Античный чароплёт. Том 2

— Ты мгновенно опознал его, — Абтармахан показал кольцо призыва двурогого. — И ты знал, насколько он опасен. Сталкивался раньше? — Ммм?.. — я закончил обгладывать косточки от сочного крылышка и повернулся к нему. Уже прошло дней восемь. Мы спокойно убрались из Похалая, добравшись до отдалённого местечка: остров посреди реки. Там и разбили лагерь. С нами были двое сатьянов Храма, жутко молчаливые типы, трое аколитов, которые, будучи слабейшими, не смели никому и слова поперёк сказать. Читай — наши молодые подмастерья, только закончившие обучение. Кроме того — четверо воинов-рабов. Специально в таких заключают злых духов, с которыми подписывают соглашение. И вот уже на твоей стороне бьётся могучий одержимый. Правда, такие солдаты живут от силы лет пять. Но кого это волнует, правда? Последнее время я долго думал по поводу Дождя Разочарования. Абтармахан легко выдерживает теперь попадание одного из моих козырей. А если не он один? От капель дождя можно закрыться предметом, можно отвести их порывом ветра… Короче, я решил модифицировать заклинание в мелкодисперсное облако, чтобы покрыть окружающую площадь туманом с соответствующими свойствами. Получалось, правда, пока не очень. Точнее, вообще почти не получалось. — Не совсем. Мой учитель, Халай Джи Беш, был одним из величайших демонологов Шумера. Он специализировался на том, чтобы призывать и подчинять таких, как этот демон. Я учился немного другому, но не освоить его основное искусство было для меня кощунственно… С его точки зрения. Так что я неплохо разбираюсь в демонах и даже умею с ними бороться. — Тогда пусть эта штука будет у тебя, — бросил мне кольцо Абтармахан. Я удивлённо уставился на него. — Что? У меня уже есть дух-спутник. Ещё один, тем более временный, мне не нужен, — сказал, как отрезал. Мне оставалось только плечами пожать и надеть массивное кольцо на палец. У нас было почти две недели суммарно. Большая часть этого времени уже потрачена, но всё равно — остаётся несколько дней. И это очень большой срок. За это время мы успели сделать многое. Абтармахан долго договаривался с духами реки: те не особо жаловали Огненную Кобру, но всё же согласились помочь нам в битве. Абхилаша откуда-то притащила большого тигра, который ластился к ней, словно щенок, спал рядом с ней и ни в какую не хотел подпускать меня, постоянно рыча и скалясь. Я грел себя одной лишь мыслью, что скоро этот кошак сдохнет в неравной схватке с демоническими тенями. Сама же греческая волшебница много ела и выглядела бледной и болезненной: она накачивала тигра жизненной силой и накладывала на него постоянно какие-то заклинания. Тварь, кажется, выросла на пару сантиметров в холке, шерсть стала невероятно гладкой и нежной, но вот порезать её теперь просто не получается. Когти и вовсе стали блестеть, словно были сделаны из какого-то металла. Зубы побелели, став похожими на снег, глаза приобрели очень насыщенный оттенок. Бегал тигр теперь тоже быстро. Очень быстро. Но, конечно, основным его опасным приёмом стал прыжок. Мощный и далёкий, вплоть до почти десятка метров. Зверь медленно, но верно превращался в настоящее чудовище. Абхилаша уже просила меня подумать, как бы наложить на его когти какое-нибудь заклинание, чтобы лучше резать теней. Я думал. И придумал. Буквально вчера вечером я начал под присмотром своей любовницы вырезать на каждом коготке символ "свет" на с'мшите. Это была невероятно кропотливая работа, которая делалась телекинезом с использованием водяной линзы. Зверь то и дело наровил рыкнуть и дёрнуться, но всё же милостиво подставлял огромную лапищу, пока Абхилаша чесала его горло и уши. После нанесения я проводил по линиям ментальным щупом, чтобы активировать руну. Обычно этого не требуется, но это только если вырезаешь руками. Если телекинезом, то руна остаётся просто рисунком до определённого момента. Перед боем я планировал наложить на эти руны простенькое заклинание. Помимо классической шумерской тройки световых меча, копья и стрелы, кто-то придумал в своё время довольно безобидную световую иглу. Суть — маленький-маленький меч. В Шумере вообще любили классическую тройку боевой магии. Многие заклинания делались в модификациях стрелы, более мощного копья — это для дальнего боя. И меч — для ближнего. Игла же… Я полагаю, её придумали для пыток: кому может потребоваться модификация меча длиной под полтора сантиметра? Но в нашем случае на каждый коготь такие полтора сантиметра, и тигр сможет рвать гончих. Сегодня я планировал закончить с когтями и перейти к зубам. Особенно — клыкам. На них нужно было нанести символ "море". Перед боем я планировал благословить тигра молитвой Энки и применить на нём святую ауру. Я бы и на местность кинул, но тогда она слишком сильно будет мешать двурогому, а он — один из наших важнейших козырей. На себя же вешать опасаюсь: вдруг навредит кольцу, которое дал Абтармахан? Хотя изначально я собирался как раз повесить её на себя. Сатьяны и аколиты просто медитировали на островке. Они что-то делали с ним, отчего именно в этом конкретном месте их духи становились сильнее. Невооружённым глазом иногда можно было увидеть их смутные силуэты. Мы воскуривали благовония, заговаривали землю, я чертил и строил ловушки для гончих, благо, руны и с'мшит ещё не вылетели из головы, вкупе со знаниями демонологии. Спасибо Халаю Джи Беш. Время текло незаметно своим чередом, всё сильнее приближая неизбежный момент сражения. И я… боялся. Почему? Всё просто. Теневые гончие очень опасны. И здесь они легко могут меня достать. Принимая