Разговор по душам

— Нам надо поговорить, — заявил Дазай с порога квартиры Чуи. Накахара уставился на него в недоумении. Было восемь вечера, он совсем недавно вернулся из штаба, где целый день — страшно даже подумать! — занимался бумагами, просматривая чужие отчеты о недолгом периоде бурной активности Шибусавы и составляя собственный. Хорошо, что это делали лишь эсперы, а то он бы точно чокнулся со всей этой писаниной. Тело жутко болело после сражения — на вторые сутки травмы всегда ощущаются хуже, завтра вообще будет адский день, но потом должно бы стать легче. Хотя зачем себя обманывать — последствия применения Порчи обычно дают о себе знать не менее недели. Хорошо хоть, что активировать её приходилось нечасто за последние несколько лет. Чуя ужасно устал. Хотелось взять себе выходной, и Мори, вполне вероятно, удовлетворил бы такую просьбу, только Накахара не привык жаловаться, а привык нагружать себя работой, что ему уже не раз аукнулось. Но когда он постоянно занимал себя чем-то, легче было не думать о всякой бесполезной ерунде. Например, о той, что сейчас застыла в его дверном проёме. Вид у Дазая был не очень. Под глазами виднелись мешки, словно он так и не спал с того времени, как был в эпицентре событий, да и вообще, выглядел он каким-то помятым. Одежда на Осаму была привычной — незастегнутый бежевый плащ и костюм под ним, как во все те другие пару случаев, когда Накахара его видел за время, что тот работал в Агентстве. Чуя вспомнил, что он сам сейчас красовался в не новой уже футболке и обычных домашних штанах, совсем не рассчитывая принимать каких-либо гостей сегодня. Странно, что его бывшего напарника угораздило к нему припереться. Тем более, так скоро. Они же виделись совсем недавно, и Накахара не был уверен, что хочет встречаться с Осаму так часто. Сейчас у него даже не было времени морально настроиться на это. — Поговорить, — задумчиво протянул он последнее услышанное слово. — Да, Чуя, поговорить, — терпеливо повторил Дазай. — Есть кое-что важное, что я никогда раньше с тобой не обсуждал. — И ты хочешь это сделать именно сейчас? — поднял брови Накахара. — Я сегодня совсем не в настроении тебя выслушивать. — Я не знаю, решусь ли я поднять эту тему еще когда-нибудь, — Осаму казался предельно честным, и Чуя даже встрепенулся, отгоняя усталость и толику сонливости, что уже начала просачиваться в его тело. Вот это уже было совсем нетипично для его партнера. Бывшего партнера. — Что ж, думаю, ты давно задолжал мне серьёзный разговор, — наконец, выдохнул он, отходя в сторону, чтобы пропустить Дазая. Тот лишь молча кивнул, зашел, разуваясь, и продвинулся вглубь квартиры, на ходу снимая с себя плащ. Накахара тяжело вздохнул. Еще этой беседы по душам ему не хватало после тяжелого рабочего дня. Он решил не предлагать Осаму чай или кофе, чтобы поскорее покончить со всем этим. Да и, в целом, с чужим присутствием в его доме. Зная Дазая, тот напросился бы и сам, если бы чего-то хотел; только в этот раз он лишь присел на краешек черного дивана в гостиной Чуи, бросив свою верхнюю одежду на его спинку, и ожидал, пока Накахара к нему присоединится, не говоря ни слова. Вероятно, Осаму действительно чувствовал себя истощенным и тоже желал быстрее сделать то, за чем пришел. Чуя расположился на противоположном краешке, развернувшись вполоборота — лицом к бывшему напарнику. — Начинай, — сказал он, скрестив руки на груди. — Есть некий пробел, который, как я думаю, нуждается в заполнении, — поколебавшись какое-то мгновение, произнес Осаму. Видимо, хотел лучше подобрать слова. — Это касается моего ухода. У Накахары, кажется, сердце на секунду перестало биться. Нет. Это не может быть причиной, по которой Дазай к нему пришел. Слишком невозможно. Он бы никогда… — Мы это не обсуждали, и я не думаю, что ты много информации узнал от Мори, пусть даже ты — его доверенное лицо и мой бывший напарник, заслуживающий быть посвященным