* * *
– Хорошее начало года, не находишь? – лениво бормочу я, обнимая Скалли поверх одеяла, которым собственноручно укрыл ее с полминуты назад. – И конец света все еще не наступил… – плутовато улыбается она в ответ, даже не удосужившись открыть глаза. Такая расслабленная, удо… умиротворенная, с легким румянцем на щеках. Да и с моей физиономии никак не сходит блаженная улыбка – а все потому, что в ушах до сих пор звучат ее сладостные стоны. Возможно, когда-то у меня и была любимая музыка, но я готов хоть сейчас выбросить все пластинки – и, да, эту убогую видеоколлекцию тоже – и до конца своих дней слушать только это. Я вновь возношу мысленную хвалу тому, кто расчистил эти авгиевы конюшни, превратив их в самую чудесную в мире спальню, точнее, в самую чудесную ее превратила Скалли, одним своим присутствием, но все же. Интересно, вдруг думается мне, как бы она отреагировала, обнаружив здесь кровать с зеркальным потолком и водяным матрасом. И не поспешил ли я, решив отправить ее на свалку? Ее таинственное появление в моей квартире – все еще не раскрытый секретный материал. Крайне удивленный домовладелец напрочь отрицал свою причастность. Да и парни так и не признались, что это их рук дело (хотя зачем бы им это понадобилось – тоже вопрос), оставив меня теряться в догадках, кто еще это мог быть. Они, конечно, облазили все углы, проверяя их на наличие жучков и скрытых камер, но не обнаружили ровным счетом ничего, и это было еще более подозрительным. Так что, размеренно покачиваясь на воде и глядя в зеркало над головой, я не мог отделаться от ощущения, что за мной следят. В конце концов злосчастная кровать сама дала мне повод от нее избавиться, что я и сделал с легким сердцем. Все-таки на той, что ты выбрал собственноручно, почивать куда спокойнее, не говоря уж о прочих земных радостях, которым на ней можно предаваться со своей очаровательной напарницей. Которая в этот момент столь же очаровательно зевает. Я не могу отвести от нее взгляд, честно, она так прекрасна. Глаза, похожие на небо после дождя в солнечный день: нежно-голубые, с легкой пеленой влаги, и при желании в них можно увидеть радугу. Нет, правда, я ничуть не преувеличиваю. А ее улыбка… О, ею я готов любоваться бесконечно. Но улыбается Скалли, увы, не так часто, как мне бы того хотелось. Да и работа в Бюро мало этому способствует. За исключением тех случаев, когда ее улыбку вызывают мои предположения о природе нашего очередного дела. Обычно же мне приходится изрядно постараться, чтобы развеселить ее какой-нибудь шуткой или чем-то подобным, но теперь у меня есть способ получше. О да… Я смотрю на нее, и меня просто распирает от желания. Желания сказать ей кое-что. Кое-что, что другие влюбленные говорят друг другу по десять раз на дню. Другие, но не мы. Не думаю, что она не знает о моих чувствах, это не такой уж секрет, особенно после всего произошедшего в этой комнате, но иногда невысказанному лучше оставаться невысказанным. Чтобы не заставлять ее испытывать неловкость, если она не захочет ответить мне тем же, а то и вовсе предпочтет обратить все в шутку. Я мысленно вздыхаю, вспоминая свою прошлую не слишком-то удачную попытку. Пожалуй, это было довольно опрометчиво с моей стороны, но что поделать, если ее поцелуи (или почти ее) влияют на меня таким образом. Вот и сейчас я определенно нахожусь под их магическим воздействием. А Скалли… Скалли же внезапно грустнеет. Ее улыбка гаснет, резко и неумолимо, словно в комнате вдруг выключили свет; глаза теперь открыты и устремлены в одну точку – и это вовсе не я. – Что такое, Скалли? – спрашиваю с растущим волнением, зная, что не смогу успокоиться, пока все не выясню. Она медленно садится в кровати, притянув к себе колени, и хотя и позволяет мне слегка