бой на берегу океана или моря, я понимал бы, что всегда могу сбежать от них, но здесь моря нет. Речной островок — это не серьёзно. Они могут победить. И сбежать не получится. Ни телепортация, ни невероятная скорость благодаря знакам с'мшита, ни что-либо другое мне не поможет, если мы проиграем, меня убьют. С момента, как я освоил телепортацию, это первый раз, когда мне некуда отступать: позади могила. Шаг назад, и я сорвусь в двухметровую яму, а крышка гроба упадёт следом. И это пугало. Действительно пугало. Даже из города драгоглазых я бы смог сбежать через их озеро. На течения мне плевать: они меня не тронут. Я мог бы сбежать из императорского дворца, закованный в хладное железо, мог бы… Да откуда угодно мог бы. А вот с этого треклятого острова — нет. Но страх давился мной глубоко внутри: на моей стороне огромная сила! Абтармахан, который едва ли шумерский мастер, скорее уж он мог бы претендовать на звание магистра в нашей Гильдии! Могучий боевой маг, один из сильнейших чародеев Индии. Даже, быть может, мира. В тысяче сильнейших он точно есть. Думаю, что и в первых трёх сотнях тоже. Двурогий гвардеец Лэнга, смертоносный демон из Господ. Такие, как он, практически равны архидемонам… слабейшим и только в плане физических показателей, правда, но я уверен, тот же Пазузу, который одним своим появлением навевал на меня в своё время всепоглощающий ужас, не сразу смог бы совладать с двурогим! Двое сатьянов, трое аколитов Храма — неплохая поддержка. Абхилаша оставит нам своего тигра, а это тот ещё монстр. Сама она, конечно, сражаться не будет: вовремя прыгнувшая тень просто разорвёт её. Ну и, разумеется, я сам. В конце концов, за моей спиной опыт трёх войн, одна из которых шла годами, вторая видела на полях сражений со стороны наших врагов одних полудемонов и демонов, а третья вообще велась с тварями из параллельного измерения. За моими плечами сотни схваток, которые я прошёл, ещё даже не став учеником легендарного Халая Джи Беш. А его ученичество чего-то да стоит. Это я уже молчу о том, что меня учил сам архимаг Эскетинг! Впрочем, доля сомнений в наших силах оставалась. В день перед новолунием мы с Абхилашей выбирались в ближайший город. Своё умение телепортироваться мне пришлось раскрыть, после чего Абтармахан ругался такими загибами, что у меня уши сворачивались в трубочку. Кем я только не был в его речи и с кем только не сношался. В конце концов ему всё же пришлось извиниться… Перед Абхилашей. Когда он назвал меня "любимцем одних уродливых шлюх" и ещё парочкой выражений, она приняла это на свой счёт. В конце концов он таки заткнулся, когда я предложил ему выложить свои секреты. Но малую долю вины всё же за собой я ощущал: мы могли бы передвигаться в нашем путешествии куда быстрее, если бы я нас перемещал порталами. С другой стороны, про порталы я как раз брахману не сказал. Он знал лишь, что я умею телепортироваться сам и с небольшой нагрузкой из одного-двух человек. В городе нужно было оставить Абхилашу на ночь, закупиться продуктами, которые я возьму с собой в обратный путь, забрать одного из аколитов, который как раз покупал тут раба, из которого делал одержимого в снятом им доме. В наш первый визит в это поселение, кто-то из сатьянов, чьих имён я пока даже не подумал запомнить, увидел достаточно крепкого рабочего с ошейником и решил, что одержимый "на один раз" из такого получится вполне неплохой. Это, конечно, не воин, которых тренируют для такого с детства, чтобы превратить их в могучих воинов на три-пять лет. Простой раб-рабочий выдержит всего пару недель максимум, а скорее всего и сдохнет в первом же бою, благо противники у нас очень серьёзные, но и пользу он принести сможет. Процесс превращения начали сатьяны, а аколит остался позже следить, чтобы всё шло гладко, и завершить превращение. Вот, надо было их обоих забрать. Дом для Абхилаши нашли довольно быстро. Собственно, приметили мы его ещё в прошлое посещение. Один местный торговец согласился поселить у себя проезжую путешественницу на пару дней. Благо, он как раз отправился вчера с очередным караваном, а с нами договорился заранее. Деньги отдали рабу-управляющему, так что Абхилаша была обеспечена на остаток дня, ночь и следующий день (забрать планировали её под вечер или даже через сутки) крышей над головой, личной служанкой и вполне пристойными условиями. Она сильно утомилась, отдавая свою жизненную энергию тигру, отчего хороший отдых ей был совершенно необходим. Можно было оставить её в том доме, который сейчас использовался аколитом для создания одержимого, но мы не хотели, чтобы после нас осталось много следов и связей: пребывание в землях Похалая Абтармахана (и нас заодно), вообще говоря, является тайной, так что лучше снять два разных дома. Разумеется, некоторая усталость женщины не могла сказаться на её сексуальности, так что вечер перед боем выдался весьма приятным, да и накопившийся стресс, сомнения и страхи отошли куда-то на второй план. Я ей за это был очень благодарен. Но вот затем… — Тиглат, можно тебя спросить? — мы лежали в обнимку, а по моему телу ползло состояние неги, делая вялыми все мышцы и не желая уходить. — Ты уже спросила, — лениво зевнул я. — Но можно ещё раз. — Ты меня любишь? — вопрос дошёл до меня через секунду-две после того, как был задан. Каюсь, сначала я не сообразил, что она пыталась узнать: как-то плохо голова работала. Затем пришлось задуматься над ответом. Что мне было ответить? Абхилаша мне нравилась, да. Как любовница, как волшебница, как женщина с довольно покладистым, хотя местами и