Кулаки, дипломатия и драконы

Путь до Ривервуда напомнил Дени похоронную процессию, хотя все, к счастью, были живы. Просто никто не решался произнести ни слова. Релнир так и не дал чёткого ответа на вопрос, так интересовавший Дельфину, и посвятил весь вечер тасканию бочек с рыбой и овощами из лагеря Изгоев — и Эсберн не докучал его расспросами. Заночевали тут же, на втором этаже Храма, где располагались жилые комнаты. Релнир предусмотрительно шмыгнул в одну из них и запер дверь на засов, избегая разговоров с кем-либо, встал с первыми лучами солнца и неожиданно для всех (особенно для себя) убил всё утро на приготовление завтрака из найденных в горах птичьих яиц и зажаренных ломтиков из свежеубитой тушки дикого кабана. Когда все собрались за столом (его освещал мерцающий шар света, наколдованный Эсберном), Релнир жевал усерднее всех, делая что угодно, лишь бы не разговаривать и не отвечать на неловкие вопросы. Но, из-за того, что все думали только об одном, другие темы никто даже не поднимал. Дейенерис пугало это общее безмолвие, о котором они не договаривались и которое, тем не менее, не отпускало их вплоть до дверей «Спящего великана», где пришлось выложить все новости Джораху. Но и поговорить с советником Дени не удалось — по его взволнованному лицу она поняла, что что-то произошло, едва они переступили порог таверны. Джорах ожидал их в главной зале и, не церемонясь, передал Дени раскрытое письмо. — Прошу меня простить, я прочёл его, — произнёс он смущённо. — Я думал, что-то важное. Пришло письмо от Десницы, — пояснил он, отвечая на вопрошающий взгляд Дельфины. Безразличный к политике Релнир наскоро подскочил к стойке и потребовал у Оргнара пару склянок бренди. Тот только извинился. Сказал, что уже с месяц как нет поставок «из-за завала Белого Прохода». Довакин подавил проклятие. «Моя королева, Боюсь, новости для нас тревожные. Леди Старк прислала мне ворона, в котором сообщила о незамедлительном намерении её лорда-мужа, короля Джона Старка, отправиться в Скайрим — на поддержку Ульфрика Буревестника. Большинство из Лордов Севера, присягнувших Старкам на верность, отправилось с ним. Насколько мне стало известно, в ближайшее время они нападут на Вайтран — боюсь, что ко времени, когда вы прочтёте это письмо, они будут уже на полпути, и вам не удастся ни предупредить горожан, ни остановить нашего общего друга от этого поистине глупого, в его положении, поступка. Санса также сообщила, что вы просили Джона не делать этого, и что он вас ослушался. Это напоминает мне и должно напомнить вам, что вашей вины в этом нет — такого поворота событий мы просто надеялись избежать. Боюсь, наша (и моя собственная) политическая недальновидность сыграла с нами злую шутку. Если об этом станет известно другим лордам, боюсь, наше положение станет шатким. Люди заметили опустевшие небеса, люди заметили, что вас нет в стране. Боюсь, как бы не начали шептаться о заговоре — вы понимаете, что защитить себя сам я не смогу. Наше решение должно быть незамедлительным — и метким. Джон Сноу должен быть наказан. Это решит возможные конфликты с лордами Вестероса и позволит впредь не вступать в конфликт с Талмором — силой гораздо более внушительной, нежели Братья Бури, которой и нам следует опасаться… И мне кажется, моя королева, что союз с Талмором в сложившихся обстоятельствах — едва ли не лучшая альтернатива. Понимаю, что вы возразите мне: решив напасть на нас, они подпишут свой смертный приговор. Нет никакого повода ввязываться в кровопролитную войну и позволять гибнуть нашим людям. И вы будете правы, но мощь их доминионов и боевой дух повлекут за собой множество жертв, даже если им всё-таки удастся развернуть кампанию. Не сочтите за дерзость, если я напомню вам, что именно они разрушили Башню Белого Золота. Они победили Империю, подчинили её себе. Их не стоит недооценивать. Заключив союз с ними, вы предупреждаете войну. Это разумно. Я не предлагаю вам союз с Империей по территориальным соображениям — никому не известно, чем закончится Гражданская война, и не разделит ли Скайрим наше сообщение с новым «союзником». Мы должны вычеркнуть Джона Сноу и Братьев Бури из политической карты Вестероса. Лорды Севера вряд ли поддержат нас, но их мятеж мы сможем подавить. В особенности, королева, если вы вернётесь. Вам нет никакой причины оставаться в Скайриме. Возвращайтесь, прошу вас. Искренне ваш, Тирион Ланнистер, Десница при Королеве Дейенерис Таргариен». — В Скайриме не осталось нормальной выпивки, — услышала Дени голос пьяного норда, подсевшего к Релниру. — Бренди хочешь? А я вот скуумы хочу! Как думаешь, Ульфрик если насовсем корону напялит, будет у нас нормальный хмель, а? — она подняла испуганный взгляд сначала на Джораха, потом на Дельфину. Та смотрела на неё нетерпеливо, с выжиданием, пока не спросила: — Ну? — Дени молчала, пытаясь осознать прочитанное. Нападение на Вайтран. Союз с Талмором… Джорах пришёл ей на выручку: — Вайтран захвачен Братьями Бури. Или, если не захвачен, то будет захвачен очень скоро. — Вайтран? — воскликнула Лидия и бросила испуганный взгляд на Релнира, но тот лишь лениво посмотрел на неё через плечо. — Мы недалеко, — молвила Дельфина, но Дени перебила её: — Это не имеет значения. — Предательство. Совершено предательство. Она чувствовала, как кровь от гнева закипает в её жилах, чувствовала, как в ней просыпается дракон. — Теперь, — продолжал Джорах, — мы вынуждены заключить с Талмором союз, чтобы сохранить мир между государствами. — Союз? — фыркнула Дельфина, наградив Дени испепеляющим взглядом, словно решение уже было принято. — Ваш Десница предлагает вам трусливо поджать хвост и танцевать под дудку расистов, — проговорила она, и презрительная ухмылка пролегла в уголках её губ. Дейенерис подняла на неё взгляд, и её охватила с трудом сдерживаемая ярость — эта женщина понятия не имела, о чём говорит. Держали ли вы обгоревшие трупы младенцев на руках, хотелось спросить ей. Слышали ли стенания осиротевших, матерей, оставшихся без детей, сестёр без братьев? Я слышала. Я держала. Они стали жертвами моей войны. Войны, причиной которой я больше не хочу становиться. Дельфина не понимала, что для Вестероса значит очередная война. Тирион был прав — Джон предал её, и лишь мысль об его ребёнке заставляла её задуматься над решением, а не рубить с плеча. — Вы помогли мне узнать правду о возвращении драконов, — заговорила Дени, и сталь звенела в её голосе, — но я прошу вас не давать мне политических советов. В этом я не нуждаюсь. — Если вы примете сторону Талмора, боюсь, наши пути разойдутся, — отрезала Дельфина, бросив взгляд на Джораха. Он поморщился. «Что я должен сделать? Убедить её? Выбрать сторону? Поспорить с Дейенерис в тот самый момент, когда её и так предал её близкий друг?» — Этого я не говорила, — внезапно молвила Дейенерис. — Тем не менее, проблема требует быстрого и меткого решения, — засмеялась Дельфина. — Боюсь, в этом я с вашим Десницей согласна. — Да