На другую сторону

Джен
G
Завершён
46
автор
Alot бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
46 Нравится 10 Отзывы 10 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Закат распарывал небо и проливал на площадку его тёплую оранжевую кровь — Мидорима помнил это так же ярко, как и удушающую хватку накрахмаленного воротника под горлом. Как и белозубую улыбку Такао. Такао расстегнул две верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Чёлка лезла ему в глаза, он то отфыркивался от неё, то напрасно откидывал её со лба ладонью. Мидорима пользовался этими мгновениями и перехватывал мяч. — Десять — три? Чёрт, да ты шутишь! Такао умел смеяться негодующе. Он вообще смеялся очень по-разному — по-разному сжималось и сердце Мидоримы. Когда Такао рассмеялся так, негромко и хрипловато, растянувшись на пыльной рыжей площадке, вздёрнув подбородок, открывая взгляду дрожащее белое горло, — в груди Мидоримы стало особенно тесно. — Это ты шутишь, разумеется, — ответил он и протянул ладонь. — Ты вспотел. Простынешь. Хватит дурить, вставай. — Кто ещё здесь дурит, — хмыкнул Такао и крепко ухватился за его ладонь своей, влажной и горячей. — Не тот ли, кто согласился погонять мяч в школьной форме? Его помятая рубашка потемнела от пота и пыли, но всё ещё будто бы резала глаза Мидоримы белизной. Он не выдержал — разжал пальцы, выпустил руку Такао. Поспешно перевёл взгляд вниз, на оранжевый баскетбольный мяч, одиноко льнущий к кроссовку. Хотелось пнуть его. Хотелось обтереть ладонь о грубую ткань брюк. Стереть ощущение чужой кожи, стереть оставленный ей ожог. Вместо этого Мидорима наклонился и взял мяч в ладони. — Мы всё равно больше никогда её не наденем, — отозвался он. Такао выхватил мяч из его рук, грубо и резко. Упрямо зацепив пальцами пальцы Мидоримы. — Ещё разок? — вздёрнул голову он. Его глаза сияли — от злости ли, от заката? Светлые блики в тёмном янтаре. «Мы всё равно больше никогда…» Мидорима молча поправил очки и кивнул. Такао снова проиграл. Они подхватили брошенные у скамеек пиджаки и школьные сумки и покинули площадку. Такао подбрасывал мяч в ладонях и молчал. Был ли смысл говорить что-то и Мидориме? Он вслушивался в хлопки, с которыми мяч возвращался в руки Такао, и смотрел вперёд. Вечерняя аллея тонула в лепестках сакуры, белая-белая и совсем не бесконечная. Цветы сакуры были его талисманом дня. Обещанием чего-то нового. Прощанием с прошлым — но об этом Мидорима старался не думать. Когда они вышли из аллеи к старому пешеходному мосту, Такао остановился. Слишком рано. Никогда ещё он не останавливался здесь, хотя это было удобное место для того, чтобы разойтись по домам. Такао было всё равно: он переходил с Мидоримой через узкий водный канал, подпрыгивая на середине моста — ему казалось, что настил там непрочный, а Мидориме казалось, что провалиться таким образом под воду будет глупо, и Такао прыгал снова, — и ещё долгую часть пути брёл рядом и нёс какую-то чушь. В последнее время до самого дома не отлипал. «Ну что, Шин-чан, до завтра?» — наконец хлопал он Мидориму по плечу и неизменно лыбился. Как же Мидориму это раздражало. — Ну что, Шин-чан, — Такао подбросил мяч в последний раз и прижал его локтем к боку, — до встречи?.. Его голос звучал неуверенно. Ни наглой улыбки, ни беспардонного прикосновения. Мидорима почувствовал себя отвратительно. — До встречи, — выдавил он, раздираемый изнутри необходимостью сказать что-то другое, что-то другое услышать. Он уставился на побитый бок баскетбольного мяча. — Такао, ты… сможешь добиться успеха в баскетболе, если продолжишь… стараться. Такао резко скривился, словно Мидорима его оскорбил. — О, будь уверен, — неожиданно едко усмехнулся он и зло прищурил глаза, — уж тебя-то я точно превзойду, пока ты будешь бостонские достопримечательности разглядывать. Мидориму бросило в жар. — Я улетаю в США не ради осмотра достопримечательностей. — А, ну да, — пылко подхватил Такао, — какие тебе достопримечательности! Будешь днями ковыряться в бутафорских