Лисенок или «Рыжие сны»

Время до пятницы прошло как в тумане: в нервном, тягучем ожидании. Где-то в глубине души Джонгхен понимал, что все очевидно, что Чанджу обязательно все решит и Кибом выйдет на свободу, а настоящий виновник трагедии наконец-то будет пойман, но на сердце от этого не становилось спокойнее. Он боялся, что за эти несколько дней с Кибомом может произойти что-то, чего сам мальчик впоследствии не забудет, и виноватым в этом Джонгхен будет чувствовать себя до конца своих дней. Он отчетливо понимал, что привязался к парню слишком сильно, он только и делал, что думал о нем, и это было определенно плохой новостью, ведь Кибом так серьезно и не ответил, а хочет ли этого он сам. Когда он предложил отношения, он едва ли мог сознательно думать и принимать серьезные решения, но Джонгхен так эгоистично принял его предложение, и теперь у мальчика за спиной была целая гора других воспоминаний, другой жизни, в которой, возможно, ему, Джонгхену, совершенно не было места — и это его и беспокоило больше всего. Когда время наконец прошло и наступила пятница, Джонг в тревожной нетерпеливой ломке стал мерить помещение шагами, то и дело хватался за телефон, ожидая, когда Чанджу ответит ему и все прояснит, и готов был вот-вот броситься и сам пообщаться с этим парнем и выбить из него всю правду на корню, но это бы только усугубило дело, и он это знал. Чанджу позвонил только после обеда, немного медленно и устало назначая Джонгхену встречу на вечер. Он собирался навестить Кибома и пообщаться с детективом по поводу новых материалов дела, да и парень, который оказался еще больше похож на Кибома, чем им показался в первый раз, согласился дать показания. Эта информация вселила Джонгу надежду. — Все будет в порядке, выпустят твоего лисенка, не нервничай, доверься мне, — произнес Чанджу, перед тем как положить трубку, и Джонгхен согласился, немного успокаиваясь. *** Встреча с детективом затянулась, продлившись почти до полуночи: мальчик выдавал все больше и больше удивительных фактов, которые четко проясняли лишь то, что Кибома кто-то навязчиво хотел подставить, но кто именно, парень не знал. Он рассказывал, что около года назад к нему пришла высокая стройная девушка, лицо которой скрывали капюшон и очки, и предложила денег. Поначалу парень не доверял ей, говоря, что ничем хорошим такие большие деньги не зарабатываются, но спустя несколько тщетных попыток все же дал слабину. Она обещала, что никто не пострадает, уверяла его, что на него никто никогда не подумает, потому что его внешнее сходство с тем парнем нельзя было отрицать, и он согласился. Она просила сначала украсть его вещи, и ему так удачно подвернулся шанс это сделать на спортивных соревнованиях еще весной: мальчик оказался до смешного рассеянным, и это не стало серьезной проблемой. Конечно, он закатил истерику и долго кричал о пропаже во все горло, но, как сказал Юнсу, никто на парня не обращал внимания — его проблемы не были интересно ровным счетом никому. После этого некоторое время женщина молчала, что-то обдумывая и планируя, и через пару недель снова пришла к нему. Она сказала, что в этой одежде и с его вещами парень должен будет купить кое-что в магазине и на этом его миссия будет закончена. Юнсу, не колеблясь, согласился. Усмехаясь сам же над своей глупостью, мальчик сказал, что и не подумал о браслете, он даже и представить себе не мог, что его могут вычислить по такой бессмысленной мелочи, как какой-то браслет. А когда его спросили, как найти эту женщину или может ли он ее описать, он сказал, что единственное, что помнит о ней, это стройную фигуру и звонкий сладкий голос. Это ни на йоту не сужало круг поиска — следствие пришло в тупик. Кибома отпустили только после полуночи с подпиской о невыезде, и он, испуганный и в гордом одиночестве, покинул здание. Несколько минут он просто стоял перед самыми дверьми, вглядываясь в темноту улиц, и думал, куда ему теперь податься, как добраться до дома и в какой дом ему стоит идти. На улице было холодно, и парень быстро озяб. К счастью, вызванный Чанджу Джонгхен молниеносно примчался за ним... И, когда он вышел из машины, и смог сфокусировать на младшем свой взгляд, он незамедлительно бросился к нему и сжал в своих горячих сильных объятиях. Мальчик нервно заплакал и прижался к нему. — Все закончилось, хен? — спросил он, обвивая его широкую спину своими худенькими руками, и парень кивнул в ответ, опуская лоб на его плечо. — Все в прошлом, — наконец совершенно облегченно выдохнул он. Конечно, дело еще не было закрыто, и впереди было много вопросов и серьезное расследование, но их никто не собирался в него посвящать, даже Чанджу, который, оказалось, вошел в немалый азарт и увлекся этим. Там все было запутаннее и таинственнее, чем казалось ранее, и он тратил на это все свое свободное время. Джонгхен не настаивал: когда они все узнают, их обязательно