в более конкретные подробности, — продолжал тем временем Осаму. — В том, чтобы он излагал мне все детали, и не было нужды, — отстраненно ответил на это Чуя. — Мы предельно чётко прояснили главные моменты моей работы на него и мафию. Он как руководитель может делать всё, что угодно, может расставлять своих пешек, включая меня, как ему заблагорассудится, исходя из того, что будет более выгодно и целесообразно для организации. — Ну, конечно, — грустно улыбнулся Осаму. — Тогда тебя не особо интересует моё последнее взаимодействие с ним или мои личные причины покинуть мафию, да? Если хочешь, я могу изложить тебе самые мельчайшие подробности, всю цепочку событий, чтобы дополнить то, к чему ты уже додумался. Даже добавлю то, чего ни ты, ни кто-либо другой не может знать. Дазай был слишком разговорчивым. Это выглядело, как минимум, необычно. Такие, как он, до последнего скрывают подобные вещи, не выдавая их даже под пытками. А если подумать о том, что Осаму сам к нему пришел с предложением поговорить об этом… Что произошло с этим хитрожопым манипулятором? — Не то, чтобы я верил, что ты действительно можешь измениться, начав работать на Агентство, — медленно сказал Чуя. — Ты говорил мне, что именно привело тебя в мафию. Я вполне могу понять, что не найдя смысла жизни внутри неё, ты мог подумать о том, чтобы попробовать сделать это где-либо еще. Просто… — Ты злишься из-за того, что я ничего тебе не сказал, верно? И что я улизнул втихаря, оставив тебя в неведении, предав твое доверие, вместе с организацией, и… — Довольно, — оборвал его Накахара, подняв руку. Он чувствовал, что начинает закипать. Осаму всегда умел бить в слабое место, проникать в самую суть всего. А ему действительно было горько узнавать о предательстве самого близкого, если не считать Коё, человека в мафии с чужих слов. Чёртов Дазай. Чуе не нужны были его объяснения. Он перегорел — думал, что перегорел — давным-давно, забросав себя работой с головой: благо, новая должность исполнителя наложила на него столько обязательств, что он даже поесть порой забывал. Ему отчаянно не хотелось возвращаться к этому состоянию. Накахара не думал, что существовало хоть что-то, что могло бы заставить его посмотреть на случившееся под другим углом. Но, кажется, Дазай считал иначе, поднимая тему. — Хорошо, Чуя, — внезапно согласился Осаму, к удивлению его собеседника. — Если бы я тогда пришел к тебе и сказал, что хочу уйти из мафии, ты бы пошел со мной? — Нет, конечно, — нахмурился Чуя. И тут его глаза широко распахнулись от осознания. Почему он раньше об этом не думал? Он зациклился на том, чего его напарник не сделал, но совсем не представлял себе, что произошло бы, если бы тот поступил иначе. — Вот видишь? — пожал плечами Дазай. — Смысл тогда идти? Попытаться поставить тебя перед очередным выбором? Я хорошо тебя знаю. Мне известно, что для тебя значит мафия, с каким уважением ты относишься к Мори, насколько верен организации… Ты бы не сделал этого в любом случае. — Я, возможно, даже попытался бы тебя остановить или вырубить, на худой конец, — пораженно сказал Накахара. — Стоп, а машину ты мою почему взорвал? Чтобы я тебя на ней не преследовал? — Нет, дурачок, — усмехнулся Осаму. — Это чтобы в мафии не возникло подозрение, что ты мне чисто по-дружески помог сбежать. А так любой, кто догадался бы, что бомбу подложил я, понял бы, что я оставил в дураках тебя так же, как и их. Что ты пострадал так же, как и они. Уверен, Мори смекнул бы уж точно. — Ну, отлично, — Чуя спрятал лицо в ладонях, опираясь согнутыми в локтях руками на колени. — Просто зашибись. Хорошо, что хоть сейчас прояснили эти моменты. — Ты что, всё это время думал обо мне плохо? — слишком уж фальшиво заныл Дазай. Накахара бросил на него скептический взгляд. — С тебя сталось бы взорвать мою машину чисто по приколу, — невозмутимо отозвался он. — Придурок ты этакий. — Ну, стоит признать, этот взрыв