***
Девушка сидит у изголовья кровати, где спит ее ребенок. Она невесомо гладит его по голове, тихо напевая песни. Он видит плохие сны. В них война, заговоры и смерть. Много смертей, крови, и боли. В худшем сне ее малыша нет криков. Только размеренный властный слабеющий голос и холодные серые глаза. Она помнит тот день, когда умерла. Она помнит жар и запах гари. Она помнит слезы сына. Малыш уже взрослый и больше не плачет. У него душа вся в шрамах. И ночные кошмары. Она обещала всегда быть рядом. Сидит у изголовья. И напевает. Сын не слышит.***
Мужчина не злится на мальчишку. Пускай тот и убил его. Он тоже пытался это сделать, так что они в расчете, да? Мальчишка не отпускает его и вроде как сожалеет. Поэтому придется задержаться подле него. Ну что сказать. Этот наивный щенок остался… Наивным щенком. И откуда только нежность, которую он вложил в это слово? Ему хочется хорошенько встряхнуть его за шкирку, когда тот в очередной раз лезет на рожон, будто специально намереваясь повидаться с предками. Он честно пытается не слушать, когда тот приходит к надгробию своего друга, или наставника. Или матери. К нему он не ходит. Мужчина рассматривает его лицо, когда он в очередной раз хмурится. Как же они все-таки похожи. Мальчишка и его мать. В глазах дикое пламя, в котором пляшут черти. Он сожалеет, что парень остался один. Вслух этого он не скажет. У мальчишки кошмары. Он знает, что часто сам является их виновником. Ему почти стыдно. Иногда мужчине кажется, что он слышит до боли знакомый голос. Чаще всего это тихое пение. Он никак не может найти источник звуков, хотя знает, что он поблизости. И точно знает кому принадлежит этот голос. Они никогда не пересекутся вновь. Вселенная та еще сука.