в чём дело-то? — не выдержал Релнир, внезапно подойдя и вырвав из рук Дени письмо. Его глаза забегали по строчкам, губы зашептали слова. Лидия, заглянув туда же, ахнула и зажала рот руками: — Проклятье! А как же… — она взглянула на своего тана, но не успела договорить, как он выругался и заговорил сам: — А говоришь, что не жена корчмаря! Ничего дому твоему не будет, кому он, закрытый, сдался! Весь твой чеснок, яблоки, картофель… — Там и травы твои вообще-то валяются! — упорствовала та. — Вернёшься, а они все погорели! — Не валяются, а сушатся! — От них всё равно теперь могла только зола и остаться, он же в городской черте, аккурат у ворот! — Мара всемогущая, — проговорила Дельфина тихо, — не думала, что вы можете ругаться как супружеская пара. Оба — и Лидия, и Релнир — хотели было объясниться, но ни тот, ни другой слов не нашли. Релнир только выругался, послал всех в Обливион, красноречиво плюнул на землю и упал на жалобно скрипнувший хлипкий стульчик. Обмяк. Расслабился. Повисло молчание. Дени сделала глубокий вдох, закрыла глаза, попыталась представить, что порхает в воздухе на спине Дрогона… но проблема так и не была решена, Дельфина смотрела на неё с насмешкой. «Если послушаю Тириона, проявлю слабость, — подумала Дейенерис. — Но не он ли всегда оказывался правым? Не мудро ли иногда проявить слабость, чтобы остаться сильной?» — Все эти ваши споры, кто кого круче, — вдруг заговорил Релнир, — хрень какая-то ненужная. Ты, Дельфина, разве не хочешь ей помочь? Ты разве не хочешь нам помочь? Если это вообще имеет значение, кому помогать, если речь идёт о чёртовом конце света! Причём тут вообще Талмор?! — Я буду рада помочь тебе, но со своей волей ты так и не определился. Ни её политические вывертоны, ни планы договариваться с драконами меня не интересуют — поэтому если ты останешься с ней, тебе я тоже укажу на дверь. — Поглядите, люди добрые! — заголосил Релнир, но, когда «люди добрые» обернулись, заговорил потише: — Ты должна защищать меня. Поддерживать. Не наоборот! Я — твой Драконорождённый, разве нет? — Дельфина вспыхнула от негодования: — Позволь тебе пояснить, друг мой, я просто не хочу оказаться убитой после того, как все отпразднуют победу над Алдуином. Мне кажется, это очевидно, что если Талмору дать волю, они от этого мира камня на камне не оставят, и на нас — на тех, кто помог тебе, рискуя собственной шкурой — это отразится в первую очередь! — Я не забываю тех, кто мне помог, — терпеливо произнесла Дени. — Вы не пострадаете от союза Талмора и Вестероса, я могу пообещать вам это. Если потребуется, я буду лично настаивать на вашей амнистии. Они послушают меня. — «По крайней мере, один эльф послушает меня», хотелось добавить ей, но она отмахнулась. Дельфина промолчала. Не было похоже, чтобы она очень-то поверила в её слова. — Во всяком случае, Север не объявил о своей независимости, — невозмутимо произнёс Джорах. — Выходит, что решение всё ещё в ваших руках. «Не хочу ничего решать, — подумала Дейенерис. — Не хочу решать, чью пролить кровь». Она бросила на советника долгий, почти умоляющий взгляд, будто надеясь прочесть его мысли — и, в последствии, возложить ответственность на него. Но Джорах смиренно молчал, глядя на неё столь же выжидающе. Будь что будет, решила Дейенерис: — Джон был преданным подданным. Всё это время… — она покачала головой в нерешительности. — Он не заслужил того, что Тирион называет «вычеркнуть с политической карты». И его семья… — Хотите дать ему второй шанс? — настороженно спросил Джорах. — Вы позволяете подданным творить беспредел?! — вторила ему Дельфина. — Не слушаться вас? Не подчиняться вашим приказам? — Я сохраняла нейтралитет в войне. Он не был обязан поддерживать его… — сказав это, Дени зажмурилась — она понимала, как глупо это звучит. Злоба закипала в ней в ответ на негодование Дельфины, обдав сердце кипятком и заставив щёки пылать от ярости, но она была обязана сохранять спокойствие. Если что-то случится с Джоном по моей вине, Санса возненавидит меня. То, что останется от Севера после войны в Скайриме, будет настроено против меня. Междоусобная война разорит Семь Королевств, и мир с Талмором ничего не будет значить, ведь им удастся захватить королевство легче лёгкого, и Дейенерис лишь в том случае сохранит за собой престол, если согласится на их расистскую политику… Тирион ошибался, но и он не может быть всегда прав, и она была достаточно взрослой, чтобы принимать собственные решения. — Да, я дам ему второй шанс. Сомневаюсь, что Братья Бури или Империя понимают всю серьёзность ситуации… если душами мёртвых нордов питается Алдуин, нам… нужно, чтобы они прекратили умирать. — Каким образом? — нервно хохотнул Релнир. — Воздушная гуманитарная помощь? Перевозка зелий на драконах? Излечение всех раненых в сражениях сразу? — Нет, — отрезала Дейенерис. — Прекращение войны. Заключение перемирия. Её слова зазвенели в воздухе, заставив всех осмысливать их. — Что? Покончить с войной? — Дельфина, казалось, не верила своим ушам. — Вы в своём уме? — А мне нравится, — неожиданно произнёс Релнир. Удивилась (хотя и не подала виду) не только Дейенерис — Лидия наградила тана озадаченным и, кажется, даже расстроенным взглядом. — Мы можем убить двух зайцев одной стрелой, если пригласим наших драчунов на Высокий Хротгар. Ну, вроде нейтральное место, святое, там никто собачиться и не подумает. Нам туда и так дорога, тем более, что и территория это… — Тебе что, Изгои мозг выпотрошили? — продолжала негодовать Дельфина. — Они на это не согласятся. Ни Ульфрик, ни… — У вас есть другие предложения? — твёрдо перебила Дейенерис. Та молчала, взирая на неё взглядом обиженного старшинства. — Вы знаете, как мне сохранить мир между двумя государствами? Знаете, как уберечь жизни людей, которые не желают участвовать в войне, не заключая перемирия, которое кажется вам унизительным? Или вы можете предложить другой способ, который предупредит то горе, что несёт за собой война? Дельфина, кажется, поняла наконец, что слегка перегнула палку. На это, по крайней мере, Дейенерис хотела надеяться — женщина перед ней молчала, сурово поджав губы и разминая кулаки. Когда молчание затянулось, Дельфина недовольно промолвила: — Жизнь под управлением слабого лидера — вот, что я считаю несчастьем. Правителя, предающего интересы того, кто верой и правдой служил ему, как это сделал Император. Он продал нас за сытое довольство, он продал Талоса, подставив собственную задницу ушастым завоевателям. И теперь вы… — Мы знаем, Дельфина, что жизнь помотала тебя, — вздохнул Релнир. — Но если не хочешь, чтобы помотала она и нас, будь добра, замолчи. Предложение действительно годное, и действительно… уместное. Она впервые предложила что-то… дельное. Зачем ты её так унижаешь? — Дельфина, словно пристыженный ребёнок, молчала. — Ваша Светлость, я готов помочь. Что от меня требуется? Дени старалась не выказывать никаких признаков благодарности, но чувствовала, что