мозгах с кишками. Да ты и до ближайшей площадки из лабораторного кабинетика не доползёшь. Любой игрок Поколения Чудес отправился бы в Америку в НБА играть, и только ты отправляешься туда, чтобы с тоски подохнуть. Горло продрало горячей злостью и обидой. У Такао не было права эгоистично возмущаться, не было права обвинять Мидориму в неправильном выборе. Не было права даже допускать мысли о том, что он неправильный! — Я давно решил связать свою жизнь с медициной, разумеется, — процедил Мидорима. — Этот выбор разумнее того, чего ждал от меня ты. — Давно решил, но всё равно тратил драгоценное время на неразумный баскетбол? — поддел Такао. — Да ты тот ещё мученик. Сколько стараний и слёз ради жалкой строчки хобби в резюме! — Такао, заткнись! — прикрикнул Мидорима. И отрезал, с трудом понизив голос: — Тебя это не касается. Такао, собравшийся сказать что-то ещё, замер с округлённым ртом. Опустил взгляд, болезненно понурил плечи — весь разом как-то сдулся. Сдался. — Ага. Верно, — устало пробормотал он и бессмысленно провёл по волосам ладонью: чёлка всё равно упала обратно на глаза. — Не обижайся, Шин-чан. Знаешь… я уверен, у тебя всё будет в порядке. Неважно, с кем ты будешь играть в баскетбол. И будешь ли играть вообще. И где ты… — он запнулся. — Конечно, ты достигнешь всего, чего захочешь. Уголки губ Такао дёрнулись вверх — но это плохо походило на попытку улыбнуться. Повисшее молчание было таким же неправильным, как и эта недоулыбка. Но что мог ответить Мидорима? «Да, разумеется, у меня всё будет в порядке»?.. Дунуло колючим ветром, дёрнуло Мидориму за воротник, растрепало чёлку Такао. Он крепче прижал к телу баскетбольный мяч. — И у меня. Мидорима вздрогнул. — Что? — У меня тоже всё будет в порядке, — ровно пообещал Такао. Солнце догорало. На светлое лицо Такао и на яркий баскетбольный мяч наползали холодные тени. Шелестящие порывы ветра пытались их ускорить. — Да… — выдавил Мидорима. О глотку заскреблась тошнота. — Да. Разумеется, всё будет в порядке. Он ждал, что Такао скажет что-нибудь ещё. Например, пожелает счастливой дороги. Потребует отправить ему сообщение, когда самолёт приземлится. Попросит о какой-нибудь глупости: сфоткать первую встречную американскую собаку, или американский хот-дог, или собаку с хот-догом в зубах… Такао промолчал. Мидорима ступил на мост один. Один перешёл по нему на другую сторону канала. Заглотившая последние лучи вода медленно чернела — лепестки сакуры, лениво плывущие по ней, потемнели тоже. Мидорима решился обернуться только у своего дома. Солнце уже зашло. *** Осеннее небо Токио было сырым и холодным — и мало чем отличалось от неба Бостона. Мидорима не стал задвигать шторы. Вчера Мегуми забрала последние чемоданы. Без её вещей дом стал ещё темнее: в опустевших углах скопились унылые тени. Мидорима осматривал спальню с таким вниманием, словно впервые в ней оказался. Когда в последний раз он был здесь раньше позднего вечера и позже раннего утра? Он уже не помнил, какого цвета эти обои, кажущиеся тёмно-серыми. На прошлой неделе Акаши всё-таки вынудил его прийти на встречу, не предупредив, что это будет встреча не только с ним. Кисе ничем не отличался от того известного улыбчивого баскетболиста с огромных плакатов рекламы спортивной одежды, развешанных по всему Синдзюку. Почти не повзрослевший и всё такой же громкий, он тут же налетел на Мидориму с жалобами: «Мидоримаччи, ты опять проигнорировал моё поздравление с Рождеством!» Мидорима игнорировал не только его поздравления. Он зло сбросил телефон с письменного стола на пол общежития в первый раз, когда вместо материалов от научного руководителя получил сообщение, полное ненужных знаков препинания: «Мидоримаччи!! Послезавтра Бостон Селтикс играют против Лейкерс!!! Ты же пойдешь смотреть???!!!» О да, разумеется, он пошёл смотреть. Пошёл смотреть на научную выставку, организованную университетом. Мурасакибара поприветствовал его хрустом картофеля фри. За все годы пребывания в США Мидорима получил от него