вздорным, весёлым характером. Как та, кто прошла на своих двоих едва ли меньше земель, чем я, она могла многое рассказать и поведать, поддержать диалог. Она была… интересна. Но при всё при этом я её не любил. Все демоны Лэнга пусть поберут Инанну, но она, влюбив меня в Ли'Катту, показала мне, как может выглядеть любовь. Уверен, эта любовь была не настоящей, но даже так, вспоминая ту нежность, небольшую робость и счастье, которые наполняли меня при одном только появлении той девушки, я не могу сказать, что что-то похожее испытываю к Абхилаше. А ведь настоящая любовь должна ощущаться ещё острее, не так ли? Перед тем, как ответить, я прислушался к окружению. Как и в любом городе, ауры всех людей вокруг тихо что-то шептали о своих жизнях и поступках. Я, правда, не мог разобрать ни слова, но тем не менее, ощущал лёгкий гул. Ветер слегка звенел, неся вместе с собой потоки маны откуда-то издалека, с предгорий, озёр и лесов. На секунду я услышал в нём прекрасную симфонию: если получится, то место стоит посетить, наверняка оно невероятно красиво. Откуда-то издалека веяло скрежетом смерти и скорби, а звуки молчания доносились с городского кладбища даже до моего местоположения. Но вот характерного для присутствия внимания Иштар шелеста не было. Конечно, это ни о чём не говорило, но… — Нет, пожалуй, нет, — спокойно ответил я. — Ты мне нравишься как женщина и как человек, но я не думаю, что люблю тебя. — Как скажешь, — я, честно говоря, ожидал чего угодно, кроме весёлого фырка. — Эмм… Всё хорошо? — я прогнал негу и повернулся к ней лицом. — Да. Мне просто показалось, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства и… И это могло стать проблемой: не готова я к такому, да. Всё нормально, — усмехнулась она. Я кивнул. Пожалуй, мне стоит не сомневаться в чём попало, а радоваться отсутствию истерики и каких-то претензий и притязаний на себя. Поборов лень окончательно, я встал. Солнце уже ощутимо клонилось к горизонту, хотя до заката и оставалось часа три. Надо было найти аколита с одержимым, поесть, привести их в лагерь и восстановить ману. Скоро будет жарко. *** — Ээх, отрыжка Нергала! Не надо было устраивать сражение в этом месте!.. — тихо пробурчал я, смотря на уходящее за горизонт солнце. Последний отблеск края красного диска скрылся за верхушками деревьев где-то вдали, оставив нас под ещё светлым небом в объятиях ранних сумерек. — Именно потому что ты так хотел на берег моря, — заговорил брахман, — я и выбрал это место. — В смысле?! — Я всё никак понять не мог, что же мне в тебе не нравилось. А когда узнал, что ты умеешь перемещаться, понял. Ты всегда можешь уйти от любых проблем, не так ли? — спокойно уточнил Абтармахан. — Сбежать. От сильного врага, из темницы, от стражи, из царства… Ты слишком привык чувствовать себя в безопасности, привык выкладываться наполовину, оставляя вторую часть сил, чтобы сбежать в случае серьёзной беды. Ты словно гнилая доска, на которую можно опереться, но которая может в любой момент подвести и провалиться, утянув ступившего на неё за собой следом. Ты появился из ниоткуда и сразу же напросился Радже на службу, став вторым придворным чародеем. Сначала мы в Храме думали убить тебя, но потом я понял, что ты даже не осознавал, что попытался подвинуть меня и вторгся в исконно храмовую сферу деятельности, — я распахнул глаза: так вот, почему меня они так не любили! Особенно — сам Абтармахан. — Потом ты показал себя талантливым чародеем, обладающим многими возможностями, которых я и немало известных мне магов лишены… Но при этом ты постоянно здесь, рядом со мной, и не здесь — там, где-то в безопасности. Но теперь, — он хищно усмехнулся, повернувшись ко мне и блеснув алыми искрами в глазах, — теперь ты не сбежишь. Теперь, стоит тебе телепортироваться, как эти твари, которых мы ждём, настигнут тебя и разорвут в клочья. Взгляни на этот остров. Мы все для тебя — остров. Остров, где у тебя есть шанс выжить. Но для этого нужно будет бороться до конца, рвать врага когтями и грызть зубами, чтобы выжить. Так и никак иначе. Так что мы сегодня сразимся с этими твоими гончими, а во время боя я посмотрю, прогнила ли твоя доска окончательно, или она трухлявая только снаружи, а внутри, стоит её счистить, найдётся крепкая половица, на которую можно опереться не задумываясь и не боясь, что в самый ответственный момент она просто исчезнет из-под ног. Я молчал. А что тут было говорить? Сначала я хотел возмутиться, а потом внезапно вспомнилась Троя. Что я сделал, когда она нуждалась во мне? Да ничего! Я просто исчез, стоило лишь запахнуть жареным из костра заговора внутри Круга. Потом я сбежал от Вилии и Кирасиса, испугавшись ответственности, бросил собственных учеников… Короче, в чём-то Абтармахан прав. Где-то в глубине души я понимал, что такая проверка на прочность, такая закалка в ситуации, когда сбежать не получится, мне нужна. Но это понимание зиждилось где-то там, внутри, в глубине подсознания у другого меня, который трезво смотрел на всё происходящее со стороны и что-то там вещал и думал. А сейчас, вот прямо здесь и сейчас, брахман буквально поставил меня на грань жизни и смерти, хотя ничто не мешало нам устроить бой на берегу моря и дать мне шанс в случае чего сбежать. Благо, гончие вряд ли бы стали атаковать моих союзников в таком случае. — Урод! — в сердцах бросил я. — Может быть, но я задумаюсь над этим, только когда услышу что-то такое от женщин, — фыркнул Адаалат-ка-Джаду. — Призывай, — приказал он мне. Я глянул на небо. Действительно — пора. Свет едва-едва виднеется. Само