Второй шанс для Лили Эванс

Вечером того же дня произошло весьма важное для Снейпа событие. После ужина он поспешил в свою спальню и устроился за письменным столом, намереваясь начать читать принесенную от Эвансов книгу. Но едва Северус перевернул первую страницу «Похищенного», как сверху неожиданно донеслось: – Ну и как тебе живется в теле двенадцатилетнего мальчишки? Снейп поднял глаза и встретился с насмешливо-проницательным взглядом своего прадеда, который внимательно изучал его с портрета. Прикидываться ничего не понимающим подростком не было никакого смысла: похоже, Септимус Принц прекрасно знал, что перед ним – взрослый маг, волею судьбы заброшенный в тело ребенка. – Думаю, так же, как и вам в качестве магического портрета, – парировал он. – Я имею в виду наши ограниченные возможности. – Насколько я слышал от Элеоноры, ты не очень-то пытаешься себя ограничивать, – хмыкнул Септимус. – Вот только не уверен, разумно ли так поступать? Тебя вернули с того света не для того, чтобы ты быстро погиб в этом. – Значит, вы призываете меня к осмотрительности и благоразумию? – Снейп сложил на груди руки и возмущенно воззрился на своего прадеда. – Странно! Со слов вашей же супруги, я составил о вас иное мнение. Она утверждала, что вы бы предпочли противостоять врагу, а не отсиживаться в кустах, надеясь, что жестокая судьба обойдет вас стороной. – Принцы никогда не были рыцарями без страха и упрека, – горько произнес Септимус, – скорее, осторожными и хитрыми лисами, способными пережить любые лихолетья. – Вы предлагаете мне затаиться и ждать, пока Волдеморта убьет кто-нибудь другой? – зло выплюнул Северус. – Может, у вас и кандидатура для этого имеется? В моей прошлой жизни эту задачу возложили на плечи семнадцатилетнего мальчишки, лишив его нормальных детства и юности. – Так ведь и ты, как я понимаю, не станешь ждать до глубокой старости и попытаешься поскорее избавить мир от этого чудовища! Ах да, я забываю, что ты и сейчас отнюдь не ребенок! Кстати, прими мои комплименты: во всем, кроме блестящих знаний и отличного – для своего возраста – владения магией, ты прекрасно притворяешься. Пожалуй, лишь для тех, кто уже пребывает за гранью, не является тайной твоя истинная сущность. – Спасибо, – криво усмехнулся Снейп. – Стараюсь в меру своих скромных артистических способностей. Несмотря на явный сарказм, невероятно напоминавший Снейпу его собственное поведение в зрелые годы, Септимус нравился ему все больше и больше. К тому же с ним Северус мог расслабиться, не опасаясь выдать себя. – Можно спросить, почему вы столько лет молчали? – поинтересовался он. – Элеонора так нуждалась в вашей поддержке все эти годы! Лицо Септимуса омрачилось. – У меня имелись на это причины. Попробую объяснить тебе. Твоя мать была очень несчастной девочкой: замкнутой, некрасивой и неуверенной в себе. И в том, что она сбежала с этим магглом, – наша вина. Декстер с Маршей не уделяли единственной дочери достаточно внимания, а нас с Элеонорой полностью захватили научные изыскания. И в итоге мы проморгали момент, когда твой отец затмил для Эйлин весь мир. А потом ее же, бедняжку, и обвинили во всем. – Элеонора считает маму чуть ли не виновницей вашей гибели, – тихо сказал Снейп. – Я умер по собственной глупости. В ту неделю, когда Эйлин исчезла, я несколько раз забыл принять изготовленные мною лично сердечные капли. И вот, – он тоскливо обвел рукой свое последнее пристанище, – результат. Очнувшись в качестве портрета, я был так зол на всех – на дуреху-внучку, на жену, всегда отличавшуюся такой проницательностью и вдруг во всем поддержавшую Декстера с Маршей, на себя, за свою нелепую смерть – что поклялся не разговаривать ни с кем из Принцев, пока они не одумаются и не позовут Эйлин домой. – Но ведь мы уже полтора года дома, – вкрадчиво напомнил портрету Северус, – а вы так и не заговорили ни с Элеонорой, ни со мной. – Да, это правда, – признал очевидное Септимус, – и, вероятно, я слишком долго медлил, но мне хотелось присмотреться к тебе поближе. Я понимал: тебя неспроста вернули оттуда, откуда никому нет возврата, и тем не менее боялся, что ты окажешься скорее магглом, чем