послужил еще одной цели, — изрек довольный Осаму, приложив указательный палец к губам. — Это какой же? — поинтересовался Чуя, изогнув бровь. — Я бросил у заднего сидения тот плащ, который мне подарил Мори в честь вступления в мафию, — прыснул Дазай. — Он так и сгорел в твоей машине. — Да уж, оригинальный способ послать его нахрен, — присоединился к нему Накахара, и они еще немного посмеялись. — Но я все равно считаю, что ты поступил эгоистично. — Я был в замешательстве, — признал Осаму, вздохнув, и Чуя замер: Дазай, которого он знал, скорее удавился бы, чем сказал такое. Это означало раскрыться больше, чем тот когда-либо пробовал. — Когда разум более-менее прояснился, осталось лишь разбираться с последствиями. Но мне все равно не хотелось возвращаться. Да и работа в мафии так и не помогла мне найти смысл в жизни. Накахара протянул руку вперед, прежде чем понял, что делает, и потрепал Осаму по волосам, пожав плечами на его недоуменный взгляд. Захотелось, что тут такого. Показалось уместным. Дазай, сидящий перед ним сейчас, был более человечным, чем когда-либо. Он выглядел немного потерянным и еще чуточку меньше — ранимым. Хотя раньше у Чуи всегда было впечатление, что тот знает, что делает: и тогда, несколько лет назад, и в последнее время. — Надеюсь, ты нашел хоть что-то за эти годы, — тихо обронил он, убирая ладонь. У всех были свои причины поступать так или иначе. И Накахара достаточно уважал Дазая, чтобы не воспользоваться тем моментом, когда тот дал слабину или все еще находился под впечатлением от событий днем ранее – как и Чуя, если признаться начистоту, – и не заставить партнера выложить ему всё то, что сам же и предложил. В конце концов, может, оно и к лучшему, что некоторые тайны так и остаются нераскрытыми. — Я все еще не умер, как видишь, — развел руками Осаму. — Не то, чтобы я не пытался… — Довольно, — оборвал его Накахара. — А вообще, сегодня вечером я собирался распить бутылочку великолепного вина, так что ты либо присоединяйся ко мне, либо выметайся. — Буду рад скрасить твое одиночество, — улыбнулся ему Дазай. — Я вовсе не… — возмутился Чуя, но его тут же перебили. — …дружище, — добавил Осаму, и Накахара на мгновение замер. Пришел в себя он довольно скоро и почти что сорвался с места, двигаясь в направлении своих драгоценных запасов спиртного и ощущая, как краснеют его щеки. Румянец наверняка жуткий. Дазай, скорее всего, и стремился его вызвать, чтоб ему. Ну и ладно. Чуя чувствовал себя хорошо. Легко — как этого не было годами. Тяжесть, угнетавшая его, рассеялась в один момент, как дым. И Накахара понял, что она действительно существовала, только когда её не стало. У него будто открылось второе дыхание. Возникло ощущение, словно он наконец-то начал видеть после длительного блуждания во тьме. «Дазай никогда по-настоящему не предавал меня». Он сидел совсем близко, в соседней комнате, делился с ним тем, что никому — Чуя был уверен в этом — не рассказывал, и смотрел с таким теплом, что оно почему-то распространялось и в его собственной груди. Накахара перебирал бутылки почти что машинально, думая о том, почему ему казалось таким важным услышать всё это от Дазая. Он чувствовал, как каждая дыра, оставленная им в его естестве, волшебным образом затягивалась, будто её и не было никогда. Раздражение и злость на бывшего напарника, конечно, никуда не делись — Чуя испытывал их еще с первой встречи с Осаму — но они больше не горчили так сильно, не отдавались пульсирующей болью в висках, не наваливались своим невыносимым грузом на плечи, что трудно было даже выпрямить спину, хотя он все равно делал это. Вместе с глупой обидой — за то, что исчез, предал, оставил его в одиночестве, с желанием крушить всё на своем пути в бессилии что-то сделать или вернуть назад всё, что было. Соперничество и схватки, обмены насмешками и глупые игры на автоматах. Совместные задания, прикрытие со спины и придуманные за