получается плохо. С её сердца словно камень упал — было бы странно, если бы никто этого не заметил хотя бы по её лицу. — Есть ли возможность пригласить на Высокий Хротгар Императора? — Титус протирает штаны на Рубиновом Троне, в Сиродиле, а здесь за него отдувается Туллей. Туллей сидит в Солитьюде, и до него, я думаю, добраться можно. — Значит, это и будет твоей задачей. Я же отправлюсь в Виндхельм и встречусь с Ульфриком… полагаю, Джон там же. — «Его мне хочется увидеть больше, чем Ульфрика», подумала она, но не произнесла. Релнир кивнул в знак согласия, и все договорились встретиться на Высоком Хротгаре через полторы недели. Весь вечер Дельфина избегала смотреть на Дейенерис, хотя и выказала желание отправиться с ней и Джорахом — правда, отдельно, чтобы не привлекать к себе внимания. После ужина, прошедшего в гробовой тишине, Релнир вышел на улицу — подышать свежим воздухом. С ним сразу заговорили миролюбивые светлячки — жёлтые точки тепла в морозном мраке — квакавшие у кромки воды лягушки и сама река с её бурным течением. Вода шумела, била о камни, забирала себе тускнеющий свет уходящего дня. Хотя бы ради этого, подумал Релнир, ради мирного звёздного неба над головой и того, чтобы можно было просто стоять и слушать, стоит заключить перемирие. Чтобы перестала проливаться невинная кровь, чтобы фермеры вернулись на фермы, а Туллей — к себе, в Имперский Город. Пускай Ульфрик получит свою корону… А потом, когда светлячки привыкнут ко мне и потеряют концентрацию, их можно ловить… обмазав себе тораксом все ладони. Но он безвреден. Даже стали на перчатках ничего не станется от него. Релнир зашагал к конюшне, где пасся выбранный им вороной конь — из конюшни Вайтрана, крепкий и сильный. Он провёл рукой по его макушке, пропустил между пальцами удила; его взгляд заострился на искусной гравюре коня на мундштуке… Вайтран любил метить своих лошадей. Пускай даже таким… — Уже уезжаешь? — произнёс голос сзади, и Релнир подскочил от неожиданности, выпустив удила из рук. Голос, тем не менее, он без труда узнал. — Лидия! Ты какого хрена подкрадываешься? — А ты какого хрена сбегаешь под покровом ночи? — она сурово сдвинула брови и скрестила на груди руки. — Я поеду с тобой. Мне с ними делать нечего! — Э, нет, — осадил её Релнир, — ты со мной не поедешь. — Это ещё почему? — таки ахнув от возмущения, спросила та. — Потому что королеве помощь нужна больше, чем мне. И её нужно тренировать… доспехи ты ей привезла, хотя и… да, кстати, какого хрена ты привезла вампирские? Я же просил купить. Купить, Лидия, — зашипел Релнир, тихо, чтобы никто не слышал, — а не стащить с тела любого убитого проходимца! Тем более, Обливион меня раздери, вампира! И что ещё это за обвинения, «какого хрена с трупа снял?» И сама же не лучше… нельзя на таких вещах экономить, я тебе сколько раз повторял, особенно на бескровниках! Её ножом пырнут, беднягу, и что? Драконы с цепи сорвутся, и всё, прощай, прекрасный мир! — Раз так переживаешь, — съязвила та, — научил бы её зелья варить, а не мечом махать. У неё язык острее любого меча, сдались ей эти ножики! Сама ещё поранится ими, вот увидишь. — Ты мне зубы не заговаривай. У тебя что, денег на нормальную кирасу не нашлось? Ты чего скудничаешь, а? — он легко двинул её кулаком в плечо. — Тебя это не касается, — отрывисто бросила Лидия, и то, судя по всему, потому что больше ей сказать было нечего. Релнир сощурился: — В смысле, не касается? Ты что это, шельма, была готова потратить собственные деньги, хотя я просил потратить мои?! — выражение лица Лидии стало ещё глупее и непонятливее. Она явно не знала, что сказать, как оправдаться, и Релнир тут же сменил гнев на милость, ведь не привык долго на неё злиться: — Ладно уж, дело твоё, конечно, но если окажется, что они её не защищают… защищать придётся кому? Вот именно. — Он тыкнул указательным пальцем в её нагрудник. — Хватить так смотреть на меня, она потрясающая женщина, ты с ней точно поладишь. — Чего сам тогда с ней не едешь? — съязвила та. — Наездился уже, — хмыкнул Релнир. — Этот старик рядом с ней предан как пёс… — Дельфина будет держаться от них неподалёку! — тут же заявила Лидия. — У неё и без того достаточно защитников, а ты, мой тан, один. Я знаю, что ты возразишь — будто справляешься со всем сам, но… — Но тень преследует меня, и мне следует быть осторожным, как же, — передразнил он, и Лидия надула губы, словно маленькая девочка. Его это так позабавило, что он не удержался — и щёлкнул её по носу, забыв, что рука его одета в стальные перчатки. От неожиданности Лидия отпрянула и айкнула, а Релнир виновато улыбнулся. — Забодай меня комар… Прости, я не… — выпрямляясь, Лидия замахнулась и двинула его кулаком по щеке. Даже от голого кулака Релнира бросило в сторону, и он возблагодарил Девятерых за то, что Лидия была умнее, чем он, и не носила доспехи круглые сутки. Выплюнув розовую слюну, он произнёс: — Один-один, мутсера. Правда, с собой я тебя всё равно не возьму. Не злись только, придутся ещё на твою долю приключения в моей компании. Я тебе ещё надоесть успею. — Уже надоел, — фыркнула та и, резко развернувшись, направилась обратно. Её сапоги резво застучали по камню, и ничто не мешало Релниру выжидательно смотреть ей вслед; и, когда дверь таверны громко хлопнула на всю улицу, в воздухе снова воцарилась тишина. Прошло десять секунд, и светлячки снова заиграли свою оркестровую музыку, будто выбравшись из временного убежища. Релнир закрыл глаза, упёрся лбом в туловище вороного и позволил ночи укутать его дрёмой. Возвращаться в таверну ему не хотелось. Там его ждали брошенные украдкой взгляды — Дельфины, Лидии, Дейенерис — взгляды, полные ожидания его выбора. Он едва не лёг в конюшне, чтобы никто с ним ненароком не заговорил, и, когда глаза начали слипаться, а ноги внезапно подкосились, он осторожно прокрался в погружённую в сон таверну, повернул ключ в замке своей комнаты, лёг на кровать и со сладостью на душе закрыл глаза, зная, что проснётся до смешного рано и ещё нескоро увидит своих спутников. Через полторы недели, на Высоком Хротгаре, он станет свидетелем того, как Дейенерис будет убеждать Седобородых, что они обязаны позволить им провести переговоры. Они же не согласятся. Будут говорить о своей независимости, о своей нейтральности, а она скажет им в ответ что-нибудь про то, что она королева, что её воля — закон, и всё в таком духе. А, возможно, он этого не увидит, ибо до сих пор будет в пути. Если Туллей послушает его… если Ульфрик послушает Дейенерис… Это будет через полторы недели, думал Релнир, пока копыта вороной стучали по каменному мосту, соединявшему Ривервуд с противоположным берегом Белой реки, бушевавшей и то и дело подгонявшей плывущие наперегонки рыбные косяки. Утреннее солнце слепило ему глаза, птицы заливались трелями и обменивались новостями — Релнир даже жалел, что не умеет говорить на их языке. Он натянул поводья и заставил кобылу свернуть вправо, оглядываясь по сторонам. Судя