по себе небо кажется светлым, но вокруг непроглядная темень. Нужно вызывать двурогого, пока гончие не могут напасть. Я чувствую их. Они замерли в окружающих тенях. Не могу сказать сколько, но на том берегу между камней, под склоном берега и под листьями кустов то и дело мелькают, появляясь и исчезая, красные огоньки. — Таэал иилаа хдха алеалам, абн Шаб-Ниггурат, — чётко проговорил я. За спиной раздался небольшой треск: аколиты разожгли пять огромных костров. Те ещё только начинали заниматься, когда клубы чёрного и красного дыма соткались в высокую и мощную фигуру демона. Я тут же подошёл к нему. Козлоголовый смерил меня уничижительным взглядом и фыркнул. Я не обратил внимания. — Тебе известно, кто такие теневые гончие? — он медленно кивнул. — Вскоре они нападут на нас. Убивай их. — Пфррбее, — непонятно, что он имел в виду, но ответ явно был утвердительным. Я покрепче надел кольцо на палец: нельзя дать ему упасть во время боя. В правой руке возник жезл, по которому потекла мана от кольца с духом грома. Я "разгонял" его, заставляя выдавать больше маны. Жезл завибрировал в руках: я всё ещё не был достаточно силён для него. Пусть и вырос с момента, как создал его. Боюсь, после этого боя я не смогу использовать серьёзные заклинания минимум сутки, но лучше воспользоваться всеми своими козырями, чем умереть из-за ерунды. Стоявшие до этого неподвижно воины-одержимые в количество шести штук, включая недавно созданного, начали покачиваться. На их коже проступили чёрные прожилки, а у некоторых они даже слегка засветились жёлтым. В таких сидели духи огня. Типа спутника Абтармахана, только послабее. Сейчас они начали активно разгонять жизненную силу своих сосудов, добавляя своей собственной. Это вредило телам, но одержимые обладают повышенной регенерацией, которой также способствует и разогнанная прана. Необычайно сильные удары, быстрые тела, навыки владения оружием у воинов, а оружие, на минуточку, мной зачаровано, пусть и не слишком серьёзно. В случае же ранения такие ребята готовы буквально окатить врага по-настоящему огненной кровью и угостить пылающей плотью. Почти как форма Змея у Абтармахана. Не так горячо, конечно, но всё же. *** Pov тигра Ласковая самка ушла, как и ожидалось. Он тосковал по ней и собирался встретиться вновь уже в ближайшее время. Она просила помощи в бою с какими-то врагами, которые ей угрожают, а взамен обещала сделать его быстрее, сильнее и быть рядом. Что-то глубоко внутри отзывалось в нём на одно её только присутствие. Каждое прикосновение дарило прекрасные ощущения, а ощущение странной лапы с мягкими когтями, когда самка проводила по шерсти, расчёсывая её… Он действительно стал сильнее, быстрее, ловчее. Теперь он не знает себе равных и легко может убить любого чужака, который только посмеет посягнуть на его территорию. Он любил отдыхать в одном приятном месте среди деревьев. Недалеко был водопой, а рядом имелась и тень, чтобы спрятаться от жаркого солнца, и просветы, чтобы нежиться в его лучах. Самка будет жить теперь там, чесать его каждый день и делать сильнее. Что-то внутри отзывается на неё и хочет спариться, но она неправильная. С ней спариваться нельзя. Или можно? Он пока не решил. Единственное, что ему не нравится в этой странной самке — её запах. Точнее, чужой запах на ней. Запах того двуногого, который сейчас стоит неподалёку. Ему нужно разорвать горло. Подкрасться сзади. Неслышно, благо, мягкие подушечки на лапах позволят наступить на любую ветку или камень и не хрустнуть им. Приготовиться, прыгнуть, повалить на землю и впиться зубами в горло, разорвать… Так и следует поступить, обязательно. Но потом. Сейчас надо убить врагов двуногой самки. А потом его собственного двуногого врага. Да, врага. Самка только его. Враг что-то сделал с его когтями и зубами. Теперь они крепкие и светятся. Такими он может царапать камни (он проверял). Такой сильный, имея такие когти и зубы, он легко убьёт всех своих врагов. И врагов самки, да… Приготовиться! Неслышно чёрная фигура медленно выползла из земли. Она похожа на шакала, но не шакал. Большая, сильная… Шаг, ещё шаг. Мягкие подушечки на его лапах заглушают любые звуки. Его тело сжалось в тугую пружину, а затем могучим прыжком оторвалось от земли и упало прямо на спину огромного чёрного шакала. Острые и длинные когти впились глубоко в плоть, а зубы начали рвать шею… *** Конец ПОВ тигра. *** ПОВ одержимого раба. Шак'чи когда-то давно был обезьяной. Он уже и не помнил, когда и где жил, что делал и чем занимался. Просто однажды ему не повезло. Он попался людям, которые смогли оглушить его и связать. Шак'чи, который тогда и имени-то не имел, оказался в какой-то странной пещере. Сейчас он знает — это была людская хижина. Двуногие, так похожие на его сородичей, но также и столь отличающиеся, долго танцевали вокруг костра, а затем один из них, одетый в чужую шкуру, с привязанными перьями и рогами, в ожерелье из маленьких черепков, бросил его в огромный костёр. Живого. Туда же он плескал какие-то пахучие жидкости, бросал пучки трав и странные камни, но это всё Шак'чи уже не видел. Он сгорал заживо. Жадное пламя лизало его и пожирало. Он обезумел от боли и ужаса, страха перед смертью и перед огнём. А потом в огне рядом появился человек. Он тоже горел, но в первую очередь он своим огромным клыком, который держал в руке, видимо, отобрав до этого у какого-то чудовища, старался убить Шак'чи. Жертвенной обезьяне тогда просто повезло: ей удалось опрокинуть человека и, отобрав клык, воткнуть его в живот несостоявшемуся убийце. Ту схватку Шак'чи