считанные секунды планы победы в ухо. Принудительное, навязанное Мори, сотрудничество в качестве напарников, которое оказалось более, чем успешным, к удивлению и восторгу Чуи. Шутливые перепалки во время сражений с врагами, повергающие в недоумение противника, но приносящие истинное удовольствие. Ощущение превосходства их тандема, когда они находились рядом с кем-то еще. Взаимопонимание на таком уровне, когда не требовались слова: когда прочитать дальнейшие действия можно было по глазам; когда, даже разделенные в пылу битвы, они снова и снова находили друг друга, отчетливо зная, как себя поведет каждый из них. Их часто бросали в самый ад, но это вызывало обычно лишь радостное предвкушение, так как никому из них неведом был страх — наоборот, так и хотелось залезть в самую гущу боя, чтобы, рискуя жизнью, одержать желанную победу. Накахаре было безумно трудно осознавать это еще тогда и не сильно легче сейчас, но он действительно скучал по напарнику, по его вечным обидным шуточкам и снисходительным замечаниям, по его идиотским выходкам и надувательству. По постоянным попыткам совершить самоубийство, из-за чего приличную часть времени Чуя проводил, спасая придурка — то вытягивая из водоемов, то из петли, то отбирая таблетки, которые тот глотал пачками. По чужим рукам, что осторожно обрабатывали его собственные раны, стараясь причинить как можно меньше боли, когда после заданий они, бывало, выхаживали друг друга. По красновато-карим глазам, в которых светились то насмешка, то грусть, то абсолютное безразличие, пустота, из-за чего хотелось отвесить партнеру хорошую пощечину, чтобы привести его в чувство. Он знал, что больше никогда не узнает кого-то так хорошо, не сможет читать кого-то настолько легко. Знал, что не сможет добровольно доверить свою жизнь кому-то другому. Чуя даже до сих пор — уже шесть лет — хранил в шутку подаренную ему Дазаем шляпу, как бы глупо это ни было. Присутствие напарника в его жизни было слишком существенным, чтобы просто вычеркнуть его. И они оба знали это. Накахаре хотелось думать, что Осаму тоже ощущал подобное. Хотя иногда и казалось, что тому никто не был нужен, что были лишь он и его мир, его отчаянный поиск того, ради чего стоило жить, и холод внутри. Чуе сложно было это понять, ведь в его нутре — если забыть об Арахабаки — клокотало пламя. Вся его натура была беспокойной, дикой, разрушительной, стремилась к жизни, несмотря ни на что, даже если бы для этого пришлось снести всё на своем пути. Контраст в их поведении и мышлении был невероятно сильным, несмотря на не менее сильную связь. Но когда они оба соединяли свои усилия, действовали сообща, у всех, начиная от них самих, возникало ощущение, что они являются двумя половинками одного целого. И это чувство было труднее всего выкинуть из головы. Не то, чтобы у Чуи это вообще получилось. Его глаза остановились на знакомом названии, и он, не медля больше ни секунды, поудобнее ухватил бутылку и направился к Дазаю. — Сегодня пьем Petrus, — огласил Накахара еще с порога, наблюдая, как глаза Осаму в удивлении расширились. — А разве это не то вино, что ты тогда… — задумчиво протянул он. — Такое же, — перебил его Чуя. — Правда, год другой, но это ничего. Думаю, оно хорошо подойдет к случаю. Я пил его, когда ты ушел из мафии, а сейчас — в честь воссоединения. — Ну, воссоединились мы немного ранее, — улыбнулся Осаму, хмыкнув. — Да, на поле боя, но какая разница? — отмахнулся Накахара, возясь со штопором. — Впрочем, как и всегда, — задумчиво сказал Дазай. — Я тебе не говорил раньше, но я рад, что ты все еще можешь доверять мне. Чуя фыркнул в смущении. Напоминать о его дурацкой привязанности — и не менее глупой привычке так поступать — было не обязательно. — Но сначала я не думал, что ты тоже мне доверишься, — он опустил голову, отчего пряди волос закрыли его лицо, и принялся деловито разливать вино по бокалам. — То есть, я знал, что босс