себя обнять, но не придвигается в ответ. И молчит, долго. А я легкими касаниями глажу ее волосы и отчего-то вдруг кажущуюся такой беззащитной спину. Я не могу настаивать и не буду, но мне хочется дать ей понять, что она всегда может разделить со мной свою тревогу, печаль, что угодно, точно так же, как мы только что разделили одно счастье на двоих. Полагаю, она чувствует это, когда слышу ее тихий вздох. – Прости. Просто… я вдруг подумала, – говорит она едва слышно, – что мне впервые не пришлось беспокоиться о предохранении. И больше не придется… Ощущения такие, будто в сердце воткнули острую иглу. И как воздух из проткнутого шарика, из меня улетучиваются остатки беззаботной легкости. Я прижимаю к себе Скалли так крепко, как могу, переполняемый бессильной злобой: я бы собственными руками придушил тех ублюдков, которые сделали это с ней. Если бы я только мог. – Все… все в порядке, Малдер, – она старается, чтобы это звучало буднично и непринужденно, и у нее почти получается, почти. Ведь мне не хуже нее известно, что ничего не в порядке и никогда не будет. – Ск-калли… – мой голос тоже отказывается подчиняться. – Я ведь уже смирилась с этим. Или думала, что смирилась. Но вдруг сейчас… – Она встряхивает головой, пытаясь приободриться. – Прости, я не хотела все испортить. Ее пальцы нежно скользят по моим напряженным рукам, все еще крепко сжимающим ее талию, и наконец, повернувшись ко мне лицом, она утыкается мне в шею и осторожно трется об нее носом. Я зажмуриваюсь, прогоняя непрошеные слезы, и мысленно обещаю себе, что больше не позволю ничему дурному с ней случиться – по крайней мере, насколько это будет в моих силах. Потому что если кто из нас и должен просить прощения, то явно не она. Мне невольно вспоминается все плохое, что произошло с ней и ее семьей с тех пор, как она постучалась в подвальный офис, где коротал свои дни самый нежеланный агент Бюро. Светлые же воспоминания, боюсь, ей можно пересчитать по пальцам. А еще боюсь, что она плачет, но ее щека суха, когда я легонько касаюсь ее губами. – Мне очень жаль, Скалли, – выдыхаю потерянно, не зная, что еще сказать. Мне правда жаль, и если еще минуту назад я подумывал, не послать ли своим врагам письмо с благодарностью за то, что шесть лет назад они подослали ко мне такую восхитительную шпионку, то теперь не уверен, что, зная последствия, не предпочел бы, чтобы этого не случалось никогда. Должно быть, признаки очередного приступа самобичевания живописно отражаются на моем лице, поскольку Скалли обеспокоенно смотрит на меня, а затем начинает ласково поглаживать по щеке: – Все не так, Малдер… Ты… ты самый надежный друг, о котором можно только мечтать, партнер, которому я не задумываясь доверяю свою жизнь, умный и весьма привлекательный мужчина, что одновременно встречается куда реже, чем хотелось бы, а еще ты… – ее голос стихает до таинственного шепота и выдает мне на ухо такое, что я краснею, словно непорочная девица, и все, на что оказываюсь способен, – лишь уставиться на нее в немом восхищении. Черт, эта женщина не перестает меня удивлять. – Как рука? – невинно хлопая ресницами, спрашивает она затем как ни в чем не бывало. Словно сказала не то, что сказала, а, к примеру, что я хорошо играю в баскетбол. А я и правда неплохо играю. И чувствую, что готов прямо сейчас забросить еще парочку мячей. – Довольна как никогда! – отзываюсь я с ухмылкой: еще бы, этой страдалице давненько не доводилось так тесно общаться с чем-то отличным от моего собственного… впрочем, не будем об этом. На самом деле рука ноет гораздо сильнее, чем еще час назад. Но мне плевать. Пожалуй, я согласился бы даже, чтобы она вообще никогда не заживала, если Скалли и впредь будет играть со мной в доктора. Но ее не проведешь: напарница ловко пресекает мою попытку спрятать руку под одеяло и, естественно, тут же замечает на повязке кровь. – Как и полагается в первую брачную ночь, разве нет? – невозмутимо объявляю я. – Но я даже ничего не почувствовал. – Совсем ничего? – уточняет Скалли с расстроенным видом, и я не сразу замечаю веселую хитринку у нее в глазах. О, да, некоторые вещи лучше всякой анестезии. Я сгребаю ее в объятия и зарываюсь носом в волосы у нее на макушке. Мне безумно хочется сделать для нее что-нибудь. Что-нибудь хорошее. Помимо телодвижений в постели. – Скалли, – нарушаю я молчание и выдаю первое, что пришло в голову: – может, сходим куда-нибудь? Как насчет хорошего ресторана? Я угощаю. – Ресторана? Ты приглашаешь меня на свидание? – несколько удивленно откликается она, оборачиваясь. – Ну-у, можно и так сказать, – соглашаюсь осторожно, хотя "свидание со Скалли" – мне уже нравится, как это звучит. – Думаешь, пиво и старые фильмы не слишком обидятся, если изменить им разок? – Полагаю, они не ревнивы, Малдер, – она одаривает меня лучезарной улыбкой и облизывает губы. Я наблюдаю за этим завораживающим действом словно в замедленной съемке. – Черт, Скалли, если ты будешь так делать, – сглотнув, бормочу тихо, склоняясь к ее лицу и нацеливаясь на то самое место, где только что скользнул ее влажный язычок, – боюсь, мы даже не переступим порог этой комнаты…* * *
– Боже, Скалли… – это все, что мне удается вымолвить, когда она открывает дверь. Первые несколько секунд я даже не могу сдвинуться с места, буквально пожирая ее глазами и надеясь лишь, что все произошедшее дает мне кое-какие поблажки. Не покривлю душой, если скажу, что она чертовски соблазнительна и в строгом костюме, застегнутая на все пуговицы, и в повседневной одежде, как сегодня утром, да что там – даже когда с ног до головы перемазана в грязи или какой-нибудь слизи, но это платье – мне придется собрать в кулак всю волю, чтобы не пялиться на нее так откровенно. Она очевидно довольна произведенным эффектом и очаровательно мне улыбается: – Ты тоже хорошо выглядишь, Малдер. – А затем осторожно касается рукава пиджака: – Как твоя рука? Опять этот вопрос. И почему ее не интересует, как себя чувствуют другие части моего тела, может, помощь им требуется куда больше. – Уж точно лучше, чем у Крайчека, – все же хмыкаю я в ответ, и напарница, бросив на меня взгляд, значение которого мне не удается расшифровать, лишь качает головой. Когда она запирает дверь, я мысленно присвистываю: Скалли решила пойти только в этом? Впрочем, если ей будет холодно, я всегда готов предоставить свой пиджак, не говоря уж о самом себе как лучшем согревающем средстве. Следуя чуть позади, я не могу отвести взгляд от ее частично обнаженной спины, такой трогательно беззащитной, что я уже заранее ревную ко всем этим похотливым мужикам, готовым раздеть ее – и не только глазами. Мне ли не знать. Шестое чувство подсказывает, что под этим будоражащим воображение платьем можно обнаружить нечто черное и кружевное. В какой-то момент даже хочется плюнуть на заказанный столик и, затащив Скалли обратно в квартиру, немедля проверить свою догадку. Но я напоминаю себе, что собирался сделать для нее что-то приятное, но не сводящееся при этом к плотским утехам, и, если я не испорчу этот вечер, вполне вероятно, у меня еще будет шанс. Я веду машину (хоть с этим Скалли не стала спорить), но не могу не бросать восхищенные взгляды на свою напарницу. Которая отвечает мне все той же чуть ироничной улыбкой – наверно, я похож на влюбленного идиота. А, к черту, посмотрел бы я на того, кому рядом с ней удалось бы сохранить трезвый рассудок. Стоп! С какого рожна рядом с ней мог оказаться кто-то еще? Ведь у нее есть я, самый верный друг, самый надежный партнер, а