волшебником. Если бы Элеонора рассказала мне о тебе, поделилась тем, какой у нас удивительный правнук... Но за столько лет моего молчания она привыкла относиться к моему портрету как к самой обычной вещи... – Септимус глубоко вздохнул. – Ясно, – Северус открыл было рот для нового вопроса, но внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Страшная догадка пронзила его мозг: теперь, когда мистер Принц больше не намерен молчать, он сможет выдать его тайну Элеоноре. Он поднял голову. Какое-то время они пристально глядели друг на друга: нарисованный на холсте пожилой волшебник и мальчишка с глазами взрослого мужчины. Наконец Септимус с усмешкой произнес: – Не беспокойся, Северус. Я не собираюсь обсуждать с женой твой маленький секрет. Ей это знание ни к чему. Она лишь разволнуется еще сильнее, а вот от тебя пока прока немного. Станешь пользоваться темной или боевой магией – заработаешь магическое истощение. Полагаю, тебе это известно. – Да... – Северус кивнул. Обещание Септимуса успокоило его, но почему-то накатила неимоверная усталость от этого долгого дня, начавшегося походом в кино в маггловском Коукворте и завершившегося беседой с зачарованным портретом. – Когда мне понадобится помощь, я смогу обратиться к вам? – осведомился он, задувая свечу и закрывая лежавшую на столе книгу. – Если я не буду в этот момент занят более важными вещами, чем спасение нашего мира от зла, – донесся насмешливый голос с портрета. – А сейчас позволь оставить тебя. Я почти четырнадцать лет не общался с женой. Надеюсь, она обрадуется моему возвращению. *** Северус уже давно спал, когда Элеонора, тяжело опираясь на перила, поднялась из лаборатории в собственную спальню. Сегодня, после долгих недель поисков и неудач, она наконец завершила работу над одним из самых страшных заказов, полученных ею когда-либо от Волдеморта. Яд, по своему воздействию ничем не отличающийся от симптомов Драконьей оспы, был готов. *** Сколько бы Элеонора ни старалась, она не могла выкинуть из памяти тот вечер, когда Темный Лорд явился, чтобы лично попросить ее о «небольшой услуге». – К сожалению, дорогая миссис Принц, сейчас мне нечем заплатить вам, – бледные губы Риддла растянулись в жутковатой любезной улыбке. – Но, надеюсь, вскоре вам пригодятся и моя дружба, и мое покровительство. Не хотелось показаться вам взбалмошным, но для моих... экспериментов мне необходимо, чтобы действие созданного вами зелья невозможно было бы нейтрализовать существующими лекарственными снадобьями. Иными словами, любые попытки вылечить «болезнь», вызванную тем, что вам, как я уверен, удастся изготовить, приведут лишь к усилению симптомов, и в конечном итоге... – он не договорил и еще раз улыбнулся своей пугающей улыбкой. – Вам потребуется также и противоядие? – поинтересовалась миссис Принц. – Нет, это будет излишним, – покачал головой Волдеморт. – Полагаю, вы хорошо меня поняли. – Да, я отлично поняла вас, мистер Риддл, – с достоинством кивнула Элеонора, стараясь не выдавать сидевшему перед ней монстру своего страха. – А теперь, когда мы разобрались с делами, не хотите ли отобедать с нами? – Простите, дорогая Элеонора, – в ответ на свое маггловское имя в глазах темного волшебника полыхнули отблески алого пламени, – я бы с радостью, но у меня на сегодня запланирована еще одна важная встреча, которую, к моему глубочайшему сожалению, никак нельзя пропустить. И еще... – он помедлил, – я буду счастлив, если отныне вы станете называть меня Лорд Волдеморт. *** Элеонора опустилась на постель и закрыла лицо руками. Следовало, конечно, послать Риддлу сову с сообщением, что его отрава готова, перелита в хрустальный фиал и закупорена плотно притертой пробкой, но у нее не имелось сил для этого последнего шага, после которого она почти наверняка станет соучастницей убийства. Элеонора старалась не думать, для кого варила столь коварный и необычный яд, она лишь пыталась отсрочить момент передачи этой жидкой смерти в безжалостные руки Темного Лорда. – Если бы ты не был так суров со мной и подсказал, что мне сейчас делать! – с мольбой обратилась она к молчавшему вот уже более четырнадцати лет портрету мужа. – Судя