по чистому небу, день обещал быть непасмурным, тёплым. Релнир снял с головы шлем и повесил его на ремень при луке — солнце заиграло бликами на стали. После каждого шага вороного шлём постукивал по плотной коже седла, отмеряя ритм неторопливой рыси. Речной ветер обдувал его огрубевшую от стали кожу, так что он едва не закрыл глаза. В его жизни было мало моментов, когда можно было просто наслаждаться ветром, водным рокотом и лошадиной ходьбой. Дорога петляла, сворачивала вниз, к самому побережью — справа заревел водяной поток, заглушив пение птиц и песнопения стрекоз — и снова вверх, мимо подножий гор, мимо пустынных троп, заросших горноцветами и лавандой… Если бы я мог, я бы остановился и окунулся в реку, подумал Релнир. Но времени нет. Откровенно говоря, он боялся останавливаться — хотя не показывал этого. Слова Лидии глубоко задели его, и он уже почти не сомневался в том, что чужая тень преследует его, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому хрусту, и прекрасно понимая, что привычка никогда не снимать доспехи сейчас придётся очень кстати. Так должно было быть, ведь он — Довакин, и кому-то очень не хочется, чтобы он одолел Алдуина. Кому-то очень хочется, чтобы мир всё-таки был пожран. Но вот Релнир в Совнгард не торопился, поэтому и жизнь свою предпочёл поберечь. Солнце ещё не стояло в зените, когда живот скрутило чувство голода, а на горизонте показалась далёкая черепица Драконьего Предела. Релнира потянуло туда, в родной дом, где он мог потратить целый день на создание новых зелий и с чистой душой отправиться в путь, но время поджимало. Возможно, думал он, в этот самый момент Дейенерис уже на полпути к Виндхельму… а может, в дороге их застали волки… или же Лидия снова не нашла общий язык с великаном… да мало ли что могло случиться? Ему этого сейчас не изменить. Даже если они будут бездельничать, он-то свою часть выполнить обязан. После плотного обеда, разумеется — благо, вокруг медоварни Хоннинга витал аромат свежей выпечки, и Релнир, поддавшись соблазну, свернул без зазрения совести. Вороную он привязал в общем стойле, и та, благодарно фыркнув, запустила морду в корыто с дроблёным овсом. Спиной Релнир ощущал чей-то косой взгляд, и был уверен, что Тень его всё-таки настигла, но, воровато оглянувшись, увидел только одетую в крестьянское девушку с мотыгой, остановившей пашню и не отведшей нахальный оценивающий взгляд даже когда их глаза встретились. Релнир улыбнулся — настолько тепло, насколько был способен, и едва ли не пропел: — Моя лошадка тут постоит у вас, можно? — А я что? — пробурчала та, снова принимаясь за мотыгу. — Ты у Сабьорна спроси, за овёс-то он платит. — Да у него столько денег, — тихо сказал тот себе под нос, — что уж от овса-то не обеднеет… — но, открыв дверь магазина, заставленного закрытыми винными бочками, Релнир едва не рухнул на пол от обилия и силы запахов. На мгновение он даже зажмурился — казалось, розовый туман винограда, мёда, хурмы и вереска заволакивает ему взор и заколдовывает, чтобы он ничего не увидел… Что, что же ты скрываешь, проклятая медоварня? Если бы Тень подкралась сейчас, подумал он, я бы ничего не заметил — я и пальцев-то своих не вижу. — Кто это? — окликнул хозяин. Релнир замахал перчаткой перед носом, стараясь отогнать от себя въедливый запах — безуспешно. — Релнир, ты что ли? — Как же ты… как же… — он не договорил, внезапно раскашлявшись. Хозяин засмеялся по-доброму, но Релниру его хохот показался зловещим. — Да твою рожу эльфийскую кто угодно узнает. Все болтают, какой ты герой, я тебе по такому поводу и по старой дружбе кружку своей медовухи плесну, садись, — Релнир послушно сел, продолжая держаться за нагрудник. — Попробуй, а если хочешь — целую бутыль с собой дам. Новый рецепт. Из лаванды. Релнир отпил, боковым зрением изучая окружение. Запах и дым ему, значит, всё-таки не померещились — розовый пар источали винные бочки, и, возможно, именно этого в магазине никого, кроме Сабьорна и Релнира не было. — А бренди сиродильского нет? — прохрипел Релнир, стукнув чаркой по столешнице. — Увы, — покачал Сабьорн головой, выставляя перед гостем вытянутый из-под прилавка рулет. — Сам не прочь был бы горло им ополоснуть. — Да что за напасть-то такая? Его ни у кого нет, а я ничего другого пить не могу! Всё бодяга да моча ослиная, плющит как будто булыжником башку размозжили… — Уж не думаешь ли ты, — вкрадчиво спросил хозяин, — что и мою медовуху пить нельзя? — Не думаю, — покачал тот головой, — но только потому что ты, Сабьорн, хороший человек. И, в отличие от других медоваров, на пшеницу свою не мочишься, чтобы росла лучше. — Дабы хозяин наверняка поверил его словам, Релнир поднял перед собой чарку, словно произнося тост в честь медовара. Тот лишь усмехнулся себе под нос. — Вообще, у меня ещё аргонианское кровавое есть. Продам за 50 монет. — Кровавое? Да ещё и аргонианское? Это из чего же его готовят? — А я знаю, думаешь? Мне его контрабандой присылают. Пытался распробовать. Не понял. — То есть, контрабанда прибывает аж из Чернотопья, а на бренди всеми положено? Воистину, забодай меня комар, миру пришёл конец! — Аргониане-то давно уже от Империи отдельно существуют. Что я сделать могу? — Релнир покачал головой. Если бы он знал ответы на подобные вопросы, он бы тут вряд ли сидел. — Кстати, об этом… Вайтран правда уже Ульфрику сдали? — Правда, сам из окна наблюдал. Они с катапультами были, всё серьёзно… все стены обстреляли, но кто-то опустил мост, пустил нападавших в город… Вигнар теперь в кресле ярла сидит. Об имперцах пока не слышно ничего, притихли. — Много народу полегло? — Стража в основном. Соратники поджали хвосты и заперлись у себя в Йоррваскре, просто потому что им никто не заплатил, ха! «Значит, Эйла в порядке, — подумал Релнир, поддакивающе хмыкнув. — Да хранит её Хирсин, лису этакую». — Отец твой ко мне заходил пару дней назад, — заметил Сабьорн, вырвав Релнира из мыслей. — Говорит, у них всё нормально, дом стоит. Через неделю, говорит, поплывёт опять на Воронью Скалу, к Нелоту. — Рад слышать, — улыбнулся Релнир, вытирая губы. Конечно, это было далеко не самой плотной трапезой; если бы только он зашёл к родителям, они накормили бы его как следует. Но так нельзя, остановил себя он. Родители не отпустят его так быстро. Родителей он очень давно не видел. Сабьорн, нерешительно глядя на пустую тарелку, мялся на месте, словно хотел что-то сказать, но стеснялся, и поэтому Релнир ждал. — Вообще-то… знаешь… сделаешь для меня кое-что, достану тебе хоть десяток склянок бренди. Я серьёзно. — Релнир молчал, и хозяин быстро молвил: — Какой-то проходимец у меня опять ночью всю капусту увёл! Релнир сдержал хохот: — Да заведи ты пса, ну в самом-то деле! Сколько можно уже хныкать как девчонка! Пёс обидчика покусает, и всего делов! — Да пёс сам всех лошадей да капусту пожрёт, и ещё баб начнёт щипать! — громко и зло возразил Сабьорн. — Слушай, я тебе не оборотня говорю нанять, а пса. Преданный