Ей нет равных в искусстве убивать

Она стояла на краю обрыва и любовалась огнём, постепенно охватывающим Хогвартс. В нём было успокоение, в нём была свобода, в нём было очищение и отмщение, которого она ждала почти четверть века. Осталось немного. Всё почти закончено. Легкий ветер всколыхнул траву под её ногами. Больше нет обрыва, нет спокойного огня, вокруг неё теперь суета, рушащаяся по кирпичику школа и пламя гнева. Ей смешно, она заливается. Смех такой звонкой, такой раскатистый, сильно едкий. Он проникает в слух испуганных школьников и действует словно яд. Отравляет сознание, путает мысли, холодит кровь. Сердца бьются отрывисто, она почти слышит панику в рваном ритме. Страх. Она живет им, упивается каждым взглядом маленьких душ. Сжечь их всех. Сжечь всё. Месть. Это сладкое слово давало жизнь с того самого суда. Оно вело сквозь тьму и сырость заточения. Это сладкое слово, эта слепая надежда, мечта. Осталось немного и она отомстит всем. Ярость. Чистая ярость, которая шла из самых глубин её давно безжалостного сердца, которая не оставляла пелены на глазах. Только жёсткий, жестокий расчёт. Они все отплатят сполна за её страдания. Отплатят этот долг самым дорогим — жизнями, кровью. И она умоется в ней. Она заставит всех умирать так долго и так мучительно, словно Ад спустится на землю и разверзнет свои пучины для всех, в один миг. Убить их всех. Она улыбается. Этот хищный, животный оскал мигом отражается в милом мальчике, что стоит на пути. — Круцио! Она наслаждается, она упивается его страхом, его болью. Мальчик кричит, извивается, молит убить. Нет. Ей слишком нравится власть. Ей нравится ощущать хрупкую жизнь в своих руках, видеть все эти жуткие муки. Услада для глаз, бальзам для кипящей от ярости и гнева крови. Она наслаждается, когда мальчишка корчится в конвульсиях, пытается разодрать себе горло от невыносимой нехватки воздуха, удовлетворенно наблюдает, как капли крови из-под его ногтей скатываются по маленькой розовой шее. Ещё одна смерть на её руках. Ещё один сломавшийся слабак. Злость. Месть. Ей всегда будет мало смертей, мало чужой боли, криков, ужаса перед ней. Она никогда не заполнит зияющую пустоту в себе. Отомстить за сына, за мужа, себя. Отомстить ценой всего, но покончить с этой мерзкой школой и её обитателями. Терять ей нечего. Где-то рядом мелькает зелёный свет. Она снова смеётся. Кто посмел? Оглядывается и видит ещё одну несчастную, которая надеется справиться. — Тебе никогда не победить меня, — её голос слишком пропитан ядом. — Ты всего лишь станешь очередной смертью, ещё одной… Мимо снова проносится заклинание. Непростительное. Так, кажется? Нет, это заклинание очищения, свободы. — Круцио! Она не любит убивать вот так сразу, вот так просто. Иногда ей кажется, что она ещё живёт только за счёт чужой крови, чужой жизни. Кто-то сбивает с ног, она падает, чувствует железный привкус во рту. Поднимается. Какие же они глупые. — Смотри на её смерть, псина, — её звонкий голос эхом разносится по полыхающей школе. — Империо! Убей её! Она снова смеётся. — Убей! Видит, как девушка мечется, пытается привести мужчину в чувства. — Убей! — её голос почти разрывает на части. И девушка падает, пронзенная ярким зелёным лучом. Её лицо последнее, что видит мужчина, когда понимает, что натворил. Её горящие гневом глаза и искривленные в ухмылке губы. Ей нет равных в этом искусстве. Искусстве убивать, упиваться, наслаждаться смертями от её собственных рук. Сжечь всё. Она идёт по Большому Залу, круша всё на своём пути. Она почти счастлива. Всё вокруг покрыто сажей, кровью, она почти слышит все предсмертные стоны, почти видит смерть. Она впитывает запахи, страхи, крики ужаса, разлетающиеся по замку. Они словно воздух, дают жить, дают мстить. Смерть ей не помеха, не конец, не преграда. Смерть её друг с тех давних пор. И каждый раз она старается угодить своему другу самыми изощренными способами. В её глазах всегда пляшут черти, ей всегда мало. Она убивает неторопливо, разборчиво, причиняя нестерпимую боль, вселяя первобытный ужас. Агония, последний взгляд, последний вздох жертв — её личный наркотик. — Ты поплатишься за всё! — противный женский голос заставляет обернуться. — Хочешь сыграть со мной? Я с удовольствием увижу твои последние минуты. Я буду счастлива видеть, как ты сдохнешь. Здесь, в грязи, в пустом зале, никто не спасет тебя, Молли. Ты грязь. Они никогда не были похожи больше, чем сейчас, равнее, чем сейчас, яростнее. — Хочешь отправиться за своим дружком, Сириусом? Она снова смеётся. Она давно сошла с ума. Она давно похоронила всех, кого любила. Она давно живёт только желанием мстить, только предвосхищением очередной смерти на руках. Она давно сошла с ума. Перестала быть осторожной, зная свою силу, зная страх перед именем. Для неё смерть — лишь игра. Она давно сошла с ума… Одна заминка, одна неосторожность. Последний смех заполняет зал, последний раз наводит ужас. Ей нет равных в искусстве убивать. Она наслаждается смертью. Ей нет равных в искусстве умирать. Она давно ждала. Она открывает глаза. — Здравствуй, Белла, я скучал. Пойдем скорее, нас ждёт сын.