по всему, моя девочка крепко вляпалась! – донеслось в ответ. Элеонора вскрикнула, но тут же взяла себя в руки, метнула в дверь Заглушающим и, подойдя к портрету, погладила золоченую раму. – Значит, ты все же сменил гнев на милость, – глухим голосом произнесла она. – Не век же мне отмалчиваться, глупышка, – примирительно сказал Септимус. – Признайся, это все из-за мальчика. Ты простил меня ради Северуса. – Ну... – замялся мистер Принц, – и из-за него тоже. А еще не могу смотреть на твои мучения из-за этого зелья, дорогая! – А раньше смотрел и в ус не дул! – с обидой выплюнула Элеонора. – Вот возьму и поджарю тебя Адским пламенем за твое многолетнее молчание! – Узнаю свою Элеонору! – совершенно не испугался угрозы Септимус. – Сколько страсти! Эх, не был бы я заключен в эту раму!.. – И что тогда, старый ты кобель? Неужели полез бы ко мне под юбку? – Не представляешь, как ты красива в своем праведном гневе! – восхищенно покачал головой мистер Принц. – Можешь поступать со мной, как твоей душе угодно! Я заслужил любое наказание! – Брось ты эти глупости! – Элеонора прижалась лбом к прохладному стеклу, всем сердцем желая ощутить его руку на своих густо припорошенных сединой волосах. – Просто скажи, что мне делать? – Доверься своей интуиции, – внезапно посерьезнел Септимус. – Свари противоядие, но сохрани его в секрете. – Легко тебе говорить! – вздохнула миссис Принц. – Этот змей владеет ментальными науками не хуже, а возможно, даже лучше тебя, а я, как тебе превосходно известно, – нет. Как думаешь, сколько я продержусь, если он решит покопаться у меня в мозгах? И что потом станет со всеми нами, когда он узнает... – Именно за этим я и вернулся, дорогая, – перебил ее Септимус. – Полагаю, пришло время научить тебя окклюменции. – Меня? – Элеонора посмотрела на покойного мужа, точно он не только умер, но еще и сошел с ума. – В мои-то годы?! – Ты хочешь защитить нашу семью, и в особенности Северуса? – сурово поинтересовался Септимус. – Вижу, что хочешь. С этого дня мы с тобой начнем заниматься, дорогая. Лишь когда я сочту, что ты способна противостоять мистеру Риддлу, тогда ты и сваришь свое противоядие. Надеюсь, ты не обработала портрет заклятием Вечного приклеивания и возьмешь меня в лабораторию. Нет слов, как я соскучился по нашей совместной работе, моя ворчливая женушка. Миссис Принц закусила губу и отвернулась. Никому в мире, включая горячо любимого супруга, она не была готова показать своих слез. Пусть даже и слез радости. *** Сидя за столиком одного из лучших в магическом Лондоне ресторанов, Эйлин Принц судорожно раздумывала, что ей ответить на предложение Реджинальда провести эту ночь с ним. Они встречались вот уже около двух месяцев, и все это время Бакстер вел себя как настоящий джентльмен и ограничивался поцелуем в щеку при встрече. Иногда, правда, он бросал на Эйлин пылкие взгляды, от которых ее сердце начинало учащенно биться, но дальше дело не шло. Эйлин не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, уже много лет обделенная вниманием Тобиаса, она прямо-таки жаждала любви, нежности и... секса. С другой, именно физический аспект отношений приводил ее в нескрываемый трепет: в постели Снейп был груб и несдержан. Предварительные ласки он считал достоянием геев и слюнтяев, а к потребностям Эйлин не прислушивался вовсе. Ей было стыдно признаваться в этом, но к своим тридцати с лишним годам она никогда не испытывала оргазма. Пока Тобиас не расколотил вдребезги их старенький телевизор, она несколько раз наблюдала выражение неимоверного блаженства на лицах актрис, игравших в интимных сценах, и осознавала, что, вероятнее всего, именно так и должны выглядеть нормальные отношения. Но кино отличалось от жизни примерно так же, как магглы от волшебников, и Эйлин постепенно смирилась с тем, что в худшем случае секс так и останется для нее возней под одеялом, сопровождающейся болезненным выкручиванием сосков и злым шепотом: «Ноги раздвинь, кукла фригидная!», а в лучшем... его не будет совсем. – Прости, дорогая, я, наверное, поспешил со своим предложением, – расстроенно произнес Реджинальд, увидев замешательство на ее лице. – Просто мне