плохо помнил: он был безумен, видел лишь урывками, да и то — всего одним глазом. Другой спёкся. Всё тело было объято пламенем, жадно бегущим по шерсти, а боль скручивала мышцы лишь чуть менее сильно, чем заставляла их сокращаться агония. Шак'чи тогда умер, но умер он не просто так. Он не понял, как именно, но тот двуногий в маске и ожерелье что-то сделал, когда в пламени костра дрались обезьяна и человек. Победивший забирал себе силу проигравшего и рождался вновь. В огне. Таковы были условия. Кто же знал, что метра полтора роста обезьяна, уже обгоревшая и едва живая, сможет убить воина, вступившего с ней в схватку, лишившись спутывающих её верёвок? Шак'чи забрал у человека самое главное: его душу. Он получил разум, пусть и бывший безумным и слабым первые лет сто после своего появления. А ещё он получил огонь. Душа убитого срослась с его собственной. Вместе они родились вновь одним целым. Став духом огненной обезьяны. Шак'чи получил от убитого человека его силу, знания и разум. И ещё кое-что. Имя. Оно осталось без хозяина, когда того поглотил дух сгоревшей заживо обезьяны. Шак'чи не планировал так делать. Первые лет восемьдесят он вообще не мог ничего планировать, но так его называл шаман, с которым полубезумный от всё ещё трансформирующегося разума и произошедшего с ним дух заключил договор. Потом шаман умер, а Шак'чи смог освободиться, он вспомнил всё, что с ним случилось, он хотел отомстить, но другой шаман, занявший место учителя, победил и изгнал его. Он бы снова поработил бы или уничтожил, но Шак'чи смог сбежать, а потому его просто изгнали. Долго скиталась огненная обезьяна, ища себе энергию и место обитания, пока не встретила могучего Ханумана со свитой, которых он называл ванарами. Увидев такого необычного духа, Хануман захотел, чтобы Шак'чи стал ванаром, вошёл в свиту могучего покровителя. Будучи в свите Ханумана, Шак'чи неоднократно сражался с другими духами, приходил вместе с Хануманом в храмы и просто места, где люди им поклонялись. Любая жертва или молитва приносила Хануману странную силу, которой он делился со своими ванарами. Совсем каплей, но это позволяло Шак'чи не терять силы и не искать источники и места, где бы их восполнить. Он быстро становился сильнее и в совершенстве овладел посохом, который один человеческий шаман вырезал для Шак'чи из священного дерева Эндру. Таких деревьев там, правда, было ещё много, целая роща, но это не важно. Посох давно стал частью Шак'чи. Его материальная часть истлела и сгорела, но сама его суть до сих пор за спиной духа, который может использовать своё верное оружие даже после того, как его тлен и пепел давно уже оказался развеян по всей земле. Позже Шак'чи ушёл от Ханумана, снедаемый жаждой мести тем, кто когда-то его создал. Он нашёл место своего рождения, но не нашёл потомков тех людей, кому желал отомстить. Вместо них там жили другие люди. Шак'чи узнал, что прошла большая война и племя, которое он не любил и которому хотел отомстить, было истреблено. Шак'чи снова скитался, покуда не встретил странного человека. Не шаман и не жрец, но очень похож. Он долго говорил с Шак'чи, сумев убедить огненную обезьяну присоединиться к духам Храма. Ему поставили статую в одном из залов, и тонюсенькой ниточкой небольшими капельками вновь пошла к Шак'чи та самая странная энергия, которой с ним делился Хануман, чья статуя, кстати, тоже была в Храме. Эта странная сила, да ещё жизненная сила — вот то, что было так нужно Шак'чи. И первое у него было, а второе ему предложили. Сильные людские тела, которые тренировались с самого детства. Странные не-шаманы помогали Шак'чи вселиться в них. Да, приходилось брать жизненную силу постепенно, а не всю сразу. А ещё нельзя было брать тело под контроль: вместо этого Шак'чи давал воину свои навыки и силу, а сам лишь наблюдал его глазами и слушал его ушами, но огненной обезьяне было всё равно. Он мог сражаться, был снова живым (пусть и относительно). Он пил столь нужную ему прану и не терял свою энергию в борьбе за собственное существование. Иногда, когда его тела умирали, другие не-шаманы Храма заключали его в посохи, используя его огонь и его силу. Праны они давали меньше, по капле, но в посохах, почти как в бубнах шаманов, Шак'чи совершенно не тратил своих сил и легко вырабатывал так нужную не-шаманам огненную ману. Прана для него была словно еда. А мана, которую он отдавал, словно тепло. Тепла у него было много, а вот еда ему была нужна. Но много ли еды надо спящему и не шевелящемуся в посохе Шак'чи? Совсем крохи. А когда его выпускали сражаться… О, как щедро они платили праной за то, что он побеждал не самых сильных противников! В общем, Шак'чи, что называется, хорошо устроился. Сейчас же он снова занял человеческое тело. Отличие было только в том, что теперь он контролировал происходящее. Где-то там, в глубине настоящий хозяин пытался отобрать себя у огненной обезьяны, но куда ему с трёхсотлетним духом тягаться?.. Шак'чи легко обжигал своей яростью разум раба и загонял его всё глубже и глубже, сводя потихоньку с ума. Вскоре раб прекратил бороться, а Шак'чи довольно оскалился. Это тело можно было не жалеть: он упивался разогнанной специально для него праной и легко вбрасывал свой огонь в кровь, мышцы, в сердце… От его движений иногда рвались связки, но боль чувствовал только хозяин тела. Шак'чи же таким простым образом с помощью мощной регенерации приводил свой временный сосуд к кондициям, подходящим для предстоящего боя. Его пальцы в нетерпении сжимали и разжимали воздух. Внезапно, хотя и ожидаемо, послышался