сообщение один-единственный раз, после первого матча Мурасакибары в составе «Акита Нортерн Хэппинетс» — об этом Мидорима узнал гораздо позже от Акаши. Мурасакибара писал: «Мидо-чин, у меня после игры ужасно болит лодыжка. Но если я скажу об этом, меня не допустят до следующего матча. Что делать?» Мидорима тогда выругался сквозь зубы и ещё долго тёр ладонью лоб, уговаривая себя забыть о прочитанном, но в итоге отправил Мурасакибаре целый трактат о том, почему здоровье важнее игры в баскетбол. Мурасакибара ему не ответил. Следующий матч он провёл на площадке — об этом Мидорима тоже узнал от Акаши. От Акаши он узнал и о возможности встретиться со школьными знакомыми в США: Кагами и Аомине добились своего. Разумеется, Мидорима этой возможностью пренебрёг. Даже случайная — разумеется, совершенно случайная! — мысль о Кагами и Аомине в одной команде показалась ему смешной. Но он был рад, не увидев их в этом чёртовом токийском ресторане. Если бы он встретил помимо всех прочих и этих двоих, смешно бы ему совсем не было. Куроко тоже остался самим собой: Мидорима ещё пятнадцать минут после приветственной атаки Кисе не видел, что за другим концом стола кто-то сидит. Он заметил Куроко, только когда к столику подбежала Момои, всё такая же красивая и полная энтузиазма. Момои обняла Мидориму, а потом обняла Куроко — совсем по-другому. Ах да, её уже звали не Момои. А через пять месяцев фамилию Куроко готовился получить ещё один человек. «Мальчик», — гордо ответила Сацуки на восхищённый вопрос Кисе. — Сацуки-сан, присаживайся, — Куроко выдвинул стул, и Мидорима замер, наблюдая за ними. Что было не так? Сацуки весь вечер смеялась, но разве это было чем-то необычным? Куроко улыбался тоже: конечно, он был рад встрече с бывшими сокомандниками. Даже встрече с Мидоримой. Но с Сацуки они виделись каждый день — и всё равно не уставали друг другу улыбаться и оглядываться друг на друга. Они выглядели глупо и слишком молодо для своих лет. Мидорима не чувствовал необходимости улыбаться Мегуми. Он улыбнулся и сказал: «Да» на свадебной церемонии, потому что Мегуми была умной, спокойной и приятной женщиной, дочерью давнего друга его отца, наследницей фармацевтической компании; он улыбнулся, потому что это был разумный выбор. Он спасал людей, изводил килограммы бумаги и чернил и возвращался домой поздно — или оставался ночевать в больнице, и Мегуми ничего не говорила. Она не спрашивала, почему Мидорима не хранит дома ни одной фотографии со школьных времён. И почему не играет в баскетбол. Она действительно была его разумным выбором. — Мидорин! — всплеснула руками Сацуки. — Я поздравляла тебя со свадьбой, но не уверена, получил ли ты моё поздравление. Расскажи о своей жене? Она наверняка красавица! Мидорима поправил очки, мысленно выругав себя за то, что не удержался от защитного жеста. — Да. Мегуми-сан чудесная женщина. У нас всё в порядке. У него всё было в порядке, но почему-то под конец вечера Сацуки обняла его снова — крепче, чем при встрече. Кисе и Мурасакибара долго собачились на выходе из ресторана: распалённые и уже готовые к послезавтрашнему матчу. — Мидорима-кун, — окликнул Куроко перед тем, как взять Сацуки за руку. — Я был рад тебя встретить. Если мы вдруг тебе понадобимся, необязательно ждать чужого звонка — позвони нам первым. Куроко смотрел на него спокойно и внимательно, но Мидорима понял: он насмехается. — Я тоже был рад встрече. До свидания, — сдержанно ответил он. Куроко и Сацуки исчезли в салоне Тойоты, Мурасакибара потопал в сторону метро. Кисе ещё долго цеплялся к Мидориме, пытаясь всучить ему билет на баскетбольный матч, пока на выручку не пришёл Акаши, сказав, что сам бы с удовольствием сходил на игру. Кисе расстроился было потому, что не выпросил у менеджера лишнего билета, но отвлёкся на звонок. Кажется, этим вечером его ждало ещё одно свидание. — Я всегда говорил тебе то же самое: обращайся, если понадобится помощь. Мидорима поморщился. За эти годы у него развилась аллергия на попытки Акаши завести