пёс класть хотел на твоих крестьяночек. — Один хрен на убыль всё пойдёт, невыгодно ни на септим погнутый, тьфу ты. Что псы, что мародёры — весь мир пожрут мне, как пить-дать! «Есть одна злая змеюка, — подумал Релнир, — которая скоро может весь мир сожрать и так и так. Какая разница, что будет с твоей маленькой медоваренкой тогда?» — Ты лучше, знаешь, если хочешь мне помочь, — заговорил он, склонившись над прилавком, — то сделай вот что. Если будет кто заходить и обо мне спрашивать, скажи, что я пошёл… ну, не знаю, придумай что-нибудь. Форт какой-нибудь от бандюг зачистить, скажи, мне за это хорошенькую сумму отвалили. Знаешь же какие-нибудь руины тут поблизости, да? — Сабьорн немного подумал и сосредоточенно кивнул. — Ну вот скажи, что я пошёл… не знаю, обворовать драугров и последние тряпки с них, бедняг, сорвать. Предать их бренные тела огню, упокоить их души… понял? — Упокоить их туши, предать дела огню… За тобой следят, да? — Релнир кивнул. — Ага. И я ещё надеюсь этот хвост замести. — Имперцы? — понимающе спросил тот, но гость посмотрел на него с укором. — Да ты что, Ульфрика из себя вывел? — Мой старый друг, я ввязался в нечто пострашнее междоусобных склоков. Если Боги будут милостивы, тосты за мою победу будут поднимать по всему Скайриму… — живо представив себе праздничный пир, Релнир поднял чарку и единым залпом осушил её, громко стукнув по столу. — За меня выпьет норд, редгард, имперец, данмер, босмер… даже альтмер, не будь я Релнир Драконья Смерть! — Всенепременно, — нетерпеливо вздохнул Сабьорн. — Но пока этого не произошло, Драконья Смерть, заплатишь за радушный приём, а? И Релнир заплатил. Заплатил щедро, даже не посчитав, сколько именно монет бросил Сабьорну на прилавок, напоследок попросив всё-таки плеснуть немного аргонианского — ведь он знал, что к вечеру проголодается снова, а заночует ли он в тёплой кровати, или нет, не знал. Может статься, он проткнёт медведя или саблезубого тигра — у этих мясо жёсткое, запить надо… не будет вина — мясо в зубах застрянет, а это страсть как неприятно. Его вороная стояла на том же месте, нажравшись овса и самодовольно облизывая морду. Вино ударило Релниру в голову и оказалось, видимо, даже крепче бренди, к которому он привык — его пошатывало. Едва удерживая поводья, он отвязал кобылу и собрался было дружелюбно похлопать её по боку, но не рассчитал силы удара, не заметил, как лошадь сделала несколько шагов, смещая для него угол удара, и крепко шлёпнул её ладонью по заду, тут же заставив встать на дыбы и едва не пуститься вскачь от страха. Собирая крупицы разума, Релнир побежал за ней, пытаясь схватить поводья и остановить её, споткнулся, шлёпнулся лицом в грязь и услышал за спиной противный тоненький смешок… на борьбу с силами природы и пьянства у него ушло несколько мучительно тяжёлых секунд, но дело было сделано. Вороная брыкалась, фыркала, обиженно отворачивалась от него, но Релниру всё-таки удалось её утешить и не без приключений взобраться в седло. Лошадь он пустил галопом, и встречный ветер слегка освежил его мысли. Тогда Релнир пообещал себе, что больше медовуху Сабьорна он пить не станет. Человек он хороший, но, стало быть, на пшеницу тоже время от времени нужду справляет. Долгое время по пути ему никто не попадался. Где-то с час он пытался прийти в себя, едва не упустив несколько важных указателей, на второй перешёл на рысь и позволил себе просто ехать, оглядываясь по сторонам, принимая Скайрим таким, каким он был без войн, драконов… от грязекрабов, правда, деться было некуда — пару раз, когда они проезжал болотистые побережья, они пытались вцепиться клешнями в бабки его лошади, но она их не боялась, и грязекрабы оставались ни с чем. Возможно, грязекрабам нашлось бы место в новом мире, если бы случилось так, что Алдуин всё же поглотил бы мир нынешний. Релнир давно не чувствовал такого спокойствия, и мысли сами по себе понесли его в мечты о победе над Пожирателем Времени, в которые он так беззаботно погрузился ещё у Сабьорна в таверне. Алдуин побеждён, Дейенерис вернулась в Семь Королевств и правит там без вмешательства сторонних государств, а его, Релнира, и Лидию Вигнар Серая Грива пригласил в Драконий Предел, устроив пир в их честь. Эйла Охотница сидела с ним рядом, следя за тем, чтобы кубок всегда оставался полон, смотрела на него влюблёнными глазами и смеялась над его историями, одаривая вниманием его одного, воркуя то про Небесную Кузницу и меч, выкованный специально для него, то про тёплую постель и меч совершенно другого рода… На третий час кобыла подустала и зашагала медленней — и Релнир понял, что настало время передохнуть. Он всё ещё не поддавался соблазну снять с себя доспехи и окунуться голышом в речку, сопровождавшую его на протяжении всего пути — может статься, только доспехи и спасали его от внезапного ножа или стрелы в спину. Привязав лошадь к сосне так, чтобы она могла подойти к воде, он наспех проткнул нескольких грязекрабов, позарившихся на его вороную, и, откромсав клешни, попробовал поджарить теми элементарными заклинаниями, что ему были известны — но после трёх туш грязекрабов, сгоревших дотла, оставил попытки и съел прямо так, сырыми. Разрывая противную и скользкую плоть, он чувствовал себя грубым неотёсанным медведем, и пожалел, что действительно не может оказаться в Драконьем Пределе и полакомиться жареной говядиной или овощным супом… Пожалуй, Эсберн был прав, когда говорил, что надо бы чаще готовить не зелья, а полноценную еду. Пожалуй, путешествовать в одиночку не так интересно, как ему казалось прежде. Тучи пришли откуда не ждали — Релнир даже не заметил, как они заволокли небеса и стали нависать над ним и лошадью, будто ожидая нужного момента. Релнир проклял себя за неумение разбираться в погоде: ещё утром он думал, что дождя не будет — но, выходит, ошибался. Впрочем, это было утром — сейчас солнечный диск повис над горизонтом на западе, день клонился к вечеру. Высоченные стволы корабельных сосен, утопавших в сумерках и сопровождавших его последние пару часов, казалось, вполне защищали его от тяжёлых дождевых капель — но как раз когда лес закончился, начался ливень, и Релнир неохотно водворил шлем обратно на голову и пустил лошадь галопом, надеясь поскорее добраться до какой-нибудь деревушки — даже если как только за ним закроется дверь, дождь прекратится. Лошадь несла его вперёд, несла, несла, несла, несла, дорогу уже начал заволакивать туман с болот, и Релнир немного сбавил скорость, чтобы ни на кого не наткнуться и не пропустить очередной указатель, едва заметный среди обступивших тропу высоких деревьев. Сделал он это очень вовремя — как раз когда деревянные стрелки выступили из тумана по его левую руку. Неподалёку был Рорикстед — если память его не подводит, добраться до него можно было за пару часов. Он уже собирался было снова поехать, как вдруг из-за валуна, стоявшего за указателями, кто-то вышел и приветственно поклонился. — Доброй тебе