утробный рык, а тигр, которого пригрела Аблаша или Ахша… Шак'чи не запомнил её имя. Неважно. Тигр, сверкая светящимися когтями, прыгнул в темноту, вцепившись в большую тварь с красными глазами. Они невероятно быстро и жестоко стали рвать друг друга на куски. Не прошло и десятка секунд, как тигр оказался убит, а в сильно подранного и поцарапанного чёрного зверя врезались красные капельки, очень удачно попавшие в глубокие царапины, в глубине которых виднелась красная же плоть. Воющая и скулящая, рычащая тварь попыталась уйти в тень, вынужденная терять остатки своей плоти, тёмно-красными хлопьями сползающие с неё и сливающимися с тенями, колышущимися в неровном свете огромных костров, которые только-только подходили к пику своего горения, когда огонь уже охватил всё, что может гореть, но ещё не выдал максимум жара. Шак'чи врагу сбежать не дал. Пальцы схватили раскалённый докрасна посох, появившийся в руках. Запах жарящегося человеческого мяса волновал огненного духа слабо. Раскалив один из концов посоха так, что тот стал аж белым, Шак'чи вогнал его в шею, где успели поработать клыки тигра и красные капли. Чёрная поверхность плоти сползла, а вошедший в глубину конец посоха словно бы испарял существо, порождённое планом теней. Шак'чи весело зарычал, скаля человеческое лицо в нечеловеческой гримасе. Где-то внутри заходился в агонии раб, испытывающий страшные муки от жгучего посоха, огня, бегущего по венам, и разорванных чудовищными перегрузками при прыжке сухожилий на ногах. Впрочем, они срослись за несколько секунд, чтобы быть снова разорванными уже от удара: Шак'чи, не могущий стоять, опершись на посох в истинно обезьяней манере, ловко извернулся в воздухе и врезал ногами по морде другой твари, которая хотела напасть на него со спины. Ноги вспыхнули по контуру красным, обратившись в раскалённую псевдоплоть, только по форме повторяющую человеческое тело. Плоть же реальная сгорела. Праны у человека осталось не так уж и много: чего тратить её на какие-то ноги? Сразу две гончие прыгнули на него с двух сторон. Что же, Шак'чи сдерживался, чтобы не угробить тело, но теперь ему всё равно конец, так зачем ограничивать себя?.. *** Конец ПОВ одержимого Твари полезли со всех сторон. Если бы я не был занят уворотами и нанесением ударов, то ужаснулся бы. Я ожидал пять-десять противников, максимум — пятнадцать. Но Йен с Альфирой расстарались: гончих было никак не меньше тридцати. Тридцать чудовищ с красными глазами, которые хотят порвать конкретно меня. У меня волосы на голове дыбом стояли, благо бой не давал сосредоточиться на этой информации. Я только и делал, что телепортировался да кидался всякими заклятиями. Проблем доставлял ещё и тот факт, что гончие лезли отовсюду. Они могли выпрыгнуть из собственной тени (тех было много из-за обилия костров), могли броситься с любого направления. Ну, кроме стороны воды. Единственное ограничение — не способны выпрыгнуть прямо из-под ног. Аура достаточно сильных магов вызывает некоторые проблемы, отчего тень мага, которой пользуется гончая, чтобы атаковать, должна находиться достаточно далеко от хозяина. Но это не слишком обнадёживает. Мы специально приняли бой на не слишком большом островке: духи реки, с которыми договорился Абтармахан и сатьяны, в виде волн набрасывались на наших врагов, делая воду вязкой и замедляя их. Особенно такие нравились двурогому. Удивительным образом, демон не мог убивать их эффективно. Его лезвия вязли в плоти гончих, которые на его удары только скалились и рычали, норовя укусить. Дважды гвардейца Лэнга уже кусали и даже сумели оторвать палец, который, правда, быстро вырос. С тех пор он стал осторожнее. Его лезвия наносили глубокие раны, но теневые гончие тоже обладали неплохой регенерацией, а чтобы убить их, требовалось нанести по-настоящему серьёзный урон голове. Двурогому требовалось не меньше трёх мощных ударов, чтобы отрубить оную голову, либо секунд десять непрерывной рубки, чтобы превратить голову в фарш. Проблема в том, что отрубленная голова имела тенденцию растворяться в тенях вместе с телом. И есть у меня подозрение, что там же в тенях они и срастались. Это подтверждалось появлением достаточно вялых тварей с красными ободами на шеях. Демон это тоже понял и стал вместо попыток отрубить головы замедленным тварям носиться по полю боя и сносить им части морд. Такое регенерировало крайне неохотно, а раны, которые он оставлял вместо глаз гончим, были всем союзникам подобно манне небесной. Тигр Абхилаши первым заметил врагов и умер довольно быстро, вступив в схватку первым и попытавшись рыком предупредить нас. Зря он мне не нравился: спасибо ему за героическую смерть. Поначалу казалось, что подранок, получивший ещё и горсть Дождя Разочарования, уйдёт, но одержимый раб жёстко расправился с гончей, буквально проплавив часть головы и оставив изуродованное тело, часть которого успела погрузиться в тень, а часть — нет. Сцепившись сразу с двумя гончими, он успел обратиться крупной, метра два ростом, огненной обезьяной, которая чем-то напоминала форму Змея Абтармахана. Ожившая гора огненной плоти успела насадить одну из гончих на свой посох и даже разорвать раскалившимися до белого цвета руками пасть вместе с головой, пока спину исполину рвал другой пришелец с плана теней. К сожалению, убить его так же у обезьяны не вышло: она пыталась, да, но плоть из живого огня опадала, растворяясь. Всё, конец. Заметив удачный момент, я машинально перетёк в знак "быстро" и сделал шаг, оказавшись напротив пасти гончей, которую Абтармахан скрутил в