душевный разговор — похлеще, чем на ананасы. — О чём ты? До сих пор я прекрасно справлялся и без твоей поддержки. — С чего ты взял, что я имел в виду себя? — усмехнулся Акаши. — Я не настолько самоуверен, чтобы считать себя человеком, который способен тебе помочь. — Спасибо и на этом, — Мидорима раздражённо хлопнул дверью Хонды. Пробка казалась ему бесконечной, а прошедший вечер — бесполезным. Он попытался мысленно извлечь из него пользу и вспомнил о беременности Сацуки. Может быть, ему тоже следует завести ребёнка? Чтобы никому и в голову не пришло, что он сомневается в своём выборе. Чтобы у него был лишний повод избегать дурацких встреч и дурацких баскетбольных матчей. На следующий день, дома, после долгой выматывающей смены, он встретился с Мегуми в коридоре. Тусклый свет лампы окрашивал её халат в бледно-жёлтый. Новый ли этот халат, старый — Мидорима не знал. — Почему ты ещё не спишь? — спросил он, устраивая обувь у порога. — Хотела поговорить с тобой. — О чём? — О чём? Мы давно не разговаривали просто так, — Мидорима услышал в голосе Мегуми укор и поморщился. — Извини. — Он аккуратно разгладил пальто и повесил его в шкаф на плечики. — Я устал. — А если бы я сказала, что жду от тебя ребёнка? Мидорима вздрогнул, неловко захлопнув дверцу шкафа. Мегуми молчала, и, обернувшись и вглядевшись в её лицо, Мидорима вдруг понял, что знает её слишком плохо, чтобы угадать, была ли это шутка. Мегуми смотрела на него в ответ — прямо и невыразительно. — Что ты имеешь в виду? — наконец уточнил Мидорима. Мегуми прикрыла глаза. — Не волнуйся. Я тебя обманула, — сказала она, и Мидорима испугался облегчения, обрушившегося на его плечи. — Но нам всё-таки нужно поговорить. Мидорима ожидал, что родители будут в бешенстве, когда узнают о разводе. Но мама вздохнула в трубку и сказала грустно, но совсем не удивлённо: «Приходи к нам, мы давно тебя не видели, Шинтаро». Она накрыла стол так пышно, словно готовилась к празднику, — а может быть, Мидорима просто отвык от семейных обедов. Ему стало нехорошо при одном взгляде на количество блюд — даже Мурасакибара не заказывал столько в ресторане. Интересно, а Кагами бы заказал? Отец не укорял его: он пытался укорять отца Мегуми, пока Мидорима не остудил его, сказав, что это их общее с Мегуми решение. В гости к родителям забежала и Аяко. Она набросилась на Мидориму с объятиями и висела на нём так долго, что его шея затекла. А сестра рассмеялась, по-детски показала язык и обозвала его старикашкой. «Ты давно в баскетбол не играл, да?» — спросила она, и странное дело, Мидориму это не задело. «Очень давно», — ответил он. Он ни разу не поднимался в свою старую комнату с тех пор, как вернулся в Японию. Но на этот раз не стал себя обманывать. Чистые большие окна, светлые обои, полупустые книжные полки и привычно заправленная кровать. Пустой угол около письменного стола: раньше там стоял синтезатор. Шкаф, наверняка наполненный ящиками с неразобранным хламом. Мидорима не позволил своему сердцу застучать ещё быстрее — оно и так готово было выскочить из горла — и резко распахнул дверцы. Разноцветные переплёты книг и толстых школьных тетрадей, полосатый тануки, серебряный кицунэ, прозрачный зонт, даже запечатанная пачка зелёных мятных леденцов: талисманы дня не едят, Такао, отстань. Розовый веер Мию-Мию, с оскорблённым видом вручённый ему Мияджи, бежевый шарф, который связал Ооцубо, красные боксёрские перчатки, выбранные по совету Кимуры, дурацкий фиолетовый ободок, дурацкий синий томик комиксов, дурацкая жёлтая футболка — которые у него забыл дурацкий Такао… Мидорима понял, что не дышит. Оранжевый и белый. Цвета формы Шутоку. — Что интересного нашёл, братец? — донёсся из-за спины звонкий голос Аяко, и Мидорима закрыл глаза — и дверцы шкафа. — Слишком много всего. Мост перестроили, перекрасили, и с покрытием посередине всё было в порядке — Мидорима даже проверил, остановившись и покачавшись с пяток на носки. Вода под мостом отражала тяжёлое пасмурное небо и голые ветви сакуры. На