отправил меня не просто так. А потом всё закрутилось, и когда Анго говорил мне, что ты наверняка мертв, я не сомневался ни секунды, что это неправда. Я же тебя, идиота, знаю. Даже когда ты лезешь в петлю, то все равно остаешься целехонек. А у меня уже есть опыт тебя из неё вытягивать. Накахара почувствовал на своем плече руку Осаму, что неслышно подошел к нему, и, не глядя, протянул в его сторону наполненный вином бокал. — Но это не меняет того, что ты самый несносный напарник на свете, — он взял другой и развернулся лицом к Дазаю, что смотрел на него с нечитаемым выражением глаз и тихо засмеялся в ответ на его слова. — Ты тоже не подарок, знаешь ли, — заметил он, подмигнув Чуе и пригубив вино. — Ну, я хотя бы умею прилично вести себя на людях и не ору всем о своем желании совершить суицид, — Накахара последовал его примеру. — Могу себе только представить, что ты вытворяешь в своем Агентстве. Как тебя выдерживают другие эсперы? Осаму растянул губы в одной из своих насквозь фальшивых улыбочек, и это мгновенно вызвало у Чуи желание ударить его в челюсть кулаком, чтобы только стереть её. Поэтому он сосредоточился на том, чтобы максимально осторожно поставить бутылку на лакированный журнальный столик. — Ты забываешь о моем невероятном обаянии, — довольно произнес Дазай. — Да, конечно же, — хмыкнул Накахара. — Оно не на всех работает, знаешь ли. И, к тому же, оно не настолько невероятное, как ты думаешь. — Зато я дружелюбный со всеми, и мои новые подчиненные не сбегают от меня в страхе, стараясь не смотреть в глаза, — тыкнул в его сторону указательным пальцем Осаму. — Еще я не ругаюсь при детях. — Захлопнись, — посоветовал ему Чуя и, пройдя мимо Дазая, завалился на облюбованный ранее диван, так и не выпуская бокал из рук. Осаму последовал за ним, устраиваясь в мягком кресле напротив. Теперь их разделял лишь журнальный столик с бутылкой и парой отчетов на нем. Накахара ощущал странное спокойствие. То ли от вялой, беззлобной перепалки, то ли от хорошего вина, то ли от того, что они вдвоем снова обосновались в его квартире, как в старые времена. Как будто что-то, что долго отсутствовало, вернулось на место. Сейчас всё казалось правильным. Настолько, что Чуя просто не мог позволить себе расслабиться и утонуть в этом. Сдаться. Поэтому Накахара решил продолжить говорить. Только бы не молчать, потому что даже это казалось чересчур комфортным рядом с Дазаем. — Я только не понимаю, почему тебя постоянно приходится спасать мне, хотя у тебя, вроде как, имеется новый напарник, — проворчал Чуя. — Этот, как его, идеалист, кажется… — Куникида, — подхватил Осаму. — И что с того? — Вот пусть в следующий раз сам это и делает! — Накахара дернулся, забросив ногу на ногу и чуть не расплескав вино. — Всё, Дазай, это был последний такой случай. Второго шанса не будет. — Ты постоянно так говоришь, и все равно приходишь, чтобы меня выручить, — а ведь Осаму, кажется, вполне устраивала эта ситуация. Чуя нахмурился. — Не получая взамен никакой благодарности! В тот раз ты меня вообще бросил прямо там, в лесу, — обвинил Дазая он. — Но я даже собрал и красиво сложил твои вещи! Нашел твою уродливую шляпу, вдобавок к этому, хотя ты знаешь, как я её ненавижу! — бурно возразил Осаму. — И вообще, как ты представляешь себе, что я появился бы в точке сбора мафии? За мной все еще идет охота, знаешь ли. — Ой, ты не был бы собой, если бы не извернулся как-нибудь, — Накахара сделал еще глоток. — Это всё отмазки. — Кроме того, в последний раз я действительно поблагодарил тебя, — закончил Дазай довольным тоном. Чуя покраснел. Да уж, Осаму умеет из всего сделать сцену. Даже если тогда он был слишком уставшим и ослабленным, чтобы по-настоящему самовыразиться. Но Накахаре хватило. Во-первых, самого факта того, что Дазай в кои-то веки сказал «спасибо». Во-вторых, того, что делал он это шепотом над его ухом, поглаживая самого Чую по волосам, что было