"Отражение"

Мы, не сдержавшись, с Минато под этими возмущенными моськами, захохотали. Прислонившись лбом к плечу блондина, чуть слезу не пустила, потому что детки уже не возмущённо, а смущённо надулись, явно поняв, что мы шутили. Но наш смех прервал громкий и злой крик: — МИНАТО! Сзади кто-то яростно передвигался по деревьям, так что ветки стонали, трещали. Минато явно напрягся, его плечо дёрнулось, так что мне пришлось поднять голову. Блондин тут же вскочил на ноги, я недоумённо посмотрела на паникующего мужчину. Что это с ним? А потом я ощутила сзади убийственную жажду крови. Табун мурашек прошёлся по спине. Тело замерло, парализованное от страха. Надо бы бежать куда-нибудь, ну, или для начала повернуться и посмотреть, кто этот… монстр… — Я, значит, ухожу на супер важную миссию, не сплю по несколько суток, всё лишь бы быстрее вернуться в Деревню, а тут по приходу мне заявляют, что у тебя появилась девушка!!! — громкий треск и земля задрожала, от такого сильного удара дерево повалилось. Руки задрожали, чтобы хоть как-то унять дрожь сжала ладони и спрятала под рукава кимоно. — Ты чёртов бабник! Кто она?! Где эта… — неожиданно злобный крик перешёл в истеричный шёпот. — Неужели ты меня не любишь? Я слишком много ем рамена? Или может я слишком громкая? Даттебане... — Кушина… — растерянно отозвался Минато. Так как жажда крови перестала давить на меня, я смогла обернуться. Как я только увидела «монстра» мои глаза широко распахнулись, а тело пробила дрожь. — Константин? — с болью смотрела на знакомые черты лица. Резко заболело в груди, словно кто-то сжал моё сердце, когтями впиваясь в орган. Дыхание перехватило, я начала задыхаться. Резко поднялась на ноги, из-за чего тело отозвалось ноющей болью, слишком долго сидела на твердом. Ко мне тут же переместился Какаши, я даже не поняла как, но мне было не до него. Перед мной стоял… он. Сделав пару шагов, вытянула подрагивающую руку вперёд, всего пару сантиметров не хватало чтобы дотронуться до боли в груди родного лица. — Кин-сан? — растерянно позвал Какаши. Но я его не услышала, в ушах лишь стучало сердце и… голос. Звонкий, совсем не мужской, когда смеялся и шутил, и хриплый, глубокий, когда был серьёзен. Мой… мой мужчина… Его образ стоял передо мной, с распахнутыми родными серыми глазами смотря на меня, округлые щеки, ярко-алые волосы… — Константин… — обхватив родное лицо руками, прижалась лбом к ледяному протектору. Обжигающие, слезы потекли по щекам, словно кислота по открытой ране разъедая щеки. — Милый… боже мой, милый… Костя… — большим пальцем вытирая капли слезинок с серых глаз, с отчаянием вглядываясь в них и всё больше осознавая… Не мой, не мой… не он… — Костя… — но хоть на мгновение хотелось поверить, что он рядом, что такое возможно… На секунду, на одно мгновение целой вселенной, я почувствовала эфемерное родное присутствие, как сильные, мозолистые руки обняли за талию, а тихий, хриплый голос так привычно шепнул на ухо «блонди» и по-мальчишески хулиганисто подул в ухо. И смех. Раскатистый, громкий, так что соседи стучали в стены, а прохожие оборачивались вслед, но он совсем не оглушал… раньше. Сейчас, я чувствовала, что оглохла. Ничего и никого нет, кроме этого смеха. Только он и я. — Кха-ха-ха, — я даже не поняла того, что задержала дыхание и стала задыхаться, грудь жгло из-за нехватки воздуха. Меня подхватили на руки, и чей-то голос, что отдавался эхом в ушах настойчиво звал меня… Но это не моё имя! Не моё…не моё… *** Открыв глаза, я поняла, что дома. С меня сняли часть кимоно, распустили волосы и заботливо подвернули одеяло с боков. Шторы лениво колыхались из-за распахнутой двери балкона. Комнату заливал алый цвет закатного солнца, в углах уже появились тёмные тени, которые откидывала мебель. Перевела взгляд вбок. Прямо напротив меня на стуле сидел хмурый Какаши, оглядев его, пустым взглядом уставилась в потолок. — Кин-сан, — мальчишеский голос, что только стал ломаться, прервал тишину. Вздохнув, прикрыла глаза. Перед моим взором снова предстал он. Такой… — Кин-сан, — раздалось совсем близко. Медленно поднимаю веки, расфокусированный взгляд останавливается на лице Какаши, которого почти не было видно из-за темноты комнаты. Солнце, наконец, уступило права луне, квартира погрузилась во тьму. — Какаши, ляг со мной, — повернувшись на бок, приглашающе откинула одеяло. Тот, не медля, устроился рядом. Мы ещё с той первой ночи спим вместе, Какаши, поняв, что от меня не отделаться и я всё равно буду перебираться на пол, стал ложиться сразу на кровать, а то после ночевки на полу моё тело подводило ещё сильнее. Да и ему намного приятнее спать на мягкой и тёплой кровати, чем на жёстком и холодном полу. Прикрыв его одеялом, обняла, лицом уткнувшись в мягкие волосы. От подростка пахло сладким шампунем, который я совсем недавно купила, чуть-чуть потом и… почему-то собаками. Но самый главный для меня запах… запах дома. Его нельзя объяснить, привести какие-то аналоги, просто так пахнет дом. — Кин-сан… — уютно уткнувшись куда-то в ворот моей кофты, неловко обнял за бока, крепко сжимая ткань в кулаках. — Какаши, — прерываю его глухой шёпот. Прикрыв глаза, глубоко вдыхаю запах ребенка. — Она так похожа на него… — объятия, как и у меня, так и у него становятся крепче. — Яркие, словно в девстве случайно на них уронили баночку самой насыщенной алой краски, волосы, что так красиво блестят и развеваются на солнце, — перед глазами так и стоит его образ. — Прямой, вечно кидающий всем вызов, взгляд, такого прекрасного, прозрачного серого цвета, — ткань на талии натягивается сильнее. — Улыбка до ушей, иногда казалось, что у него сейчас щеки лопнут, — сами по себе губы растянулись в лёгкой улыбке. — А смех! Завораживающий, заставляющий захохотать в ответ! — голос сорвался в отчаянный шёпот, прижала ребёнка ближе. Волосы под моей щекой стали влажными. — Мне так его не хватает… Какаши лишь сильнее стиснул ткань в кулаках. Но само его присутствие так успокаивает. *** Я не знаю, сколько мы так уже лежим, но шум за окном стих, Деревня уснула. С открытой балконной двери дул уже не тёплый, нежный ветерок, а ощутимо прохладный, но нас спасало пуховое одеяло и плед. И почему-то я уверена, что Какаши тоже, как и я, не спит. — Когда я не видела смысла ни в чём, ни в этом мире, ни в себе… Тогда Ханако сказала то, что я пронесу через всю жизнь… — зашептала в серую макушку, чётко осознавая, что меня внимательно слушают. — «Человек умирает лишь тогда, когда умирает последнее воспоминание о нём, пока живы мы, будут живы и они»… Он будет жить, пока я буду помнить…