своё отражение Мидориме смотреть не хотелось. Он перешёл на другой берег, намереваясь пройтись по аллее до старой стритбольной площадки — или до того, что построили вместо неё, — но стоило сойти с моста, его чуть не сбили с ног. — Ааа, чёрт, прошу прощения! Мидорима ничего не сказал: застыл, припечатанный к мостовой знакомым голосом. Услышав этот голос, он бы никогда не обознался. Он бы, может, рассмеялся над иронией ситуации — если бы нашёл лишний воздух в лёгких. Ярко-оранжевое пятно — дурацкая шапка с помпоном — дёрнулось, и Такао поднял голову. Мидорима наблюдал с извращённым удовольствием за тем, как шокированно расширяются его яркие глаза, как он резко отшатывается, смешно открывая и закрывая рот. Мидорима всё ожидал, что он скажет: «Здравствуй, Мидорима-кун», — как и следовало бы сказать бывшему однокласснику. А может даже: «Добрый день, Мидорима-сан», — как следовало бы сказать приличному взрослому человеку. Но Такао, мотнув головой, неуверенно пробормотал: — Привет, Шин-чан. Горло Мидоримы перехватило — от волнения? От облегчения? — Привет, — его голос казался постыдно охрипшим. — Что ты здесь делаешь, Такао? Такао недоверчиво склонил голову к плечу, резко фыркнул — и рассмеялся. Не так раскованно и заливисто, как любил делать раньше, но сердце Мидоримы сжалось: больно, счастливо — забыто и знакомо. — Ты уверен, что на этот вопрос из нас двоих должен отвечать именно я? — отсмеявшись, уточнил Такао. — Я думал, я тебя больше… — он запнулся, поправил сумку на плече, изучающе пробежался по Мидориме взглядом сверху вниз. — И где ты только спрятал кирина? — Кого? — удивился Мидорима. Такао резко напряг плечи и ответил не сразу. Мидорима бездумно повторил за ним: провел взглядом вниз по тёмной куртке, выглаженным брюкам, остановился на чёрных кожаных туфлях. Это так не подходило тому Такао, которого он знал, — ничто не подходило ему, кроме дурацкой оранжевой шапки. — Ну, или аякаши… или какая там чупакабра сегодня за твой талисман? Тебе виднее, — Такао натянуто рассмеялся. Такого смеха Мидорима от него ещё не слышал. — Я перестал следить за Оха Аса в США, — сказал он и сам удивился тому, как просто и спокойно это прозвучало. Такао неловко стянул с головы шапку, помял её в ладонях и спрятал в сумку, словно вдруг почувствовал себя неуместно. Неуместно почувствовал себя и Мидорима, когда увидел его слишком короткую стрижку. — Не может быть. Неужели наш Шин-чан повзрослел? — Такао провёл ладонью по волосам. Этот жест Мидориме был знаком, но нисколько его не успокоил. — А ты?.. — не выдержал он. Такао понял его неправильно. Или не захотел слушать до конца, чтобы правильно понять: — Ну, я тоже повзрослел, знаешь ли, — он неубедительно пихнул свисающую с плеча сумку бедром. — На собеседование вот иду. С прошлой работы меня турнули. За то, что язык за зубами держать не научился... Да не смотри так, знаю, что ты хочешь сказать. Ага, я придурок. — Нет, Мидорима хотел сказать не это. — Зарплата была отличной, ну подумаешь, управляющий — мудак, тоже мне, редкий покемон… Но никто вовремя не сказал мне: «Такао, заткнись». Такао поджал губы и отвернулся, уставившись на равнодушную серую воду: наверняка раздражённый оттого, что сказал больше, чем планировал. Это раздражение ободрило Мидориму. Он решился задать вопрос — озвучить то, о чём так боялся все эти долгие годы даже думать. — А баскетбол?.. Такао небрежно пожал плечами и так же небрежно ответил: — Бросил ещё на первом курсе. Мидорима ожидал подобного ответа — и не ожидал горького укола сожаления. — Я вовремя осознал, что не преуспею в профессиональном спорте, — не стал ждать его сочувствия Такао. — А мог потратить столько времени впустую. Ну, я сделал разумный выбор. — Он хмыкнул, не поднимая на Мидориму взгляда. — Так что всё в порядке. Как я и обещал. «В порядке ли?» — подумал Мидорима впервые с момента их прощания. Хоть ненадолго кто-нибудь из них двоих был в порядке?.. Такао приподнял рукав куртки и взглянул на наручные часы. Раньше он их