облике огненного змея. Он бы сжёг тварь, если бы ему не приходилось отбиваться ещё от нескольких таких же. Навершие моего посоха оказалось прямо в пасти рычащей и пытающейся вырваться огромной псины, которая внезапно получила прямо в красное нёбо заряд молнии Мардука. К такому жизнь её точно не готовила. В следующий момент я ощутил жуткий по силе удар и, пролетев несколько метров, оказался в пастях сразу двух тварей, которые стали меня усиленно рвать. Две личные защиты словно корова языком слизала. Затем третья: новые полторы секунды неуязвимости прошли очень быстро, пока я пытался появившимся световым мечом отбиться хоть от кого-нибудь. ЛЗ оставалась всего одна. Перед боем я, расстаравшись, навесил на себя аж четыре штуки. Не придумав ничего лучше, я навесил на одну из тварей Очищение Океанов. И оно очистило её. Буквально. С головы, словно кисель, стекла чёрная кожа, за ней — красная плоть, а после неё — светящая жёлтым масса, которая покрывала серый череп. Не во всех местах всё это исчезло, но кое-где даже кости потрескались. Мертва. Вторая противница замерла по воле Хаухет, умение от которой остановило для неё время. Копьё Мардука отправилось прямо в пасть очередной бестии, прыгнувшей из моей собственной тени. Благо, они перед этим чернеют, позволяя определить, откуда будет атака. Врага я не убил, но обугленные зубы гончей точно клацнули практически в тот же момент, когда я из-под них исчез, телепортировавшись. Оказавшись на мгновение в воздухе, я понял, что мы проигрываем: аколиты и сатьяны сбились вместе рядом с ярчайшим костром и отбивались кто как мог, помогая из-за спин одержимым воинам. Их теснили всего лишь четыре твари. А ещё около полутора десятков наседали на Абтармахана и двурогого. Помимо меня, они единственные, кто сейчас вносил реальный вклад в сражение. Поняв, что если ничего не сделать, нас всех тут перебьют, я решился. В руках появился зеркальный плащ, который оказался накинут на плечи. Капюшон прилип к голове. Волосы начали словно бы срастаться с симбионтом из Тафипы. Он явно не собирался меня отпускать снова. Неважно. Заранее заготовленные чары окунули меня в Зеркаль, отразив от её слоёв. По обеим сторонам от сражения с Абтармаханом и двурогим появилось по двойнику. Гончие на них тут же обратили внимание, но на секунду застыли, не зная, кого рвать на части первым. Простая мысль кинуться сразу на обоих пришла к ним слишком поздно: в них уже летели красные капли разочарования. Разумеется, действующие подобно кислоте, они не могли повредить порождениям теней достаточно сильно, но и смысл их был не в этом, а в том, чтобы создать в их прочной шкуре уязвимости, которые позволят следующему, куда более мощному удару уничтожить их… *** Флешбек — Вы говорили заготовить столько молний, сколько смогу, учитель Халай, — аккуратно заметил я, выходя на каменистую площадку, покрытую помимо камней ещё песком, редкой травой и подпалинами. Джи Беш не любил, когда мы применяли боевые заклинания подле Ворома. Они портили вид. Креола с Шамшуддином он заставлял добираться до этого места в двух километрах от дворца самостоятельно. Обычно они это делали по воздуху, когда один “бездарный ублюдок” эксплуатировал врождённые способности к телекинезу одной “поганой черномазой обезьяны, высратой ослом вместо того, чтобы быть рождённой женщиной, как и положено нормальному магу”. Впрочем, это если Халай желал лично с ними там заниматься. Сам-то он приходил, эксплуатируя уже мои навыки порталиста. Если же они отправлялись сюда на самостоятельные занятия, то шли пешком, жуя по дороге финики. Креолу они уже успели набить оскомину, отчего он постоянно ворчал, что начинает этот фрукт ненавидеть, но всё равно ел. Иногда я их подкидывал порталом и мы на сэкономленое время пили вино или пиво под какую-нибудь закуску… Исключительно после того, как выполняли задание учителя: он люто зверствовал, если мы не успевали сделать то, что приказано, или отработать те или иные чары. Прекрасное время. Халай, конечно, сволочь и ублюдок, но всё равно куда милее куклусов.... Ну, точнее, один-то куклус лучше Халая. И парочка лучше… Но если их соберётся с полсотни, то учителя они всё-таки затмят! Но сегодня он взял сюда лишь меня одного на индивидуальное занятие. Креол с Шамшуддином занимались какой-то ерундой. Рыли колодец в ошейниках из хладного железа, что ли… Что-то он им такое приказал делать, идиотское… Точнее, не идиотское, а направленное на развитие выдержки и терпения. — Да. Я говорил. Ты сделал? — мрачно буркнул Халай, зевая. Он был зол из-за того, что его сон прервал императорский гонец. Так-то, конечно, учитель встал бы только к обеду. Шесть лет минуло с прошедшей войны. Он стал позволять себе много спать. — Да. Всего одиннадцать молний Мардука, как вы и сказали. Три в жезле, восемь — в ауре. — Хорошо, — буркнул он, усаживаясь на подстилку, которую разложил на земле. Я попробовал тоже присесть хотя бы и на землю, но получил резкий окрик: — Куда, тупой осёл?! Думаешь, тебе позволено сидеть?! Стой прямо и слушай меня. Так у тебя в дырявой голове знания отложатся лучше, — я покорно встал перед ним, ожидая порции мудрости и брани. Побуравив меня взглядом, он скривился: — А ну сядь. Нечего мне солнце загораживать! — точнее, нечего на него смотреть сверху, но уточнять, что именно тебе не понравилось, я не стану. — Итак, в отличие от заклинания обычной молнии, у так любимой тобой Молнии Мардука есть дополнительный потенциал, — начал он говорить. — Как ты обязан помнить, некоторые чары выполняются несколькими магами. Приведи