еще… – я вспоминаю ее слова и чувствую, как щеки вновь начинают пылать… и не только щеки. Но тссс, этого я не говорил. За окном мелькает вывеска цветочного магазина, и я запоздало понимаю, что было бы неплохо появиться у Скалли с каким-нибудь милым букетиком. Совсем неплохо. Ей это наверняка бы понравилось. А еще, возможно, удивило бы ее. Как меня удивляет то, что я вообще думаю о подобных вещах и тихо на себя злюсь: и почему мне это даже в голову не пришло? Да, Малдер, ты сто лет не ходил на свидания и, похоже, растерял все навыки. Надо постараться не прошляпить хотя бы ее грядущий день рождения и на этот раз запастись чем-то существеннее брелка. Умопомрачительно-сногсшибательным комплектом белья, например. Умопомрачать и сшибать с ног он должен будет, конечно же, меня, и я мысленно перебираю варианты из каталога всю оставшуюся дорогу до ресторана, поочередно представляя в них Скалли и едва не облизываясь. Похоже, сегодня я не способен даже мыслить в иной плоскости. И уже чертовски проголодался (если вы понимаете, о чем я). Когда мы подъезжаем, я даже не успеваю сообразить, насколько в наше время еще актуально открывать даме дверцу, как Скалли сама ее распахивает – ох уж эта многолетняя привычка! Интересно, взяла ли она с собой оружие, продолжаю размышлять я, когда напарница будничным жестом, словно делает это каждый день, берет меня под руку, прежде чем направиться ко входу в облюбованное мной заведение. Свидание – подумать только! Мы устраиваемся за столиком, и Скалли с любопытством разглядывает обстановку, вероятно будучи здесь впервые, а я по-прежнему смотрю только на нее, отделяемую от меня лишь трепещущим пламенем свечей, будто танцующим под льющуюся по залу музыку. Да, здесь все по высшему разряду, не чета тем забегаловкам, где нам с напарницей обычно приходится перекусывать, находясь на задании. – Ты ограбил банк, Малдер? – негромко интересуется она, поднимая глаза от меню. – Все проще, Скалли, мы убежим не расплатившись. Должны же когда-то пригодиться многолетние тренировки и полосы препятствий. – Я окидываю ее оценивающим взглядом: – Ты ведь сможешь бежать в этом платье так же быстро, как и без него? Черт, я хотел сказать… – Без платья, – хихикает она. – Я слышала, Малдер. – Хм, вообще-то я не отказался бы на это посмотреть. Только, пожалуй, не в столь людном месте. Но меня тут же опускают с небес на землю: – Сомневаюсь, что у тебя будет такая возможность, Малдер. – Даже меньше шансов, чем дождь из спальных мешков? – вопрошаю жалобно со скорбной миной на лице. Она снова смеется, и я чувствую себя просто на седьмом небе от счастья. И все же, стараясь не подавать вида, начинаю рисовать в воображении эту интригующую картину, но Скалли смотрит на меня так, словно читает мои мысли. Так что лучше бы мне думать о каре ягненка с розмарином или же мидиях в сливочном соусе. – Ммм, – она в блаженстве закрывает глаза, отведав кусочек кушанья из своей тарелки. Значит, не зря говорят, что готовят здесь просто божественно, но боюсь, что сам вряд ли способен оценить изыски высокой кухни. Я не понимаю, что кладу в рот и машинально жую, потому что все мои мысли заняты исключительно Скалли. Я исподволь наблюдаю, как она аккуратно снимает кусочек мяса с вилки, а потом слизывает капельку соуса с верхней губы. Хотел бы я это сделать. – Малдер, ты так смотришь, словно собираешься меня съесть, – замечает она с улыбкой. – Я собираюсь, – согласно киваю, не в силах отвести взгляд теперь уже от ее пальцев, скользящих по тонкой ножке бокала. Не знаю, делает она это специально или совершенно непреднамеренно, но чувствую, что при виде этих движений жар во мне грозит перерасти в пламя. В попытке погасить его, я хватаю свой бокал и делаю большой глоток. И… закашливаюсь. Черт! Радует