слишком приятно, чтобы он в этом признался. Иногда чужие пальцы, будто невзначай, соскальзывали, и ласковые прикосновения приходились на заднюю часть шеи, отчего ему хотелось то ли заурчать, подобно коту, то ли вырваться и отвесить Дазаю затрещину; только после использования Порчи он даже пальцем не мог пошевелить. Так что оставалось лишь лежать в руках бывшего напарника и принимать — без каких-либо возражений или ответных действий — всё, что тот хотел сделать. Невыносимый, самый ужасный партнер в мире. Осаму допил вино и поставил пустой бокал на столик между ними. — Возможно, нам еще придется работать сообща, — повел плечами он, будто разминая, и Чуя недоуменно на него посмотрел. Снова? Даже когда все главные угрозы вроде бы исчезли? — Поэтому мне хотелось расставить все точки над і. — Не уверен, что в этом действительно будет нужда, — осторожно ответил Накахара. — Да и не факт, что обе стороны решат отправлять нас двоих. — Мы — все еще самый разрушительный дуэт Йокогамы, — самодовольно заявил Дазай, и Чую снова захлестнула очередная волна тепла. — Хотя я возлагаю большие надежды на сотрудничество Ацуши и Акутагавы. С моими стратегиями, конечно же. — Тогда тебе явно нужен будет присмотр, слишком разойдешься еще со своей ерундой, — фыркнул Накахара и потянулся за бутылкой, чтобы вновь наполнить их бокалы. — Не забывай, во всем, что касается дела, я предельно серьёзен и сосредоточен, — заметил Осаму, принимая из его рук свой. — Видел я, — Чуя вдохнул аромат изысканного напитка, продолжая наслаждаться им. — И знаю, на что ты способен. — Но, если уж на то пошло, то ты в роли надзирателя меня более, чем устраиваешь, — подмигнул ему Дазай. — Надо донести до директора и его заместителя мысль, что я работаю серьёзно только тогда, когда рядом ты, чтобы меня одёрнуть. — Ты не посмеешь, — замер Накахара. — Осаму, у меня не так много времени, чтобы тратить его на тебя. А из-за такого рода поручений я вообще без выходных останусь! Не то, чтобы они у меня часто бывали или чтобы меня не вызывали на работу и в такие дни. — Разве ты не рад дополнительной возможности составить мне компанию? — притворно обиделся Дазай. — Я-то думал, ты хоть немножко, но скучал по мне во время моего отсутствия. — Хрен там, — отрезал Накахара. — Врешь же, — усмехнулся Осаму, поднимаясь с насиженного места, и, обогнув столик, приземлился возле Чуи. — Это еще зачем? — нахмурился тот. — Пошел второй бокал, после третьего тебя начнет клонить в сон, и ты захочешь опереться о мое плечо, — невозмутимо ответил бывший напарник. — Да ничего подобного, — фыркнул Чуя, отодвигаясь на самый край дивана. — Сам увидишь. Тем более, ты еще не до конца восстановился после Порчи, организм слишком устал. Может, это произойдет и раньше, — уверенно сказал Дазай, подбираясь ближе к нему. В чем-то он был прав, конечно. Истощение и боль во всем теле никуда так и не делись. А после алкоголя Накахара всегда чувствовал себя очень расслабленным. Только соглашаться с ним жутко не хотелось. — Ну, и черт с тобой, — выдавил из себя Чуя, расправляясь с остатками вина и прислоняясь головой к теплому телу рядом. Осаму тепло рассмеялся, ероша его волосы и забирая бокал из ослабевших пальцев. — Поспи немного, — предложил он. — Станет легче. А я за тобой пока пригляжу. — Спасибо за заботу, — сонно пробормотал Чуя, пока чужая рука поползла по его спине, обнимая за плечи. Теперь ему казалось, что он весь был охвачен теплом, к которому горевшее внутри него пламя не имело никакого отношения. Оно покрывало его кожу и проникало даже глубже, принося неизвестное ему ранее чувство полного умиротворения, а еще — ощущение абсолютной безопасности. Веки отяжелели, сердечный ритм замедлился, а дыхание выровнялось — на мгновение сбившись лишь тогда, когда Дазай поцеловал его в затылок. — Спокойной ночи, партнер, — пожелал он, и это было последним, что Чуя запомнил до того, как провалиться в сон.