Воздушный змей

      В окно заглянул первый луч солнца, такой непривычный, такой сказочный. Проведя в Кризалисе, казалось бы, целую вечность, Франц уже отвык от тепла и света. Почему-то в голове поселилось и надолго укрепилось знание о том, что небо всегда тёмное, в нём светят звёзды, а луна никогда не покидает свой пост и иначе не бывает. Кризалис – мир Полуночи, обиталище самой Смерти. Он существует, хотя вполне мог бы оказаться сном, но нет, он настолько же реален, как утренний луч солнца, разбудивший старшего брата. Теперь Франц знал наверняка: волшебство есть, но оно не обязано быть добрым.       Но всё же они выбрались. Выбрались из цепкой хватки Смерти, сразились с Кризалисом и победили самого Мёртвого Принца. Мальчику больше не страшно было слышать слова: «Бурзу Приндзу», они больше ничего для него не значили. И зловещий ветер не трепал больше его каштановые кудри при звуке этого имени, и мурашки не бегали по его спине. Франц протёр карие с синим ободком глаза, с непривычки солнце слепило их гораздо сильнее, чем раньше.       Но всё же они выбрались. «Выбрались. Представляешь, Фил? Мы выбрались!». Франц рывком перевернулся на другой бок, сгорая от желания донести эту новость до младшего брата. Но тяжесть сковала его грудь внезапным озарением. Соседняя кровать была пуста, ни складочки, ни вмятины, словно никто никогда к ней не подходил.       Не подходил.       Никогда.       Северный Ветер Полуночи рассказал вчера жуткую сказку. Он лгал, конечно же, лгал! Не могли они вот так вот расстаться. Так просто. Так глупо. Ком в груди Франца разрастался со скоростью света.       Не было.       Его никогда не было тут.       Но всё же они выбрались. Ночью Франц спал беспокойно, во сне он опять вместе с братом вернулся в подземный лабиринт Грего Сшитого. Того самого Грего, бывшего человека, которого Мёртвый Принц обратил в чудовищного мотылька. Того самого Грего, у которого была мечта – стать снова человеком. За какие грехи он был обращён в насекомое? Неизвестно. Но ведь никто не обращается в мотыльков просто так. И ради исполнения своей мечты он был готов на всё, даже вырезать сердце одного из братьев. Жребий пал на Фила, но Франц, возможно, в первые в своей жизни, перестал трусить и вызвался заменить своего близнеца. И когда всё уже было позади, Сшитый был побеждён, а Франц мало-помалу успокоил Фила, заверив его, что теперь-то уж точно будет всё хорошо, Филипп, вдруг взглянул на брата, а потом прижался к его плечу:       – Хочу запускать с тобой воздушного змея.       – Хорошо, – твёрдо сказал Франц. – Обещаю: мы обязательно запустим змея, когда вернёмся домой.       «Мы обязательно его запустим!»       Но всё же они выбрались. Франц всё утро слонялся по пустому саду, перед домом. Такому же пустому, как теперь и сам Франц. Пустота, поселившаяся в его груди, становилась всё больше, и всё тяжелее было её выносить. Теперь он остался совсем один. Мать и тётка на него по-прежнему не обращали внимания, наверняка всё ещё злились. Но Францу это было даже на руку.       Он несколько раз брался мастерить змея, но всякий раз руки начинали дрожать, а глаза застилали предательские слёзы. Филипп знал, что они уже не запустят змея вместе, когда признавался в своём сокровенном желании. Кризалис выпустил Франца из своих цепких лап, но цена за это оказалась непомерно высока.       «Зачем ты так со мной? Почему он? Почему не я?»       Но всё же они выбрались. Франц нетерпеливо откинул прядь со лба и снова попытался закрепить на деревянной раме кусок шёлковой ткани. Но руки не слушались, ткань выскальзывала из онемевших пальцев, расползалась, точно также как расползалось сердце Франца от осознания того, что брата больше рядом нет. Ведь они всегда были вместе. Похожие, как две капли, братья делили одну душу на двоих. Они вместе пробирались через ужасы Кризалиса, вместе цеплялись за жизнь, вместе выживали, вместе пришли в этот мир и, казалось, что вместе ушли из него. И кто-то или что-то свыше хранил их на всём пути. Давал время побыть рядом ещё хотя бы совсем чуть-чуть. Бесценный дар, жестоко отобранный из-за глупости старшего брата.       – Где же ты, когда так нужен?! – взвыл Франц, очередной раз, натягивая ткань на раму. Будь здесь Фил, он в миг бы дал делу лад. У Франца же всё валилось из рук.       Но всё же они выбрались. Озарение к Францу пришло неожиданно, вот уже несколько лет, он был единственным, кто видел Филиппа. Он продолжал с ним разговаривать, рассказывал ему все свои злоключения, что происходили ежедневно, кидался к нему на колени, когда чувствовал, как темнота пожирает его, а Филипп лишь гладил его по голове, шептал, что Францу нужно научиться жить без него, и медленно угасал прямо на глазах. Франц видел, как его близнец всё больше походил на тень из потустороннего мира, как истончалась и просвечивала его кожа, какими холодными становились его руки, как потухали глаза, но он заставлял себя не обращать на это внимание. Также как и не обращал внимания на то, что мать и все вокруг смотрели на него с подозрением. Они не видели Филиппа, не слышали его вот уже долгие годы. Вчера Северный Ветер Полуночи сказал ему страшную вещь: «Твой брат умер, Франциск. Уже давно. Дух брата пребывал с тобой все эти годы, оберегал и готовил для той самой ночи…». Но когда это произошло? Когда всё так изменилось? Как он мог не заметить?       – Люди видят то, что хотят видеть. Иногда они не способны увидеть пустоту… И тогда заставляют себя разглядеть то, чего на самом деле не существует, – пояснил тогда Каликс, Северный Ветер Полуночи.       Та ночь была давно…       Но всё же они выбрались. Франц выпустил из ослабевших рук сначала ткань, а потом и деревянную раму. Но… так и не услышал, как она стукнулась о землю.       – Какой же ты всё-таки, братец… – прозвучал вдруг до боли родной голос.       Франц вскинул голову, Филипп стоял в каком-то шаге от него, вертя в руках раму – каркас для змея, на его губах играла задорная улыбка, а в глазах плясали огоньки. Близнец больше не выглядел угасающим или больным.       Пелена слёз застлала глаза Франца, но он всё равно отчётливо видел Филиппа. Близнец подобрал с земли ткань, пару ловких движений, и вот уже в его руках почти готовый змей.       – Поможешь привязать? – с улыбкой поинтересовался Филипп, протягивая старшему брату воздушного змея.       – Фил… – только и выдавил из себя Франц.       Что же это такое? Может быть, он зря исподтишка избавлялся от таблеток, что подсовывала ему мать?       – Что… как ты здесь? – Франц, словно загипнотизированный привязал нить к деревянному каркасу.       – Ты меня позвал, я пришёл, – добродушно пожал плечами Филипп, но вдруг его губы сжались в тонкую линию, совсем как у матери, когда она сердилась. – Франц, чего ты, как маленький? Ты ведь прекрасно знаешь, у тебя ещё вся жизнь впереди, ты не можешь постоянно жить в иллюзии, что я просто куда-то вышел и скоро вернусь!       Филипп подкинул воздушного змея, его тут же подхватил поток ветра. Катушка начала раскручиваться с бешеной скоростью, и Францу пришлось покрепче её перехватить.       Рука об руку они вместе побежали вдоль дороги, жмурясь от яркого солнца и любуясь, как в вышине величаво парит воздушный змей, подхватываемый потоками воздуха. Братья бегали со змеем, бегали за змеем, смеялись совсем, как в детстве до той самой ночи, что произошла так давно. Как вдруг Франц остановился, змей, поднявшись слишком высоко, продолжал парить в воздухе. Остановился и Филипп.       – Каликс мне говорил, что те, кого мы потеряли не уходят бесследно.       – Так я и не ушёл.       – Не уходи, прошу! Останься со мной! Останься со мной навсегда!       – Я не могу…       – Тогда забери меня с собой!       – Послушай, Франц, ты – мой брат. От первой минуты и до самого последнего вздоха. Ты будешь им всегда. Всегда, что бы ни случилось, что бы ни стряслось. И я всегда буду с тобой. Но ты должен меня отпустить. Теперь у нас с тобой разные пути. У тебя впереди ещё долгие годы счастливой жизни. Я ведь добивался именно этого. Неужели ты хочешь, чтобы это всё оказалось напрасным?       Филипп накрыл руку старшего брата, что сжимала нить, сдерживая воздушного змея.       – Отпусти… время пришло, братец.       – Нет… – проскулил Франц, чувствуя, как по щекам снова побежали слёзы. – Не смогу. Не хочу.       – Отпускай…       Тихий шёпот заполнил мысли Франца.       – Прости меня, Фил, – он всё ещё плакал, но буря, бушевавшая в его душе так долго, вдруг начала успокаиваться, впервые за последнее время. – Прости… Это я виноват, во всём виноват только я.       – Не льсти себе, братец, – вдруг засмеялся Филипп, после чего добавил уже серьёзно. –Я всегда буду любить тебя, что бы ни произошло. Ты всегда был, остаешься и будешь самым дорогим мне человеком. Ничто и никто этого не изменит. Я никогда тебя не забуду.       Франциск разжал ладонь, и змей, не колеблясь ни секунды, тут же взмыл в небо, теряясь в вышине между облаков. В ту же секунду исчез и Филипп.       Прощай.       Но всё же они выбрались. Франциск вздохнул полной грудью, впервые в жизни, в его душе царствовала тишина. Однажды он услышал, что с тишиной приходит свобода. Франциск перерезал нить.       И теперь он был один. Совершенно один.       Как и всегда.       Он обрёл свободу, как воздушный змей, вырвавшийся из плена. И сейчас реальность его не пугала.       В этом одиночестве, в правде, такой суровой и откровенной, он почувствовал твёрдую почву. И теперь, зная правду, он больше не повернёт назад.       «Волшебство, безусловно, существует. Но оно вовсе не обязано быть добрым».       Как и мир людей.       Пора это признать. Пора…       – До встречи, дорогой брат! Мы всё-таки выбрались!       Он больше не ребёнок.       Он наконец-то стал взрослым.