Я — омега

Мир запахов — это все, что было у альф и все, чему подчинялись альфы. Необузданные существа, поддающиеся контролю лишь особенному виду людей — омегам. Альфам же, как свободолюбивым существам, не хотелось подчиняться тем, кто априори слабее их, потому, омег стали истреблять и делали это до тех пор, пока те не научились маскировать свою истинную сущность и прятаться среди бет, дабы вести обычное существование наравне с остальными людьми, чья сущность не была вне закона.

***

— Мама, зачем мне пить эти таблетки? Они же ужасные! — упиралась Маринетт, когда Сабина Чэн вновь протягивала ей горсть лекарств, подавляющих омежью сущность. — Так надо, — сухо и лаконично отвечала Сабина. Не могла же она признаться еще совсем маленькой дочери, что ей запрещено жить так, как остальным и если ее сущность раскроют, то убьют. Не пожалеют, не глядя на то, что Маринетт совсем еще ребенок. — Но почему? — Надо, дорогая, пожалуйста, прекрати задавать вопросы и просто съешь их, уверена, ты скоро привыкнешь. — Не хочу привыкать. Пусть те, кто их придумал, сами их и едят. — Они тоже их принимают. Им приходится. Чтобы выжить, нам нужны эти лекарства, Маринетт. Дабы не огорчать маму, юная Дюпэн-Чэн, не скрывая своего отвращения, съела эти ужасные на вкус таблетки и запила их стаканом яблочного сока. Пила она жадно, почти захлебываясь, чтобы перебить этот мерзкий вкус. После приема этих лекарств, Маринетт всегда чувствовала себя как-то опустошенно. Ее клонило в сон, но спать ей совсем не хотелось. — Мам, а потом ты мне расскажешь, зачем мы их едим? — сквозь зевоту, пробормотала Маринетт. И Сабина кивнула. Ей не придется долго скрывать от дочери, почему они вынуждены принимать лекарства, подавляющие их сущность, но ей хотелось, чтобы дочь как можно дольше была в неведении. Ей не хотелось рассказывать, что мир — совсем не благородное место и что ты можешь быть осужден с первых минут жизни, лишь потому, что родился не таким. Иногда, Сабине тоже хотелось быть простой бетой и не бояться, что ее раскроют. Она надеялась, что хотя бы Маринетт родиться нормальной, но омежий ген сделал свое дело. Произведя на свет омегу, Сабине Чэн пришлось бежать вместе с дочерью от мужа — альфы, пока тот не заметил, что у Маринетт особенный запах, из-за которого альфы могли начать терять голову. Наверное, Томас Дюпэн по-настоящему любил их, раз позволил сбежать. — Обещай, что ты не бросишь их, какими бы противными они не были. Обещай мне, Маринетт. Девочка покорно кивнула. Ей не хотелось расстраивать маму, потому что мама и так часто грустила. Она скучала по папе, потому что любила его и сказала, что они не могут быть вместе, потому что на их отношениях стоит клеймо. Мама у Маринетт была омегой и сама девочка знала, что является омегой, но еще не знала, что это значит, хоть и задавала маме в день миллионы вопросов, на которые, увы, не получала адекватных ответов. Сабина рассчитывала еще хоть немного продлить детство своей дочери. Но омегой быть опасно и юная Дюпэн-Чэн, в свои пять с небольшим, решила, что когда-нибудь бросит ненавистные таблетки и будет собой. Будет собой в мире, в котором нельзя рождаться человеком, способным манипулировать самым сильным народом с помощью своих зачарованных запахов. Из-за лекарств, Маринетт клонило в сон. Она уснула под колыбельную, которую мама ставила перед сном. Сунув палец в рот, девочка вновь почувствовала привкус отвратительных таблеток. Он, будто въелся в кожу и его уже было не стереть. Зато хороший способ избавиться от вредной привычки и перестать пихать пальцы в рот. Но, несмотря на неприятные лекарства, юная Дюпэн-Чэн уснула под звуки привычной колыбели, надеясь проснуться в тот момент, когда мир решит развернуться к ней лицом и обдать ее существование лучами одобрения, которое она, как и прочие омеги, заслуживала.