позовут. — Поехали домой, малыш, — через некоторое время прервал молчание Джонгхен и, беря Кибома за руку, повел к машине. Держать его ладонь в своей было так естественно, так тепло и приятно — она словно идеально подходила, такая тоненькая, хрупкая, с длинными аккуратными пальчиками. Джонгхен блаженно прикрыл глаза и, охваченный сиюминутным порывом, снова дернул Кибома на себя и обнял. — Хен, — в ответ пискнул мальчик, но обвил его за шею и уткнулся лбом ему в плечо. Джонгхен провел носом по его волосам и улыбнулся. Даже несмотря на то, что от Кибома сильно пахло сигаретами и чем-то еще, не очень приятным, он чувствовал его такой совсем родной и любимый запах. — Я люблю тебя, Кибом. Я не находил себе места, я сходил с ума вдали от тебя. Это плохие новости, но я не могу без тебя жить... Прости, что говорю все это здесь, а не в ресторане при свечах, но... — он на секунду замолчал, переводя дыхание, а потом стал осыпать его лицо поцелуями. — Но я хочу чтобы ты всегда был рядом, я хочу заботиться о тебя, хочу быть так же нужен тебе... Ки смущенно улыбнулся, отворачиваясь. — Хен, я стесняюсь, прекрати это... — промычал он, отодвигаясь. — Давай просто пойдем домой? Давай не здесь, правда... — он робко поднял глаза, посмотрел на него и снова их отвел. — Хен, я хочу кушать... Джонгхен расплылся в теплой улыбке и снова двинулся к машине, на ходу снимая ее с сигнализации. — Поехали, я приготовил дома лапшу с мясом, беконом точнее. Они сели в машину и, наконец, покинули это не очень приятное место. Все было позади. *** Когда они приехали домой, первое, что сделал Кибом — почти бегом направился в душ. Он на ходу скидывал с себя грязные вещи, раздевшись почти догола еще в коридоре, чем смутил и без того взволнованного Джонгхена. Ки тут же зашумел водой в ванной, гремел какими-то баночками и, казалось, даже мурлыкал себе под нос попсовую песенку. Джонгхен внезапно почувствовал, что счастлив. Вот просто так, стоя возле неплотно прикрытой двери ванной и слушая, как тихо поет Кибом. Он чувствовал себя счастливым. Из-за всей этой неразберихи он совсем позабыл, каким ребенком оставался его Кибом... Беззаботный и невинный, этот юноша не переставал его удивлять, за последний год — да, скоро уже будет год — он изменил его жизнь, наполнив яркими красками, и Джонгхен и помыслить не мог, как справлялся без него, как он пережил эти жуткие несколько дней. Когда Кибом вышел из душа, Джонг уже суетился на кухне, разогревая некоторое подобие ужина. Кибом почти бесшумно подкрался к нему со спины и положил свои теплые ладони ему на плечи. — Хен, — тихо произнес он, — все в порядке? Ты выглядишь напряженным и рассеянным, — Кибом немного сжал пальцы, массируя широкие плечи Джонга. — Все в порядке, малыш, — бодро отозвался тот, — просто я не могу думать ни о чем, кроме тебя, и, прости, кажется, загубил наш ужин. Кибом тихо рассмеялся. Он опустил руки ниже, легонько пересчитав пальцами несколько позвонков, и резким движением обхватил Джонгхена за талию и прижался к его спине. — Я скучал. Не знаю, как ты сделал это, но я привязался к тебе... Я завишу от тебя, как от наркотика... — произнес он ему в самое ухо, а потом грустно добавил, чуть отодвигаясь. — Вся незадача только в том, Джонг, что мне шестнадцать. Джонг замер, напрягшись, как струна. Как он мог забыть эту мелочь? Даже то, что Кибом вспомнил все, что было в его жизни до встречи с Джонгхеном, не сделало его внезапно старше... Да, об этом Джонг совершенно не подумал. — Прости, ты прав, я гоню лошадей и все такое, — он отложил в сторону лопатку и выключил плиту. — Я не давлю на тебя и ни к чему не принуждаю, прости, — он развернулся в объятиях и серьезно посмотрел на Кибома. — Но я совершенно не знаю, что делать. Я, наверное, псих. Ты едва мог связно разговаривать, а я уже проникся к тебе такой нежностью, что и словами не передать... Я не знаю, что на меня нашло, я должен был соблюдать правила, но напрочь о них забыл, — Джонг разомкнул объятия и отошел в сторону, открывая холодильник. — Еще недавно, казалось бы, у меня была семья и не было друзей... А теперь есть ты, — Кибом поджал губы и выразительно посмотрел на Джонгхена. — Я не отказываюсь от своего предложения, я хочу быть с тобой и ходить на свидания... Просто много всего происходит вокруг, эти события, они... Давят, понимаешь? — Ки опустил глаза и шумно втянул воздух носом. — Просто не торопи меня, ладно? Я и так весь твой и безмерно тебе благодарен за все, что ты делаешь... — его щеки побагровели, становясь похожими на спелые вишенки, и Джонгхену показалось, что его сердце разорвется от щемящей нежности. — Я люблю тебя, лисенок, — прошептал он, захлопнув-таки холодильник и снова возвращаясь в объятия младшего. — Я так тебя люблю... На кухне пахло яичницей и пригоревшим беконом... А от Кибома пахло счастьем и душистым ванильным мылом... Или это один и тот же запах?