дороги, путник, — проговорил незнакомец, и в хрипоте его голосе Релнир узнал каджита. — Доброй и тебе, киса, — поздоровался он так радушно, как только мог. — Тебе чего? Помощь нужна? — Наоборот. Это у Него кое-что есть для путника, если тот готов немного позолотить лапу. — Если у тебя нет бренди, — вздохнул тот, — мне неинтересно. — Бренди, пиво, вино — путник волен звать это как ему угодно, но Он предложит ему то, что держит в своих лапах, — его кошачьи глаза коварно сверкнули, и Релнир уже собрался развернуть лошадь и поскакать прочь, как вдруг где-то вдалеке раздался драконий рёв. Его кобыла напуганно заржала, готовая побежать в любой момент, а Релнир сощурился, высматривая движение среди облачных шапок на вершинах гор. — Лучшей скуумы за сто миль на запад, юг, восток и север не… — Да ты что, — зашептал Релнир, — не слышал? — кошачьи уши встали торчком. Он прислушивался, но пустая дорога хранила молчание, а облака скрадывали танцующего между ними дракона, словно крепкая броня. Не могло же ему послышаться, в самом деле, эта тварь точно где-то здесь! — Он ничего не слышал, — наконец сказал торговец. — Возможно, путнику и скуума ни к чему? Возможно, он… — Мурашки побежали по коже Релнира, когда дракон снова подал голос: теперь — гораздо ближе, теперь и каджит услышал. Он тут же бросился бежать в противоположную дракону сторону, зазвенев склянками и зашебуршав мешочками с лунным сахаром, умная, хорошая киса, но у Релнира выхода не оставалось — враг поджидал его впереди, и заставлять его ждать было бы крайне невежливо. Дракон снова протяжно заревел, и кобыла, словно почуяв неладное, заржала и затанцевала на месте, не решаясь побежать вперёд. — И что ты мне предлагаешь? — резко спросил Релнир. — Остановиться? Всё бросить, здесь и сейчас! Но! — крикнул он, вытянув из ножен меч и ударив лошадь ребром. Та громко и протяжно заржала, встав на дыбы и заставив его вцепиться одной рукой в поводья, чтобы не упасть с седла. Он уже заскользил назад, ноги едва не вылетели из стремян, но заслышавшая дракона кобыла не на шутку перепугалась и наконец погнала вперёд. Голова Релнира кружилась, но он держался крепко, подбадривая лошадь голосом. Ты выросла на молоке Скайрима, думал он. И не такого ты должна не бояться, не такое должно пугать тебя. На четвёртый возглас дракон наконец-то показал себя, вынырнув из облаков как из морской пены — всего лишь тёмный силуэт в небесном молоке, но ревел так, что в ушах зазвенело: увидев врага, вороная вновь встала на дыбы, и на этот раз Релнир не смог удержаться — гулко стукнувшись о землю, он наскоро вскочил на ноги. Кобыла поскакала прочь, вслед за каджитом, но Релнир на неё уже не смотрел — ловил момент, пытаясь понять, что за дракон перед ним, и как его лучше одолеть, но времени не осталось — враг видел его, возможно, даже чувствовал, знал, кто перед ним, и раскрыл пасть — из глубин его глотки хлынул прозрачный поток льда. Релнир отбежал в сторону, скрывшись между сосен, и наспех раскрыл сумку с выстроенными в стройный ряд зельями в петельках. Дерево заледенело, обдав тело кусачим холодом, пока он перебирал десятки пробок, высчитывая десятую по счёту — в ней, он знал, хранится огненное зелье, согревающее изнутри. Опорожнив его одним махом, Релнир почувствовал острый укол льда за спиной, и уже собирался было встать, чтобы бесстрашно ринуться на врага — но у него не получалось. Несколько сосен перед ним уже оделись в ледяные глыбы, и, кажется, он стал частью одной из них. Дерево его не отпускало. Разразившись бранью, неслышимой посреди драконьего рёва, он понял, что доспехи примёрзли. И как только сам в ледышку не превратился?! Выход был только один — растопить их, даже обжечься, но это было не страшно; страшно было то, что дракон знал, где он, порхая над кронами, слыша его, видя его. Ещё немного, и он дыхнёт снова — ему уже не повезёт так сильно, все внутренности его заледенеют… шепча заклинание непослушными губами, Релнир поднял глаза на порхающую над деревьями тварь: из серебряного тела дракона торчали угольного цвета шипы, его пасть обледенела; враг опустился ниже, прижав ледяные глыбы деревьев весом своего тела к земле и торжествуя, ибо ему удалось загнать жертву в ловушку. Несколько сосен хрустнуло, разламываясь там, где лёд не затронул кору и расчищая дракону путь — ещё немного, и Релнир окажется у него в пасти. Поддайся же мне, проклятый огонь, растопи мои путы. Ещё несколько стволов сосен повалились поперёк дороги, чёрные ноздри твари задвигались, из глотки Релнира вырвалось единственное, что в тот момент могло ему помочь: — ФУС РО ДА! — он знал, что одного крика мало для победы над драконом, но энергия, наполнившая тело, воспламенила его левую ладонь и помогла растопить доспехи — правой он уже выхватил меч, и как только дерево отпустило его, бросился на дракона, надеясь нанести хотя бы один удар, прежде чем тот взлетит снова. Но тот быстро пришёл в себя, и поняв, кто стоит перед ним, и уже поднимался в небо: Релнир выругался и послал ему вслед проклятие, когда огромные челюсти раскрылись, и истинный Драконий Крик сотряс землю: враг отвечал ему соответствующе. Релнир юркнул за один из столбов, зажав уши; Крик разбил несколько глыб, и те обсыпались на голову Релнира ледяными осколками. Он успел воздать молитву Талосу за то, что был в доспехах, когда дракон заговорил, и его голос зазвучал эхом в молочном тумане: — Довакин! Это ты. Значит, говорят правду. — Да, это я, — закричал тот в ответ, удивляясь тому, как громко и властно звучит его голос, — но вот твоё имя мне неизвестно. Дракон красноречиво заревел, а Релнир поднял меч. Возможно, придётся снова прятаться посреди деревьев, но это не страшно; зелье согревает его, музыка собственного голоса придаёт сил. — Назови своё имя, дракон! — громко потребовал он. Нет, совершенно точно, Голос делает его сильнее, делает его уверенней в себе. — Я Бруникмар, и не тебе говорить со мной, смертный! — ещё до того, как он договорил, Релнир понял, что сейчас произойдёт — и он успел увернуться, побежать по дороге, когда тонкая кромка льда побежала за ним по пятам, покрывая мощёный камень — дракон летел, развив скорость. Кроны сосен покорно склонялись под его крыльями, а Релнир удивлялся собственной быстроте — лёд не догнал его, даже когда у дракона закончились силы, и он просто завис в небе, переводя дух. Тяжело дыша, Релнир закричал: — Я не знаю, что значит твоё имя, Бруникмар. Я не знаю всего на свете, и я, как ты и сказал, всего лишь простой смертный. Но я убью тебя, как убил Салокнира и Рейегаля, и как убью Алдуина, ибо так захотел ваш… — Бруникмар устал слушать: выгнув шею, он дыхнул снова; Релнир быстро пригнулся, поток льда задел его макушку и пустил кромку по спине, но Релнир уже бежал, надеясь, что ему повезёт и в этот раз. Действие зелья заканчивалось, он торопливо шебуршал в сумке в поисках нового… В тот же момент фортуна подвела его: крепкий лёд перехватил его за лодыжку