показалось... – Нет-нет, – улыбнулась Эйлин, – тебе не показалось... *** Они с Бакстером аппарировали прямо к калитке маленького уютного коттеджа. – Я... я не знал, согласишься ли ты, но решил... – Реджинальд окончательно смутился, взмахнул волшебной палочкой, и дорожка к дому озарилась светом десятков свечей. – Если ты против, я все сейчас же погашу, – торопливо прибавил он, вероятно, до смерти боясь показаться в ее глазах нелепым сорокапятилетним романтиком. Вместо ответа она переплела его пальцы со своими и различила явственный вздох облегчения. Реджинальд действительно оказался романтиком. Свечи были везде: в прихожей, на лестнице, в широком коридоре, ведущем в хозяйскую спальню. Распахнув дверь, Эйлин ахнула и прижала руки к груди: здесь тоже повсюду в воздухе парили свечи, а на прикроватном столике, рядом с бутылкой шампанского и двумя бокалами, стоял огромный букет роз. Эйлин в нерешительности застыла на пороге. Она понимала: войдя в эту комнату, она тем самым даст свое согласие на то, что случится дальше. «А вдруг и этот кажущийся таким порядочным, добрым и внимательным человек в конечном итоге станет обходиться с ней ненамного лучше, чем Тобиас? А вдруг она вообще не заслужила любви и счастья?» Все эти вопросы вихрем пронеслись у нее в голове, пока она усилием воли не заставила себя успокоиться. – Дорогая, тебя что-то тревожит? – услышала она взволнованный голос Реджинальда. «С какой стати ты возомнила, что заслуживаешь лишь Тобиаса Снейпа с его грязными лапами и пивным перегаром?! – прикрикнула она на себя. – Почему думаешь, что больше никогда не будешь счастлива и любима?!» Она повернулась к Реджинальду и осторожно коснулась его губ своими... *** «Наверное, все это – просто прекрасный сон», – размышляла Эйлин, открыв глаза на следующее утро. Все свечи погасли, и в спальне царил полумрак. Реджи тихо похрапывал рядом, время от времени чему-то улыбаясь во сне. Трудно было представить, что этот мужчина, по-детски подсунувший обе ладони под щеку, всего несколько часов назад доставил ей море удовольствия и показал, чего она была лишена все эти годы. Эйлин потянулась и счастливо вздохнула. Все тело отзывалось приятной истомой, а при воспоминаниях о чувственных поцелуях Реджи, о его мягких ласковых руках, откуда-то безошибочно знавших, как сделать ей приятно, о глубоких неспешных толчках внутри нее, она снова возбудилась так, что едва не застонала. Все ее недавние страхи развеялись, как туман в солнечный день. Реджи идеально подходил ей в постели. Она никогда не испытывала ничего подобного, и горе тому, кто попробовал бы сейчас встать между ней и Бакстером! Как-никак она – волшебница из старинного темного рода! Мысленно Эйлин раз за разом возвращалась к событиям минувшей ночи, словно боясь поверить, что это действительно произошло с ней. – Мерлин, как же с тобой хорошо! – выдохнул Бакстер в какой-то момент, сжимая Эйлин в объятиях и входя в нее так глубоко, что всю ее скованность как ветром сдуло и она впервые позволила себе закричать. – Ты совершенно потрясающая женщина! – сказал он чуть позже, когда они пытались отдышаться после долгого, нежного и умопомрачительного секса. От этих слов, которые она столько лет мечтала услышать от Тобиаса, пока ее любовь к нему не переплавилась в ненависть и презрение, очерствевшая душа Эйлин точно оттаяла. Если раньше она еще сомневалась, что чувствует по отношению к Реджинальду, то в эту минуту была абсолютно убеждена: рядом с этим человеком ей бы хотелось прожить всю оставшуюся жизнь. Несмотря на возбуждение, усталость и переживания последних нескольких часов взяли свое, и она снова задремала. Проснувшись окончательно, Эйлин увидела прямо перед собой маленькую коробочку из алого бархата, в которой лежало кольцо с крупным бриллиантом. – Выйдешь за меня? – спросил Реджинальд, вместе с одеждой отбросивший вчера всю свою неуверенность. Больше всего на свете Эйлин Принц не любила плакать. «Никогда не показывай собственную слабость! – учила ее бабушка Элеонора. – Никогда. Ни перед кем». Впрочем, сейчас Эйлин совсем забыла все наставления. Счастливо улыбаясь, она кивнула и расплакалась в подушку.