том, чтобы посмотреть, а не потрогать; а с другой стороны, чужие руки до одури тёплые, а в комнате очень холодно. — Сделай так ещё раз, — говорит она, Пятый смотрит на неё с подозрением, впрочем, мозги обоих отказываются участвовать во всем этом. С мыслей о том, что женская грудь очень мягкая, приходят мысли о том какая она на вкус. Думать долго не приходится, потому что Пятый решил проверить это на практике. Если бы Клау была против, то оттолкнула бы его, вместо этого она вцепилась в его плечи мёртвой хваткой, потому что ощущения, когда одну твою грудь жамкают, а другую посасывают, задевая языком затвердевший сосок — просто выше её восприятия. Клау сдерживает стон, ведь если сюда кто-то войдёт, то этому человеку понадобится помощь психиатра. И травматолога. Но всё прерывает механический голос динамика из коридора: — Номер Четыре и Номер Пять, вы оба должны быть в своих комнатах десять минут назад! Пятый и Клау отпрыгнули друг от друга так, будто бы отец был прямо здесь и застукал их с поличным. Пятый прижался к двери, стараясь унять бешеное сердцебиение, и расслышать, если что, звуки шагов, пока Клау застёгивала рубашку через пуговицу и влезала в клетчатую жилетку. — Ну что там? — спросила она, осторожно подходя к двери. — Никого нет, — тихо отвечает Пятый, отворачиваясь от двери и встречаясь с ней взглядом. Неловко, но поправимо. — Ты же понимаешь, что… — Об этом никто не должен знать? Да за кого ты меня принимаешь! — возмутилась она, дёргая ручку двери и выглядывая в коридор. Пусто. — И вообще, ты мне должен тридцать баксов. Пятый привычно усмехнулся и полез в карман, доставая три купюры десятками. Клау деловито взяла их и спрятала меж грудей под внимательный взгляд брата. Они заговорщически усмехнулись и разошлись на лестнице, ведь ничего такого не было.