лишь, что я успел проглотить вино и оно не брызжет из меня во все стороны. Представляю, как бы это выглядело! – Ма-алдер, – мягко протягивает моя всегда готовая прийти на помощь напарница, не слишком успешно пытаясь спрятать улыбку, и гладит меня по сгорбленным в приступе кашля плечам. Наконец восстановив дыхание, я бормочу что-то вроде извинения, но она и не думает слушать, а, легко скользнув рукой мне на затылок, притягивает мою голову к себе и целует – сначала в щеку, очень ласково, а потом – в губы. О, ее рот – единственное, что я действительно жаждал продегустировать в этот вечер. Пусть даже это длится всего мгновение. Когда она отстраняется, я смотрю на нее в немом удивлении и восторге, даже голова слегка закружилась – и дело вовсе не в вине. – Хм, Скалли, вот уж не думал, что ты целуешься на первом свидании. – Можешь считать, что тебе крупно повезло, Малдер, – беззаботно откликается она и, одарив меня еще одной лучезарной улыбкой, как ни в чем не бывало возвращается к трапезе. Так, еще немного, и я начну ревновать к здешнему шеф-повару. Я, конечно, рад, что ей нравится еда, но меня определенно не устраивает, что своей тарелке она уделяет куда больше внимания, чем мне. Так что я решительно поднимаюсь и протягиваю ей руку. Минуло уже два года, с тех пор как мы танцевали в первый и единственный раз, и за это время я нередко вспоминал свою ладонь, уютно устроившуюся у нее на талии, ее тело в восхитительной близости от моего, когда мы покачивались в такт музыке… И мечта это повторить сбывается, когда Скалли не задумываясь принимает приглашение. Мы медленно движемся в танце, тесно прижавшись друг к другу. На самом деле вырез на платье не настолько большой, чтобы действительно волноваться об окружающих мужчинах, посмевших бы пялиться на нее, но вполне достаточный для того, чтобы я мог положить руку на открытую часть ее спины. И уж поверьте, сейчас мои пальцы вовсе не холодные, напротив, они так пылают, что еще чуть-чуть и могли бы оставить ожог. Я наслаждаюсь моментом, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь этого необычного во всех отношениях вечера со Скалли. Ее голова покоится на моем плече, глаза прикрыты, в то время как я украдкой вдыхаю дивный аромат ее духов и не могу сдержать блаженную улыбку при мысли, что теперь моя подушка и мои простыни пахнут ею. Интересно, как она отреагирует, если я скажу ей, что не собираюсь их стирать? – Малдер, здесь чудесно, – шепчет Скалли, и я расплываюсь в горделивой улыбке. Не слышал от нее похвалы о прекрасно проведенном времени, пожалуй, со времен нашей игры в бейсбол. О, бейсбол! Не знаю, осмелюсь ли когда-нибудь рассказать ей, во что превратилась эта вполне невинная затея в моих фантазиях. Бедро, потом рука… ммм. Но не менее памятно и то ощущение безжалостной, оглушающей пустоты, когда она уехала. Она всегда уезжает, пора бы уже привыкнуть, но получается пока неважно. Вот и сейчас я долго собираюсь с духом, чтобы наконец осторожно спросить: – Ты останешься сегодня? – На больничном ты, а не я, Малдер, уже довольно поздно, а завтра понедельник, – задумавшись ненадолго, напоминает она. И когда это я ненавидел благословенные выходные? Должно быть, в прошлой жизни? – Я поставлю будильник, чтобы ты успела заехать домой. Нет, лучше мы сегодня захватим все, что тебе будет нужно. Или мы можем остаться у тебя, если ты не… – Малдер, – перебивает она, пока я не выдумал еще тысячу вариантов в жалкой попытке уговорить ее провести эту ночь со мной – или хотя бы подумать над этим. – Я всего лишь хотела сказать, что мне надо будет хотя бы немного поспать. – Ты поспишь немного, Скалли, – губы сами по себе растягиваются в предвкушающей улыбке, и я ничего не могу с этим поделать. – Обещаю…