и мог бы покрыть всё его тело, не успей Релнир выкрикнуть слабое защитное заклинание — щит накрыл его всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы холод не поглотил его полностью, а Бруникмар пролетел мимо и опустился на землю набраться сил. Поднялся страшный грохот. Тяжело дыша, Релнир нагнулся над ногой, пытаясь снова вызвать огонь в ладонях, но вся концентрация ушла на оберег — теперь ни усердные мысли, ни шёпот заклинаний ему не помогали. Дракон приближался. Ещё чуть-чуть, и кишочки Драконорождённого будут переливаться на солнечном свету, насаженные на клыки этого деспота. Ещё чуть-чуть, и от Релнира останутся рожки да ножки — и то вряд ли, даже на обледеневшие косточки надеяться нечего. — Думаешь со мной покончить, Бруникмар? — спросил тот с деланным испугом. — Да, — ответил дракон, явно смакуя свою победу, — думаю. — Если не я убью тебя, тебя убьют другие! Но есть одна… есть одна дама… — Релнир упал на спину, когда Бруникмар толкнул его мордой, и выронил меч. Он едва успел подобраться, чтобы не сломать замёрзшую ногу, как вдруг увидел торжествующую морду дракона прямо перед собой. — Да погоди ты… послушай! — Бруникмар не хотел слушать: Релнир едва успел опомниться, когда вокруг него воцарилась тьма, а ноздри защекотал тошнотворный запах разорванной плоти, и из глотки вновь непроизвольно вырвалось: — ФУС РО ДА! Тьма рассеялась, Бруникмар взвился в небо и заверещал от боли. Релнир поторопился: быстро выпрыгнув из обледеневших сапог, он хватанул меч и отбежал в сторону — правда, лезвие выскользнуло у него из рук, оставив на ладони царапину, и ему потребовалось время, чтобы наконец-то принять оборонительную стойку; встав на ледяную землю обёрнутыми в варёную кожу ногами, он выставил перед собой меч, и прежде чем Бруникмар, вновь опустившись на землю, успел бы хоть что-то сделать, опередил его: — Выслушай меня, Бруникмар. Я даю тебе выбор. Отвергни его — и мы сразимся с тобой честно, как равные. — Ты мне не ровня, как бы тебя ни называли! — прогремел тот. — Возможно, ты и прав, дракон, но тогда тебе не будет тяжело одолеть меня. Видишь, я уже остался без сапог, холодной земли мне долго не выдержать, а мой Голос и в половину не так силён, как твой. Но, послушай, если твоя мудрость допускает, что я могу одолеть тебя, то ты должен… — Бруникмар не хотел слушать: он снова побежал на Релнира, и тот возблагодарил всех богов, что позади него не оказалось валунов или деревьев, которые загнали бы его в тупик. Он быстро оглянулся через плечо — позади него был каменный мост, перекинутый через бурно шумящий водопад. Если бы мудрости Бруникмара хватило мотнуть головой, он мог бы сбросить Релнира в бурлящий поток, и тогда никакие доспехи ему бы уже не помогли. Тем не менее, дракон не дышал на него льдом — это было уже что-то. — Ты можешь только выслушать меня! Можешь остаться в живых, если выслушаешь! — Я и останусь в живых, смертный, и буду править Нирном вместе со своими истинными братьями, когда ты сгниёшь в земле! Алдуин уничтожит ваш мир! — Зачем?! — закричал Релнир. — Зачем его уничтожать? — Такова судьба неблагодарных! Мир был лучше, справедливей, когда им правили драконы. Предатель Партурнакс… — Но ведь есть и другие драконы! — перебил тот. И сглотнул, потому что знал, что не готов к этому разговору. — Добрые драконы. Драконы в телах… — ПРИТВОРЩИКИ! — прогремел Бруникмар, и Релнир уже не удивился, когда из его глотки вырвался сноп ледышек: он успел пригнуться и припасть к земле, едва ли не прикинувшись трупом. Бруникмар всё ревел, ревел, белый поток, казалось, ослепил и его глаза, и его рассудок — поток был беспорядочен, дракон направлял его во все стороны, выискивая свою жертву. Релнир подползал к нему ближе, вдруг подумав, что не зря учился крадучись подглядывать за купавшимися на озере девчонках, и что не зря отец учил варить его зелья — этот старый мер своё дело знает; трескотня льда заглушала всё, Бруникмар ничего не слышал, и, как только замолчал, Релнир оказался уже под его мордой. Ничего не понимая, Бруникмар заозирался по сторонам; в этот самый момент Довакин проткнул его пасть снизу — клинок вошёл в мягкую плоть, а тварь заорала, едва его не оглушив. Обезумев от боли и ярости, Бруникмар опустил голову и мотнул ей в сторону Релнира, безуспешно; лязгнул истекающими кровью зубами, подошёл ближе… — Оставь Алдуина, Бруникмар. Живи. Не знаю, как, но… помоги нам победить его. Алдуина. Мне и… Дейенерис Таргариен… — ТАРГАРИЕН! — вырвалось из глотки дракона — от мощности его голоса Релнир едва удержался на ногах, надеясь, что это был возглас радости или сомнений, но Бруникмар безжалостно продолжил: — ПРЕДАТЕЛИ! ТАР ГАР ЭНУК! ПРЕДАТЕЛИ! Я не предам Алдуина, как они сделали это! Не предам! Не предам! — Будь по-твоему! — воскликнул Релнир, решив, что дракон слишком разговорился, и кинулся ему наперерез, забыв об осторожности. Бруникмар, очевидно, тоже устал от схватки — он широко разинул пасть, ожидая, пока Довакин добежит до него; чем выше он поднимал челюсть, тем выше Релнир поднимал меч; ещё немного, и дракон бы точно перекусил его на две половины, или слопал бы как сжатую пружину; но Релниру повезло — он смог нанести удар быстрее: меч завяз в твёрдой морде, и Довакин неосознанно двинул по пасти босой ступнёй, надеясь его выдернуть, но это не помогло — Бруникмар в тот же момент распахнул челюсти и заверещал от боли, подкидывая Релнира в воздух — он взлетел, едва удерживаясь за рукоятку клинка. Меч дёрнулся и всё-таки выскочил из окровавленной морды дракона. Релнир не успел осознать, что приземлился прямо тому на шею — понял это лишь по шипу, об который стукнулась его спина. Прежде чем это успел осознать сам Бруникмар, он перехватил меч двумя руками и, покачиваясь на ходу, всадил клинок дракону промеж глаз. Бруникмар снова выпрямился, заверещал и заставил Релнира свалиться с его спины — удар о землю был болезненным, но визг умирающего дракона оглушал и того сильнее, заставив Релнира закрыть уши. Наконец силы оставили Бруникмара, и он рухнул на землю, подняв ворох пыли. Чешуйки стали отставать от его тела и, обгорая в воздухе, потянулись к Релниру, неожиданно обессилевшему, растянувшемуся на земле. Он тяжело дышал, и даже приток драконьей силы, согревший его и наполнивший теплом, не заставил его подняться на ноги. От Бруникмара, вопившего, испускавшего лёд и кричавшего о предателях, остались только белеющие кости, и Релнир, повинуясь внезапному желанию, нащупал под доспехами место, где висел амулет Талоса, и прошептал тихую благодарность. Он и не заметил, как наступила ночь, как вокруг снова заголосили сверчки. Он потёр ушибленные бока (словно забыл, что они защищены доспехами) и, не глядя на драконьи кости, пошёл туда, где остались его сапоги — всё ещё примёрзшие к земле. К счастью, эта сталь не боялась огня, поэтому на ней даже не осталось ожогов. Привлекательная, серая сталь, на которой играют блики лунного света, посреди ледяного