не носил. «Зачем, если у меня есть телефон и ты, Шин-чан?» Если бы он сейчас спросил, если бы поинтересовался, серьёзно или праздно: «А ты? У тебя всё в порядке, Шин-чан?» — Мидориме было бы сложно соврать ему. Но Такао, не отрывая взгляда от циферблата, пробормотал: — Шин-чан, извини. Мне пора. Я опаздываю, — и Мидориме врать не пришлось. — Рад был тебя увидеть, Такао. Такао так и не поднял на него взгляд. — Я тоже был рад тебя увидеть, — виновато бросил он и, поспешно отвернувшись, быстрым шагом пошёл дальше, мимо моста, вдоль серого канала — пока не сорвался на бег. Мидорима не стал ждать, когда Такао скроется из виду. Он развернулся и отправился назад: идти на стритбольную площадку уже не было смысла. На что он мог надеяться спустя столько лет? Они уже сделали свой разумный выбор — и сам факт этого выбора был значимее его последствий. Мидорима достиг всего, чего планировал, — разве есть у него право жаловаться? Он получил качественное образование в США и высокооплачиваемую работу в Токио, он купил квартиру и женился, потому что это было тем, что одобрило бы общество, он умышленно нагружал себя обязанностями, чтобы как можно позднее возвращаться домой, он расстался с Мегуми, потому что не любить её оказалось неудобнее, чем он планировал изначально, и теперь дома его ждут желанные пустые тёмные комнаты — и яркие воспоминания о прошлом, о котором всё это время Мидорима трусливо старался не думать, чтобы не разочароваться в самом себе. Мидорима оступился, сделав шаг с моста на мощёную дорогу, и замер. Разве есть у него право жаловаться? Нет. Но почему бы ему это право не получить?.. Почему бы снова не сделать всё, что в его силах? Такао не пошёл по аллее — значит, отправился к метро. Сколько минут туда шагом? Десять, пятнадцать? А бегом?.. Мидорима всегда бегал быстрее. Он развернулся — и побежал по мосту, готовый рассмеяться над собой. Конечно, он не догонит Такао, он ведь так давно не играл в баскетбол! Но что если Такао, что если… Они столкнулись там же, у конца моста. Мидорима ухватился за парапет, но не удержался, упал, наверное отбил копчик. Сумка Такао отлетела в сторону, но он вцепился пальцами в пальто Мидоримы — так же жадно, как глотал воздух. — Такао, я… — начал Мидорима, но Такао перебил его, нервно путаясь в словах: — Подожди. Подожди, Шин-чан, молчи. Нет. Скажи мне. Скажи: хватит дурить. — Хватит дурить, Такао?.. — осторожно повторил Мидорима. Такао захохотал: звонко, упоительно. Правильно. — Ха-ха. Это кто ещё дурит здесь, — Такао довольно сощурился, нагло подёргал пальто Мидоримы за воротник. — Угадаешь, какой у Раков сегодня счастливый цвет? У тебя в одежде нет и намёка на него. Понятно, отчего ты такой смурной. — Представления не имею, — улыбнулся Мидорима, хотя догадки у него были. — Оранжевый, Шин-чан! — не разочаровал его Такао. — Шапкой я с тобой делиться не буду. Но мы можем помочь друг другу. Талисман Скорпионов на сегодня — баскетбольный мяч. — Не нужна мне твоя шапка. Она дурацкая, — пробормотал Мидорима, неуклюже поднялся, отряхнулся и протянул Такао открытую ладонь. Такао уставился на неё с осторожным любопытством, не спеша отвечать на жест. — Я хочу сыграть с тобой, — признался Мидорима, и дышать стало легче. — И всё это время хотел. Я скучал, Такао. Я… не был в порядке. Такао обнажил белые зубы в короткой усмешке — и крепко ухватился за ладонь Мидоримы своей, горячей и влажной. Стояла голая осень, но если бы сейчас их окатило весенним белоснежным фейерверком из лепестков сакуры, Мидорима бы не удивился. Теперь он собирался попрощаться с прошлым правильно. — Учти: одним разом ты не отделаешься, — хитро пообещал Такао. Его глаза сияли — от радости ли, от выглянувшего из-за туч солнца?.. Светлые блики в тёмном янтаре. — Я тоже был не в порядке. Я тоже скучал, — добавил он, и Мидорима сжал ладонь крепче. Он не собирался отпускать руку Такао как минимум до другого конца моста. Он не собирался отпускать Такао.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.