пример! — Длани, — быстро заговорил я. — Наиболее подходящий пример. Гильдейские заклинания, предназначенные для выполнения архимагом при поддержке магистров или несколькими архимагами. Сильнейшие и искуснейшие могут творить их в одиночку, но это обычно невероятно тяжело. Еще — ритуальные чары. Для многих ритуалов есть стандартное количество человек, которые должны их проводить. К примеру, ритуал плодородия… — Достаточно! Именно так. Так вот, помимо таких масштабных или мирных заклинаний, есть также и боевые чары, которые применяются несколькими магами. Молния Мардука — одна из таких. — Но как же… — Заткнись, сын шакала! Не смей меня перебивать! — Простите. — Так-то лучше. Изначально эти чары предназначались для применения двумя магами. Принимающим и выдающим. Эти двойки должны быть максимально сработанными, чтобы чётко выполнять в бою всю процедуру. Это уже не просто выпустить молнию и забыть про неё. Нужно контролировать её. В частности, заряд может образовать дугу, которая бьёт демонов подобно хлысту. Разумеется, этот подход имеет свои преимущества. Основное — мощность чар. Они получаются втрое-вчетверо более сильными, чем если их будет применять один маг. Когда ты используешь Молнию Мардука привычным методом, ты сам являешься выдающей стороной, а твоя цель — принимающей. Сейчас мы будем пытаться отработать взаимодействие. Разумеется, мы с тобой не в бою, поэтому синхронность, определяющаяся в долях секунды, нам не нужна. Именно из-за сложности боевого применения это заклинание перешло в нынешний свой вид, но для отработки совместных заклинаний оно нам подходит идеально, ведь ты им неплохо владеешь. Итак, сначала я буду принимающей стороной, ведь отправлять молнию ты привык. Вставай! — я поднялся и отошёл от Халая метров на семь, следуя его указаниям. Сосредоточившись, я выпустил яркую электрическую дугу из рук. Учитель ловко поймал её, заключив конец разряда в ярко светящемся шаре между своих ладоней. Внезапно я стал чувствовать, что поток маны в заклинание возрастает. Я подал больше, заставив дугу на секунду потерять стабильность, а затем начать становиться всё ярче и ярче, буквально слепя глаза и оглушая ужасающим треском в ушах… *** Конец флешбека Совершенно ничего не видя из-за ярчайшего света, ударившего в мои и без того полуослепшие благодаря плащу глаза, я смог сосредоточенно перетечь телом в знак “быстро”, сделав шаг. Мой двойник выполнял все мои движения абсолютно синхронно. Резкий рывок буквально прошёлся чудовищной косилкой по гончим. О нет, они не были убиты, но оказались обуглены, изранены. Во многих местах проглядывала даже не красная, а жёлтая плоть. Кое-где были оторваны лапы. Двоих, правда, не зацепило совсем: я не хотел повредить ещё и двурогому, который с ними сражался. Они резко нырнули в тень, набросившись на одного из двойников, который совершенно не мог себя защитить из-за почти закончившейся маны. Зато освободившийся двурогий вместе с Огненной Коброй стали рвать подранков, которые резко поубавили в силе и наглости. От поражённых Молнией Мардука гончих остались только куски тел. Обожжённые, разорванные… Моего двойника разорвали на части, которые начали исчезать. К счастью, это был тот, на ком оказалась реальная, а не призрачная версия плаща зеркальника. Не знаю, как бы я его снимал в этот раз. С оставшимися двумя гончими начали разбираться брахман с демоном. Остальная “группа поддержки” таки стала потихоньку добивать тех четверых, которые на них наседали. Действуя слаженно и никого не теряя, они постепенно убивали врагов одного за другим. Тихонько ковыляя на повреждённой ноге (и когда успели?), я добрался до места, где был убит мой двойник. Поднял жезл, отправил его в инвентарь. Туда улетел и почти не пострадавший плащ, который попытался обернуться вокруг моей руки и прилипнуть к ней. К счастью, кольцо призыва во время отражения осталось именно на моей руке, а не на руке двойника, которому достались плащ и жезл. Кстати, именно он осуществлял выдачу молнии, которая была особенно мощной благодаря жезлу. — Закончилось?.. — хрипло спросил я, оглядывая грандиозное побоище. Заприметив так и оставшуюся замороженной в прыжке гончую, я доковылял до неё, положил руки ей на тело. В инвентарь такой большой объект убрать не получалось. Тогда я обвил ментальным щупом кольцо призыва и отправил команду “Подойди ко мне”. Выдав мощный порыв ветра от своей остановки, этот бегун оказался рядом. — Отсеки ей голову, — киваю на гончую. Сам закашлялся: горло за время боя пересохло. Нужно смочить чем-нибудь. Спустя пять мощных ударов, голова упала на землю, где она выглядела особенно зловеще в бликах всё ещё горящих уже не так ярко костров. Я положил на неё руки, и она исчезла. Чудно. — И как у меня получилось убить их в таком количестве?.. — хрипло спросил я, разговаривая сам с собой и оглядывая поле боя, где повсюду лежали тела. Ведь я сам, лично, без помощи со стороны прикончил штук семь! Это если не считать того трюка с молнией. — Легко, — Абтармахан, казалось, возник из ниоткуда. — Тебе достаточно было сразиться на пределе, не оставляя сил на побег. И ты сразу же смог одолеть многих из них. — Да, наверное… — неуверенно ответил я. Вполне возможно, что я бы смог с ними справиться, когда их было три или пять… А вместо этого я бегал от них по морям, позволяя расти в числе и совершенно не решая проблемы, а вместо этого надувая мыльный пузырь ещё больше. И рано или поздно бы он ведь лопнул! К счастью, появился Абтармахан, который лопнул его за меня, пока тот не стал слишком большим.