ада. Кто бы здесь ни проезжал следом — он наверняка будет очень удивлён. Он убил дракона, поглотил его душу… Ну и что? Ну и какой смысл был в его смерти? Релнир не чувствовал себя гораздо сильнее, чем был раньше. Возможно, он бы даже обрадовался, останься этот дракон в живых. Чего ради он убил этого Бруникмара, если он мог остаться в живых? С одной стороны, злу не должно быть места в этом мире, да и драконы не дают этому миру шанса. Он, Драконорождённый, должен убивать драконов, и единственные слова, которые он должен кричать, должны быть боевыми… С другой стороны — может, Дейенерис всё-таки права? Мало этого — так ведь он и без кобылы остался. Если бы только это животное знало, что дракона можно не бояться; если бы оно знало, что драконы пойдут на примирение — быть может, и убегать бы не стало? — Ниспошли мне, Акатош, кобылу! — Релнир беспомощно воздел руки к небу, но ответом ему было мрачное молчание. Сзади него вдруг хрустнула ветка — повинуясь инстинкту, он сжал рукоять меча, но не оглядывался, прислушиваясь дальше. Сзади на него не напасть, на землю не повалить, горло просто так не перерезать. Всё его тело закрыто. Всё продумано, Тени его не одолеть… Но сзади никого нет. Если это убийца, наёмник, он боится его, выжидает лучшего момента. Что же, так тому и быть. Ждёт возможности наброситься, когда на Релнире не будет целого комплекта оберегающего его доспехов. Что ж, отличный повод никогда их не снимать — и никогда не мыться. Плюнув в сторону, Релнир уныло побрёл обратно по каменному мосту — сколько бы времени у него ни ушло, другого выхода не оставалось. Среди воцарившей на дороге ледяной пустыни он с трудом отыскал несколько кустов со свежими ягодами, но неловко раздавил половину из них. Ещё четверть осталась на перчатках в виде сиреневых пятен — воистину, для него это был не самый удачный вечер. Стояла уже глубокая ночь, когда перед ним наконец-то показались огоньки жилых домов. Рорикстед. Спящий. Даже курицы, и те по насестам попрятались. Широкая немощёная улица — очевидно, торговый тракт всего поселения — была пуста, зато у здания, стоявшего сразу же за обширными загонами для скота и небольшими огородами, приветливо горел фонарь, освещавший вывеску «Замороженный фрукт». Постоялый двор, таверна — чем бы это место ни было, Релнир навалился на дверь аки пьяный дровосек, обратив на себя внимание посетителей и, как водится в историях про пьяных дровосеков, заткнув даже голосившего скальда. Несмотря на поздний час, людей здесь было немало — видимо, фермеры отдыхали после тяжёлого рабочего дня. — Лошадь нужна, — низким голосом произнёс он, плюхнувшись на свободное сиденье у стойки, — моя дракона увидела и как сиганула… не пробегала тут случаем? Вороная такая. Красотка, каких поискать. — Дракона? — боязливо переспросил корчмарь. — Это-это-это что же это… это он тебя, это, в живых оставил, а её, чего… сжарил, что ли, да? Релнир кинул на него взгляд исподлобья. — Да ты не боись, нет дракона больше, — просто произнёс он. — Я его прикончил. — Прикончил? — произнёс рыжий норд, стоявший по его правую руку, и в его голосе сквозило восхищение. — Ты, значит, искатель приключений, да? Воин? И мечик у тебя, гляжу, сверкающий… — Я лучше, приятель, — ответил ему Релнир с гордостью, — я — Драконорождённый. — Драконорождённый? Что за чушь? — раздался голос позади них, но Релнир не торопился оборачиваться. Обычный пьяный сброд. Дать себе волю — можно мозги ему раскрошить и весь пол здесь вымазать. Неаккуратно. Бессмысленно. Пустая трата времени и сил. Невинная жизнь, даже если разговаривает с ним какая-нибудь сука. — Сейчас любой хрен хоркерный может броню нацепить себя, любая псина, да заявить, я-де Драконорождённый, целуйте пятки мне! — Гость ничего у нас не просит, никакого пяткоцелования, — встал на защиту рыжий, — ты груб без причины. — Не трать время на дурака, — произнёс Релнир и сам удивился, как мудро прозвучали его слова. — Я только за лошадью зашёл, да за едой. Еду я у вас точно поем, где можно найти лошадь? — Не торопись, пёс брешущий! Сначала ответь на оскорбление! — грубо бросил норд, начавший перепалку, и резко развернул Релнира себе. Тот от неожиданности покачнулся и едва не упал со стула. Удивительно, но даже доспехи не напугали наглеца — и, что было ещё удивительнее, он совершенно не был пьян. — Ты назвал меня дураком. Есть у моего тела часть, которая хотела бы с этим поспорить… — Его болтовня дала Релниру драгоценное время подготовиться к «внезапному» удару — как только норд занёс кулак, он уже увернулся, и удар угодил прямо в столешницу, к счастью, оставшуюся целой. Быстро воспользовавшись моментом, пока соперник не пришёл в себя, Релнир двинул его макушкой в грудь — раздался гулкий звук, и враг отшатнулся, явно потерянный в пространстве. Больше он в драку не рвался. Еле держась на ногах, он всё ещё не знал, стоит ли ему продолжить наседать, стоит ли утолить любопытство собравшихся гостей — развернувшихся к их схватке и сгорающих от любопытства. Вожделея мести, Релнир подумал, что настал его час. — Я назвал тебя дураком, оскорбил тебя, но ты назвал меня лжецом. Поспорить я могу, лишь явив всем свою правду. — Нет, — взмолился тот, — не надо! — Но разве можно урезонить Довакина, опьянённого собственным голосом? — ФУС РО ДА! — закричал он, и время остановилось. Мощный поток воздуха взметнул норда над полом и отбросил его к противоположной стене — сидевшие там гости гурьбой кинулись в разные стороны, сваливаясь в кучи друг на друга, ругаясь, отдавливая соседям пальцы ног и рук — норд, не падая, налетел прямо на трофейные оленьи рога, вонзившиеся бедняге в спину. Время понеслось вскачь. Релнир огляделся по сторонам — выражение ужаса застыло на лицах окружающих, от пламени над вертелом посреди комнаты остались лишь голубоватые струйки дыма, в лужах молока лежали обломки глиняных кувшинов. Тишину нарушила одна из посетительниц, вскрикнувшая, когда на её щёку из живота убитого упало несколько карминовых капелек. Она отодвинулась, и под насаженным на рога нордом никого не осталось. Тут Релнир вспомнил все свои терзания, не дававшие ему покоя, и отвёл взгляд. Проклятье, этого он не хотел. Не видел он этих рогов, не хотел убивать. Это была самозащита, забодай её комар, вот только на его стороне был перевес. Предназначение, мать его за ногу. Корчмарь вдруг завизжал: — Довакин ты, или нет, но я вызываю стражу! — Да делай что хочешь, я откуплюсь, — тяжело вздохнул тот. — Деньги у меня есть, и я легко могу с ними расстаться. Но вот лошади у меня нет, а она мне страсть как нужна. — Корчмарь смерил его недоверчивым взглядом, словно раздумывая, можно ли гостю теперь доверять. — Ну так что? Будет у меня лошадь? — Пап, — испуганно проблеял рыжий, — дай ему лошадь. Пусть идёт себе с миром. «Ты что, боишься меня, приятель? Чтоб мне тогда пусто было», хотел сказать Релнир, но промолчал. Вместо этих слов он просто улыбнулся — так тепло, как только мог.